Моего папу зовут дядюшка

      Их поездка домой получилась тихой. Цзинь Лин был все ещё под действием сильного обезболивающего и дремал, так что у Цзян Чэна была возможность улучить момент для себя.       Он оперся на спинку сиденья и запрокинул голову, вжимая ладони в закрытые глаза в попытке подавить слезы, которые грозились сорваться ещё с тех пор, как он зашел в госпиталь парой часов ранее.       Цзян Чэн был близко знаком со смертью; он не просто раз за разом сталкивался с ней, он играл с ней несколько раз, в те несколько дней после смерти сестры и ее мужа. Единственным, кто оказался способен на то, чтобы остановить его от принятия слишком большой дозы снотворного или оставления слишком частых порезов на запястье, стал Цзинь Лин.       Месячный Цзинь Лин, все еще достаточно маленький для того, чтобы Цзян Чэну приходилось поддерживать его голову, слишком маленький для того, чтобы понять, что происходит, но все-таки горюющий по материнскому теплу.       Этому же самому ребенку только-только исполнилось шестнадцать, и он спал в машине рядом с ним, с бегущими к носу кислородными трубочками, слабый настолько, что едва ли мог передвигаться без посторонней помощи.       Цзян Чэн сделал глубокий вдох и выдох, стирая слезы рукавом и заводя машину другой рукой. Ему удалось продержаться до дома без лишних остановок. Он мягко разбудил Цзинь Лина, заморгавшего сонными глазами, и подцепил сумку прежде, чем помог ему устроится в кресле-коляске.       Цзинь Лин скривил нос. — Мне не нравится,–проныл он.       Цзян Чэн вдохнул: — Давай, дома сюрприз ждет.       Мальчик засветился и позволил своему дяде дотолкать его до лифта.       Дверь уже была открыта; Вэй Усянь, единственный раз в жизни, пришел вовремя. Он довез племянника в темную гостиную. Внезапно включились лампы, освещая переполненную людьми комнату. — Сюрприз!–прокричал Вэй Усянь вместе с Лань Цзинъи, Оуяном Цзычженем и Лань Сычжуем.       Цзинь Лин секунду выглядел удивленным, а потом светло улыбнулся: — Что вы здесь делаете? Цзинъи ответил: — Твой дядя сообщил нам, что ты вернешься домой, и мы вспомнили, что у нас не было возможности отпраздновать твой день рождения! — Правильно!–перебил Вэй Усянь.–И поскольку шестнадцать – это важная дата, мы подумали, что мы можем сделать это сейчас, если ты не против.       Цзинь Лин снова улыбнулся и кивнул; Улыбка Цзян Чэна стала горькой, когда он уносил его больничную сумку. Нового дня рождения не будет, все это знали.       Лань Сичэнь встретил его в прихожей. Цзян Чэн нахмурился: — А ты здесь что делаешь? — Твой брат упомянул, что ты уже давно не проводил время с друзьями. — Правда.–Он провел рукой по своим волосам,–Я был занят А-Лином. — Конечно, ты же его дядя, в конце концов. Но все же, немного расслабиться тебе бы не помешало.       Цзян Чэн кивнул и пошел в гостиную; Лань Сичэнь коротко стиснул его плечо. — Хорошо, чем бы ты хотел заняться? Я думаю, едой!–спросил как всегда громкий Лань Цзинъи. — Кто бы мог подумать, м-м-м?— поддразнил Цзычжэнь.       Цзинь Лин усмехнулся на возмущенный взгляд Цзинъи, а потом сказал: — Еда была бы неплохим вариантом. — Да!–поддержал Цзинъи.       Цзинь Лин повернулся у дяде, но Цзян Чэн лишь пожал плечами: — Твой день рождения, тебе и выбирать. Просто не забудь... — Спасибо, дядюшка!–и его племянник начал обсуждать с друзьями, где можно достать продукты. Цзян Чэн знал, что потом пожалеет, но не нашел в себе достаточно жестокости, чтобы отказать. К тому же, он не был уверен, что у него вообще была еда в холодильнике, учитывая, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз посещал магазин.       После того, как они сделали заказ, Лань Цзинъи и Лань Сычжуй пошли за тарелками и приборами. Цзян Чэн подождал, пока племянник усядется на диван без проблем, а после оставил его наедине с друзьями. Он направился на кухню и начал раскладывать стол для Вэй Усяня, Лань Сичэня, Лань Ванцзи (чье присутствие было само по себе удивительным; Цзян Чэн остановился на догадке, что раз уж племянник часто гостил в его доме, то тот испытывал хоть малейшую привязанность к нему) и себя. — Нам тоже надо заказать еды. Холодильник пуст. — Не волнуйся, Чэн-Чэн, я знаю отличное местечко!–расплылся в улыбке Вэй Усянь, вынимая свой телефон. — Не знаю, почему это нисколько меня не успокаивает,–пробормотал Цзян Чэн, присаживаясь на один из стульев.       Лань Сичэнь улыбнулся.       Во время обеда Вэй Усянь поддерживал бо́льшую часть беседы вместе с Лань Сичэнем, который счастливо игнорировал правила семьи Лань. Цзян Чэн ел свою острую лапшу, не в силах сконцентрироваться на разговоре.       Он дернулся, когда брат позвал его: — Что такое? — Я спросил, что сказали доктора. — А.–Цзян Чэн положил палочки.–Они сказали, что поделать уже ничего нельзя. Просто посоветовали мне забрать его домой и обеспечить комфортные условия.–он старался проигнорировать то, как треснул его голос в конце.       Вэй Усянь обнял его, пряча лицо в плече; Цзян Чэн почувствовал мокрое где-то в районе ключиц. Он обхватил его в ответ, поднимая глаза к потолку и быстро моргая, чтобы остановить свои собственные слезы. — Это так несправедливо,—прохрипел Вэй Усянь. — Я знаю,–шепнул Цзян Чэн и стряхнул объятья. Он глубоко вздохнул и протянул платок,–Давай поедим до того, как все остынет.       Лань Сичэнь мягко сказал: — Мне очень жаль, что все это происходит. Если тебе что-нибудь понадобится, пожалуйста, обращайся к нам.       Лань Ванцзи кивнул. — Спасибо.–Приятно было знать, что он не совсем один против всего мира.       Лань Сичэнь улыбнулся. Цзян Чэн было вернулся к лапше, но услышал, что голос Цзинь Лина зовет его из гостиной.       Через удар сердца он уже был перед ним: — Все хорошо?–взволнованно спросил он. — Да, да.–откликнулся Цзинь Лин со своего места, зажатый между Сычжуем и Цзинъи, в то время как Цзычжэнь сидел на полу перед ним. — Как долго они могут остаться у нас?       Цзян Чэн закатил глаза. — Тебе однозначно стоит спросить у их родителей. — Мой папа сказал, что я могу оставаться столько, сколько захочу,–сказал Цзычжэнь. — Сычжуй тоже может остаться! И я позвоню маме Цзинъи, чтобы сообщить ей.–послышался с кухни голос брата. — Ну и хорошо тогда. Но А-Лин...–он оборвал себя, зная, что его племянник поймет. — Да, я знаю. Обещаю, я скажу.–племянник поднял на него щенячьи глаза, и Цзян Чэн почувствовал, как его сердце сжалось. — Хорошо. — Да! Марафон «Властелина колец»!       Он закатил глаза, когда пошел прихватить пару одеял для детей. Цзян Чэн не мог их выдворить, тем более, не сейчас. Не сегодня.

***

— А-Лин?–мягко позвал Цзян Чэн, делая шаг в темную комнату. — Дядюшка...–прошептал мальчик,–Мне нехорошо. — Я принесу те6е завтрак,– Цзян Чэн сходил на кухню и вернулся, балансируя на ладони поднос с едой и медикаментами.       Цзинь Лин лежал в кровати с закрытыми глазами, обнимая гигантского плюшевого хаски, которого ему подарили много лет назад. Цзян Чэн остановился и поставил поднос на прикроватный столик, разгребая завалы на нем. — Можешь остаться со мной сегодня? Если тебе, конечно, не надо на работу. — Сегодня воскресенье.–ответил Цзян Чэн, проскальзывая под простыни, и заботливо обнял племянника. — Дядюшка, мне нужно сказать тебе кое-что,–пробормотал Цзинь Лин,–ты должен пообещать не перебивать меня. — Договорились.       Мальчик кашлянул, вдохнул и заговорил: — После того как я умру, в первом ящике найди письма для... хм... некоторых людей.–он остановился и вздохнул. Цзян Чэн был рад, что племянник не может видеть его лицо. — Ты отдашь их адресатам? — Да.–шепнул Цзян Чэн, закрывая глаза. — Есть еще кое-что, что я хотел бы тебе сказать, пока еще жив,–добавил Цзинь Лин, усиливая хватку на шерсти плюшевой игрушки.–Я знаю, ты хочешь, чтобы я называл тебя дядюшкой, и что ты не мой отец, но я правда и желать не мог бы лучшего папы.       Цзян Чэн не сдержал всхлипа. Цзинь Лин продолжил: — Я всегда восхищался тобой. Когда я был маленьким, ты был моим героем. И ты оставался со мной все эти четыре года, несмотря на то, как тяжело это было. Ты отложил свою жизнь ради меня. Спасибо, дядюшка, я люблю тебя.       «Это слишком походит на прощание»–подумал Цзян Чэн. — Я надеюсь, что смогу встретить тебя снова, даже если это случится в следующей жизни.–Цзинь Лин поднял руку и протер рукавом слезы на лице,–Окей, я все. — А-Лин,–сказал Цзян Чэн, вкладывая в слова больше чувств, чем когда-либо ранее в своей жизни.–А-Лин, я никогда не откладывал свою жизнь ради тебя, слышишь, никогда. Ты — самое важное в моей жизни, и я надеюсь, что ты знаешь, что ради тебя я пойду на что угодно. Я–       Он сглотнул и мысленно попросил у своей сестры прощения. — Я тоже считаю тебя своим сыном.       Цзинь Лин поднял на него глаза со слабой улыбкой.       Они помолчали ещё чуть-чуть, оба позволяя значению слов обрести вес и опуститься. — Посмотрим кино? — Я схожу за ноутбуком.–Цзян Чэн выскользнул из кровати. — Балто?–спросил Цзинь Лин, когда он уже выходил. Цзян Чэн закатил глаза; они смотрели этот мультик столько раз, что оба могли рассказать его наизусть. Но в то же время, это был любимый мультик Цзинь Лина, так что все эти мелочи не имели значения.       Он также захватил сладостей в надежде, что они помогут племяннику не чувствовать себя слишком уж плохо. Они сели, облокотившись на спинку кровати, положив ноутбук на колени, так, чтобы Цзинь Лин мог смотреть кино, не выпуская из объятий плюшевого хаски.       Цзинь Лину стало хуже днем, и, по-правде, лучше уже и не было. Он кашлял чаще и едва ли ел, потеряв аппетит.       Цзян Чэн позвонил его друзьям, чтобы дать об этом знать. Они появились на пороге с слезящимися глазами, и все вместе ютились на кровати, несмотря на то, что она была слишком маленькой для четырех подростков. Он был очень рад тому, что его племянник нашел таких прекрасных людей.       Цзинь Лин плакал после их прихода, но он также много улыбался на следующий день, и Цзян Чэн подумал, что им всем это было нужно. Прощание, как он обнаружил после смерти сестры, может изменить все.       Вэй Усянь тоже пришел (вместе с мужем) днем после, и Цзян Чэн решил отвлечься и выбраться из дома, несмотря не держащую за горло тревогу, которая никогда не оставляла его наедине.       Он отправился в ближайшую кофейню и открыл ноутбук, готовясь пройтись хотя бы немного по работе, которая скопилась за предыдущие недели. (Он почти ничего не сделал и только смотрел на обои, фотографию, где пятилетний Цзинь Лин сидел на его коленях, широко улыбаясь с двумя отсутствующими передними зубами)       Его брат выглядел так, как будто плакал. Цзян Чэн не был удивлен. В его доме в последние дни всегда кто-то плакал. Что его удивило, так это покрасневшие глаза Лань Ванцзи.       В конце концов, Цзян Чэн остался последним, кому еще предстояло сказать финальное «прощай». — А-Лин,–позвал он, заходя в комнату в один из вечеров,–ты готов идти в кровать? — Да, дядюшка,–мальчик задумался.–Останешься на ночь?       Цзян Чэн кивнул и пробрался в кровать, несмотря на клубок из одеял. Цзинь Лин подвинулся так, чтобы почти лежать на дяде. — Я невероятно горжусь тобой, А-Лин.–прошептал Цзян Чэн.–И люблю тебя очень-очень. Я буду скучать. — Я тоже люблю тебя дядюшка,–коротко улыбнулся Цзинь Лин перед тем, как закрыть глаза.       Цзян Чэн обнял его сильнее. «Это несправедливо»–подумалось ему. Почему это вообще должно было случиться с его племянником? — Мне очень страшно. Я не хочу умирать.–Цзинь Лин поднял глаза и, стесняясь, спросил,–Можешь спеть мне колыбельную? Ту самую, которую ты пел мне, когда у меня были кошмары.       Ему дважды пришлось сглотнуть что-то горькое, прежде чем смог произнести хоть звук, но он справился и начал петь, мягко перебирая волосы племянника. — Спасибо, дядюшка. Люблю тебя,–услышал он, когда глаза племянника закрылись. Он продолжал петь сквозь слезы, чувствуя, как его дыхание замедлялось до тех пор, пока грудь не перестала подниматься.       Никто не слышал, как он громко и безудержно плакал, все еще обнимая медленно остывающее тело племянника.

***

      Он открыл первый ящик. В нем лежали маленькие конверты и связки с аккуратно написанными на них именами. Лань Сычжуй, Лань Цзинъи, Оуян Цзычжэнь, Вэй Усянь. Дядюшка.       Упаковка для него была побольше. Внутри было четыре тетради. Он решил открыть верхнюю первой. «Дядюшка,

Я решил написать это, потому что хочу убедиться, что расскажу тебе все прежде, чем умру. Ты всегда волнуешься, потому что у меня нет друзей, но поскольку у меня есть ты, все хорошо. Даже если ты занят.Я также хотел сказать, что сильно тебя, даже если никогда об этом не говорю, и, надеюсь, ты тоже меня любишь.Я действительно-»

Цзян Чэн перевел взгляд на другую страницу.

«Дядюшка, на первой странице – это то, что я начал писать, когда мне было двенадцать. Тогда я думал, что буду давно мертв к настоящему моменту, но, как оказалось, я все еще «не». Я хочу начать сначала. Я все еще включил ту часть, потому что то, что в ней говорится, неизменная правда: я люблю тебя. Я знаю, что ты любишь меня, и я недавно понял, что всегда знал, что ты любишь меня в ответ. Ты показывал это столько раз, что было невозможно не понять.Прости за неловкость, я знаю, что это тебе не нравится.Также я решил, что скажу тебе кое-что из этого прямо, но все равно запишу это, просто на случай, если у меня не будет возможности.Я знаю, что ты хотел, чтобы я называл тебя дядюшкой из уважения к моим родителям, но, хотя я все ещё жалею, что у меня не было шанса узнать их, именно ты был тем, кто вырастил меня. Мы был удивительным. несмотря ни на что, и я правда счастлив, что вырос с тобой. Так что, спасибо.*

*(Выходит, у меня все-таки получилось сказать это. Я рад, что услышал твой ответ)

Когда мне было двенадцать, я начал вести дневник, кстати, особенно упорно после того, как встретил Сычжуя, Цзинъи и Цзычжэня. Я хотел помнить все лучшие вещи даже в самые худшие дни. Они все в твоем свертке. Ты можешь делать с ними, что хочешь; Я не хочу отдавать их никому другому, так-то... Я хочу, чтобы ты знал, что я был счастлив несмотря ни на что. Я знаю, ты волнуешься. Но я нашел чудесных друзей, которые остаются с мной даже тогда, когда меня нет рядом. Я очень, очень счастлив. И так как я знаю, что ты будешь со мной до конца, мне даже не надо волноваться.Я знаю, что уже говорил, что люблю тебя.Также я надеюсь, что ты тоже будешь счастлив, даже если это будет тяжело. Но тебе все ещё надо сходить в новую кофейню, которая открылась на прошлой неделе, и пойти с остальными на новые «Звездные войны», когда они выйдут. Как ты делал всегда, даже если меня здесь уже нет.Надеюсь, ты будешь счастлив, дядюшка. Это мое единственное желание.Получилось немного бессвязно. У меня вообще-то был план, ну да какая разница. Надеюсь, это все еще имеет смысл.

Люблю тебя. Пока, дядюшка. Цзинь Лин.»