***
Он бесцельно бродил взад-вперед по пустой, ночной поляне, а внутри взад-вперед бродило множество сложных вопросов. Ночная прохлада, медленно поднимающийся от зелёной травы туман, даже насекомые-кровопийцы его не остановили. Домой он идти… боялся. Иррационально и глупо, но в компании друзей и знакомых он чувствовал себя совсем чужим. Может, лучше сегодня переночевать где-то на опушке…? Кто они с Цезарем друг для друга? Животрепещущий вопрос вызывал у Астерикса рой бабочек в животе, что весьма тошнотворно, но терпимо. Всё не так больно в сравнении со случайно брошенным в тебя менгиром… Римляне под управлением Юлия с завидным упорством регулярно нападают на деревню — но, увы, галлы уперты настолько же, насколько упорны и их враги. Обе стороны не уступают друг другу в целеустремлённости, это точно. Поэтому их война, в перспективе, будет длиться бесконечно. Галлы будут защищаться до тех пор, пока римляне продолжают нападать, все очень просто. Но почему Юлий не сдается? Есть ли у этого более глубокая, человеческая причина, если не желание завоевать ещё больше земель? У галла опускались руки. Как же он зол и одновременно разочарован! Именно разочарование его обезоруживает и не позволяет сейчас же метнуться к ближайшему лагерю римлян и слегка «размяться». То, что он был расстроен, отнимало у него все силы. Все, что он мог сделать — это сцепить челюсти до боли и наворачивать круги по ночной поляне в попытке угомониться. Парочка ближайших деревьев подверглась мечной атаке. Астерикс попытался выпустить пар, но от усталости и неуверенности его меч очень скоро выскользнул у него из рук и бесшумно упал в траву. …Ругательства были слышны издалека. Обеликс просто переносил свой менгир со двора за ворота деревни по просьбе Авторитарикса, когда заметил маленького Астерикса вдалеке, размахивающего руками. Очевидно, он был чертовски разозлен. Обеликс порадовался, что не успел далеко уйти. Когда этот галл распаляется, к нему лучше близко не подходить.***
Римляне объявились ни свет, ни заря. В этот раз пришлось поторопиться, несколько каменных снарядов были выпущены без предупреждения и разбили деревянный забор. Вот тебе и будильник. Консерваторикс первый возмутился такому бестактному поведению, и хотел было выйти на переговоры, но Автоматикс вовремя оглушил его, как это обычно и делал, когда бард вытворял невесть что. — Ишь, тактичный варвар нашелся, — хмурился он. Но, как бы серьезно не были настроены римляне, этот день ничем не отличался от другого: все равно галлы выбегут, заряженные волшебным зельем, налетят кричащей толпой и вмиг разобьют даже самый хорошо организованный строй. Все было как обычно, с допущением в виде Астерикса, который особенно активно рвется в бой. — Эй-эй, Астерикс! Оставь мне хотя бы одного! — издевался Антисанитарикс, сражаясь со вторым бок о бок. — В прошлый раз два взвода на вас оставил! Сам не жадничай! Астерикс был в хорошем расположении духа. После случившегося ему приходилось махаться с пустотой (даже не с деревьями, в конце концов, он уважал чувства Гетефикса, который выл от боли, когда кто-либо делал больно деревьям, и за подпорченные ветки он извинился), а теперь представилась возможность размяться по-человечески: и повод есть, и народу полно. В общем, разгуляться есть где. Предыдущее представление с Цезарем в качестве гостя с жутким треском провалилось — видимо, поэтому в этот раз на поле боя собралось народу, как на Олимпийские игры. Оказалось, он нечеловечески сильно соскучился по драке, хорошей такой, выматывающей, после которой со лба будет сходить седьмой пот. Раздача оплеух шла по расписанию, по предварительным подсчётам легионеры должны были закончиться к обеду, как вдруг издалека послышался зов медной трубы. — Подкрепление! — Обеликс радостно захохотал, да и друзья вокруг поддержали его ликованием. Ещё бы, за две недели любому надоест лупить друг друга по рожам, какому нормальному варвару не захочется размяться на легионерах в шумящей, ламинированной лёгкой броне с утра пораньше? Только один Астерикс замер, напряжённо всматриваясь вдаль, в лица прибывших римлян. Внутри все заклокотало — страшно было увидеть среди них одно, конкретное лицо. А страшно потому, что он чувствовал, что может не удержаться и поддастся очередному импульсу. — Кажется, опять Цезарь пожаловал! «Не могу поверить своим ушам!» в отчаянии Астерикс пытался сделать вид, что не услышал слова Автоматикса и ещё активней принялся раскидывать легионеров в стороны. Разговоры поползли по головам, быстро распространились, как по ветру, и теперь каждый знал, что Цезарь со своим приближенным — Брутом — верхом на благородных, белых лошадях, остановились на пригорке, и наблюдали за происходящим. — Видать, учится на своих ошибках! — смеялся Обеликс. — В прошлый раз я так удачно в вышку зарядил, выбил страйк! — Ну что, кто пойдет с ними разбираться? — Решать на камень-ножницы-бумагу будем? — Хватит пороть чушь, — Астерикс не выдержал, снова вспылил. То, каким вдруг нервным он стал, заметили вообще все, но не говорили об этом вслух. — Ну что, Астерикс, пойдешь, отвесишь этому «нетактичному» Гаю качественную оплеуху? — Я? — Ты! — Какая честь, — со злобным сарказмом протянул Астерикс, качая головой. — Я же уже извинился! Хотя сам не понял, за что. Вечно все так! Ведь нет моей вины в том, что ты в прошлый раз мало дрался? — Обеликс развел руками, случайно задев рукой случайного легионера и отправив его тем самым в облака. —…Не совсем… — Ругаться с Обеликсом сейчас совсем не хотелось; кажется, эффект зелья подходил к концу, а с ним и испарилась львиная доля физического напряжения. — Хватит измываться над Астериксом, дуболомы, — мимо пробежал Авторитарикс, не на своих ногах, конечно, а на ногах носильщиков, несущих его на щите, — Ломайте, крушите подмогу, или я заберу всех себе! Ждать не буду! Внимание варваров мгновенно, как по щелчку пальцев, переключилось на прибывающую к ним новую порцию чистых, ещё не помятых римлян. Астерикс с облегчением вздохнул. Короткий, острый диалог лишь подлил масла в огонь; как бы он не старался отрицать свои чувства и желания, они все равно рвались наружу, овладевали и управляли им, как марионеткой. «В прошлый раз не получилось, значит в этот раз выйдет наверняка.»***
— Я вызываю тебя на бой. — Звучит уверенно, отчётливо. Он держит спину прямо, нахмурил брови, смотрит с вызовом. Такое невозможно проигнорировать. Он это знает, Юлий тоже. — Я принимаю вызов, — отвечает ему Юлий чуть погодя, и без промедления слезает с лошади. Брут наблюдает за этим возмущенно, теряется, пытаясь подобрать слова. — Но Цезарь! — Не надо беспокоиться, Брут, через пятнадцать минут я вернусь. — Попытка унизить Астерикса успехом не увенчалась; тот уже развернулся, не дожидаясь конца разговора между римлянами, и пошел к лесу. И Гай проследовал за ним. Брут обиженно фыркнул, и развернул лошадь. Астериксу показалось, что этот парень не то, чтобы волновался за Гая, а, скорее, завидовал галлу… Или ему просто показалось… Тем не менее, Цезарь пошел за Астериксом следом, и они вместе зашли в лес, туда, где им точно никто не помешает. …Вокруг было значительно тише и спокойней, чем возле деревни. Настолько умиротворенное у природы было настроение, что идея подраться в этой обители гармонии показалась совсем кощунственной. Но обратного пути уже нет. Они встали друг напротив друга, обнажили клинки. Сердце забилось чаще. — Что же, галл, так не терпится сразиться со мной? — Уж поверь, ждать я умею, но в этот раз тебе не удастся скрыться! — В прошлый раз ты был тем, кто сбежал… Астерикс заскрипел зубами от гнева. Не будет же он объяснять Цезарю всю нюансировку, как и почему он тогда не смог его ударить! Начать оправдываться перед оппонентом — значит уже проиграть игру, и больше уступать Цезарю он не собирался. Резко сорвавшись с места, он бросился в атаку, зазвенела сталь. Астерикс пообещал себе, что это будет равный бой, и силу зелья он применять не будет — это будет честная схватка, где силы у обеих сторон равны. Гай активно защищался, и казался таким спокойным, что у Астерикса летели искры из глаз. Вот оно, то, что вымораживает его больше всего на свете. Цезарь был единственным гадом на всей земле, который мог заставить галла почувствовать себя вспыльчивым, импульсивным варваром, что никак не вязалось с его обычным спокойным и рассудительным обликом. Юлий будил внутри него страшную противоположность, которую он выпускал так редко, что о ней достоверно знали лишь единицы. В очередной раз отразив удар, Астерикс понял, что биться на мечах они будут ещё очень долго, возможно, пока не стемнеет — настолько равноценны были их силы. С помощью своего, пожалуй, единственного преимущества в этой ситуации — ловкости и прыткости — он схватил ноги Цезаря, тем самым повалив его на землю. Не удержав равновесие, правитель Рима сделал несколько неловких шагов и упал прямо на покатый склон. Каким-то чудом ему удалось зацепить Астерикса с собой, и они уже вместе покатились вниз по траве, и, слава Тутатису, по пути не встретилось ни одного крупного камня! Оказавшись уже внизу, на очередной, пустой поляне, Астерикс испытал чувство дежавю; вот, он снова восседает сверху, его тело бьёт дрожь от злости, и он готов нападать. Все. Это конечная станция. В дрожащей руке он все ещё сжимает свой небольшой, но весьма острый кинжал, к горлу подкатывает не то смех, не то измученный вздох. Все повторяется. Он заносит холодное оружие над Цезарем, который, как и раньше, вдруг перестал оказывать сопротивление. Он застыл, перемещая взгляд с кинжала на галла и обратно. Будто бы во всем происходящем не было ничего… Особенного. Дыхание участилось — Астерикс и не заметил, как долго он собирается сделать один удар. Один-одинешенек, и прийдёт конец злому правителю… Но все повторяется. От замешательства он забывает, как дышать. В голове крутится вопрос «Почему? Почему же? Почему? Почему я не могу ударить его? Почему?», а ответ все не приходит. — Во имя Тутатиса… — отчаявшись говорит Астерикс, — как же я устал. Подлец, что ты со мной сделал?! Рукоять кинжала чуть не выскальзывает из его руки от возникшей в теле слабости. Действие зелья подошло к концу. Этот факт окончательно добил запутавшегося в собственных чувствах Астерикса. Обречённо вздохнув, он опустил руки. Полный провал. — Вот бы сейчас ударить тебя… прямо по морде, — произносит он тихо и себе под нос, так мстительно и грозно, будто мечтал об этом с детства. Все его нутро переворачивалось, ведь он смотрел на Цезаря, а тот даже не изменился в лице; оставался таким же спокойным и сосредоточенным на происходящем. — Думаю, ты упустил свой шанс, галл. Дважды. — С этими словами Цезарь лишь с небольшим усилием спихнул маленького галла с себя. Без волшебного зелья вес его тела становился пропорционален его незавидному росту. Изумлению Астерикса не было предела — этот человек ещё и прошлый раз посмел припомнить, и ни единый мускул на его лице при этом не шевельнулся. Разочарование в себе накатило на его сознание разрушительной, мощной волной, и он так и осел на траве, поджав под себя ноги и уставившись вперёд, в пустоту. Внутри его всего неистово колотило, и он продолжал отчаянно сопротивляться этому. Астерикс никуда не уходил, и, тем более, больше не пытался напасть — парадоксально, но желания не хватало ни на что. Галл знал, Цезарь тоже нападать больше не станет — заканчивать подобные «грязные дела» он всегда поручал кому-то, но никогда не делал сам; другими словами, при любых обстоятельствах выходил сухим из воды. Так и сейчас, перед ним в полном распоряжении был разбитый галл, сильнейший воин деревни, но Цезарь даже не собирался поднимать с земли свой меч. Это все ни к чему. И почему-то Астериксу только больнее от того, что Цезарь просто не нападет на него, и концы с концами. Все лучше, чем вязкое, неприятное чувство неизвестности. — Я больше не буду пытаться. Я не смогу. Ты не достоин этих слов, но… я не смогу, — тихо, недоверчиво говорит Астерикс. Ему стыдно, но и остановиться не выходит: ему самому хотелось узнать причину, почему он не прекращает говорить с этим римлянином. Затем он слышит, как Цезарь опускается на землю рядом с ним, и раздражённо выдыхает. По спине бегут мурашки — они никогда не находились так близко друг к другу. Так сидят друзья, например, у костра, после долгой, изнурительной охоты, но точно не враги. Они ещё долго будут молчать, не понимая, что в такой ситуации ещё сказать. — В чем твой секрет, галл? — Что-что? Секрет? — Я не про ваше волшебное зелье, — Цезарь брезгливо махнул рукой, — я про… настойчивость. Упорство. Я вижу, ты очень любишь свой народ. — А ты свой? Разве не любишь? — спокойно продолжает Астерикс. Кажется, Юлий пытался что-то от него узнать, что и вызывало у Астерикса скептицизм, как рефлекс. Чтобы ответить на этот вопрос Цезарю пришлось ненадолго замолчать и подумать. — Ну, когда они делают, что просят, их можно ещё как-то вынести. — Очень в его духе. Астерикс скептично приподнял бровь. — А как же защищать их, ценить за то, кто они есть…? — галл никогда и не задумывался над тем, за что он защищает близких и родных. Да, среди них полно идиотов, но это никогда его не останавливало. — Я не терплю глупых людей. Не стал бы заводить разговор ни с одним из твоих земляков, — высокомерно фыркнул Юлий. За ним фыркнул и Астерикс, и притих, когда задумался, что это мог быть комплимент. — Но удостоил разговора… меня? — спросил он скорее из недопонимания, но ирония — это лучшее оружие. Она помогала ему скрывать то, как сильно он волнуется. — В этом нет чести. — Да и мне нет чести говорить с тобой, галл… Они оба тяжело вздохнули. Кажется, их опять унесло в ту же самую степь, в которую их уносит из раза в раз. — Тогда, может… подеремся? — Не ври себе, мы с тобой достаточно умны, чтобы понимать бессмысленность этой затеи. Астерикс не думал, что однажды согласится с Юлием. Навязчивая мысль сверлила череп безостановочно — он же враг, берегись его! Но галльский воин всё меньше его слушал. Странное перемирие вселяло в него болезненную надежду, очищала от гнева и боли, и они продолжали сидеть плечом к плечу на зелёном холме. Где-то вдалеке галльская деревня всей оравой мяла римлян, как зарядку делала, и желания присоединиться к ним не возникало. — Странно, — Астерикс с неким облегчением усмехнулся и пожал плечами — Я был так уверен, что если я ударю тебя, то мне станет легче. — Может, ты лишь хочешь верить в это…? Вопрос сбивает Астерикса с толку. — Ты… — он чувствует, как раздражение снова поднимается к горлу. — Будешь злиться на правду? — Цезарь ухмыляется, и одна его улыбка, пусть даже унизительная, заставляет Астерикса вновь почувствовать себя бессильным. — Я думал, ты умнее своих сожителей. — Ах так? — Астерикс вновь легко вышел из себя и встрепенулся, крепко сжав кулаки. Цезарь и бровью не повел. — Хочешь сказать, что глаголишь только истину? Так, тогда в чем же здесь правда? Проходит секунда, или две, прежде чем он осознает, что же произошло. Лицо Цезаря оказывается невероятно близко, какое-то мгновение он чувствует горячее дыхание на своих губах, а затем они соприкасаются друг с другом. Медленно, неторопливо, Гай даёт ему время на то, чтобы он понял, что только что произошло, но Астерикс настолько заворожен, что не сразу оправляется от шока, даже когда второй от него отстраняется. — Veritatis in sensibus. Происходящее с ним — не больше, чем фантасмагория, и ему кажется, что это все — сон, который он, тем не менее, хотел увидеть. В глубине души, конечно. И в сердце вдруг что-то отлегло, в голове просияло, стало легче, хотя щеки залило румянцем. Задаваясь множеством вопросов, он неотрывно смотрел на Цезаря. Тот прокашлялся, отвёл взгляд, очевидно, слишком смущённый, чтобы сказать что-либо ещё. Так Астерикс и решает, что и ему тоже нет нужды открывать рот. Они замерли. Умиротворенную тишину леса прерывали, разве что, пение птиц да шум бойни далеко-далеко. Гай поднялся с земли первым. Отряхнулся от пыли несколько демонстративно. — Я вынужден прервать эту аудиенцию, галл. — Цезарь взмахнул рукой, — Битва продолжается, и мне надо продолжать делать вид, что я верю в этих легионерских недотеп. Астерикс, услышав это, искренне изумился. Прямо сейчас Цезарь был с ним по-настоящему честен? Впрочем, после поцелуя… Как может быть иначе. На лице Астерикса медленно расцвела улыбка, он поднял с земли шлем со слегка потрепанными, белыми крылышками, водрузил на голову. Дождался, пока Цезарь скосит глаза в его сторону, чтобы посмотреть на него, со счастливым, сияющим выражением лица. — Ты прав. Возвращаемся. …Перед тем, как пуститься бежать, галл уловил почти незаметное изменение в Гае; его губы тронула слабая улыбка. Окрылённый новым и неизведанным, замотивированный до мозга костей и словно обретший второе дыхание, галл направлялся по знакомой лесной тропинке к деревне, где сейчас было по-настоящему жарко. С готовностью к атаке он прямо на ходу хлебнул остаток зелья из фляги, отчего в секунду ускорился до нечеловеческих показателей. Да. Галлы не сдадутся, как и Римляне. Как и Юлий Цезарь. Их противостояние можно смело назвать бесконечным, как и их обоих — самыми упертыми людьми на планете. И ведь эти столкновения — это то, что привносит в их жизни яркие краски. С этого момента, Астерикс это понял, они у него станут еще ярче. Маленькая деревенька, затерянная в густом лесу, продолжит противостоять атакам легионеров, и что Астерикс, что Цезарь, будут из раза в раз принимать в этом непосредственное участие. И, что касается лично Астерикса, то он с двойным рвением пустится в бой, если это повлечет за собой очередную встречу.