Внутренности лжи

— Умоляю… — всхлипывая, вымолвил Ома. — Сайхара-чан, отпустите!..       Мои руки лишь сильнее сжимаются на тонкой бледной шее юноши, который чертыхается подо мной, периодически поскуливая подобно грязной псине. Кокичи пытается отвернуться к облеванной им же подушке, что сделать я не позволяю — он не спросил разрешения у хозяина. Стояк же лжеца уверенно упирался мне в живот, глаза закатывались, а бледный лик несильно краснел, лишь сильнее раззадоривая меня и мои порочные, жестокие намерения. — Я разве разрешал говорить тебе, грязная шлюха? — фыркнул я, наконец отпустив шею парня, точно зная, что на ней останется некий прекрасный «космос» из синяков, которые будут напоминать ему обо мне вновь и вновь.       Верховный лидер вновь всхлипнул, напоминая мне жалкую девчонку, что не может справиться даже с самой малейшей болью. Сморщившись от губящего отвращения к партнёру, я отвесил ему пощёчину, напоследок приказав: «Ложись на живот».       Посмотрев на меня озлобленно, он таки выполнил приказ, уткнувшись в простыни раскрасневшимся, заплаканным и чертовски привлекательным в наши «встречи» лицом. Смотря на измученного Кокичи, мне хотелось, чтобы он оставался таким же прекрасным навечно и никогда более не мог натянуть на себя фальшивую улыбку. Хотя, где-то в глубине своей прогнившей насквозь души я понимал, что и не сможет он этого сделать уж никогда.       Этот маленький милый мальчик сломлен, раздавлен, унижен. Прекрасный Я заставил испытать Ому множество видов боли, смотря на то, как на его безупречной задорной маске появляются мелкие трещины, после становясь обыкновенно огромными. Эта маска уже еле держится даже несмотря на то, что Кокичи пытается её склеивать. Вновь и вновь я давлю её толстой подошвой ботинков, заставляя юношу рыдать снова и снова, день за днём.       Звякнула пряжка, отчего Ома невольно вздрогнул, сильнее вжавшись в кровать, будто пытаясь провалиться сквозь неё. Глядя на эту умилительную реакцию лжеца, я улыбнулся, замахнувшись добротным кожаным ремнём.       В комнате пахло дешёвыми, по сегодняшним меркам, сигаретами, подростковым потом, кровью и рвотой, что не смог сдержать лжец во время одной из наших «игр». Этот, казалось бы, отвратительный запах заставлял меня возбуждаться меня сильнее, посему я с наслаждением упорнее вдыхал его. — Благодари меня за то, что это не плеть…       Но в ответ последовало лишь удручающее молчание, что заставило замахнуться во второй раз лишь сильнее. — Благодари, шлюха! — рявкнул я, вновь ударив. — Сп-спасибо… — еле слышимо, сквозь всхлипы смог лишь вымолвить он. — Как я учил, мразь ты неблагодарная? — на этот раз уже три болезненных удара подряд. — Сп-спасибо-о Вам, хозяин!.. — благодарно прокричал Кокичи, слегка постанывая. — Хорошая шлюшка… — сказал я, сплюнув слюну на его исполосованную задницу, тут же размазав её и напоследок шлепнув ладонью по и без того искалеченной части тела. — Поворачивайся обратно.       Как только Ома сделал это, мой строгий взор пал на его член, что вовсю выделял смазку. — Чёрт, да тебе было приятно. — с отвращением пробубнил я, скривив губы. — Простите, х-хозяин… — просипела шлюшка, взяв свой возбужденный половой орган в руку, за что буквально через долю секунды получила удар по ней. — Ох, Ома, ты сегодня столь непослушен… — с разочарованием сказал я. — Может, в качестве наказания оставить тебя без эрекции?..       Но тот лишь испуганно начал в знак абсолютного несогласия вертеть своей глупой головой из стороны в стороны, умоляюще поглядывая на меня. В его глазах так и читалось это умиротворяющее раскаяние за содеянное, отчего внутри меня, где-то под рёбрами потеплело. — Ну и что же ты предложишь мне взамен, жалкая псина? — в своей безупречной манере усмехнулся я, притянув парня к себе за волосы.       Но вместо ответа тот лишь подсел поближе, кладя голову ко мне на колени. Парень, как и всегда, с любовью во взгляде смотрел на меня снизу вверх, заставляя вновь испытывать неприятные ощущения в районе рёбер. Это было нечто похожее на щекочущее порхание бабочек внутри, заставляющее сердце биться быстрее. — Хозяин, могу ли я отсосать Вам? — умоляющим тоном произнёс юноша, получив одобрительный кивок в ответ.       Ома начал медленно расстегивать своими тонкими, аккуратными пальцами ширинку моих брюк, заставив меня прерывисто вздохнуть и поднять томный взор к потолку.       Аккуратно оттянув резинку боксеров, он освободил мой камнем стоящий член, взяв в миниатюрную ручку. Парень трепетно надрачивал мне и улыбался, глядя на реакцию, пропитанную удовольствием. — Приступай. — приказал я, понимая, что Кокичи готов наблюдать на мой лик хоть целую вечность.       Парнишка кивнул, проведя кончиком языка по головке, заставив меня тем самым охнуть. Еле видимо улыбнувшись, он начал проводить своим проворным языком уже по стволу. Медленно, нарочито. — Блядство… — прошипел я сквозь зубы и, когда Ома начал медленно брать в рот, резко засадил ему по самые гланды.       Глаза его расширились и заслезились, но парень и не думал прекращать — я бы в любом случае не позволил. Солёные слёзы падали на мои брюки, посему я отвесил парню лёгкую пощёчину в качестве очередного наказания.       Стенки горла приятно обволакивали мой член, отчего я хрипло постанывал и сжимал в руке волосы Кокичи, насаживая его рот на себя чаще, глубже.       Не выдержав, я засадил ещё поглубже и, громко простонав, кончил прямо в ротик своего милого раба. — Нихуёво сосёшь… — прохрипел я, пытаясь отдышаться. — А т-теперь, х-хозяин… — сказал он со слезами на своих больших выразительных глазах. — Ум-моляю, трахните меня!.. — Что же, раз уж ты так просишь, то… — я резко перевернул парнишку на живот, после буквально поставив раком. — Надеюсь, ты подготовился.       После этих слов я, не спросив разрешения, резко вставил, отчего Кокичи громко простонал.       Мне не понравилось подобное со стороны Омы, посему я нахмурился и вставил в его рот два пальца, заставив сосать. Когда же он приступил, я продолжил толкаться в неугомонного лжеца.       Темп наращивался с каждой секундой всё сильнее, посему я уже и не думал сдерживаться и стонал во весь голос. Стоны парнишки же, что не могли сдержать уже и пальцы, я заглушал ладонью.       Какие-то мгновения стали казаться бесконечностью, вокруг всё расплывалось, становясь абсолютно нереальным. Казалось, в этом мире остались только мы вдвоём, всё, что находится вокруг нас — лишь пустышки.       С Кокичи мы кончили одновременно, так гармонично и красиво, что мне, как человеку абсолютно не поэтичному, хотелось прямо в тот же миг написать огромное произведение на томов эдак пять, расписывая в нём всю красоту нашего удовольствия…