You're my heart, you're my soul

Весна... Пора любви... Ладно, лучше забудем об этой строке... И все же эта весна однозначно удалась. Мне кажется, эта весна стала самой счастливой в моей жизни. Даже жаль, что она кончится уже через неделю. Но на самом деле мне не жаль, точнее сказать, не только жаль. Мне страшно. И единственный, с кем я могу поделиться своим страхом — личный дневник (Не верится, что я призналась себе в том, что это действительно личный дневник. Как будто мне не 16, а снова 10. Тогда я тоже вела дневник, и теперь эта затея кажется мне детской, что абсолютно глупо, ибо записывать свои мысли и переживания - нормально. Но я буду не я, если не придумаю себе лишних проблем. Теперь мне кажется, что я затеяла весь этот разговор, просто потому что боюсь признаться даже листу бумаги). Я боюсь, что весна закончится. А вместе с ней и все происходящее. Конечно, этот страх необоснован ничем. Действительно ничем. Но когда все начинает идти хорошо, когда тревоги и волнения отступают, мой мозг, судя по всему, отказывается воспринимать этот факт. Создается впечатление, что мне просто жизненно необходимо существовать в виде комка тревожности. Слишком хорошо себя чувствуешь? Хм, видимо пора придумать какую-нибудь проблему из ничего и накрутить себя. Ты ведь так давно не плакала. Одна скромная истерика не помешает, правда ведь? Но я уже не удивляюсь ничему. Я настолько свыклась с этим... И все бы ничего, если бы это не съедало меня изнутри. В один "прекрасный" день, тут, пожалуйста, запомните мои слова, это чувство прогрызет огромную черную дыру (вероятно где-то на месте моего сердца) и вылезет наружу. Вы больше не увидите меня, мою сущность... Все что останется - тревога, которая заменит меня. И никто не заменит подмены. И мое маленькое "я" будет сидеть внутри этой тревоги, где-то очень глубоко, и не сможет даже заплакать, потому что "я" слабое. Оно не может бороться. Я ненавижу все это. Я ненавижу свою тревогу. Я ненавижу свою слабость. Я так хочу бороться, но не могу. Я не могу даже рассказать об этом кому-то кроме глупой книжки. Поэтому я смело могу назвать себя столь же (читайте: более) глупой. И вот сейчас, когда мне больше не нужно скрывать свои чувства, бояться, что они могут разрушить то, что строилось большим трудом, что так ценно для моего сердца, сомневаться в чем-либо, когда теперь мне должно стать спокойно...не становится. Я не сомневаюсь в Семе, я люблю его, больше, чем это вообще возможно представить, и я чувствую, что он испытывает то же. Так почему же я сама изнуряю себя? Я не знаю. Я хотела бы знать, что стало причиной всего этого. Но как я могу узнать это? Я просто боюсь. Боюсь, что все, что у меня есть — иллюзия. Что все испарится по щелчку пальцев, и я останусь ни с чем. Я боюсь остаться наедине со своей тревогой. Боюсь, что тогда уже никто не сможет меня спасти. *** — Грхрхрх, — давайте просто представим, что это рык, я не могу записать здесь голосовое, — у меня снова не получается, — с отчаянием в голосе высказала я. Всем привет, меня зовут Ева, очень приятно, и я уже три года не могу поставить гребанное барре на гитаре. — Будь оптимистичней! Если ты поверишь в себя, то у тебя обязательно получится. Если это тебе как-то поможет, то я в тебя очень верю, честно. Мотивирующие речи всегда получались у Семы хорошо, но это не значило, что они сработают на меня так быстро. Парень встал с кровати, подошёл ко мне и, нагнувшись, приобнял за плечи. Мне, конечно, стало легче, но недостаточно. — Знаешь, если бы я не билась над этим так долго и так безрезультатно, то может я и верила бы в себя. Кстати, сегодня двадцать шестое мая на часах, — Сема хмыкнул, — как раз можем отпраздновать годовщину моего неудавшегося барре! — Ладно, это было смешно, — признал он, — но как хороший и любящий парень, я должен продолжить убеждать тебя в том, что все не так плохо. — Можешь не утруждать себя. Мои руки слишком маленькие, а пальцы слишком короткие, чтобы осилить это. Так что ничего удивительного. — Не говори так, у тебя лучшие руки в мире, — я засмеялась, а Сема, взяв одну из моих рук, поднес ее к своим губам и нежно поцеловал. Могу поклясться, по всему моему телу пробежался табун электрически заряженных мурашек, если вы вообще можете себе такое представить. — Тебе просто нужно немного помощи, — не отпуская мою руку, он потянул меня в сторону кровати. Мне пришлось встать с кресла и пойти за ним, хотя я, в целом была не против, потому что после часа тренировок моя спина затекла и ныла настолько, что прилечь — было единственное, о чем я сейчас мечтала ( ну, и о парочке поцелуев возможно). И только я была готова лечь... — Нет, нет, нет. Не так быстро. — Сем, если ты хочешь девушку без спины, то поищи другую кандидатку, — проныла я и все же легла. — Ну, если ты так просто отдашь меня "другой кандидатке"... — Ладно, ладно... — я села на кровати и пораженно подняла руки вверх. — Вот и умница, — он чмокнул меня в лоб и широко улыбнулся, отстраняясь. — Возьми, — он протянул мне гитару, — давай попробуем вместе. Парень сел чуть позади меня, обвив меня и гитару руками. Его голова покоилась на моем плече, (так видимо было лучше видно, хотя с его ростом, он и без этого мог хорошо все видеть, смею предположить, что ему просто нравится находится именно в таком положении) горячее дыхание обжигало мою шею, а спиной я чувствовала, как быстро бьется его сердце. — Давай попробуем так, — его пальцы лежали поверх моих на грифе гитары, зажимая струны, — а ну-ка. Я провела другой рукой по струнам, и чистый красивый звук разлился по комнате. — Получилось... — слегка ошарашенно произнесла я. — Вот видишь! Теперь попробуй сама, давай, Ева, ты сможешь. Он убрал руку, но в остальном не изменил своего положения. Но мне так было даже комфортнее. Я чувствовала себя защищенно. Рядом с Семой все мои страхи исчезали, как будто никогда и не существовали. От него пахло домом, и я не знаю ничего уютнее этого дома. Этот запах заполнял мои легкие, и я начинала верить. В себя, в нас. Мои пальцы снова зажали струны, рука скользнула вверх-вниз. — Не могу поверить! — я радостно рассмеялась. Отложив гитару на пол, я повернулась к Семе, чтобы в следующее мгновение утонуть в его обьятиях. — Не хочу показаться вредным, но... Я же говорил, — я хлопнула его по спине, — ладно-ладно, — он засмеялся (мой любимый звук, если кому-нибудь вдруг интересно) и крепче сжал меня в своих руках. — Я рад, что ты поверила в себя, и у тебя все получилось. — В этом твоя заслуга, — я немного отстранилась, чтобы посмотреть в любимые глаза.— Ты вселяешь мне веру в себя. Без тебя ничего не вышло. Спасибо. — Ты всегда можешь на меня положиться. Я всегда буду верить в тебя, всегда буду рядом, чтобы помочь. Обещаю. В следующую секунду его рука уже согревала мою щеку, а губы касались моих в нежном поцелуе. Я верю ему. С ним я ничего не боюсь. *** Теплый летний ветер развевал мои волосы, отчего пряди щекотали мое лицо. Жаркие солнечные лучи не только согревали, но и практически сжигали, оставляя на коже золотистый загар или ожоги, если вам повезло не так сильно. Это предзнаменовало начало лета, которого я так сильно ждала и отчего-то так сильно боялась. В любом случае учеба кончилась, и ближайшие три месяца можно было ни о чем не беспокоиться и наслаждаться жизнью. Парк был наполнен ароматом ягод и фруктов (не могу передать, как мне захотелось персиков), сахарной ваты и шоколодного мороженого, пением птиц и детским смехом, радостью предвкушения наступившего лета. Я сидела посреди газона, не закрытого кронами деревьев, защищенная от солнечного удара только "дачной" панамкой, как ее называл Сема, и не было смысла объяснять ему, что "так модно". Рядом со мной лежал букет одуванчиков, бережно собранный мной же. Никогда не умела плести венки, но сегодня ко мне пришло некоторое вдохновение, и я решила, что никогдв не поздно научиться. Я брала по одному цветку аккуратно сплетая с остальными, чтобы не сломать. Задача не из простых, но я вроде неплохо справляюсь. Дополнительным испытанием стал Сема, судя по звукам, спавший на моем плече и создававший лишнюю нагрузку на мою бедную спину, и так согнувшуюся в три погибели. Но не в моих силах, да и желаниях, было будить его и просить оставить мое плече в покое. Из динамика лежавшего на траве телефона исходила тихая музыка. Это был альбом нашей любимой рок группы. И тут может возникнуть несколько вопросов. Во-первых, как можно слушать рок тихо? Нельзя, но мы уважаем других людей и не напрягаем их своей музыкой. А во-вторых, какого черта Сема спит под рок? Это вообще реально? Но на этот вопрос даже он ответить не может, во всяком случае, пока спит. Так что и мне, и вам придется утешиться только догадками. Я как раз доплетала венок и уже закрепляла его, когда почувствовала невероятное долгожданное облегчение. — Ты как раз вовремя, — я повернула голову в сторону парня. — Неужели? — он немного удивленно посмотрел на меня и потер глаза руками. — Надеюсь, ты хорошо вздремнул, — я тихо рассмеялась, — это стоило мне спины. — Прости, надо было разбудить меня, — Сема скорчил виноватую гримасу, по-другому ее не назовешь, и поцеловал меня в щеку в качестве извинения. — Ладно, ты будешь прощен, если примеришь венок. — Эх, так уж и быть, — он перенял его из моих рук и опустил на свою голову. — Тебе идет, — я широко улыбнулась и потянулась за телефоном. — Я во всем выгляжу хорошо, — он откинул волосы рукой. — А это еще зачем? — парень покосился на мой телефон. — Нужно запечатлеть такую красоту. — Может не стоит? — снова это его "щенячий" взгляд, но в этот раз не прокатит. — Глупый вопрос, я поставлю эту фотографию в рамку и буду наслаждаться прекрасным видом до конца дней своих, — я ткнула его пальцем в нос, отчего Сема сморщился. Сейчас он уже должен был понять, что спорить бесполезно. Он вымученно посмотрел в объектив направленного на него телефона. — Если ты хочешь, чтобы у меня на столе стояла твоя фотка с этим выражением лица, то я, конечно, не против... — Нет, нет, нет... Подожди, сейчас я сделаю нормальное, — я засмеялась, а парень выдавил из себя свою самую обоятельную улыбку. — Ну вот, теперь я не смогу сосредоточиться на фотографии, — наигранно растроенно пролепетала я и надула губы. — А мне сразу не понравилась эта затея! — для весомости он поднял указательный палец. — Лучше найдем занятие получше... — на его губах появилась подозрительная ухмылка. — И чем же это? — спросила я с вызовом. Ох, и лучше бы я этого не делала... Потому что в следующий момент я уже лежала на траве, вертясь в попытке спастись от пальцев Семы, решивших защекотать меня до смерти. — Пожалуйстааа, не надо! — взвыла я. — Кто-то тут боится щекотки? — Семааа! — Евааа! — он рассмеялся не прекращая моих мучений. — Это не смешно, — я переходила в атаку и била, сильно, насколько могла, по груди нависшего надо мной парня. Что в общем-то не доставляло ему никакого дискомфорта и даже забавляло. Мда, мне стоит подкачаться. — Ладно, ладно, воительница, — он остановился и посмотрел мне в глаза. Этот черт точно знает, как отвлечь меня. А я не могу сопротивляться ему и чарующему взгляду его синих глаз. Я сразу забыла все, что происходило минутой ранее, тонула в их глубине без надежды на спасательный круг. Да и не то что бы мне хотелось спасаться. Он улыбался мне не только губами, но и глазами. И поверьте, улыбки прекраснее вы не увидите. Я вдыхала его запах, как самый приятный в мире, обжигалась его гтрячим дыханием, будто это единственное, что может согреть меня, даже в этот жаркий день, всматривалась в черты его лица, в каждую деталь, словно боясь, что могу забыть их. Его губы опустились сначала к моему лбу, затем к носу и щекам, оставляя невесомые поцелуи. Но едва его губы коснулись моих, где-то неподалеку раздался крик. — Молодые люди! Вы что, читать разучились? Написано же русским языком, по газонам не ходить! — какой-то суровый пожилой мужчина, судя по всему работающий в парке, кричал нам с парковой дорожки, выложенной разноцветной плиткой. Сема поднялся и протянул мне руку, помогая встать. — Да не переживайте вы так, мы сейчас уйдем, — мне кажется, его попытка уладить ситуацию не особо удалась. — Тут должен переживать не я, а вы, — мы вопросительно посмотрели на него. Именно в этот момент включился автополив, и маленькие фонтанчики начили орашать водой не только траву, но и нас. — Кажется, ты хотела погулять под дождем... — Если это можно назвать дождем. Мы заливисто смеялись, бежа в сторону дорожки и прикрывая руками головы. Боковым зрением я заметила, что мужчина закатил глаза и, удостоверившись, чтт его работа здесь выполнена, пошел в противоположную от нас сторону, возвращаясь к своим делам. — Противный дед, — заключил Сема. — Даже спорить не буду, — согласилась я. Лето вступило с свои права, и я его больше не боялась. Все было хорошо.