Наш с тобой секрет

      Ничем не примечательный торжественный вечер в Министерстве. Убивающий тоскливым вопрошанием взгляд Рона сквозь толпу: расставание прошло болезненно для вас обоих, но только он одиноко блуждает в неизвестности и никак не может понять, что вдруг с вами случилось, что разбило все его мечты и надежды. Знаешь ты, но никогда ему не расскажешь. Рон не поймет твоих метаний, природы твоей в одно мгновение исчезнувшей любви. Он спокоен внутри, он знает, чего хочет, он определен. Твоя внутренняя, незаметная посторонним глазам тоска, неудовлетворенность собственной жизнью, пресыщенность им... как ты можешь ему рассказать?       Пусть и мучительный, разрыв с Роном должен был принести освобождение, открыть новый, спасительный путь… однако восемь месяцев спустя легче не стало. С отчаянным упорством ты пытаешься разобраться в бесконечном путаном клубке сомнений и противоречий своей души. Ты избегаешь Рона, потому что боишься от слабости сдаться на его волю, вернуться в привычные, теплые объятия, что медленно и верно станут лишать тебя воздуха, ограничивая и лишая возможности быть другой — какой с Роном ты никогда быть не сможешь. И дело, как бы ни казалось, вовсе не в нем. Ничего из перечисленного Рон не делает намеренно. Разумеется, нет. Просто Рон… не тот. Он не поймет, он не подыграет тебе. Он другой. И вы не совпадаете. Ты смогла пробраться к правде сквозь иллюзорный, обеспеченный долгой дружбой покой вашей любви; разбередив себе душу, поняла, почему имеющихся у тебя чувств... недостаточно, но Рон никогда не сумеет этого понять. И никогда не узнает.       Во избежание встречи наедине тебе приходится лавировать среди чуть пьяных гостей, скрываться за их спинами, исчезать на несколько минут в пустых коридорах, ведущих из зала приема к нескольким выходам наружу и закрытым комнатам, но неизбежно ты вынуждена возвращаться и быть на виду: сегодня ты нужна Кингсли для неформального обсуждения грядущего закона о правах оборотней с новым альфой стаи и потому не можешь уйти. Взвинченная до предела, ты озираешься по сторонам, надеясь приметить Рона и продумать дальнейшее отступление. Повсюду люди, чьи перемещения по залу приема кажутся до головокружения хаотичными, духота и гомон пары сотен голосов отдаются ударной точечной болью в голове. Нужно поскорее найти Кингсли, ускорить столь важный разговор и уйти домой. Ты ненадолго отвлекаешься от беспокойных мыслей о Роне и продолжаешь теперь уже поиски сверкающей пурпурной мантии Кингсли. Внимательным взглядом с нетерпением скользишь по толпе, но неожиданно будто спотыкаешься, замираешь как невинная зверушка перед заставшим ее врасплох хищником. Темно-серые глаза (завороженная, ты даже не в состоянии понять, кому они принадлежат) удерживают тебя на месте и приковывают к себе. Пространство между вами меняется, размывается и мутнеет. Время растягивается, словно кто-то только что раскрутил Маховик. Нечитаемым, опасным взглядом на тебя сквозь толпу смотрит Драко Малфой.       От необъяснимого, ударившего по телу испуга ты резко вдыхаешь уже знакомую неприятную смесь ароматов чужого парфюма и приходишь в себя. Вокруг все тот же гул светских бесед и спертый воздух. Развернувшись, ты снова прячешься за спинами незнакомцев. Но про Рона больше не вспоминаешь.       Тот его взгляд не покидает твою память все выходные. Что-то было не так. Ты едва ли вспомнишь, когда в последний раз после школы осознанно контактировала с Малфоем. Он работает в Министерстве, это тебе известно: иногда среди других служащих, пересекающих Атриум или входящих в лифт, сверкала и его белобрысая макушка. Но этим все и заканчивалось. Последние годы Малфой всегда был где-то на фоне твоей жизни. С чего бы ему так смотреть?       В понедельник, с энтузиазмом бросившись в рабочую рутину, ты все равно не в силах отделаться от странного предчувствия (с каких пор они тебе свойственны?), от отпечатавшегося в голове неясного обещания в серых глазах. Ты живешь как будто во сне. День за днем рассеянно перебираешь бумаги, пробегаешься глазами по текстам законопроектов, но не понимаешь, о чем говорят вышедшие из-под твоей же руки слова. С тревожной регулярностью неосознанно застываешь в одной позе на долгие минуты, не замечая, как пустеет взгляд, вспыхивает лицо и краснеют щеки. Ты сама не понимаешь, о чем думаешь. Точнее, о ком, не правда ли?       Вы сталкиваетесь в пятницу вечером в опустевшем коридоре Министерства неподалеку от кабинета Малфоя (не стоит упоминать, что до вчерашнего дня ты понятия не имела, в каком отделе он работает?) и застываете. Ни звука, ни кивка. Но вы смотрите друг на друга. Безотрывно. Воздух между вами становится обжигающим, а пространство сужается; в теле, как по щелчку, разливается сладкая, околдовывающая истома, и ты хотела бы сказать, что ничего не понимаешь, но это не так. В том его взгляде ты увидела именно то, что искала. Ты осознаешь, чего хочешь. Ты признаешь. Это неведомая тебе прежде область человеческих страстей, но ты отказываешься быть благоразумной. Ты хочешь попробовать.       Малфой внимательно следит за тобой. Ждет. Как-то дьявольски сощурившись, всматривается в выражение твоего лица. И, наконец, явно на что-то решившись, твердым шагом приближается. Течение времени знакомо замедляется, сознание пустеет, перед глазами плывут расплывчатые круги — стоит почувствовать его запах, жар тела, легкие касания пальцев, пересчитывающих пуговицы твоей блузки снизу вверх, пока указательный палец его правой руки не добирается до подбородка и не обводит по контуру твой рот. От одного прикосновения тебя пробивает такая дрожь, что устоять удается с трудом. Малфой склоняется ниже, не прекращая изучать твое лицо как взглядом, так и нежными поглаживаниями: по губам, переносице, векам, щекам. Ты неподвижна и не отрываешь от его глаз своих. Это почти гипноз, но ты и не пытаешься сопротивляться. Ты хотела бы, но не можешь понять, что же между вами происходит, откуда все это между вами?       Осмелев, Малфой притягивает тебя вплотную к себе и наклоняется совсем близко. Выдыхаемый им горячий воздух опаляет губы. Ты закрываешь глаза. Он с осторожностью мягко касается губ, чуть отстраняется, проводит кончиком языка по нижней, затем возвращается к верхней, чуть всасывает, прежде чем отпустить и захватить твой рот в совершенно ином поцелуе. Влажном и жарком, страстном, почти агрессивном. Что-то необратимое только что произошло. Между тобой и Малфоем. Фатальное. Словно вспыхнул неукротимый, не подвластный никому из вас пожар, уничтоживший сдерживающие вас прошлое и границы. В твоей голове больше нет ни одного вопроса, сомнения или опасения. Только подавляющее разум желание продолжать.       Окончательно затянутая в страстный круговорот, ты не замечаешь, как до сих пор безвольно вытянутые вдоль туловища руки поднимаются и оказываются у Малфоя на плечах, оглаживая, сжимая упругие мышцы под рубашкой, как правая ладонь пробирается за расстегнутый воротник, чтобы провести кончиками ногтей по мягкой коже шеи, как пальцы левой проскальзывают в белокурые волосы и тянут голову назад, пока сама ты прижимаешься сильнее. Тебе нужно быть ближе. Сейчас. Ты не знаешь, как давно вы стоите посреди коридора, не знаешь, когда Малфой принимается ласкать твою шею, когда губами сжимает мочку уха, когда расстегивает верхние пуговицы и проникает под блузку, горячими ладонями оглаживая твою ноющую грудь сквозь тонкий кружевной бюстгальтер. Ты не понимаешь, где ты и что с тобой происходит. Тело вспыхивает, подчиняясь рукам Малфоя, его лихорадочным губам, и хочет еще. Больше, сильнее, горячее. Ты теряешься в дурманящем забытьи. На твое счастье, Малфой еще помнит, что в двух шагах находится его кабинет. Не размыкая объятий, вы вваливаетесь внутрь и захлопываете дверь.       Не успев опомниться, ты оказываешься усаженной на офисный стол. Малфой выглядит совершенно безумным, лихорадочным. Его руки дрожат, когда он поддевает резинку твоих трусиков и, попутно чуть вдавливая ногти в нежную кожу бедер, стягивает их вниз, усмехаясь твоему раздавшемуся в тишине кабинета сдавленному шипению. Ты пытаешься возмутиться его неторопливыми пытками, но получается только недовольно простонать. Уже доведенная до беспамятства этой недолгой игрой, ты едва в силах размышлять о происходящем. Это сумасшествие — быть здесь. Сидеть на столе Малфоя с широко разведенными ногами, без стыда демонстрируя ему всю себя, пока он, стоя на коленях, неторопливо выцеловывает узоры на твоих икрах, медленно поднимаясь к коленям. Ты опускаешь голову, без всякого умысла облизываешь пересохшие, раскрытые в неосознанном ожидании губы — и ловишь затуманенный и восхищенный взгляд темно-серых глаз. Ваше тяжелое, прерывистое дыхание отдается сотнями впивающихся в кожу иголок. И ты хочешь большего.       Твоя полуобнаженная грудь требует прикосновений, и под абсолютно потерянным взглядом Малфоя ты расправляешься с оставшимися пуговицами и вытаскиваешь полы блузки из-за пояса задранной до живота юбки; медленно стягиваешь ткань с плеч, впитывая каждую реакцию Малфоя, наслаждаясь напряженным выражением его лица, проступившими на висках венами, хриплыми вздохами, что вдруг затихают, когда ты, пробравшись под чашечку бюстгальтера, ладонью обхватываешь грудь, большими пальцами лаская затвердевшие соски. Спустя несколько минут безотрывного наблюдения за каждым твоим жестом Малфой подрывается с пола и с жадностью набрасывается на тебя с поцелуями, освобождает от блузки и принимается за юбку, но не снимает — лишь на секунду приподняв тебя над столом, задирает ее выше, собирая гармошкой где-то на талии. Гладкость деревянной столешницы под обнаженной кожей, полное осознание пошлой развязности позы ошеломляют тебя, но нисколько не отрезвляют, а возбуждают сильнее, застилая разум безумной пеленой. Ты сама дергаешь Малфоя за ткань распахнутой рубашки (ты даже не помнишь, когда успела ее расстегнуть) ближе к себе; ты же вынимаешь ремень из шлевок пояса брюк, тянешь молнию на ширинке вниз и, не потратив ни секунды на сомнения, спускаешь его белье вместе с брюками, освобождая член, который, наконец, обхватываешь рукой. Малфой дергается и стонет, толкаясь в твою ладонь, прижимая губы к твоей шее в беспорядочных поцелуях. С коварной, не присущей тебе улыбкой, ты прекращаешь ласки и, упершись ладонями в стол, чуть откидываешься назад, смотришь из-под отяжелевших век и ждешь.       Малфой действует так, как будто ему известна каждая пронесшаяся в твоей спятившей голове мысль. Подхватив под коленом твою правую ногу, он резко входит на всю длину, заполняя тебя до конца, лишая возможности дышать. Ты захлебываешься в собственном полувздохе-полукрике. Никто никогда не делал с тобой ничего подобного. Ничего столь восхитительно совпадающего с обитавшими в твоих грезах картинами. Хриплые, томно сбивающиеся выдохи у твоего уха, набирающий скорость темп толчков — глубоких, наполняющих, растягивающих — горячие руки, беспрестанно скользящие по вспыхивающей коже, холод сквозняка на влажных, оставленных губами Малфоя на твоей шее следах, прерывистый бессвязный шепот, который не разобрать... Выгнув спину, грудью ты крепче прижимаешься к обнаженному малфоевскому торсу, хватаешь ртом воздух, порываясь что-то сказать, но вырываются одни мольбы.       — Сильнее…       Он стонет.       — Еще…       Стиснув зубы, Малфой вбивается в тебя с такой силой, что ты едва можешь дышать. У тебя кружится голова, а сердце бешено, иногда сбиваясь с ритма, стучит где-то в горле. Ваши с Малфоем стоны и хрипы смешиваются и пробегают по телу опьяняющей волной. Ты близка к грани, и Малфой, словно предчувствуя это, прижимается пальцем к клитору, лаская его кругами, прежде чем резко нажать — несильно, именно так, как нужно, — и ты сотрясаешься всем телом, захлебываясь собственным криком. Малфой продолжает двигаться, но ты едва замечаешь, как возрастают его стоны и как внутри тебя пульсирует его член. В сознании, как и в теле разливаются пустота и покой.       Гул в ушах не позволяет тебе услышать слетающих с его губ откровенных слов.       С той пятницы проходит пара месяцев, но вы и не думаете прекратить начатое и все также видитесь практически каждый вечер. Малфой — загадка, сводящая тебя с ума; необычное столкновение противоречий, то самое, о котором ты столько мечтала. Он властный, но нежный (да, теперь ты знаешь, каков он), он грубый, но умеющий понять самую суть; он самовлюбленный, но внутренне до трогательности не уверен в себе. Ты все это знаешь, но тебе стыдно за вашу связь. Немного. Но стыд можно было бы преодолеть, стой оно того. Ужас в том, что ты знаешь: отношения с Малфоем (смешно) того не стоят. Совсем.       Да, он кажется идеальным в своей противоречивости, да, в нем есть все то, чего тебе так не хватало в Роне и других промелькнувших в твоей жизни парнях. Рон был нежным, но ничуть не властным, он был понятным, надежным и совсем не интригующим — и это убивало твою к нему любовь. Ты могла им управлять, могла обхитрить его — и, Мерлин, как же это оказалось скучно. Вы не были достойными соперниками; да, ты хотела борьбы, забавной любовной игры — уж теперь, познакомившись с ней, ты совершенно точно знаешь причину развала ваших с Роном отношений, знаешь, почему вдруг поцелуи с ним стали пресным, обязательного характера занятием, не вызывающим ни капли ярких, будоражащих нутро эмоций. Все закончилось, когда ты все поняла про Рона. Ответ прост.       Малфой отличается от всех, кого ты когда-либо знала. Он отличается даже от самого себя школьных лет. Его мысли и чувства остаются тайной, но таков порядок вещей. Ты никогда не спрашиваешь его о личном (даже о том, первом взгляде) и ничего не рассказываешь сама. Пресекаешь любые, не столь давно возникшие попытки завести разговор о планах на будущее. Он замечает твои уловки и злится, но всегда возвращается к правилам игры. Потому что это только игра и ничего более.       С мужчинами, подобными ему, нельзя построить будущего. Тем более — с вашей предысторией. Совместная с Малфоем жизнь за пределами спальни для тебя убедительно невозможна. Даже представлять, как ты ходишь на семейные ужины в Малфой-мэнор, кажется абсурдным занятием. Внимательно все обдумав и рассудив, ты не мечтаешь о том, каким могло бы быть ваше «долго и счастливо», зато отчетливо видишь, каким будет конец. Ваша связь слаба, хрупка и скоротечна. Она не просуществует долго и изживет саму себя, но пока этого не произошло, ты позволяешь Малфою все.       Иногда ты с эгоистичным восторгом замечаешь, как он покоряется тебе: его взгляд, совершенно потрясенный и очарованный, пробирает тебя восхитительной дрожью по всему телу, до самых кончиков пальцев ног; это сладкий, вызывающий зависимость дурман, отказаться от которого все тяжелее. Ты чувствуешь себя Пентесилеей, царицей амазонок, пленившей своего Ахилла, ты без сомнения можешь быть уверена: он оставит всех ради тебя, если попросишь, он пойдет против собственной природы. Глупый соблазн рискнуть иногда пробивается сквозь крепко выстроенные стены благоразумия, но ты знаешь, как заканчиваются истории подобные вашей, как разрушительна страсть, вспыхнувшая между двумя противоположными друг другу сторонами. Ты знаешь — и ни за что на это не пойдешь, но в такие мгновения, как это, когда он безотрывно следит за тобой замутненным взглядом, хрипло выдыхая в такт каждому касанию твоего языка на его члене (ты знаешь, как ему нравится, и мучаешь, каждый раз оттягивая завершение, то замедляясь, то ускоряясь; то контролируешь каждое движение, то отдаешь власть ему, подчиняясь: чуть откидывая голову назад, расслабляешь горло, позволяешь ему делать с собой все что угодно, и он почти сходит с ума).       Ты быстро поняла, что его фетиш — ты, обнаженная, стоящая перед ним на коленях правящая воительница, в минуту благосклонности разрешающая ему получить то, чего он столь невыносимо хочет (наверняка он почти кончает, вспоминая, как именно тебя зовут; можно ли сомневаться, что в его пятнадцать ты была героиней его жарких фантазий? Едва ли, ведь он сам тебе рассказал).       Его обращение с тобой будоражит. Кажется, на твоем теле нет и сантиметра кожи, к которому он бы не прикоснулся, он восхитительно внимателен и нежен, он не нуждается в твоих подсказках и указаниях, он изучил тебя сам — безустанными экспериментами над твоими ощущениями, запомнил каждый собственноручно добытый импульс под твоей кожей, каждый соскользнувший с твоих губ стон и — да — крик. Ты никогда не кричала в постели с Роном, никогда; ты думала, крики тебе не присущи — Малфой доказал, что это не совсем так. (Совсем, совсем не так, не так…)       Его срывающийся на каждом слове голос пробивается сквозь плотный туман желания подобно потоку ледяного ветра.       — Когда... когда мы… всем расскажем?       На секунду ты замираешь, прекращаешь движение губ по его груди, но быстро приходишь в себя, продолжая продвигаться вниз, вслед за дорожкой светлых волос, а рука спускается дальше, прямо к выпуклости под тканью его трусов, сжимает и поглаживает, медленно, очень медленно, томно, отвлекающе.       Ты не готова дать ответ прямо сейчас, хотя решение давно принято. Риски, минусы и последствия взвешены, но еще не время, еще можно продолжать то, что начато. Скользнув вверх по его телу, задевая своей грудью его, ты прижимаешься ближе, прослеживаешь линию челюсти губами и языком и, наконец, чуть прикусываешь мочку уха. Он стонет, но все еще помнит о важном для себя вопросе.       — Грейнджер? — Он пытается повернуть голову так, чтобы посмотреть тебе в глаза, но ты намеренно не позволяешь ему и, крепче прижимаясь губами к уху, шепчешь:       — Зачем? Это наш с тобой секрет, разве не восхитительно? — Твоя рука на последнем слове оказывается под резинкой его белья и касается члена. Кожа к коже. Драко хрипло выдыхает, подаваясь бедрами вперед, отвлекаясь, забывая ваш разговор. Ты сумела одурачить его и сохранишь секрет. Пока не придет время с этим покончить.