раскатаю ее (в дотку)

Переступая порог, Юра думает о том, чем они могут заняться в этом шикарном полумраке с неоновыми всполохами. Но Серафим, кажется, его планов не разделяет: усаживается за ноут, врубает Доту и с головой уходит в виртуальный мир сражений, телок в бронелифчиках, ну или что там происходит. Юра в целом не особо шарит за игры, кроме нескольких исключений — ему гораздо веселее проводить время в реальности, с друзьями и бухлом. И хороший секс нравится ему куда больше, чем даже самая удачная катка. — Ну, как успехи? — спрашивает Юра, предпринимая первую попытку отвлечь Серафима от монитора. Тот не реагирует, и Юра догадывается немного сдвинуть один наушник и повторить вопрос. Серафим бурчит что-то неразборчиво — с равной вероятностью это может быть и «охуенно», и «иди нахуй». Юра хмыкает и возвращает наушник на место. Какое-то время он бесцельно слоняется туда-обратно, залипает в телефон, даже сторис снимает. Серафим продолжает пялиться в монитор и активно двигать мышкой, время от времени вскрикивая и матюгаясь. Юра вздыхает: снова нужно брать все в свои руки. Табуретка, в отличие от стула на колесиках, не так легко отодвигается от стола, особенно с таким внушительным грузом, как Серафим. Тот только открывает рот, чтобы возмутиться, но Юра седлает его бедра, садясь лицом к лицу. Табуретка маленькая, Серафим сидит на краешке, и Юра так и норовит соскользнуть с его коленей, но Юре плевать — внимание Серафима полностью захвачено. — Я ща проебу же, — Серафим стаскивает наушники, но в голосе нет и следа недовольства. Наоборот: в уголке губ зарождается /та самая/ улыбка, немного порочная, а в глазах разгораются нехорошие огоньки. Юру тащит с того, каким Серафим может быть — напористым, бескомпромиссным, жадным. Почти грубым. Юра знает: с Андреем Серафим всегда совершенно другой — нежный, ласковый. Влюбленный. И этот контраст пиздец как заводит, потому что Юра не ревнует. Каждый из них получает ровно то, что ему нужно — равно как и отдает. Сейчас Юре очень, очень нужно, чтобы Серафим придержал его — и тот, словно читая мысли, охотно облапывает Юру за бедра, перебирается на жопу, удерживая и притягивая ближе. Несчастная табуретка жалобно поскрипывает — она явно не предназначена для удерживания двух мужиков. — Проебешь, — охотно отвечает Юра на вопрос, заданный, кажется, вечность назад. — Но у тебя будет утешительный приз. Пальцами Юра зарывается в кудряшки Серафима, гладит и чешет, как кота, а потом ненавязчиво фиксирует голову. Смотри только на меня, не отводи взгляд, смотри. И Серафим смотрит — неоновая подсветка отражается в зрачках. Налюбовавшись, Юра широко и влажно проводит языком по щеке, и Серафим вздрагивает, приоткрывает рот. Нет, для поцелуя рано, и Юра продолжает облизывать чужое лицо, на языке остается соленый привкус — вкус Серафима. Потом Юра проводит языком по губам и наконец целует, точно так же мокро и грязно. Ровно так, как нравится обоим. Серафим в целом не любитель пососаться, но это и не совсем поцелуй — в нем почти нет нежности, только голод. Обоюдный. Серафим скользит ладонями выше и пробирается под футболку, хаотично гладит Юру по спине. Юра отвлекается, чтобы футболку снять — а потом симметрично проделывает то же самое с Серафимом, гладит его по груди. Неожиданно Серафим подхватывает Юру еще крепче и поднимается на ноги. Хорошо, что диван не так далеко — Серафим сильный, но Юра не пушинка. — Табуретка эта ебучая, — бормочет Серафим, сгружая свою ношу, но Юра не отпускает его, обхватывает ногами и тянет на себя, вынуждая лечь сверху. Серафим фыркает, но договаривает свою мысль: — Без спинки, бля. Спина болит, нахуй. — Массаж? — мурлычет Юра, кайфуя от ощущения горячей тяжести, от запаха Серафима, от него целиком. — Потом. Будешь должен. За проебанную игру, хуле, — и Серафим утыкается в Юрину шею, прикусывая и вылизывая, пока Юра гладит и царапает его плечи. Серафиму нравится оставлять следы на чужом теле. С Андреем он еще осторожничает, с Юрой — никогда, и тот уже предвкушает россыпь засосов вместо чокера. Юра приподнимает таз, чтобы потереться о Серафима — тот уже тоже достаточно заведен. — Выебешь меня? — с придыханием спрашивает Юра, и у Серафима еще больше расширяются зрачки: Юра не так часто о таком просит, обычно они обходятся руками или ртом. — Выебу, бля. Спущусь и выебу, — Серафим довольно ржет, но это совершенно не сбивает настрой, и Юра кладет ему руку на грудь, чуть отстраняя. Из кармана джинсов вытягивает смазку и резинки, кладет прямо себе на живот. Серафим уважительно присвистывает: — Как ты чет ваще в своих лосинах носить умудряешься, бля... Давай тебя из них освободим нахуй. Юра помогает стянуть с себя джинсы сразу с трусами, бесстыдно раскидывает ноги в стороны, открываясь. Серафим сбивается с дыхания, что-то бубнит под нос, явно матерное, и торопливо раздевается сам. Вот так Юре нравится гораздо больше — кожа к коже, горячо, максимально интимно. Серафим устраивается между его коленей, кладет руку на прижавшийся к животу член, поглаживает — это издевательство, а не ласка, но с губ Юры все равно срывается еле слышный стон. Серафим слышит. — Сейчас будешь стонать подо мной, детка, — заявляет он. — Ну, если ты обещаешь, — Юра опускает ресницы. Пока они возятся с одеждой, презервативы и полупустой тюбик скатываются и проваливаются куда-то между диванными подушками. Серафиму приходится пошарить, прежде чем он находит их. — Бля, — недовольно хмурится он, но тут же переключается на Юру — без долгих раздумий склоняется, устраивается поудобнее и берет в рот. Юра шумно выдыхает и непроизвольно вскидывает бедра, но Серафим не дает ему толкаться, властно прижимая ладонью. Другой рукой он активно помогает себе, берет неглубоко, но сосет интенсивно, плотно сомкнутые в кольцо губы скользят по члену, язык обводит головку, и Юра моментально плывет, пальцами впивается в обшивку дивана — как хорошо, что он здесь не кожаный, спасибо, господи, ну или хотя бы человек, который его купил. — Охуенно, — выдыхает Юра, и Серафим самодовольно лыбится. Юре настолько хорошо, что, кажется, можно обойтись одним минетом. Но Серафим не забывает об их планах: Юра чувствует, как два влажных пальца, обтянутые латексом, касаются входа, пока что даже не надавливают. Серафим не прекращает ему отсасывать, но постоянно сбивается с ритма, он сосредоточен на том, чтобы растянуть, смазать, подготовить для себя. Юра расслабляется, впуская, позволяя, принимая. Серафим не жалеет смазки, хлюпающие звуки звучат так пошло, особенно смешиваясь с тяжелым дыханием и негромкими Юриными постанываниями — Серафим точно знает, куда нажать. — Кажется, нащупал, — шепчет он со смешком, но Юре прямо сейчас не до смеха, по телу прокатывается волна удовольствия — пока еще слабая, так, обещание большего. — Выеби меня, — просит он снова, и в принципе, третьего раза Серафиму не нужно. Он стаскивает с пальцев презерватив, тянется за пачкой, чтобы достать новый, но Юра останавливает. — Давай так. Серафим только кивает в ответ: у них нет проблем с доверием. Остатки геля он выдавливает себе на член, пустой тюбик летит на пол, а Серафим осторожно приставляет головку ко входу и мягко толкается. Юра всхлипывает — все-таки член у Серафима достаточно большой, но после того, как он плавно входит до конца, становится легче, и Юра расслабляется. Серафим дает ему немного времени, а потом закидывает себе на плечи Юрины ноги — «бля, охуенные у тебя ноги, пиздец, длинные, бля» — и начинает двигаться. Сначала мягко и ритмично, но постепенно ускоряется, сбиваясь с ритма, то выскальзывает почти полностью, то снова засаживает, а потом быстро-быстро входит едва ли наполовину, и вот от этого Юра срывается на низкий тягучий стон, потому что вот так — идеально. Въезжая в Юру почти до упора, Серафим наклоняется к нему, и Юра протягивает руку, гладит по взмокшей щеке. Капельки пота падают ему на грудь. — Кончишь подо мной, детка? — хрипло спрашивает Серафим — он на пределе. Как и Юра. — Да, — отвечает — выдыхает — он. Серафим ухмыляется и обхватывает его член, дрочит в рассинхрон с тем, как трахает Юру, но это уже неважно: Юре нужно совсем немного, чтобы... Он кончает, впиваясь пальцами Серафиму в предплечья, сжимая его внутри, и Серафим, сделав еще несколько движений, обмякает на нем. — Сука, в тебя, сорян, — первое что он говорит. Юра отмахивается, это сейчас последнее, что его волнует. — Салфетки мне принесешь... Потом. Не вставай. Серафим горячий и тяжелый, хоть он и немного сдвинулся в сторону, но они лежат, переплетаясь конечностями, и Юре не просто хорошо — охуенно. — Сколько времени? — вдруг спрашивает Серафим. — Часы на стене висят и вроде даже идут. Серафим приподнимается на локте, смотрит, потом чертыхается. — Пацаны через полчаса приедут. Надо вставать. Он пытается именно это и сделать, но перед этим Юра ловит его и снова тянет на себя — чтобы медленно, со вкусом поцеловать. После охуенного секса можно, и Серафим даже охотно отвечает. — Попробуй поспорить, что это не лучше доты, — лениво тянет Юра, а потом ловит упаковку влажных салфеток, метко брошенных Серафимом. Тот делает вид, что задумался: — Хм, тут я выебал одного тебя, а там мог выебать целую толпу уебков. Юра смеется.