Сильные

Рин отличается от обычных девушек — не только тем, что дочь Сатаны, серьезно, что это за отличие? Мало ли полудемонов в мире. Не потому что экзорцист. Потому что выглядит как мальчишка и охотно поддерживает чужое заблуждение. Потому что не носит юбки и шорты, ругается грязно и часто злобно опаляет кончики волос, едва успевают отрасти. У Рин фигура коренастая, мужская такая, кажется, — она мечница, она хочет надрать жопу Сатане, и все это воспринимается так правильно, сплошным пластом чего-то связанного и взаимозависимого — но только не когда Рюджи узнает, что Рин девушка. Шестнадцати лет, решительная и очень красивая девушка. Видит ее однажды в бриджах и легком сарафане — или чем-то подобном, серьезно, он не разбирается, — с открытым мороженым в руке, такую теплую, незнакомую. И грудь у нее есть — видно, утягивает; это объяснило бы, почему он даже не задумывался о такой возможности. Рюджи с детства видел при храме танцовщиц, которые также грудь утягивали — но не чтобы что-то скрыть, а чтобы показать себя. Рин показывает себя иначе: сильная, громкая, решительная, она делает один шаг, выкрикивает одно слово — и все взгляды принадлежат ей, Ватикан наблюдает за ней, демоны смотрят на нее и так и норовят выхватить отцовский меч. Рин ухмыляется — этими своими белоснежными зубами с самыми настоящими звериными клычками в углах рта — и, не вытаскивая меч из ножен, идет причинять справедливость. Рин отличается от других девушек, и Бон осознает это, когда впервые видит, что Рин — она. Вот и все. А потом он оглядывается. У Камики мерзкий характер, говорить с ней — только тратить нервы, она сложная, безумно сложная и, кажется, не понимает себя совершенно. Но ее духи — лисы, и Бона это в один момент настораживает. Камики странная. С серьезным, вечно нахмуренным лицом и двумя хвостиками, она молча и усердно пишет конспект, на переменах читает книги, а выходя из класса одна — всегда начинает невесомо двигать губами и улыбаться чему-то, что не видит никто, кроме нее. Бон, в первый раз заметив, тянется глаза протереть — появляется чувство, будто он никогда не видел демонов и не учился на экзорциста. Что он только из-за этого не видит, с кем говорит девушка. Но к Камики нельзя подойти и спросить: они даже не друзья. Они друзья с Рин, но… Бон… так и не наладил с ней отношения. И клыкастая ухмылка, расцветающая у нее на губах по поводу и без, не располагает к скорейшему сокращению дистанции. Морияма мягкая, шумная, и она вроде бы знает — но вечно неправильно. Она с трудом втягивается в учебный процесс, не находит друзей и с вечной глупой улыбкой стоит в толпе где-то позади в школе — Бона это бесит. Она слабая. А потом он вспоминает, как она помогла им с гулем на экзамене. Каков был ее дух, способный понимать все эти ее неправильные названия растений и выращивать их, и какова она — способная их тут же без задней мысли использовать. Решительная. Даже отчаянная. Как Рин, но Рин как будто знала обо всех своих силах, готова была применить целую многоступенчатую стратегию в случае чего. Рин была умопомрачительно уверена в себе, а Морияма… Шиеми выглядела, будто внучка ведьмы из старых русских фильмов — перенимающая науку у той, кто даже не выглядела, как девушка. У той, кто утягивала грудь, стригла коротко и неровно волосы, делала все, лишь бы создавать не то ложное, не то расплывчатое впечатление. И Щура. Сильная, дикая, единственная, кто правда вывел Рин из себя. Бон еще подумал: эту девушку доведет только такая же девушка. Шиеми мельтешила рядом с ними, пока Щура тащила Рин, пытаясь, кажется, придушить ее не то собственным предплечьем, не то большой грудью. Бон видел издалека: Рин паниковала. Бон все еще не сказал ей, что знает ее секрет. Бон продолжает оглядываться, и каждая женщина в поле его зрения — сильная. Кто-то тащит огромные пакеты пешком, и Бон не может знать, сколько кварталов им идти, сколько подниматься этажей до квартиры и какие обязанности их ждут после. Он пару раз предлагает помочь — и пару раз его отшивают, стреляя молниями из глаз однажды и вежливо отводя взгляд — в другой раз. Экзорцистки защищают его как арию, экзорцистки довольно лыбятся, общаясь с такой же ухмыляющейся искряще-радостно Рин, и Бон думает: экзорцисты не видят, кто она, а женщины почему-то да. Словно она и правда ведьма — плетет защитное заклятье-паутину вокруг себя, чтобы мужчины ее опасались и недооценивали. Чтобы правды не видели. А женщины видят дальше и глубже, и Бон… забывает о том, почему раньше считал Морияму слабой. Почему думал, что Камики с ее мерзким характером хуже него. У него бывали заскоки, он знал и старался не поддаваться, но получалось по-разному. Сейчас эти заскоки просто испаряются, потому что громкий смех Рин Окумуры мелодичнее любой музыки, какую он слышал. Потому что когда Камики говорит ему что-то — он внимательно слушает. Потому что когда в отсутствие Рин Морияма, робко улыбаясь, подходит с вопросами — Бон считает, что обязан ответить в полной мере. Потому что девушки — те, о ком тоже не стоит забывать, соперничая с одной полукровкой за право надрать жопу венценосному придурку из Геенны, к которому не подобраться без чертовой силы и высокого статуса. Потому что. Бон закрывает глаза, чувствуя, как жжет свежие ссадины мазь, Рин говорит — приготовленная Шиеми. Рин говорит: зачаровывала Камики, так что мазь правда злобная. Рин говорит: я мысли читаю, так что в курсе, что ты у нас изменился, после того как меня без утяжки увидел, — и хлопает его по смятому в нихуя прессу, и Бон цыкает, но больше никаких звуков не издает. Рин хмыкает довольно и, кажется, выходит. Из коридора кричит: — Я жрачку принесу! Бон вымученно распластывается на кровати в одной из пустых комнат общежития, в котором жили близнецы Окумура. Ему — есть? Она издевается? Но он мысленно дает себе по лицу: Рин пострадала больше и раны ее уже, очевидно, если совсем не зажили, то почти совсем. Она не хнычет и не закрывает предплечьем лицо, чтобы сдержать стон боли. Она улыбается. И Бон думает, что он, конечно, идиот, но не может ей проиграть. А потом его лечит сама Шиеми, а Рин на фоне смеется громко и резко, несдержанно, пока Морияма говорит ей что-то с очень недовольным лицом. Есть с отбитым напрочь желудком оказалось хреновой идеей, но Бон просто не мог иначе. Это был вызов. Идиотский вызов, на который раньше он никогда бы не повелся, зная, что его кидает ему женщина. А сейчас. Сейчас его сильнейшая соперница была женщиной с клыкастой и наглой ухмылкой, его лечила социально неадаптированная одноклассница, а другая одноклассница видела как экзорцист больше, чем он сам. И он не смел им проиграть. Другой вопрос, что не все вызовы нужно принимать, даже когда понимаешь, что они идиотские, а с последствиями будешь разбираться ты сам. Право, это не важно. А теперь скажите это, глядя в глаза Шиеми.