кошмары

      - Я же клал ее сюда, - Баки резким движением сталкивает стопку книг с тумбочки, и они рассыпаются на полу, из одной даже вылетают страницы. Баки оглядывается по сторонам небольшой гостиной в поисках, но в ней практически нет мебели, а значит – сложно что-то потерять. Он перерыл вверх дном все в этой квартире, которая раньше, в те пять лет «щелчка», принадлежала Стиву, но так и не нашел злосчастной записной книжки.       - Чертов Земо, - бормочет он, злобно стискивая зубы. Оторвать бы этому проныре руки и засунуть в задницу. Он ведь предупреждал, что будет, если тот снова возьмет книжку. Баки подходит к окну, раздраженно морща нос и разглядывая острые иглы дождя на стекле. Из-за плотной стены ливня соседнее здание выглядит размытым. Больше, чем когда кто-то берет его вещи, он ненавидит мокнуть, отчего одежда мерзко прилипает к телу и ограничивает движения. Воспоминания сразу окунают его в снег, когда он выпал из поезда, а затем в ледяную воду реки, куда он прыгнул за Стивом.       Но он хватает куртку, накидывает капюшон и ныряет в непогоду. Капли хлещут по лицу, словно крошечные кинжалы, и он наклоняет голову ниже, прикрывая лоб рукой. Арендованная для беглого преступника квартира находится неподалеку, но Джеймса можно хоть выжимать, когда он добирается до нее. Он толкает дверь, чуть не сбивая взявшегося за ручку Земо с ног.       - Я говорил, что будет, - Джеймс сжимает руки в кулаки, а Земо удивленно хлопает глазами, отшатываясь назад, - верни ее.       - О чем ты?       - Записная книжка, - сквозь зубы цедит он.       - У меня ее нет.       И Джеймс злится еще больше, потому что по реакции Земо видит, что тот не врет, но все равно делает несколько угрожающих шагов, сокращая расстояние между ними.       - Сам подумай. Зачем она мне?       И снова прав. В практическом смысле она ничего барону не даст. Книжка нужна была лишь для провокации, в отсутствие Джеймса она не имеет смысла, в ней нет никаких данных, которые можно использовать против него на практике. Инстинкты внутри него вторят – «убей, убей. Справитесь без него». Но Джеймс обещал никому не вредить. И его бесят эти обещания.       - Мне искренне жаль, что ты ее потерял, но попробуй посмотреть дома повнимательней.       Ни черта ему не жаль, но Джеймс пренебрежительно шмыгает носом и разворачивается, чувствуя, как от стыда начинают гореть уши, а злость, не нашедшая выхода, жжет грудь. Он вновь ныряет под дождь, не способный охладить его пыл. Ненависть к безысходности и дезориентация. Баки быстро шагает домой, обдумывая места, в которые он забыл заглянуть. Не мог же он потерять ее? Страх на мгновение пронизывает его насквозь. Нет, не мог. Она где-то дома. Он ведь доставал ее там сегодня, да.       До него вдруг доносится чей-то голос, звучащий знакомым звоночком, отражающийся эхом от стен переулка, и тонет в шуме беспощадного дождя. Баки останавливается и, словно ищейка, вглядывается в неосвещенное пространство, втягивая носом воздух. Нет, ему не показалось, в переулке явно кто-то борется. Баки срывается с места, ведомый фантомным дежа вю. Стив вечно влезал в передряги. Он просто не мог без этого. А Баки всегда знал, что найдет его в переулке.       Баки видит, как двое толкают белобрысого мальчишку, словно футбольный мяч, а затем один из них делает шаг в сторону, и тот летит в глубокую лужу. Джеймс пихает ближайшего парня в стену, рванув к следующему. Он бьет правым кулаком, и глухая боль отпечатывается в костяшках. Хватает его за шею, прижимая к стене, и бьет в челюсть. Но откинутый в сторону противник прыгает ему на спину, пытаясь помочь товарищу. Баки хватает его за руки, разворачиваясь и швыряя парня через себя на землю. Злость пляшет перед глазами кровавыми пятнами, и он едва сдерживает силу.       - Эй, чувак, мы же пошутили! – один из парней поднимает руки и пятится от солдата, который, прищурившись, угрожающе шагает на них. Баки останавливается, заметив на их лицах неподдельный страх, и приходит в себя. Это же просто местная шпана. Они не заслужили того, что он может с ними сделать.       Парни, воспользовавшись замешательством, срываются с места и, спотыкаясь, спешат выбраться из переулка. Баки удовлетворенно хмыкает и поворачивается, но белобрысого мальчишки уже след простыл. ***       Дело не в именах, которые он записал – он помнит их все наизусть и может зачитать, как код солдата, разом пробудив всю боль и воспоминания. Эту же записную книжку он открывал в поисках успокоения. Самые первые листы были исписаны аккуратным почерком Стива, на других оставлены им же небольшие рисунки. Стив отдал ему книжку, чтобы Баки, как когда-то и он, наверстал все хорошее, что упустил. И сейчас Баки как никогда нужно успокоение. Он бы выбрал какой-нибудь фильм или музыку и представлял, как Стив смотрел или слушал бы, сидя рядом с ним. Как голубой свет от экрана мелькал бы на его лице, как Стив хмурил бы брови и отпускал редкие комментарии, как бы смеялся, чуть не заваливаясь на пол. Баки смотрит на одеяло и подушку, лежащие на полу перед телевизором. Стив, наверное, сидел бы в кресле.       Он принимает горячий душ, чтобы согреться после прогулок под ливнем, и ложится спать. Сон долго не идет, и Баки просто лежит, уставившись в потолок и слушая тиканье часов, отмеряющих его одиночество. Казалось, проблема заснуть была с ним всю жизнь, а оттого – привычна и неудивительна. Только криокамера не оставляла выбора. Баки встает и открывает окно, впуская в комнату прохладный ночной воздух вместе с громкими звуками: вой полицейских сирен вдали, лай собаки, а затем чужой смех. Шум с улицы заполняет и его голову, не оставляя внутри пустого места для мыслей и снов, когда он снова ложится в постель.       Через некоторое время он, вздрогнув, открывает глаза, всматривается в темноту и тяжело вздыхает. Сознание все еще отрицает потерю, не позволяя спокойно спать. Баки бредет к кухне и решает почистить и заточить ножи. Не для цели. Простые механические действия его всегда успокаивали. Он вытаскивает ножны из шкафа и раскладывает оружие на кухонной стойке. Лезвие в свете тусклой светодиодной лампы не блестит – сталь покрыта ржавчиной. Он слишком долго не доставал и не использовал ножи, и вот, что с ними стало. ***       - Как спалось, Джеймс?       Баки сидит в кабинете психолога, сцепив ладони в замок. Здесь хотя бы диван удобный, иначе бы он не вынес и пяти минут «задушевных» разговоров.       - Шесть часов беспробудного сна, - сухо отвечает он.       - Ого. Это достижение, - Рейнор делает пометку в блокноте, и у Баки нервно дергается глаз от ее действия, - снилось прошлое? Какие-то его элементы?       Баки задумчиво хмурится. Ему не нравится делиться с посторонними людьми никакими деталями своей жизни. Он знает – доктор не будет использовать эти данные, она связана врачебной тайной, но ему все равно каждый раз тяжело дается ответ.       - Я… точил ножи. Это меня успокаивает. А они почему-то были ржавые.       - Нож в руках во сне – это символ того, что Вы пытаетесь обороняться от окружающих, считаете, что от них исходит опасность, - говорит Рэйнор, складывая руки поверх блокнота. Она пристально смотрит на него, словно пытается распознать ложь – во сне ли были ножи. Но зачем ему врать? Баки молчит – не нужно копать глубоко в себе, чтобы понимать – доктор говорит и о себе в том числе. Он всех от себя держит на расстоянии, с которого сможет предотвратить предательский удар.       - Вы можете таить на кого-то серьезную обиду, - продолжает Рэйнор, склоняя голову. Ее голос вбивается в сознание Баки, как стальные сваи. Она уверена во всем, что говорит, и Баки обидно, что это так. Что он не может подобрать аргументы и сказать, что она ошибается. Она была безжалостно права с самого начала, а он, упрямый, воспринимал ее в штыки, не веря убеждениям, что все вокруг, и она в том числе, хотят ему помочь.       - По соннику Фрейда, простите за прямоту, ржавый нож символизирует сексуальные расстройства.       Баки стреляет бронебойным взглядом в сторону женщины. Что? Что она только что сказала… да как у нее язык повернулся?! Теперь она нашла в нем новый изъян, великолепно. Каждый сеанс она вспарывает его тщательно залатанную душу, которую после этого штопать заново. Как после такого верить, что ему желают только хорошего? Оставьте его в покое – вот, что ему поможет. Баки хочет сжать руками голову, зарычав «вы не разбираетесь, а просто навязываете мне свои идеи», как промывка мозгов, вложение в нее определенных мыслей с целью заставить его действовать против своей воли. Но вместо этого он, не шелохнувшись, с прямой спиной флегматично произносит:       - По-моему не стоит придавать большого значения каким-либо снам.       - Кто как считает. Но сны – это наше подсознание. Они без стеснения говорят, чего нам не хватает, чего нам хочется. Зачастую это требует расшифровки. Я говорила, Вам нужно общаться с людьми. Например, сходить на свидание, просто развеяться, не обязательно для крепких отношений. Вам нужно перестать видеть в людях врагов. Окружающие хотят Вам помочь.       Она снова повторяет эту фразу, но та никак не хочет укрепляться в его сознании.       - Спасибо, док. Приму к сведению, - бурчит Баки, лишь бы она, наконец, заткнулась и перестала выдумывать, что там на самом деле хочет его подсознание. ***       Он бы очень хотел напиться, но не может. Ему мучиться лишь в трезвости всю оставшуюся жизнь. В голове мелькает идея – а если он будет пить достаточно быстро и самые крепкие напитки, хоть на минуту он почувствует легкий звон в голове?       Баки бродит весь день по городу, над которым собрались тяжелые тучи. И даже дышать несколько трудно – воздух словно сдавил легкие. И ни одного порыва ветерка.       Устав, Баки заходит на обед в кафе и устраивается за столиком в самом дальнем углу. Он наблюдает за окружающими. Никто, кроме него, не сидит в одиночестве. Возможно, если бы какая-то девушка сидела одна, он бы смог подойти и завязать разговор… Баки мотает головой, откидывая глупую мысль. На него же посмотрят как на маньяка. Он успел забыть, как легко ему раньше удавалось знакомиться. А затем военная форма сделала так, что ему вообще не приходилось стараться, только улыбнуться в ответ. Но дело в том, что он не хочет знакомиться, не видит в этом смысла. Какие перспективы? Для чего стараться? Стоит ему рассказать о себе, как посторонний человек отшатнется, испугается. Никто не поймет, почему в его квартире практически нет мебели, почему он неразговорчив и угрюм, почему так одержим потерянной записной книжкой. Баки боится, что если кто-нибудь заночует с ним в одной комнате, он, ошалевший от пронзительных снов прошлого, может случайно придушить его.       Всем будет лучше держаться на расстоянии. Мало кто поймет. Баки хмурится на внезапно появившееся желание позвонить Сэму и перекинуться с ним парой слов. Вот, кто поймет его, несмотря на показной сарказм. Причина, за которой Баки спрячет потребность в человеческом общении, у него имеется.       - Ого. А я думал, ты забыл, как пользоваться телефоном, - весело отзывается Сэм с другого конца провода. Баки лишь тяжело вздыхает и пытается придать голосу хотя бы немного жизнерадостности.       - И тебе привет, - Баки нервно мнет салфетку, пытаясь придумать, что сказать. - Ты занят?       - Могу отвлечься на пару минут. Помогаю сестре – у нас сегодня на ужин лагман. Не хочешь присоединиться?       - Нет, - машинально отвечает Баки и тут же немного жалеет, - спасибо, но… в другой день, ладно? Сегодня я немного не в настроении.       Ему кажется, что у Сэма в голове промелькнуло «да ты каждый день не в настроении». Но он не произносит это вслух.       - Договорились. Что-то случилось?       Баки делает глубокий вдох, словно собирается с силами. Да, только идиот бы не догадался, что что-то случилось, ведь Баки не мог позвонить просто так после того, как неделями игнорировал звонки и сообщения.       - Помнишь мою записную книжку? То есть Стива. Я ее где-то оставил… - он игнорирует слово «потерял», - ты случайно не знаешь, куда я мог ее засунуть?       Он нервно сжимает пальцы, схватив вилку, пока Сэм задумчиво молчит несколько секунд. Затем раздается его голос чуть издали – он отвечает сестре или ее сыновьям.       - Да-да, минуту, - а затем порывистое дыхание, как при ходьбе, - помню, как ты убирал ее во внутренний карман куртки. Думаю, там ты проверил в первую очередь.       - Естественно.       - Дай подумать…. – Баки благодарен за то, что Сэм не насмехается над ним, а, наверное, больше других понимает огорчение. Он видел эту книжку, он знает, кому она принадлежала, - наша принцесса, запертая в башне, точно ее снова не стащила?       - Его я уже проверил.       - Точно. Глупый вопрос, - Сэм снова мнется, мычит, - знаешь, когда я что-то теряю, я возвращаюсь на то место, где в последний раз держал вещь в руках. И пытаюсь повторить действия в точности. Может, она лежит у тебя прямо перед носом, а ты просто не замечаешь.       - Спасибо. Я попробую, - обреченно произносит Баки. Других вариантов у него нет. ***       Он проделывает все действия в точности. Приходит домой, запускает руку в пустой карман куртки, делает вид, что достает книжку, листает, а затем… затем кладет ее обратно и вешает куртку на вешалку. Все. Она не могла просто взять и исчезнуть. Баки безрезультатно окидывает взглядом пол рядом с вешалкой в сотый раз. Книжку могли только украсть. Но как он проглядел этот момент? Где было его сознание? У него появились провалы в памяти? Может, они и были.… Может, стоит поговорить об этом с Рэйнор, скорее всего у нее найдется ответ. Он говорил, что не может доверять собственному разуму, и, видимо, это не изменилось.       Баки заглядывает под кресло, прежде чем тяжело опуститься в него и включить телевизор, лишь бы что-то звучало на фоне и глушило его мысли.       - Дерьмо, дерьмо, дерьмо, - он нервно потирает лицо ладонями. Он мог бы сейчас сидеть на диване в компании, смотреть телевизор и обсуждать глупые современные телешоу. Раньше в них тоже было мало умного, а сейчас и вовсе не найти смысла. Смысл развлечься, Баки, - сказал бы ему Сэм. – Ты помнишь, что такое развлечения? Выстрелить так, чтобы устранить трех солдат одной пулей – вот какое у него было раньше развлечение.       А теперь он чувствует, что серьезно облажался. Подорвал доверие Стива. Да, в книжке нет никакой ценности, можно снова записать куда-нибудь имена, добавить названия фильмов на будущий просмотр, придумать планы. Но новая книжка уже не будет той самой. Потому что она была практически единственной вещью, которая осталась у Баки от Стива.       Он вымотан, ему хочется лежать и ничего не делать. Чтобы тревожные мысли почувствовали свободу и, словно кислота, пропитали его мозг до основания. Баки около двух часов смотрит какой-то фильм, который не особо затягивает его сюжетом. В комнате становится темно, и единственный источник света – телевизор, мелькает чужими лицами с не понятными ему эмоциями. Он думает, что нужно что-то съесть, а в холодильнике лишь бутылка невкусного виноградного шнапса, которую он случайно прихватил в магазине, и кусок заплесневевшего сыра. Он спускается в магазин, расположенный неподалеку, прихватывая каких-то полуфабрикатов и бутылку водки. Он никогда не устанет пытаться.       Выйдя из магазина, Баки презрительно морщит нос – снова начался гребаный дождь. Может, Танос, помимо прочего, сместил земную ось, поменял везде климат, и теперь Нью-Йорк находится в тропиках? Баки накидывает капюшон и спешит скорее домой, в квартиру, лелея мысль о том, чтобы забраться под душ. Но на этот раз дождь не холодный. Ветер так и не появился, и духота только усилилась. Баки пытается вдохнуть глубже, но ничего не получается.       Прижимая к себе размокший пакет, он заходит в дом и направляется сразу в комнату, но замирает в дверном проеме. Ему показалось, до этого момента у него никогда не билось сердце. А теперь он чувствует грохот между ребер, сотрясается от его силы. В темноте комнаты он видит силуэт у окна. Баки, не моргая и не сводя с него взгляда, делает несколько бесшумных шагов, чтобы опустить пакет с покупками на кухонную стойку. И этого нарочного шороха бумаги достаточно, чтобы гость повернул голову.       - Зачем ты пришел? Уходи, - говорит Баки, и его голос настолько сухой, что прочертил когтями в горле широкие полосы.       В носу щиплет запах ацетона. Баки резко втягивает воздух, пытаясь держать себя в руках, но фигура Стива все равно расплывается перед глазами. Даже сквозь белесую пелену он видит, как Стив делает к нему шаг. Еще один. Он неминуемо приближается, как тропический ураган, а Баки не может сдвинуться с места, с мазохистским удовольствием наблюдая за ним. Но, стоит Стиву приблизиться, как Баки отталкивает его прочь от себя. Пытается, по крайней мере, потому что Стив перехватывает его руки за запястья и тянет Баки на себя. Нет, ты не посмеешь этого сделать! Баки дергается последний раз, резко слабеет и, не способный больше сопротивляться, безвольно утыкается лицом в плечо Стива. И лед сходит огромным пластом. Глаза печет, и он понимает, что не удержался и плачет.       Он не чувствует в себе силы суперсолдата, чтобы вырваться из объятий, он ощущает себя десятилетним пацаном, который разбил мамину вазу, долгое время пытался строить из себя равнодушного бунтаря, но все-таки сломался под гнетом совести. И он знает, что Стив, как и мама, не будет злиться на него за его проступок. Он жмурится, качая головой, а затем издает нервный смешок. Теперь он понял, куда подевалась записная книжка.       Баки огромных усилий требуется оттолкнуться от Стива, упираясь ладонями ему в широкую грудь. Он все такой же, каким и был, лишь слегка изменилась прическа. Смотрит на него своими грустными глазами, греет исходящим от них добром, ждет, наверное, что Баки улыбнется, спросит, как дела, оставит свою обиду. Но та глубоко пустила корни, пронизала ими легкие, не давая глубоко вдохнуть. И если вырывать ее, то только с жизнью.       - Ты меня бросил, - шепчет Баки. Голос ему не поддается, но вот тело, наконец, отмерло. Баки сжимает руки в кулаки, потому что ему хочется врезать Стиву. Врезать посильнее. Чтобы тот ощутил всю мощь его обиды за то, что бесцеремонно и эгоистично ушел в жизнь волшебных грез, оставив его в одиночестве в мире кошмаров. Но врезать хочется именно правой рукой, чтобы и самому все почувствовать. Стив, будто прочитав его мысли, не дает ему сделать шаг назад, прижимает за спину к себе.       - Засунь себе сам знаешь куда «так нужно было», - выплевывает Баки, не давая ему и слова сказать. А ненавистный Стив кладет ему ладонь на затылок и притягивает к себе, чтобы поцеловать.       Тех секунд, в которые Баки отчаянно борется мыслью укусить его за губу, достаточно, чтобы Стив сделал движение, заставив сердце Баки сильно удариться о ребра. И он повинуется, отвечает, пытаясь вложить в этот поцелуй всю обглодавшую его до самых костей боль и отчаяние. Баки впервые чувствует себя пьяным. Голова настолько дурная, что он теряет ощущение времени и не знает, когда поцелуй прекратился и сколько они просто стоят, обнявшись. Он приоткрывает глаза – все вокруг будто в мареве тумана и дождя. Баки больше не чувствует в себе той злости, только растерянность.       Пальцы Стива бегут по его тяжело вздымающейся груди вниз, задевая армейские жетоны, отчего на шее натягивается цепочка. И как только они оказались поверх футболки?       - Сейчас не война, зачем они тебе… - голос обрывается, а Баки с ним не согласен. Война никогда не прекращалась, она просто приобретала другую форму.       - Ты носишь мои жетоны? – спрашивает он, а Баки стоит, не шелохнувшись, только наблюдая за тем, как Стив задумчиво хмурится, рассматривая свою старую вещь. Еще одну вещь, которую Баки захотел сохранить на память.       - Да. Потому что ни один из них нельзя отправлять командиру, ведь ты жив, - на выдохе произносит Баки, - а мои потерялись где-то в снегах.       Он не думал, что ему когда-то придется объяснять свое решение, поэтому ему так легко далась правда. Не спрашивай, Стив, больше не задавай вопросов. Баки не уверен, что сможет найти на них ответы, что вообще сможет произнести еще хотя бы одно слово. Он сам подается вперед, впиваясь губами в его губы, мысленно умоляя «только не уходи». Еще одну разлуку он не выдержит. Без него невыносимо, но и с ним тоже невыносимо.       Баки делает шаг назад, потянув Стива за собой, и тот прижимает его спиной к кухонной стойке. Отступать больше некуда. Джеймс не привык сбегать от опасности, он бросался с головой в самое пекло, бесстрашно следовал за тем белобрысым идиотом, что дрался в переулках с противниками сильнее его. Стив своим примером научил его идти до конца, даже если он не представлял, что ждет впереди. Вряд ли он сам задумывался. И Баки не будет. Есть только одна секунда, в которую он задерживает дыхание, чтобы нажать на спусковой крючок, но на этот раз пуля летит ему самому в голову.       Мокрая куртка тяжело сваливается на пол. Терпения хватает только перехватить пару тяжелых вдохов, стаскивая с себя футболку. Горячие ладони Стива ложатся на его холодную грудь, скользят вниз, оглаживая ребра. И Баки, содрогаясь от разницы температур их тел, откидывает голову назад. Он не хочет ничего контролировать, не хочет ни за что отвечать. Куда проще повиноваться приказам, чем выбирать. Он в действительности не знает, чего хочет. Он мечется между мыслями: что приемлемо, а что – нет. Что правильно, а что – нет. Что убьет его, а что заставит ожить. Каждый поцелуй, проходящий по его шее – как разряд тока печи Гидры, что выжигает его сознание до белизны, удаляет мысли, оставляя после себя лишь пустоту. Он тяжело дышит, вцепившись в кухонную стойку ладонями, пока чужие руки расстегивают его джинсы, аккуратно пуговицу за пуговицей.        Нет, это совершенно точно убьет его. Баки понимает это с первых размеренных движений. Он мог стерпеть любую пытку, кроме этой. Он напрягается всем телом, закусывая губу до крови, и забывает дышать несколько долгих секунд, когда движения, наконец, не становятся быстрее. Он ненавидит полумеры. Только все. Только сразу. Сильно и безжалостно. Никаких лирических отступлений и колебаний. Если суждено сдохнуть – то лучше от выстрела в висок. Напряжение копится, он не отпускает столешницу, чтобы не свалиться на пол, хотя знает, что его подхватят. Он не хочет, чтобы эта пытка прекращалась, не хочет трезвости, приходить в себя. Только сейчас он может отпустить вожжи контроля, передав его другому, кто уж точно знает все о правильности.       Резкий выдох и единственный стон, который он не смог сдержать. ***       Он снова на диване в кабинете у Рэйнор, вертит в руках записную книжку Стива, которую утром нашел под подушкой. Он устал до такой степени, что не реагирует сарказмом на замечания доктора. Все ее вопросы однообразны. Но есть один, который он даже с мазохистским удовольствием ждет. Тот, который не задает ему больше никто.       - Вам снятся кошмары?       Баки молчит долгое время, раздумывая над тем, можно ли назвать все, что каждую ночь приходит к нему, кошмарами. Он каждый раз, вздрогнув, просыпается, пытаясь в темноте отогнать остатки образов своих жертв и мучителей. Пару раз он даже швырял в них ножи, дырявя стены. Он дрожит словно от холода, сомневаясь в том, стоит ли снова опускать голову на подушку. Он укутывается в одеяло, уставившись в работающий телевизор, пока глаза сами не начнут слипаться. Он думает о том, хочет ли видеть Стива во снах, если это будет пыткой не меньшей, чем сны, в которых его ставят на колени, бьют наотмашь по лицу, оттачивая удары. Ведь только там он может увидеть Стива.       - Нет, - сухо произносит Баки.       Не снятся. Он в них живет.