Будь счастлив.

Помнишь ли ты? Помнишь ли ты все, что между нами было тогда? Тогда, когда ещё подростками, мы жили мечтами и никогда не снимали своих розовых очков. Тогда, когда мы встретили друг друга. Тогда, когда стали друг другу всем: опорой, поддержкой, счастьем, домом, семьёй, смыслом жизни. Когда были единственными, кто не отвернулся друг от друга? Мы были так влюблены, помнишь? Когда ты приносил мне гладиолусы — ставшие любимыми не только тебе, но и мне — каждый вечер, когда клялся мне в любви, дарил заботу, которую я никогда ещё не получал прежде. Я не смогу забыть твои яркие и блестящие глаза, в которых отражалась вся вселенная. Ты был таким невинным, добрым и понимающим. Был единственным, кто принял меня. Это больно и приятно одновременно, веришь? Я пытаюсь сдерживать свои слезы, когда вспоминаю наше прошлое. Пытаюсь не закричать от безысходности, ведь все ещё помню твой тёплый взгляд, твои тёплые касания, поцелуи. Мог бы ты подарить мне всего один единственный поцелуй напоследок? Я так чертовски хочу ощутить твои пухлые губы на своих. Лишь мгновенье, секундное прикосновение. Хочу почувствовать ту любовь, которая была у тебя ко мне когда-то. Всего лишь раз, верни напоследок те самые ощущение, что окрыляли меня, что делали счастливым, возвышали до небес. Ты приходишь ко мне раз в неделю, после того как мы разъехались по разным квартирам, но я знаю, что сейчас я стал обузой для тебя. Я уже понял, что тревожит меня, но говорить никому не буду. Лишь одинокие и холодные стены моей небольшой квартирки знают это, лишь ванная комната, в которой я обессиленно и так безнадёжно пытаюсь выплюнуть гладиолусы, умалчивают об этом. Я настолько сильно люблю тебя и мне так стыдно. Стыдно за то, что я не могу отпустить тебя, что ты не можешь бросить жалкого и никому ненужного меня. Я все это прекрасно понимаю и мне так хочется упасть перед тобой на колени и просить за это прощения. Ты сидишь передо мной, но молчишь. Молчишь так, будто мы совсем незнакомы, и я не могу понять: это убивает или успокаивает меня? Я вглядываюсь в твои до жути идеальные черты лица, а ты смотришь в ответ совершенно безразлично и устало. Мне хочется сказать: "тебе не нужно быть здесь, оставь меня", — но я не могу заставить себя произнести это. Каждое слово солёными дорожками на щеках отдаётся, когда я пытаюсь произнести это предложение. Все возвращается всегда лишь к одному: я как последний слабак обессиленно падаю лицом в подушку и не сдерживаю слез. Когда я уйду, пообещай, что на моей могиле будет твой любимый цветок, хорошо? Гладиолусы. Посади там немножко, я буду рад. Даже так у меня сможет остаться воспоминание о тебе. Ты ведь сделаешь это? Сделаешь, если я попрошу? Смотря на эти надоедливые белые стены хочется завыть, закричать, биться в истерике, словно неуравновешенный, но меня хватает лишь на тихие всхлипы в себя — как бы странно не звучало, главным подарком в конец этого ада для меня будет, если ты будешь счастлив. Я надеюсь, причину моей смерти тебе никто не скажет, я бы не хотел, чтобы ты знал, насколько жалок я стал от безграничной любви к тебе. Ты полюбил другую, а я остался в сторонке. Ты перестал обо мне вспоминать, а я все ещё не могу забыть твою ослепительную, и все ещё самую любимую улыбку. Я стал для тебя никем, а ты так и остался — смыслом моей жизни. Помнишь то сообщение, которое я прислал тебе за неделю до того, как попал в больницу? Я надеюсь, помнишь, а ещё надеюсь, что ты все же будешь приходить ко мне со своими любимыми гладиолусами, когда я навечно закрою свои глаза и моё сердце перестанет биться. Я, признаться честно, никогда не верил в существование той болезни, о которой умалчивал всем до самого конца. Ханахаки. Когда начался сильный кашель, то я вовсе не придал этому значения, спихнув все на обычную простуду. Тогда мы с тобой были вдвоем и счастливы. Или же был счастлив лишь я один, пока не стал окунаться в суровую реальность и медленно понимать происходящее в нашей совместной жизни. Пока не стал замечать лепестки нашего любимого цветка на своём теле. А я ведь даже не виню тебя ни в чем. Я знаю, что ты нашёл себе ту самую, знаю, что влюбился в неё до беспамятства, так же, как и когда-то я в тебя. Я не заслужил твоей любви, твоего внимания — и правда благодарен за то, что эти моменты все же появились и навсегда отпечатались в моей памяти. Я благодарен, что у тебя когда-то появились ко мне чувства и ты не скрыл их от меня. Ты подарил мне счастье. Ты подарил мне целый спектр самых разных эмоций и чувств, а так же наконец помог найти смысл моей никчемной жизни — просто появившись в ней. Я благодарен тебе за то, что ты есть и за то, что ты счастлив. Я надеюсь, ты не забудешь мальчика из своего класса с глупой родинкой на щеке и "щенячьим взглядом", — как сам говорил. Знаешь почему я осмелился набрать тебе в самый последний день? Мне так жутко, аж до дрожи в теле хотелось увидеть тебя — запомнить твои ровные и самые красивые черты лица: твою очаровательную родинку под глазом, еле заметную горбинку на носике и самые очаровательные и красивые в мире губы. Хотелось бы увидеть, как на них расцветает улыбка. — Ты можешь улыбнуться для меня? Я был удивлён, что ты без лишних вопросов приехал туда, куда я тебя попросил, надеявшись, что тебе все же безразлично моё состояние. — С тобой все в порядке? Ты взволнованно посмотрел на меня и подошёл чуть ближе к койке, но.. Почему ты спросил это с таким обеспокоенным лицом? Что я должен почувствовать в этот момент? Как по моим щекам в чёртов сотый раз текут безнадежные слезы? Ты хотел добиться этого? Почему спустя столько времени, что мы провели раздельно, ты просто не выслушаешь меня с равнодушным лицом и не выполнишь мою просьбу? Неужели это так сложно? — Сынмин? Ты ведь было почти подорвался ко мне, но что-то тебя остановило. Наверное, мой жалкий вид заставил тебя на секунду захотеть приблизиться ко мне, так? Я стараюсь правдоподобно улыбнуться и как можно быстрее небрежно стереть влажные капли с лица. — Почему ты в больнице? Ты чем-то заболел? Почему твои слова словно пули в моё итак разбитое вдребезги сердце? Ты всего лишь задаёшь однотипные вопросы, но мне становится так плохо и обидно, что я, не сдержавшись через чур громко всхлипываю. — Хенджин, — дрожащим и севшим от долгих истерик голосом я прошептал твоё имя. — Послушай, — мне хочется излить тебе свою душу, но я понимаю, как это будет глупо. Зачем тебе нужны мои никчемные и неуместные в данной ситуации слова? Сглатывая, я лишь собираюсь с мыслями сказать единственное, что хочу больше всего: — Будь счастлив, хорошо? — давлю из себя улыбку. Хотя, при мысли о счастливом тебе, я все равно в ней расплываюсь. — И пожалуйста, если я хотя бы что-то для тебя ещё значу, можешь хоть иногда привозить на мою могилу гладиолусы? Я бы хотел, чтобы эти цветы всегда напоминали мне о тебе. Это было последним нашим с тобой разговором. Последней нашей встречей. Как жаль, что я не смог увидеть твою улыбку снова, ведь мои слова лишь заставили тебя напрячься, а потом и вовсе разозлиться. Ты ушел. Почему ты злился на меня? Почему кричал? Что заставило тебя так резко покинуть палату? Разве я тогда говорил что-либо глупое? Я бы хотел знать ответ. Я в последний раз закрываю глаза, представляя тебя и широко улыбаясь. Спустя все это время, я так и не разлюбил тебя, так и не смог забыть и оставить. А ты нашёл ту самую — свой смысл жизни, и теперь счастлив. Пообещай мне, Хван Хенджин, что будешь счастлив всю свою оставшуюся жизнь, что на лице твоём всегда будет самая счастливая и радостная улыбка и ты никогда не будешь грустить. Пообещай это мне, сделай это ради меня. Я любил тебя, люблю и продолжу любить даже в ином мире, мой самый невероятный принц.