Лед над водой и глубже

      Чужие слова, полные яда и нескрываемого злорадства, лились сплошным потоком, и Ши Уду невольно вслушивался в них, невольно ловил все эти отвратительные оттенки сказанного, мутные и затхлые, подобно застоявшейся воде.       - И правильно, что низвергли. Заслуженно. Жаль только, что раньше Владыка этого не сделал – не пришлось бы сражаться со столь недостойным противником, - Ши Уду даже не знал, даже не помнил на внешность того, кому принадлежали эти слова, полные сложно объяснимой неприязни – Пэй Мин не нравился многим, и многие предпочли бы избавиться от него чужими руками. Но то были Боги Войны, чьи земли соприкасались с северными землями Пэй Мина, и чье искусство сражений заметно уступало его умениям. И причиной, хотя и не самой достойной, но вполне понятной, служило то, что и без того не многочисленные последователи могли предпочесть возжигать благовония и возносить обращения в храмах Пэй Мина, утопающих в роскоши и золоте, а не в их собственных. А вот чем Пэй Мин не угодил Богам Литературы, оставалось лишь догадываться.       - Вот-вот, лучше бы и дальше развлекался со своими любовницами. А не претендовал на место Императора Небес. Это у него получается гораздо лучше, - насмешливо подхватил другой, ничуть не таясь и даже не пытаясь придать сказанному хоть какое-то подобие почтительности. А ведь раньше ни один из них даже подумать подобное не решился, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух. Может, репутация Пэй Мина и оставляла желать лучшего, но высказываться так открыто против вряд ли бы кто-то решился.       - Это что же получается – и вся его история насквозь лживая? – задавался неискренним вопросом третий. – Та история, что вознесла его. Что, будучи обычным человеком, он не желал становиться Императором, и даже сломал свой меч.       Ши Уду почувствовал, что наспех собранная прическа так и желает вновь рассыпаться, и, поморщившись, потянул за серебристый шелк ленты, пробуя удобнее перехватить пряди. Прохладный шелк казался инеем, что усыпает подернутые льдом берега озера, и это ощущение хоть немного отвлекало от услышанного.       Весь этот сброд, все эти ничего не значащие, бесполезные божества не знали о Пэй Мине совсем ничего, лишь обрывки непристойных слухов и те бессмысленные глупости, которыми полнились празднества в Небесных чертогах. И никогда не осмелились бы высказать нечто подобное Пэй Мину в лицо, предпочитая лживое почтение и неискреннюю добродетель. Зато за спиной, дождавшись того, что никто не станет их останавливать, опасаясь гнева Императора Небес, готовы были придумывать любые сплетни, и слухи, и истории, столь далекие от настоящего, что слушать подобное было одновременно мерзко и нелепо.       - Он и одной из Прекраснейших картин быть не достоин, - без тени сомнения заявил один из собравшихся, в чьих руках теснились свитки, ветхие и запыленные. Как если бы он задумал сочинить нечто такое, для чего требовались древние знания и древние легенды. – У нас и так найдется других генералов, которые что-то ломают, хоть и не меч. То колокол, то улицы, - услышав сказанное, остальные согласно хмыкнули. Но на всякий случай настороженно огляделись – нет ли где поблизости тех, о ком столь иносказательно шла речь. И не доставят ли они новых неприятностей.       - Ну, или можно переименовать Прекраснейшую картину в Генералу ломают меч, - подхватил эту идею один из собравшихся, даже не пытаясь сделать вид, что хоть сколько этим огорчен или не уверен в правильности сказанного.       Ши Уду, услышав про сломанный меч, медленно, словно нехотя, отпустил заснеженный шелк ленты, и стиснул в ладонях сложенные звенья веера. Синеватая подвеска коснулась шелковыми нитями его ладоней, прозрачный, уводящий в синеву камень поймал отсветы зимнего солнца и рассыпал яркие искры.       Невольно вспомнились обломки меча Пэй Мина, жалкие и потускневшие, брошенные ему под ноги Цзюнь У после их поединка. И как Пэй Мин смеялся и подсказывал выпады и возможности, недоступные тому, чье оружие прозрачная вода северных морей, и ледяные потоки, и течения рек, что уносят на глубину и таят водовороты в своих глубинах, но хорошо известные тому, чье оружие меч, созданный из светлой, серебристой стали. И как они вместе тренировались на мечах, и клинки сходились с мелодичным звоном, и ловили в своей серебристой поверхности то неяркое, предутреннее солнце, то снеговые, низко нависшие тучи, что предвещали холода и непогоду.       Но даже веер Ши Уду не понадобился.       Даже не пришлось раскрывать его звенья из рисовой бумаги.       Даже не пришлось касаться начертанного знака воды.       Вода в источнике возле дворца Лин Вэнь – холодная, чуть засыпанная инеем и истаявшим льдом – отозвалась на его мысли и его недовольство. Как отзывалась всегда. Вода была его сущностью и его оружием – и ему не требовались ни веер, ни печати, ни древние, полные знаниями свитки, чтобы быть тем, кем он являлся.       И в следующее мгновение Боги Литературы, что так открыто и презрительно высказывались о Пэй Мине, его истории и его низвержении, оказались залиты водой источника полностью. Так, что их одежды теперь больше напоминали старое, вымокшее тряпье, а свитки из рук упали на землю, подхваченные водными потоками. Они мгновенно замолкли, рассерженные и удивленные, и уже собирались начать возмущаться и вопрошать, кто же посмел сотворить подобное безобразие – но заметили Ши Уду возле высоких дверей. И – так ожидаемо, так предсказуемо – промолчали, не осмелившись ни осыпать его упреками, ни потребовать объяснений.       Ши Уду не делал этого намеренно, его смутные, неосознанные желания даже не успели принять отчетливые, выверенные очертания и превратиться в намерение. Но вода отозвалась на едва уловимые оттенки ярости и неприязни в мыслях, ощущениях, эмоциях – столь глубоко улавливала малейшие изменения в том, что чувствовал Ши Уду.       И это его вполне устраивало.       И, не желая терять больше ни мгновения, Ши Уду лишь невозмутимо прошел мимо чужого затаенного недовольства и невысказанного негодования, не удостоив излишне болтливых Богов Литературы ни словом. * * *       - Не желаешь ли ты для начала узнать, где Пэй Мин и что с ним? – вместо обычного приветствия - иногда серьезного, по всем правилам приличия, иногда насмешливого, такого, что лишь близкие друзья могли себе позволить - Лин Вэнь начала с этого вопроса, заданного тоном таким мрачным и обеспокоенным, что было вовсе ей не свойственно. И даже бесчисленные свитки на ее низком столике пребывали в некотором беспорядке, что казалось совсем уж немыслимым и невозможным.       - А должен? – прозвучало это намеренно отстраненно, холодно, так, словно Ши Уду и вовсе не волновало ничего, относящееся к Пэй Мину, ничего из того, что им принадлежало. Он постарался вложить в слова весь лед и всю замерзшую, усыпанную снегом воду, что только мог.       Ему приходилось делать вид, что Пэй Мин его и вовсе не интересует, и то, что их связывало, не имеет для него никакого значения, чтобы следовать сказанному Цзюнь У, чтобы подчиниться тому, что он потребовал. И не навлечь на Пэй Мина еще большие неприятности. Цзюнь У недвусмысленно дал понять, чем может обернуться для Пэй Мина стремление Ши Уду как-то найти его в мире обычных людей и попробовать что-то для него сделать. И противиться этому было бы до крайности глупо и бессмысленно.       - Что на самом деле произошло между Императором Небес и Пэй Мином? – а вот этого Ши Уду, пожалуй, не ожидал. Слова Лин Вэнь звучали настороженно, холодно, так, словно она догадывалась, что произошедшее скрыто темнотой и тенями. И никто не знает ничего, помимо лжи.       - Что произошло? Неужели тебе ничего не известно? Об этом же все знают. Пэй-сюн зачем-то вознамерился занять место Императора Небес. Вызвал его на поединок. И проиграл, - нарочито скучным тоном принялся говорить Ши Уду, облекаясь ложью и обманчиво сонной водой, что таит в своих глубинах ледяные течения. Течения, что, если не быть настороженным, если не знать про них, утянут на самое дно.       - Хватит, - резко оборвала его Лин Вэнь на полуслове. – Это другие, те, кто совсем не знает Пэй Мина, могут поверить в такую историю. Для них он лишь помеха, лишь тот, кто мешает подняться выше, и обрести еще больше влиятельности и богатства. Конечно, они поверят во что угодно, - она хмыкнула и произнесла сумрачно и серьезно. – Но и ты, и я слишком хорошо знаем, что его никогда не интересовала власть. Постельные развлечения – да. Сражения – да. Оружие и поединки – тоже. Но не власть. И он никогда к власти не стремился.       Произнося все это Лин Вэнь смотрела прямо на Ши Уду, и ему под этим внимательным взглядом стало столь неловко и неуютно – так не похоже на него – что он не стал ни возражать, ни отрицать сказанное. Лишь молча перебирал серебристые нити подвески на вороте и слушал, как вдалеке шелестит и переливается вода в источнике и возмущенно переругиваются вымокшие насквозь божества.       - Я спрашиваю, что произошло на самом деле. А не что было придумано для других, - в тоне Лин Вэнь появилось еще больше холода, еще больше нежелания слушать те вещи, которые никогда не стал бы совершать Пэй Мин. Каким бы беспечным и несерьезным он ни был в делах любовных и в делах обыденных, но в том, что касалось вещей важных, вещей значимых, тех, что влияют на многое, и многое могут изменить, он никогда бы не стал совершать ничего недостойного.       Он не мог, не имел никакой возможности рассказать о том, что произошло на самом деле. О так не вовремя, так не к месту пролитых чернилах. О льде в голосе Цзюнь У и о льде в его грубых прикосновениях, в пальцах, что сомкнулись на горле Ши Уду. О хищных отблесках стали и об оглушительном звоне, с которым столкнулись, сошлись такие разные, такие не похожие один на другой мечи – светлое серебро и чернильная темнота.       Не мог рассказать. Но другое ему было доступно.       И Ши Уду, немного посомневавшись, закусил губу и медленно, не произнося ни слова, не желая поддаваться риску больше, чем следовало, все же расстегнул ворот одежд. Удержал в ладонях серебристую подвеску застежки, потянул светлый шелк, расшитый мерцающим серебром – и открыл все те следы, грубые и неровные, все те ссадины, выцветающие от темного до светло-синего, что оставил Цзюнь У на обнаженной коже. Оставил, изображая мнимое недовольство от пролитых чернил, облекаясь притворным гневом и насквозь ненастоящей жесткостью. При том что и настоящей обладал не в меньшей мере.       В выражении лица Лин Вэнь, когда она скользнула мимолетным взглядом по следам на горле Ши Уду, изумление мешалось с пониманием, и сложно было сказать, чего в этом было больше. Наверно, она и не догадывалась о том, насколько грубым и нетерпимым может быть Цзюнь У. Наверно, ей и в голову не приходило, что ему чем-то может помешать Пэй Мин, чтобы опуститься до подобного поединка, а после распускать через своих помощников сплетни о том, как Пэй Мин возжелал власти и места Императора Небес. Наверно, ей сложно было представить, что Пэй Мин может ввязаться в сражение, в котором о проигрыше известно заранее, и его умений не хватит, точно не хватит, как бы ему ни хотелось обратного.       Но она сразу поняла, что пытается ей сказать – показать – Ши Уду.       И кивнула, молча и коротко, показывая, что поняла, что догадалась.       И что теперь многое встало на свои места, и многое нашло свое объяснение.       - Так что привело тебя в мой дворец? – как ни в чем ни бывало спросила она, едва Ши Уду опустил на место застежку ворота, едва скрыл под шелком оставшиеся следы. И голос Лин Вэнь звучал при этом так невозмутимо, как немногие умели. Так, словно ничего не произошло.       - Мне нужны все возможные свитки с артефактами, снадобьями и заклинаниями, что относятся к проявлению сущности, - голос Ши Уду звучал так же невозмутимо, в тон Лин Вэнь. Хотя он теперь ступал на тонкий-тонкий лед, что дрожит и расходится зыбкими трещинами. И чем это для него обернется оставалось лишь догадываться. Ему не доводилось раньше использовать артефакты проявления сущности, и он не слишком разбирался в том, какие из них могут высветить истину во всей ее неприглядности, а какие утянут его с собой на самую глубину, разрушив и договоренность, и все, к чему он привык.       - По такому незначительному поводу мог бы и помощников прислать, - Лин Вэнь усмехнулась немного удивленно и добавила с уверенностью. – Уж с этим и они бы справились. Хотя ты и полагаешь их совсем уж бестолковыми и бесполезными.       Ши Уду молчал - отстраненно, не проницаемо – не желая произносить лишнее, не желая расцвечивать задуманное оттенками чужого знания и чужого влияния. Но проницательность Лин Вэнь, было, похоже, не так-то просто обмануть, и странное, лишь ей свойственное понимание, заставило ее произнести медленно, так, словно она не была уверена, стоит ли произносить подобное вслух:       - У тебя ведь нет таких заданий, Уду. Таких, где пришлось бы проявлять чью-то сущность. Я знаю их все наизусть, все эти бесконечные свитки и обращения, и возжигаемые благовония во всех, даже самых крохотных и неизвестных храмах. А твои знаю тем более.       И добавила едва слышно, едва уловимо:       - Есть ли что-то, что мне следовало бы знать?