"Я вовсе не твоя шлюха, Леви".

Холод. Чертов снег падал мне за шиворот, обжигая температурой и колкостью. Кожа затылка уже давно онемела, а кровь у носа превратилась в темную сухую дорожку, как глина. Мерзость. Удары в нос всегда самые сильные, потому что отдача идет во всю голову тупой тягучей болью, лишая возможности дышать и ориентироваться в пространстве. Но мне плевать. Это лишь мелочь, если сравнивать с тем, что натворил я. Пальцы рук отказывались гнуться — зима в этом году беспощадная. В голове промелькнуло, что это возмездие по мою душу и я ухмыльнулся. Даже это мелкое движение отдалось болью, потому что носом отделаться не получилось, но я игнорировал это: удерживал эту эмоцию на своем лице, умышленно причиняя себе еще большее физическое страдание, чтобы хоть как-то заглушить звон в ушах. Или это был гул? Я так и не восстановил фокус в глазах, чудом поднявшись на двадцать какой-то там этаж. Знаю, что это последний. Нет, спрыгивать я не собирался. Какой смысл, если тебе все равно? Что вообще в этом мире еще могло иметь для тебя значение, чтобы я смог привлечь твое внимание? Думаю, что даже моя смерть не развеселит тебя. А если все же да, то скажи и я для эффекта даже разбегусь как надо. Гребанный ветер пытался затушить сигарету. Можно было бы сказать, что весь мир против меня, но я бы справился все равно. Все равно бы разнес все вокруг, не оставив и следа от существующего, лишь бы снова ты сидел рядом и сорил на мой, сука, любимый ковер. «Лучше бы я сдох, чем пережил это», — твои последние слова в мой адрес. А когда-то ты благодарил весь белый свет за то, что встретил меня; что я лучшее, что могло быть с тобой и еще будет; кричал как можно громче, что вряд ли что-то способно разочаровать тебя во мне. Ухмылка стала еще шире. Четыре года назад. Была ужасная жара, как в аду. Если бы можно было снять кожу, то я бы ни на секунду не задумался. Еще эти сраные школьники трепятся у меня буквально под боком. Что, свободных скамеек больше не нашлось? Оглядываюсь и понимаю, что действительно нихрена. Я уже обмолвился, что ненавижу лето? В чем кайф потеть как мразь и закидываться кофе со льдом за двойную стоимость? Хоть убейте, не пойму. Собственно почему я страдаю под палящим солнцем, а не под живительным кондиционером у себя в обители — работа. Мне нужно было передать папку документов коллеге и подруге, которая по своей бесшабашности в очередной раз оставила ее кочевать не в том ящике. Нет, я не почтальон и не просто хороший человек. Моя жизнь и ближайший проект зависели от этих чертовых бумажек с графиками. Проклиная ее за непунктуальность, я пропустил момент, когда свободное место рядом со мной занял какой-то темноволосый парень с пустой физиономией. Больше я не разглядел и не собирался, а лишь отодвинулся подальше — слишком уж близко он себя уронил. Терять время я не собирался, поэтому решил прям сейчас вставить этой женщине по самое не хочу: — Очкастая, если ты еще раз заставишь меня плавиться на этом пепелище, то я тебя собственными руками на шашлык пущу, поняла? Незнакомец отчего-то повернулся. О, так это тоже какой-то школьник, судя по миловидности форм: обтекаемые черты лица гласили, что он точно еще несовершеннолетний. Странно, что встретившись с моим недружелюбным взглядом, как все говорили, этот экземпляр не отвел в испуге глаза, а продолжал откровенно разглядывать меня, словно оценивал или примерялся к чему-то. Бессмертный, однако? Я аж сам оторопел, перестав слушать оправдания на том конце телефона. — В общем, сижу здесь еще пять минут, а потом выбрасываю все в ближайшую урну и ебись потом, как хочешь, — пафосно сбрасываю вызов. Конечно, я приукрасил, что выкину, ведь они мне тоже были позарез как нужны. — А ты че вылупился? — это я уже обращался к любопытному пацану, который даже для приличия не прикинулся глухим. — Да вот думаю, — неспеша начал ты, — ты всегда так с людьми разговариваешь или только с теми, кому симпатизируешь? И тогда я ахренел. Эрен Йегер, как я потом узнал, был старшеклассником и младше меня на четырнадцать лет, тем не менее позволил сходу разговаривать со мной на «ты», так еще и с вызовом вглядывался в мои далеко не привлекательные глаза. Нет, я не скромный, а честный. Свои рыбьи дыры я всегда не любил, но ты потом признался, что утонул в них с первой секунды. Сказать, что дальше все произошло мгновенно — неверно. Для тебя, видимо, все длилось планомерно и выверенно, хотя я в упор отказывался это воспринимать. Также как наотрез не хотел рассматривать тебя в виде постоянного партнера. Нет, я не скромная леди, которая будет робко намекать, что кавалер мне не по вкусу, а прямо сказал «отвали нахер, щенок». Я не желал связываться с малолетками в такой степени. Мало того, что я не был уверен в законности этих действий, так и быть «папочкой» не прельщало. Но ты был настойчив. Тогда увязался за мной прям до машины, пока не всучил мне листок с номером телефона. Лучше бы я выкинул его тогда или тебе хватило ума не разговаривать с незнакомыми угрюмыми мужиками на улице. Я бы сказал, что тебя плохо воспитывали, но это уж слишком. Ты не бегал за мной, словно верный пес, это было не так. Случайно, ненавязчиво ты из раза в раз появлялся на горизонте, каждый раз оставляя после себя щекочущее послевкусие напополам с ожиданием. Мне стало интересно. Интересно узнать, на что ты еще готов, чтобы залезть мне в штаны. Как он понял, что я не против мужчин? Спросил в лоб, не боясь получить между глаз. Что странно, ведь я походил на типичного гомофоба прошлого века. Что я бисексуал и не буду с ним трахаться ни за что в жизни мы выяснили еще тогда на скамейке, мило перебрасываясь оскорблениями. Ничего романтичнее я в жизни не переживал. Хотя нет, было кое-что. Три года назад. — Сопляк, — я пытался восстановить дыхание, — а тебе мама не накостыляет за сперму на лице? Ты спокойно вытер губы салфеткой, расстегивая свои школьные брюки. Мои валялись уже где-то в коридоре, а болтающаяся на добром слове рубашка на моем теле тебя всегда возбуждала, поэтому я решил подыграть. Освободив член от белья, а корпус от остатков формы, выдавливаешь смазку в руку, уже устраиваясь у меня между ног. — Боишься оставить на мне последнюю? — если бы не твой член у меня в заднице, я бы точно ответил остроумно, но смог лишь заглушить стон, укусив тебя за плечо. Сколько себя помню, я всегда ненавидел эти разговоры о будущем и семье; что я еще найду свою половинку и буду бегать по полям, распинывая неповинные растения в приступе счастья. Во-первых, не знаю как остальные, но я изначально целым родился. Мне не нужен кто-то, чтобы я чувствовал себя полноценным. Во-вторых, я не верю в то, что можно испытывать одни и те же чувства к кому-то так долго — надоедает. Вы же не сможете питаться только пельменями, например, да? Не смущает меня такое сравнение ни капли. И в третьих, срать я хотел три раза на постоянство, партнерство, созависимость и прочую хрень. Долгое время ничего не менялось, когда ты ввалился в мою жизнь, не интересуясь моим мнением. Методично и неспеша захватывал все сферы моей жизни: от работы, где позже проходил практику, до сортира в квартире, где заныкал свои тапки около стиральной машины. Как это вышло, если я был столь категоричен изначально? Да я сам не знаю. Просто в один день проснулся от жуткой боли в пояснице и горячего дыхания мне куда-то в щеку. Три с половиной года назад. Эта была суббота. Я решил выпить пива в ближайшем баре, а ты, как любил делать, напросился со мной. И черт меня дернул повестись на твоё «я только один бокал, ну купи». Я купил. Через примерно два часа мы ввалились ко мне в квартиру. Чудом не трахнувшись прям на заднем сидении такси, сейчас уже не было причин сдерживаться. Я помнил, что тебе шестнадцать, но никак не мог сопоставить эту цифру с твоими умелыми руками. Ты был напорист. Вжимал меня во все стены, затыкая рот своим языком и преграждая все пути отхода. Я пьяным не был, в принципе не знаком с этим состоянием, но твой жар разгонял мою кровь, поднимая верхнее давление до ста сорока. Да и не только давление: член уже неприятно вжался в твердую ширинку брюк, а для больших ощущений ты еще трешься своим бедром о мои яйца. Я был сильнее, но сейчас мое тело, словно из ваты, лишь слушалось тебя. Руки окольцевали твою юношескую шею, а пальцами я грубовато дергал тебя за волосы, вызывая мычание. В тот момент мы решили, что для первого раза и стена сойдет. Как только я почувствовал свободу, то ты уже почти расстегнул замок и вытащил мой член, пошло облизываясь. Этот кадр частенько посещал меня после. Ты сразу решил взять на половину и немного закашлялся. Я уже открыл рот, чтобы съязвить, но ты заглотил уже увереннее, сминая свой ствол сквозь джинсы. Ты так мастерски сосал, что я даже пытался вычислить количество партнеров до меня. Если примерное количество минетов поделить на количество человек, умножить на долю вероятности «вялого» и квантиль пяти процентов, то выходит где-то… Додумать мне не дали, когда брюки и трусы валялись на полу, а ты призывно похлопывал меня по бедру, чтобы я перешагнул ненужные тряпки. О защите мы тогда забыли, как и все последующие разы. Развернув меня лицом к стене, ты в приседе начал медленно растягивать меня, пока я мог сдерживать голос. Несмотря на свою спешность, это ты делал аккуратно, оглаживая мои ягодицы, оставляя легкие поцелуи около входа. Я уже весь вспотел и плохо видел, когда почувствовал первый толчок. Блин, у всех подростков члены размером с хорошее дилдо? Если да, то можно всех посмотреть? Шутки шутками, а стонать я начал с третьего или пятого короткого толчка, потому что стенки растянулись как воздушный шар от газа, как бы не лопнуть. Я понял, что ты девственник, когда через минуту-другую, ты спустил мне в зад, даже не спросив разрешения. Мне всегда не нравилось это твое качество, в смысле делать все по-своему. Увидев мой недоумевающий туманный взгляд, ты сказал: — Я думал, что ты не подпустишь меня к себе, если узнаешь, что я еще ни с кем не спал, — если бы на тот момент я знал тебя чуть лучше, то сразу бы смекнул, что тебе дико стыдно. Но испытав свой первый оргазм ты не особо растерялся, продолжая трахать мой рот языком, а зад пальцами. Как только ты завелся снова, то мы уже переехали в спальню, где я кончил со стоном в подушку и испачкав собственные простыни. Стоит признать, что я быстро оценил твои внешние данные — ты был красив. Красив настолько, что я мог начать комплексовать, если бы не твои чувства, которыми ты окутывал меня, не боясь получить отпор. Только сегодня я понял, что именно это в тебе меня зацепило — авантюризм, безграничная самоотдача и бескорыстие. Я не думал, что такие люди еще существуют. Возвращаясь к внешности — все говорят, что глаза самая красивая часть человека. Я был в корне не согласен. Так как я всегда ненавидел свои, то я на твои огромные зеленые ямы не обратил внимание. Улыбка или задница? Вовсе нет. А вот ноги… Это были длинные, ровные ноги, которыми меня также обделили, но я не жаловался, вполне устраивало. Твоя осанка, которая лишь подчеркивалась стройными конечностями будоражила во мне кровь всякий раз, когда я наблюдал за тобой со стороны. Особенно мне нравилось скользить по ним руками, как бы дразня во время секса перед тем, как взять в рот. Ты злился, а я еще больше разгорался. Когда тебе стукнуло восемнадцать, то ты стал походить на бога. Таких восхитительно сладких парней я еще не встречал. Не в плане слащавых и женственных, а в плане привлекательных. Остатки подростковой угловатости уже давно трансформировались в плотную груду сухих мышц, а взгляд стал чуть более осознанным. Мне всегда нравилось смотреть, как вернувшись с тренировки ты выходил мокрым из душа, специально оставив на бедрах лишь одно полотенце. Смуглая разгоряченная кожа манила меня своей сексуальностью, а продольные мышцы живота, подчеркнутые низко посаженной ворсистой тканью, только громче кричали «потрогай нас». И, конечно, я себе ни в чем не отказывал. Я знал, что ты любил меня. Знал, что я твой первый во всех пониманиях этого изъезженного термина. Не буду врать, что мне это не льстило. Было в этом что-то интимное, но в то же время я иногда чувствовал ответственность за твои чувства. Мне это не нравилось. Вообще ты не был навязчив и не клялся мне в вечной верности каждый час. Тему чувств мы подняли всего лишь раз. Два года назад. — Я не знаю, как долго эти уебки будут продолжать ебать мне мозг, но дыр в моей голове уже больше, чем должно быть, — я всегда эксцентрично выражал свое недовольство. Это вообще единственная эмоция, исключая оргазм, которую я не мог скрывать. Ты как-то странно смотрел на меня. Я даже не знал, слушаешь ли ты меня и здесь ли твои мысли. Глазами ты зарылся куда-то глубоко в мои, не моргая. Губы были чуть приоткрыты, щеки красные от холода, а голова уже вся в снегу. Я думал, что ты замерз, но уже предлагал тебе зайти обратно в кофейню. Я не совсем разделял неприязнь к погоде, так как предпочитал прохладу знойной жаре, даже в минус пять градусов потягивая латте со льдом. — Мне кажется, я люблю тебя. Тогда я чуть кусок льда не проглотил. Момент не самый романтичный, мягко говоря, тогда почему? Я даже не представляю, что тогда выражало мое лицо. Чувствовал я лишь испуг и удушье, так как дышать на какой-то момент перестал. — Ты не подумай, — неловко продолжил ты, — я это сказал просто потому, что резко захотел. Я не требую от тебя подобных слов, поэтому просто молчи. Ты улыбался. Причем так искренне, что тогда я действительно считал, что, наверное, стоит сделать вид, будто ничего не было. Продолжая разглядывать твою скуластую физиономию, я наблюдал, как ты смотрел на черное небо и с высунутым языком начал ловить снежинки. Это ребячество меня вовсе не разозлило. Аналогично поддавшись порыву, я мягко потрепал тебя по волосам, отчего-то опустив взгляд куда-то в сторону. Не следует думать, что я был мелким, закомплексованным, злобным гномом, который впервые дорвался до лакомого куска. Боже, как же вы ошибаетесь. Как я уже сказал, меня никогда не мучила совесть на тему «остепениться», поэтому я вел довольно разгульную жизнь. Со сколькими людьми я спал — не счесть, а со сколькими бы хотел тем более. Можете называть меня проститутом или еще как, все равно. Меня искренне смешат люди, которые до сих пор верят в секс по любви, а умиляют те, которые за то, что «любить секс — не по-христиански». Я возвышал красивые тела и кайфовал от таких же на мне, подо мной, рядом и так далее. Были те, кто называли меня трусом и козлом, аргументируя, что я просто боюсь серьезных отношений. Господь, разве я должен был оправдываться? Наверное, просто запрещал себе думать об этом. Сейчас же, стоя под заканчивающейся бурей, я признал, что, возможно, некоторые из них были близки к правде. На самом деле, я не все время был таким уродом. Когда мы впервые переспали и до двух недель назад, я действительно ни с кем не был, кроме тебя. Ты привязал меня к себе так легко, что выпутаться я уже бы не смог, даже если захотел. А я уже не хотел, вот только ты больше не собирался меня удерживать. Когда ты уже учился в университете, то я смог помочь тебе с практикой в моей компании. Я вообще предлагал тебе купить машину и пару достойных костюмов, чтобы выглядеть солидней, а ты чуть ли не обижался. Я не понимал в чем дело и как-то раз мы почти поругались. Ты стал подчеркивать нашу с тобой разницу в возрасте и статус, но сразу же оговаривался, что тебе все равно, пока я рядом. Как я уже сказал, я знал, что ты любил меня. Ты выражал это либо короткими редкими фразами, либо невербально с помощью тактильного контакта, секса или во время прогулок. Меня все устраивало. Мне было удобно и приятно, что меня любят и ничего не требуют взамен. Кто о таком не мечтает? Касаемого же моих чувств, то я не думал об этом. Вот совсем. Просто жил, как и до него, воспринимая как временный приятный бонус. Когда я очнулся, то обнаружил, что этот «бонус» перерос сначала в абонемент, а через четыре года уже в постоянное пользование. Это началось около месяца назад. Казалось, что все идет как обычно, привычно и гармонично, но Эрен вдруг решил впервые выдвинуть мне претензию: — Леви, — голос достаточно строг, что я стразу же повернулся. — Разве так сложно отвечать мне на звонки хотя бы коротким смс? — видимо, речь шла о том, что на недавнем сборе директоров, после которого все дружно поехали в клуб, увезя меня с собой, я забросил телефон в дальний карман брюк и думать не думал о пацане. — Я же сказал, что не мог говорить, — снова уставившись в телефон, я показал видом, что разговор окончен. — Ты ответил только к вечеру следующего дня. Что-то я сомневаюсь, что ты ни разу не прикоснулся к телефону. Я промолчал тогда, не желая генерировать оправдания и вообще вести этот бессмысленный спор. Раньше у меня всегда была позиция, что если не устраивает, то не держу, пиздуй на все четыре. Эрен знал об этом, поэтому проглотил свое негодование. Потом был поднят вопрос касаемо моего распорядка дня: почему у меня такой плавающий график, частые командировки и внезапные встречи. Наверное, ты думал, что я гуляю на левой стороне, но в действительности был завал на производстве. Объяснив это в паре слов, ты вроде от меня отстал. Кажется, что все банально и в целом ничего страшного. Но после пары таких закидонов я все чаще оттягивал галстук от горла. Мне становилось тяжело даже сделать вздох. С одной стороны, рутинная работа, которая регулярно веселила меня авариями или тупыми клиентами, а с другой Эрен, который хоть и был почти без минусов, но все же уже такой привычный. Я знал его целиком: от размера пальцев на ногах до первого удара башкой. Жили мы, само собой, не вместе, я был категорически против, но виделись мы четко в отведенные дни. Имея ключи от твоей квартиры, я мог приехать, когда посчитаю нужным, пытаясь внести разнообразие в свою жизнь. Нет, в постели проблем не было. Кончал я без проблем, с огоньком, как и всегда. Но что-то было не так. Рой мыслей, которые хаотично разбежались по моей голове, никак не хотели собираться в читаемый текст, чтобы я уже словил тот самый дзен и расслабился. Ты стал раздражать меня все чаще. Я без конца отменял встречи, выпутывался из твоих рук и как-то раз даже пьяным грубо взял тебя, на следующее утро кинув сухое «это все виски». Не сказать, что это было изнасилование, ты с чувством отвечал мне, видимо решив подыграть. Позже ты просил больше так не делать, но даже не забрал ключи. Я чувствовал себя виноватым, хотя слова извинения так и остались где-то внутри. Эрвин Смит был одним из крупных совладельцев нашей компании и уже давно подкатывал, оказывая всевозможные знаки внимания. Он был совершенно не в моем вкусе, хоть и хорош собой: высокий, ухоженный, воспитанный, умный, умел найти подход даже к таким мразям, как я. В начале нашего знакомства я только начал спать с Эреном, поэтому сил на кого-то второго у меня физически не хватало. Как я уже сказал, я не считал пацана своим партнером или парнем, не суть. Я не признавал этих терминов, как и в целом моногамных отношений, хотя по факту пробыл в них четыре года. И пробыл бы еще в несколько раз больше, если бы не сотворил хуйни. Это был как раз тот период, когда я, может быть, переживал внутренний кризис, всячески отдаляясь от Эрена, желая сменить пластинку. Сначала под этим я подразумевал лишь смену обстановки, а не члена, но что-то пошло не так. В тот злополучный день я отключил телефон и чинно обедал с Эрвином, потягивая дорогое вино. Черт, я уже и забыл, что такое светский прием пищи. Он был галантен, хорошо начитан, рассказывал мне что-то о литературе семнадцатого века. Я делал вид, что крайне увлечен, вовремя вклинивая реплики, растворяясь в этой атмосфере. Я почувствовал себя свободным. Впервые за столько лет: что никто не будет верно ждать меня дома, куда я уже не хотел ехать; никто не станет дергать и отвлекать меня звонками, когда я просто хотел лишь слушать, молча внимая слова рассказчика. И это чувство меня захлестнуло. Смит жил в центре, так что долго ехать не пришлось. Поднимаясь в стеклянном лифте я совсем не отдавал себе отчет в действиях. Чужая рука поглаживала меня за талию, а дыхание все двусмысленней опаляло мне ушную раковину. Я заводился. Вполоборота, в секунду, как цунами накрыло. Ощущение новизны, внезапности и остроты завладели мной, что я даже не помню, как оказался вжатым спиной в мягкое покрывало кровати. Сейчас будет смешно и горько одновременно, но в тот момент я понял, что уже был влюблен. Не в себя, как считал многие годы, а в того доброго пацана, который любил целовать меня при всех, зная, что я начну вырываться. Был влюблен в того, кто под страхом смерти не предал бы меня, продал себя, если бы смог помочь. Был влюблен в того, кому изменял сейчас. Кончить я никак не мог, хотя Смит был внимательным любовником, который прежде всего забоится о партнере. Пропыхтев больше часа я все же скудно спустил, поймав обескураженный взгляд красивых голубых глаз, которые словно море качали меня на волнах. Но я бы отдал все сейчас, лишь бы утопиться в зеленом болоте, которое спасло бы в конечном счете меня самого, иссохнув до основания. Эрвин предложил реванш, но я уверенно пошел в душ, стараясь вместе с водой смыть с себя остатки той ошибки, которая будет меня преследовать до конца дней. «Не скажу ему», — я был уверен в своих мыслях, когда застегивал манжеты рубашки и отдергивал воротник пиджака. Но вся моя уверенность начала трескаться стремительно. Наконец включив телефон, я обнаружил кучу пропущенных от тебя и смс с текстом, чтобы я наконец объявился. Читая все это мне прилетело новое уведомление: «Леви, купил твой любимый начос». Это не устрицы, которыми меня кормили недавно, но были куда более любимы, что мое сердце сжалось от боли. Прошла неделя и я почти не отходил от тебя. В первые дни ты даже интересовался моим самочувствием, проверял температуру и всячески подстебывал, упоминая обострение. За период моего дистанцирования я успел приучить тебя откатываться на другую сторону кровати, аргументируя, что мне жарко и не высыпаюсь. Но теперь я сам как осьминог обнимал тебя так крепко, что ты стал жаловаться на ноющие ощущения в районе ребер. Мне было тяжело. Я знаю, что не имею право жаловаться, но чувство вины душило меня, а совесть засовывала в жопу раскаленные палки, прокручивая для эпичности. Прикусывая язык каждый раз когда мы заговаривали о моей работе, я молился всем богам, чтобы не сорваться. Но наступил момент, который переломил меня и всю мою хваленую выдержку. Позавчера. Я не стал оповещать о своем приезде. У меня появилось свободное время, так как одни переговоры решили перенести, поэтому на всех парах я мчал к человеку, о котором думал каждую секунду. С того дня, как я переспал со Смитом, прошло почти две недели, но мне не легчало. Я знал, что первое время будет тяжело, но я справлюсь, молча буду пытаться все наладить и загладить вину. Со стороны получалось шоколадно, но внутри я разваливался на части. Особенно в моменты, когда ты прижимался ко мне всем телом и шептал нежности, которые я обычно на дух не переносил, а сейчас не понимал, то ли это благословение свыше, то ли испытание. Уже прокручивая ключ в замке я услышал несколько незнакомых голосов. Я точно их не знал и стал заходить как можно тише. Конечно, у тебя были друзья, но после своей выходки я стал подозрительнее относиться и к тебе. Какой идиот. Так как ниндзя я не был, поэтому ты достаточно быстро услышал меня. — Леви? — ты сильнейше удивлен. — Что-то случилось? — глаза были обеспокоенны, а руками ты уже ощупывал меня на наличие лишних дыр. — Я в порядке, — старался говорить спокойно. — Кто в квартире? — я произнес это так, будто это мой дом и я не звал никаких гостей. — Родители приехали, — ты пропустил мое смятение мимо, бодро развеяв сомнения. — Давай, проходи, — нет, это точно плохая идея. — Да нет, я поеду, пожалуй, — надо быстро развернуться и как можно естественней ретироваться. — Не буду мешать. — Ты нормальный? Как ты можешь мешать, — твое обескураживающее приглашение застало меня врасплох, как и вся эта ситуация. Когда я стал активнее отнекиваться, ты сам полез меня разувать и именно в тот момент зашли двое взрослых людей. Страшно было то, что для них я такой же взрослый, так как наша с ними разница в возрасте была меньше, чем у нас с Эреном. — Мам, пап, это Леви, — ты совсем не растерялся, подталкивая меня в спину. Черт, ну почему сейчас. — Добрый день, — я протянул руку его отцу и коротко поклонился матери. Вот в кого так улыбается пацан. — Очень приятно, Леви, — миловидная женщина слегка за сорок не совсем понимала кто я такой. Оно и понятно. — Мам, Леви мой… — договорить ему не дал мой щипок за ляшку. Совсем идиот, что ли? — Он очень дорог мне. Я медленно закрыл глаза, пытаясь сдержать стон отчаяния. По той же причине я пропустил выражения лиц его родителей и что они в итоге подумали. Я был готов выйти в окно, лишь бы перестать чувствовать давление в груди, которую сдавили с такой силой, что мне казалось, будто ребра стали наслаиваться одно на другое, дробя мне все органы. В вечер того дня я решил, что так больше продолжаться не может. Я должен рассказать. Это будет честно по отношению к нему, ведь так? Он любит меня, поэтому простит и мы сможем начать сначала. Я перестану вести себя как свинья и впервые вступлю в нормальные человеческие отношения, не страшась последствий. Ты сидел на своем любимом месте у меня дома — на ворсистом ковре, читая какую-то статью по учебе, готовя анализ и хрустя попкорном. Часть его уже валялась около твоих колен. Как только я стал приближаться, ты в испуге убрал чашку с пола, будто бы грязь появилась здесь сама. Но я не обращал внимание, лишь пытаясь успокоить чертово сердце, которое готово было пробить грудную клетку. Сжав ладони, я начал: — Эрен, разговор есть. — Я не буду больше есть на полу, обещаю! — растерянное лицо только сильнее разъедало мои раны и настрой, поэтому я молился, чтобы ты прекратил. Я смотрел в пол, будто на те самые заклятые крошки, считая до пяти. — Эрен. — Прости, — ты притих, а я сглотнул. Только не это. — Я переспал с другим. Еще две недели назад, — получилось спокойней, чем я думал. Как я нашел силы посмотреть на тебя — не знаю. Твои глаза расширились, уголки губ стали опущенными как никогда, а пальцы рук выронили зерно кукурузы. За эти минуты я пережил такой спектр эмоций на который думал, что не способен. Сначала меня бросило в холод, потом в жар, горло стянуло проволокой, а свои суставы рук я почти выломал. Ты медленно моргал, не меняя выражение лица, будто встретился с незнакомцем, разглядывая меня всего с ног до головы. — Прости, — на что меня еще хватило, иначе зачем это все? Я успокою совесть и смогу наладить между нами отношения, надеясь, что эти слова помогут. — Зачем ты рассказываешь это мне? — я слышал этот голос впервые. Глухой, низкий, хриплый он пронзил пространство между нами, разграничивая жизнь на «до» и «после». — Я хотел быть честным с тобой и начать все заново. — Да что ты, — ты коротко выдохнул сквозь приоткрытые губы, — а я вижу, что ты просто хотел облегчить себе жизнь, считая, что твое «прости» и я растаял. — Ты бы предпочел не знать? — я не понимал, что происходит. — Я бы предпочел, чтобы ты не скакал по чужим членам или иным гениталиям, — отчеканивая слова, ты поднялся на ноги, сжав губы в тонкую полоску. — И как, хорошо было? Твой презрительный и насмешливый тон совсем не то, чего я ожидал. Конечно, не был расчет на то, что ты легко постучишь мне кулаками в грудь, пустишь слезу и мы помиримся жарким сексом. Но то, что я видел, подкинуло огня в мою гордость и самолюбие. — Хорошо, — твое лицо почернело, а я встал в уверенную стойку, еще больше закапывая себя. — В целом, я никогда не запрещал тебе развлекаться с другими, поэтому в отместку можешь сделать то же самое, — не знаю что мною двигало, но сейчас бы я сделал все, чтобы не произнести этих слов. — Ты знаешь, что я бы не сделал этого и не сделаю сейчас, — твои пухлые губы тронула усмешка, но она выражала лишь разочарование и злость. — Ты знал, что я к тебе чувствую. Знал, что я всегда буду на месте или прибегу, куда бы ты не сказал, лишь бы сделать тебе приятно. Видимо поэтому решил, что я слепо прощу тебя. — Нечего строить из себя невинного, когда изначально рассматривал меня как ходячий член для развлечения, — я почти повысил тон, но вовремя удержался в том же диапазоне, не переводя ссору в скандал. — Да, я до сих пор хочу тебя так, что чувствую это на вкус! Я всегда закрывал глаза на твою холодность, веря, что ты однажды оттаешь. Что придет время и я смогу посмотреть на того тебя, который любит меня в ответ, — ты уже кричал, а я начинал врастать в пол. — Но ты всего лишь спал со мной, когда хотел, не чувствуя ничего, кроме потуг в штанах. Ты хоть когда-нибудь спрашивал как у меня дела, а, Леви? — я стал напрягать память, которая либо подводила меня, либо этого просто не существовало. — Спрашивал, как прошел мой день или какие у меня планы? Ты хоть раз задумывался о том, что они могут не совпадать с твоими? — ты засыпал меня вопросами, тычя носом в то, что я говно. А я и так не сомневался. — Прости, — я стал повторяться, потому то чувствовал, что все рушится. Совсем не так себе это представлял. — Давай начнем все сначала, — я боялся добавить интонацию вопроса, так как уже прикидывал возможный ответ. — Я вовсе не твоя шлюха, Леви, — твои глаза стали влажными, а кулаки сжались. Разве мое предложение возродить новые отношения должно было так обидеть тебя? — Я готов уронить небо, лишь бы ты снова ей стал. Ты ударил уверенно да так сильно, что я отшатнулся. Металлический привкус на языке, потеря в пространстве и звон в голове. А потом еще раз. Мы оба знали, что я обладал более развитыми навыками боя, поэтому ответь я по-серьезному, ты бы проиграл. Но я лишь стоял, прижимая холодную ладонь к лицу. Твой кулак был испачкан моей кровью, грудь медленно вздымалась, а глаза… Лучше бы я их не видел. Лучше бы ты еще раз ударил меня, чем так посмотрел. Кто тебя так научил? — Лучше бы я сдох, чем пережил это, — ты шептал эти слова, а я захлебывался кровью, которая стала попадать мне в рот. — Самое отвратительное в том, что ты на самом деле считаешь, будто поступил благородно, рассказав какая ты блядь. Но открою тебе глаза, Леви: от твоего «прости» нихуя легче не стало. Последние слова были будто фоном, я их смутно помнил, но суть уловил. Ты прошел мимо меня в глубь квартиры, а я быстро схватил куртку и побежал на эту чертову крышу. Я не считал тебя шлюхой. Когда я произносил те слова, то не вкладывал в них того смысла, что и ты. С моей стороны речь не шла о грязи, похоти, распутстве и доступности. Хотя последнее и правда присутствовало. У меня было лишь желание оставить тебя здесь, рядом, чтобы ты всегда завороженно смотрел на меня, как раньше. Помнишь ведь, Эрен? Не давая тебе определения в своей жизни, я считал, что дарю свободу действий нам обоим. К чему эти ярлыки и ограничения, если рано или поздно их кто-то нарушит? Продумывая все это, я поймал себя на мысли, что вряд ли бы спокойно воспринял измену Эрена. Хотя о какой измене речь, если это изначальная договоренность?.. Чем больше я пытался подобрать нужный термин, тем дальше был от него, запутываясь в словах все больше. Мне было ясно только одно — я должен хотя бы раз в жизни попытаться обуздать свою гордость, наступить ей на горло и догнать этого пацана. Зайдя в квартиру, первым делом я увидел ключи на барной стойке и идеально убранный пустой ковер. Не сказать, что наша с тобой совместная жизнь, если можно ее так назвать, состояла только из плюшевых медведей и леденцов. Мы также иногда спорили или бросались резкими фразами, в основном я, а потом не разговаривали максимум полдня. Исходя из этого привычного уклада, полтора дня в таком состоянии было сущей пыткой. Я не находил себе места. Ты был импульсивен, поэтому пытаться звонить или писать сразу после — плохая идея. Ты должен остыть, а я осознать. Хотя я уже давно понял, что натворил и был готов продать душу, лишь бы вернуться в прошлое. Он винил меня в безразличии, отстраненности и эгоизме, разложив по фактам каждый мой шаг. Крыть мне было уже на середине нечем и я сдался. То, что я наговорил вначале, страшно вспоминать. Какой же я идиот. Уже к вечеру я не выдержал и начал действовать: не хочу, чтобы ты подумал, будто мне наплевать. Было очевидно, что дома тебя не будет, но я все равно проверил. Телефон также выключен. Выходной день, значит, на учебе тебя тоже нет. Оставался еще один вариант. А если этот вариант не скажет мне ничего, то я стрясу информацию силой, обещаю. Панельный дом на фоне серого тусклого неба нагонял тревоги и безысходности. Я знал, что моя судьба полная стерва, но я тоже хорош. Этаж вроде шестой, а с квартирой как-нибудь угадаю. Вдавливаю на звонок упорно с секунд двадцать. Слух у меня острый, как и чутье, поэтому я точно знаю, что неуверенные перетоптывания на одном месте принадлежат тебе, Армин. Начинаю стучать кулаком, чтобы ты понял — никуда не денешься. Дверь приоткрывается на пару сантиметров, но я тут же распахиваю ее настежь, сразу шагая вглубь. — Где Эрен? Армина я знал чуть меньше, чем пацана. Познакомились мы случайно на улице. Я бы предпочел представиться дальним родственником, но после «это тот самый Леви, про которого я рассказывал» стало поздно. Этот светловолосый парень был чересчур добр к своему другу-раздолбаю, но в той же степени умен, поэтому я уважал его. Виделись мы от силы несколько раз за все время, поэтому много причин друг друга ненавидеть у нас не было. Его короткий взгляд в сторону и приоткрытый рот точно говорят мне, что хозяин квартиры в курсе дела. Тогда я на месте. Узнав, что Эрен буквально за стеной, я резко подрастерял весь свой энтузиазм, но выбора не было. Когда я зашагал в направлении цели, то услышал: — Я знал, что вы сделаете Эрену больно, но не думал, что сделаете это так показушно, — я ничего не ответил, лишь быстро повернув голову. Что ж, он явно был прав. Дверь в спальню была открыта. Ты сидел на кровати в какой-то ломанной позе, откинув голову назад к стене. Сначала мне показалось, что ты похудел: ключицы из-под футболки выпирали так, что можно было ухватиться за одну; кожа не была смуглой и румяной, а лишь отражала солнечный свет своей желтизной; глаза были пустые, совершенно ничего не выражавшие, хотя смотрели на меня. Пару минут я не знал что сказать, растеряв весь свой словарный запас. Ты молчал, видимо, по какой-то другой причине, продолжая так же безлико смотреть сквозь меня. Я был готов поклясться, что никогда не чувствовал себя так плохо. Лишь один твой вид резал меня на части, извлекая нити вен из тела, одну за одной, медленно разбирая на куски. — Эрен, прошу, поехали домой, — мой голос был тихий, почти умоляющий. Ранний я сказал бы, что я выгляжу жалко, сейчас же я готов был упасть на колени, лишь бы убедить тебя. — Я клянусь, что больше не предам. Буду всегда интересоваться твоими делами и настроением. Мы будем делать только то, что ты захочешь, и я сейчас не про секс. Я помню, что тебе не удобно добираться до работы, так как далеко. Хочешь, переезжай ко мне. Хочешь, я куплю тебе квартиру. Я помню, ты говорил, что хочешь съездить на концерт любимой группы. Я могу достать вип-билеты. Ты рассказывал, что родители никак не могут закрыть вопрос с переездом, давай я решу все транспортные и финансовые вопросы, мне не сложно, — перечисляя все это я ужаснулся, сколько всего мог для тебя сделать раньше, не доводя ситуацию до такой катастрофы. Неужели мне потребовалось столько времени, чтобы все твои желания и проблемы разом всплыли у меня в голове? — Хочешь, съездим за границу, я возьму отпуск и… Ты резко засмеялся. Громко, пронзительно, на всю квартиру. Это не был злобный или истерический смех, скорее, как от хорошего анекдота. Я стоял и ничего не мог понять, что было катализатором такой реакции. Мое лицо было каменным, самолюбие начало напоминать о себе, но я лишь ждал, когда ты пояснишь. — Я просто хотел, чтобы ты любил меня, — твой взгляд в сторону подействовал как пощечина, оглушая своим шлепком об кожу, возвращая в реальность. — Я знал, что не нужен тебе, знал все это время. Но считал, что за столько лет смогу хоть раз дотронуться до твоего сердца. Видимо, либо у тебя его нет, либо просто мой ключ изначально не подходит. Ты думал, что я позволял вытирать об себя ноги неосознанно? Думаешь, никого нет на твое место? — о нет, Эрен, я знал, что ты пользовался большой популярностью в своих кругах. Я почти не ревновал, так как был уверен в себе и в твоих чувствах. — Я всегда буду любить тебя, Леви. Но только теперь на расстоянии. Я не хотел верить в услышанное. Мои ноги стали ватными, а тело пробило сильным разрядом. В такие моменты люди любят говорить, что чувствуют пустоту внутри. Какой же пиздеж. Как можно ничего не чувствовать, когда слышишь, что больше не нужен человеку, который раньше собирался посвятить тебе свою жизнь? Только крайне тщеславные ублюдки способны на такое, но теперь к ним я не относился. Бесконечная горечь происходящего накрыла меня с головой. После этого я так и не смог произнести, что готов был посвятить тебе свое сердце, но лишь захлебнулся этими словами, когда вылетал из помещения, сбивая тихо плачущего Армина с ног.

***

Я не знаю, сколько прошло месяцев с тех пор. Знаю только то, что моя жизнь превратилась в сущий кошмар, препарируя меня изо дня в день. Работать я больше не мог, так как в первые месяцы начал появляться непроспавшимся на рабочем месте. Также постоянные прогулы и опоздания не способствовали карьерному росту. Так как я обладал долей компании, то вообще мог ничего не делать и жить на проценты, на что в итоге и решился. Моя жизнь превратилась в какой-то бессмысленное существование. Вот, Эрен, смотри как вышло: у меня уйма свободного времени, я без конца долблюсь к тебе в дверь, забрасываю звонками и сообщениями, но ты меня игнорируешь. Как и я тебя когда-то. Только я тогда не понимал, как это дерьмово — отталкивать того, кому нужен лишь ты. Дебильная изъезженная фраза крутилась на языке про то, что когда имеем — не ценим. Мне кажется, я до сих пор не оценил в полной мере всего того, что ты дарил мне каждый день. Я бы отдал все свои деньги, лишь бы снова просто увидеть тебя. Пару раз я даже караулил у подъезда, как влюбленный подросток, промерзая до костей. Может, только из-за тебя мне был нипочем зимний холод, как думаешь, Эрен? Потом я понял, что ты переехал. Я начал разговаривать сам с собой, представляя, как ты отвечаешь мне. На третий месяц начались галлюцинации. Может быть, каждодневное употребление спиртного, а может то, что я ни на секунду не мог выпустить тебя из головы. Каждый двор, где мы сидели в моей машине, каждый угол в квартире, даже некоторые мои джинсы напоминали о тебе. Я превратился в привидение, которое могло лишь молча кричать от бессилия и своей глупости. Конечно же, о ком-то другом я и думать не мог. Меня подташнивало, а член грозился отпасть. Погрязнув в пучинах отчаяния, я не видел просвета или даже намека на перемены в лучшую сторону. Холод. Чертов снег падал мне за шиворот, обжигая температурой и колкостью. Кожа затылка уже давно онемела, а пар из носа превратился во влажные дорожки, как слезы. Мерзость. Я стоял на том же месте, на крыше, будто это единственный мост, который еще остался между нами. На шуршание снега за спиной я не обратил внимание, так как вообще перестал реагировать на все внешние раздражители. — Так и думал, что морозишь здесь свой зад. Таких четких глюков у меня еще не было. Я боялся повернуть голову влево, откуда исходил звук. Решился на телодвижение, когда почувствовал, как с той стороны перестал дуть ветер. Ты стоял и смотрел на меня, заграждая от холода. Те же зеленые глазища разглядывали мое почти прозрачное лицо с какой-то тоской и сожалением, что мне стало противно от самого себя. В глазах начало щипать: чертов снег летел беспощадно. — Выглядишь паршиво. Ты повзрослел? Голос стал ниже. Значит, куришь? Я знаю о тебе сейчас не больше, чем тогда, хотя раньше ты без умолку рассказывал о своих интересах. Внутри уже знакомо все сдавило, только я не мог понять от чего. Как и то, реален ты сейчас или же плод воображения моей белки. — Вот смотрю на тебя и не пойму, почему приперся. К взрослому мужику под сорок лет, который использовал меня все то время, — каждое твое слово отрикошетивало от моего сердца, которое почти рассыпалось, даже не оставив памятный след. Не представляю, что выражало мое лицо сейчас. Наверное, удивление и беспокойство, потому что следующая стадия только в дурку. Я не верю, что это все происходит. — Ты не подумай, — уверенно продолжил ты, — я это сказал просто потому, что захотел. Я не требую от тебя каких-то слов, поэтому просто молчи. Ты улыбался. Продолжая разглядывать твою скуластую физиономию, я наблюдал, как ты смотрел на черное небо. И вдруг, высунув язык, стал ловить снежинки. Мое сердце пропустило удар и я уперся лбом в твое плечо, вдыхая приятный теплый запах. Если такие люди еще существовали, то я рад, что один из них выбрал именно меня. Кажется, на улице стало теплее.