Цветные линии...

      Инвизи царапает простым карандашом по бумаге, делая небрежные штрихи, и смотрит на то, как они идут в одном направлении и меняют оттенки. Он редко теряет связь с тем, что рисует, но сейчас просто делает это на автомате, взяв нужный образ из головы. Выудил откуда-то, хотя та забита так, что кажется, словно в нее выкидывали скомканные неудавшиеся рисунки еще с того момента, как Билли взял в руки карандаш.       Бумага, что попадает к Инвизи, никогда не увидит ярких красок, максимум бледные и скудные цветные оттенки, похожие на призраков, которыми Билли иногда расставляет акценты на своих серых рисунках. Ибо и у него время от времени бывает что-то хорошее, что невозможно передать просто через теплые картинки и аккуратные штрихи остро заточенного грифеля.       Но не сейчас. Сегодня явно не тот день, который можно было бы назвать благоприятным, спокойным или, черт с ним, хотя бы плохим. Кажется, что все и всё свалилось на Инвизи, будто он вдруг открыл ящик с проблемами, и те ударили по голове, как тяжелые черепа.       Потому что Билли легко общается с людьми, но быстро от них устает, умеет подстроиться под обстоятельства, но это давит на него стенами, и ненавидит быть в центре внимания, но все равно умудряется его привлекать, даже скрывая красивую внешность за мешковатой потертой одеждой, и проблемы переживает с трудом. А сегодня все это вылилось на него разом. Поэтому парень решил попробовать избавиться от внутреннего ужаса привычным рисованием. Так всегда было, есть и будет, но проку от этого всё меньше, и вместо того, чтобы выводить в рисунок все ненужные эмоции, он просто дает своему сознанию покрыться туманом и пустыми движениями штрихует карандашом неясный силуэт.       Инвизи не в депрессии, но он к этому близок, и, если не найдет способа с этим справиться, то его жизнь очень скоро превратится в настоящий ад, только темно-серый, с тяжелыми свинцовыми тучами и ртутным дождем. Билли уже ощущает, как его жизнь трансформируется в череду одинаковых действий и просто отыгрывание нужной роли по заведенному механизму. До какого-то момента, пока ключ не будет вынут и шестеренки не слетят.       Вначале Билли даже не смотрит на рисунок после того, как заканчивает его, но затем вспоминает, что нужно бы это сделать.       Первая эмоция, которая появляется на его лице, это удивление. Возможно, где-то там даже зёрна страха ждут своего часа. Инвизи видит перед собой полностью заполненный простым карандашом лист бумаги, а посередине — небрежный силуэт кричащего монстра: голова без волос, большие черные глаза, длинный, искаженный рвущимися наружу мучениями рот и невероятно тонкие шея и плечи. Рваные, дрожащие и кривые, но до тошноты отточенные штрихи словно живут своей жизнью, тоже сходят с ума, а тени вокруг чудовища какие-то слишком плавные и осторожные, точно карандаш расплылся лужей нефти по океану.       Билли рассматривает свой рисунок с зарождающимся страхом в глазах, словно кто-то чиркает спичкой, пытаясь его поджечь. Но летят лишь искры, и Инвизи быстро успокаивается, вздыхает. Сидит неподвижно еще несколько долгих секунд, а после, опомнившись, смотрит на часы в углу темного кабинета и понимает, что уже давно пора бы домой.       Но следующим утром, идя в школу, Билли видит кое-что невероятное. Невероятно яркое, невероятно цветное, невероятно… живое.       Он просто шел коридорами туманных улиц по привычному пути. Осень — глубокая, и солнце встает поздно, но даже это не помешало Инвизи случайно заметить граффити. Не то чтобы он всегда смотрел на стены, следующие за ним, просто этот рисунок был таким пёстрым, что не броситься в глаза просто не мог.       Билли медленно подходит ближе, не сводя глаз с цветных линий. О боже, это так красиво, что его тело становится ватным, дыхание теплеет, приятно застывая где-то в груди, а душа падает в пятки.       На стене словно мультик — толстые черные контуры, цвета без сложных переходов, оттенков и милые привидения, скелеты, летучие мыши, баскетбольные мячи и скейтборды. Картинка яркая, чуть ли не светится, и кажется, что она вот-вот придёт в движение.       Инвизи завороженно выдыхает. Художник смог передать все свои чувства, эмоции через эту краску и линии. Удивительно…       Странно, но это граффити смогло сделать его день чуточку лучше, и на следующее утро в школу Билли пошел той же дорогой, но, даже не дойдя до нужной стены, он заметил еще один рисунок на противоположной. Застыл на миг, присмотрелся и ускорил шаг.       Инвизи сравнил стиль и цвета этих двух граффити и понял, что художник один и тот же! Такие же черные контуры, яркие оттенки, простые переходы и веселые картинки.       И каждый новый день Инвизи старался найти еще какой-нибудь настенный рисунок этого художника, ходил разными дорогами, высматривал, сравнивал. И каждый раз, попадая на новое граффити, поражался тому, насколько этот художник великолепен, а глядя на свои серые наброски, понимал, как жалок сам. Этот человек лишь движениями руки с баллончиками краски мог заставить его чувствовать себя лучше каждый день, а рисунки Билли были бесполезны, и от них становилось только грустно. Художник своим рисованием делал день Инвизи легче, за что тот был ему безмерно благодарен, но ответить никак не мог. Потому что эти граффити находились не в одном месте, иногда даже очень далеко друг от друга, словно тот, кто их рисовал, перемещался призраком по городу, поэтому Билли не мог оставить даже банальной записки.       Через месяц Инвизи достаточно набрался сил, чтобы, вдохновленный артами неизвестного художника, что-то изменить в своей жизни. Он хотел открыть в школе кружок рисования, чтобы заниматься единственным подходящим для него делом с другими, менять свои картины, и, возможно, это как-то облегчит его серую жизнь и сделает её чуточку проще. Хотя бы ощущением того, что он не такой бесполезный.       В один день после уроков Билли простоял у кабинета директора минуту или две, то поднося руку к двери, то опуская, и да, результат стоил того, чтобы каждый миг вытирать о штаны вспотевшие ладони — ему разрешили открыть этот клуб, но с условием того, что в нем будут минимум четыре человека, считая самого Инвизи, и он наведет порядок в кабинете. С нужной мебелью и инвентарем для рисования ему помогут.       И вот, спустя две недели, как раз тогда, когда поиск новых ярких граффити стал для Билли уже традицией на каждый день, его клуб открылся. В него вошли пять человек, и первым заданием, которое придумали для себя участники, было нарисовать пригласительные постеры и открытки, чтобы зазвать к себе еще больше людей.       С этим участники художественного кружка закончили быстро, и к ним почти каждый день кто-то приходил. Оставались, конечно, не все, но это хоть какой-то результат.       Инвизи спокойно собирал вещи в полупустом классе, вытирал краску на своем участке стола, еще чуть-чуть, и закрыл бы кабинет и ушел домой. Придя туда, завалился бы спать, с трепетом в сердце ожидая нового неповторимого граффити на одной из стен небольшого городка, но тут дверь кабинета распахнулась.       Внутрь завалился какой-то парень с бледно-зелеными волосами, — из-за цвета Билли сразу обратил на них внимание. Юноша согнулся пополам, оперевшись руками о колени, старался отдышаться. Несколько прядей, до этого небрежно завернутых вверх, выпали из и без того беспорядочной прически.       — Добрый вечер, — с некой осторожностью поздоровался Инвизи, подходя ближе.       — Привет, — рвано ответил ему тот, — я думал, что не успею до закрытия! Прости, — парень вытер лицо запястьем и, наконец-то выпрямившись, посмотрел на Билли своими яркими зелеными глазами, — я хочу вступить в ваш клуб! — юноша быстро выудил из кармана штанов какой-то листок и, развернув его, ткнул Билли в лицо.       Одна из тех пригласительных открыток, что они рисовали.       — Да, конечно, — вежливо улыбнулся Инвизи, внутренне радуясь тому, что клуб, созданный им и другими его участниками, кому-то интересен.       Парня, что примчался в конце дня на всех парах, звали Портер Гайс, он только недавно перевелся в их школу и оказался очень веселым, жизнерадостным, и его энергии точно хватило бы на всех людей этой планеты, не то что клуба.       Вначале быстро устающего от любого общения Билли это напрягало, к концу дня от излишнего внимания, почему-то именно к его персоне, он чувствовал себя выжатым, однако совсем скоро привык. Инвизи даже принял заражающий оптимизмом и легкостью характер Портера, как некий подарок кого-то-там, потому что был готов брать это и учиться нормальному взаимодействию с такими фамильярными людьми. Играть роль на глазах у общества, что делал он, конечно, прекрасно, но уже порядком надоело, нужно было что-то менять в себе.       А в какой-то момент, который Билли упустил, они с Гайсом стали друзьями. Началось все не в клубе, а тогда, когда вместо того, чтобы пообедать в столовой со своими новыми товарищами, Портер сел с Инвизи. Далее их отношения только крепли, начиная с незначительных СМС, — Гайс часто писал о чем-то повседневном, делая общение еще более уютным, — и заканчивая залом кинотеатра и недавно вышедшим боевиком на экране. И Инвизи был благодарен за все это, на удивление быстро привязался к Гайсу и вбирал в себя жизнерадостное настроение парня.       Но общение с Портером не затмило восхищения от граффити неизвестного художника. Билли все так же ходил, не забывая, разными дорогами в школу, а в конце дня — домой и каждый раз непременно натыкался на новое граффити, что красило серую стену.       Инвизи искал яркие рисунки даже в те моменты, когда изредка Гайсу почему-то внезапно хотелось пойти домой вместе, — им почти по пути.       — Почему ты начал рисовать? — спросил однажды, как раз в одну из таких послешкольных прогулок, Билли.       Портер, идя рядом как-то вприпрыжку, сегодня у него настроение явно было лучше обычного, задумался, забавно нахмурив брови.       — Мне это просто нравилось, да и сейчас нравится, — легко выдал парень, посмотрев на Инвизи самым искренним взглядом, — разве нужно что-то еще? — вскинул брови он, будто его слова были самой очевидной на свете вещью, — сам процесс, результат, восхищение людей… что ты ищешь? — спросил Гайс, заметив, что Билли, изо всех сил пытаясь сделать это как можно незаметнее, что выглядело немного забавно, искал что-то глазами.       — Я… эм… — растерялся тот, вмиг отцепив прыгающий взгляд от темных стен и переведя его на Портера. После немного успокоился, выдохнув, — раньше я рисовал, потому что это помогало забыть все лишнее, выкинуть из головы на время, — медленно, формулируя слова на ходу, говорил Инвизи, начиная свой рассказ. Неловкость отразилась на губах улыбкой, и он почесал затылок, после продолжив, — но потом это перестало помогать, однако в какой-то день, не помню когда, я увидел граффити, — в голосе юноши клавишами пианино заиграли все ноты восхищения, так, словно сейчас он смотрел на тот самый рисунок, преобразивший стену, с которого все началось, — оно было таким ярким, красочным, динамичным и очень мне понравилось! На следующий день на стене напротив был уже другой рисунок, но такой же по стилю. Автор точно один и тот же! А после по всему городку я начал искать граффити этого художника, потому что они такие… волшебные, веселые… — прям как ты — неожиданно словил себя на мысли Билли и затем нежно улыбнулся уголками рта, — теперь я высматриваю их. Уж не знаю, когда художник успевает рисовать свои граффити, но я нахожу новые на каких-нибудь стенах каждый день! Так что сейчас… — он обернулся на Гайса с задорной улыбкой, щеки покрылись редким румянцем, и только потом Билли заметил, как тот удивлен.       Инвизи, запаниковав, спросил, что не так, может, он неправильно что-то сказал, но Портер тут же успокоил его, ответив, что он просто крайне удивлен. Как минимум потому, что Билли особой разговорчивостью по своей инициативе не отличался, а рассказ вышел такой, хоть сочинение пиши, а как максимум — история очень захватывающая, словно эти граффити — целая жизнь Билли. Только вот…       — Давай поищем вместе! — обрадовался Гайс и начал бегать по стенам глазами активнее самого Инвизи, — Тебе это действительно так важно? Эти рисунки?       — Что? — недопонял тот, а затем, кивнув, добавил: — Да.       — Отлично!       Однако…       Много ли людей рисует граффити каждой ночью?       Интересно, Инвизи видел те граффити, о которых думает Портер?       Что, если да? Действительно?       Гайс так ушел в свои мысли и действовал на автопилоте, что схвативший за руку и крайне восторженный Билли выбил его из колеи. Парень чуть не упал, пока тот своей теплой рукой тащил его к какой-то стене.       Изумление Портера заполнило зрачки, когда они застыли перед стеной, и Билли стал светить на граффити мобильным фонариком, чтобы лучше разглядеть.       Не может этого быть!       — Вау… — восхищенно выдохнул Инвизи, а глаза его искрились так, словно он увидел не какой-то там рисунок, больше похожий по своему стилю на мультик, а одну из картин Ван Гога, — вот оно… — после паузы в несколько длинных секунд произнес он, касаясь руками стены, будто в попытке вобрать в себя хоть немного того, что считал прекрасным, — этот художник удивителен, не так ли?! — Билли все еще говорил с Гайсом, хотя, казалось, уже был на своей волне, — Золотые руки… как бы мне хотелось встретиться с ним и сказать спасибо за это чудо!       А Портер, стоящий позади, застыл на месте с того момента, как они подбежали к стене, и, кажется, даже не дышал. Сердце трепетало, подобно крыльям бабочки, что только-только выбралась из кокона, а влага покалывала глаза, как крупицы драгоценных камней.       Его щеки залились румянцем тогда, когда он, наконец, с приятной дрожью и счастливой улыбкой ответил:       — Ты можешь сделать это сейчас…