Леди Клементина идет на войну

This is the Army, Mister Jones! No private rooms or telephones You had your breakfast in bed before But you won't have it there any more Из мюзикла This is the Army And he's flying higher The king of the sky He's flying too fast and he's flying too high Sabaton The Red Baron Ранним утром ужасно похмельный Айвор плелся к Эдди Маршу в надежде на крепкий кофе и ложку аспирина, потому что у него самого дома не водилось ни того, ни другого. Чувствовал он себя ужасно. Даже просто переставлять ноги было почти невозможно, а при мысли о том, что придется еще одолеть лестницу до квартиры Эдди, хотелось бросить все, лечь, свернуться клубочком и умереть на холодной лондонской мостовой. Однако зрелище, которое открылось ему в садике возле дома Эдди, оказалось лучшим лекарством, чем весь аспирин этого мира, и взбодрило лучше кофе. Да что там, лучше чем гран-другой кокаина. Айвор мгновенно воскрес, освежился и воспарил. Посреди садика стояло соломенное чучело на палке, и его рубил, с холодной яростью и совершенной беспощадностью орудуя сверкающей саблей, почти голый мужчина. По мнению Айвора, обтягивающая торс белая майка и кальсоны были лишними, ведь спортсмену было, что показать, но на лондонской улице едва ли приходилось рассчитывать на большее. Вояка был глубоко увлечен своим делом и не заметил свидетеля, поэтому Айвор мог в свое удовольствие рассматривать широкие плечи, стальную спину, здоровенные бицепсы, мускулистые бедра и икры. Вся фигура поражала силой, однако не представляла собой просто гору мяса. Нет, герой с саблей был стройным и, при всей своей мускулатуре, очень элегантно сложенным, с тонкой талией и длинными ногами. На ограду была небрежно брошена военная форма, а на декоративной пике висела фуражка. Айвор в который раз подумал о том, что рожден под счастливой звездой. Ему могло быть невыносимо плохо, но неизвестные силы его хранили и никогда не позволяли этому состоянию продлиться долго. Более того, затем они непременно дарили Айвору что-нибудь хорошее. Этот военный был как раз таким подарком. “Да, это для меня, точно для меня”, — подумал Айвор. Он достал карманное зеркальце и оценил ущерб, который бурная ночь и похмелье нанесли его наружности. Стереть размазанную тушь, наверное, не выйдет, но она придает его облику нечто декадентское, а также маскирует мешки под глазами. Покусав губы и крепко ущипнув себя за щеки, Айвор решил, что больше не напоминает труп и можно идти в атаку. Он удобно улегся грудью на заборчик и позвал: — Доброе утро, офицер. Можно мне потрогать ваш клинок? Последняя фраза ему самому казалась чрезвычайно удачной находкой. Если герой совсем тупоумен, что, увы, случается и с лучшими из нас, или невинен и чист, что еще хуже, то просто поймет ее буквально, и ничего не случится. Но если он хоть немного, хоть самую чуточку испорчен, то догадается, что ему предлагают, и непременно согласится. Не может не согласиться. Офицер обернулся и смерил Айвора не слишком приветливым взглядом. — Потрогай, если не боишься порезать пальчик, придурок, — ответил он наконец и вытянул руку с оружием. Сверкающая, смертельно острая сталь оказалась у самого горла Айвора, и он представил себе с такой ясностью, будто это уже происходило на самом деле, как она разрезает на нем галстук и медленно, по одной отделяет пуговицы. Колени ослабели, подогнулись, и Айвору пришлось крепче ухватиться за ограду. Не дождавшись реакции, офицер отвернулся и снова принялся рубить в капусту несчастное чучело. О другом чучеле на заборе он как будто забыл. Это было против правил. Не по плану. Айвор должен был вернуть себе его внимание любой ценой, но не не знал, как. Конечно, утешал себя он, военным свойственна известная тупость и ограниченность. Не исключено также, что его офицер находится в Лондоне на излечении после контузии, а контузии, говорят, тоже сказываются на интеллекте. Пошарив взглядом по открытым частям тела, Айвор насчитал парочку еще не старых шрамов. Наконец он придумал следующий ход. — А можно мне примерить вашу фуражку? — Не дожидаясь разрешения, Айвор схватил искомое и нацепил на голову вместо своей шляпы. Офицер нехотя оглянулся через плечо. — С этим поосторожнее. У меня вши. Айвор от ужаса забыл о своих дерзких планах, заорал диким голосом, сорвал с головы фуражку, швырнул ее прочь и бросился бежать. Продолжая вопить как безумный, он влетел в дом, взбежал по лестнице и ворвался в квартиру, хозяин которой, сэр Эдвард Марш, в это время неторопливо завтракал в постели. Когда Айвор бросился к нему с вытаращенными глазами и криком: — Керосин! Эдди, мне срочно нужен керосин!!! — Марш посмотрел на него строго и спросил: — Чего ты опять нанюхался? — Вши! вши! — кричал несчастный Айвор, мечась по комнате. — Я слышал, керосин должен помочь! — Айвор, у нас с тобой только вчера был разговор на тему наркотиков и того, к чему они приводят… — Нашел время для своих проповедей! — возмутился Айвор. — Я ничего не нюхал, я только пил. У меня проблема похуже наркотиков. Вши оказались у того джентльмена в одном белье, который в саду с саблей! А я примерил его фуражку. Эдди от известий о неодетом джентльмене в саду с саблей и вшами опрокинул поднос с завтраком и сам этого не заметил, потому что на мгновение впал в оцепенение от испуга, но затем его осенило, и он с облегчением расплылся в улыбке. — Ах, Зигфрид! Нет у него никаких вшей. Он только что из госпиталя, там хорошая дезинфекция. — Ты его знаешь? — живо заинтересовался Айвор. — Он живет в этом доме или в соседнем? Почему я раньше его никогда не встречал? — Он живет у меня, — ответил Эдди. — Он твой...? — изумился Айвор. Конечно, Эдди был его старым другом, а для друзей ничего не жалко. Но… — Айвор! У тебя одно на уме! Нет, конечно. И вообще, стыдно, что ты его не узнал. Зигфрид Сассун — известный поэт. Его выписали из госпиталя, и он остановился у меня на время перед возвращением на фронт. Айвор застенчиво потупился. Эдди он верил на слово, а то и впрямь не успел толком рассмотреть лицо офицера Зигфрида, будучи слишком поглощен изучением грандиозной выпуклости в его кальсонах. — И когда он уезжает? — спросил он, надеясь услышать, что Зигфрид пробудет тут еще месяц-другой и они все успеют, но Эдди ответил: — Завтра. Вечером Айвор как штык был у Эдди в салоне, когда там начали собираться его друзья-литераторы. Обычно он избегал этих собраний, потому что на них было дико, просто невыносимо скучно. Но если Зигфрид — поэт и живет у Эдди, то и он, наверное, там будет. Айвор предстал во всеоружии. Днем он выспался, потом провел несколько часов у туалетного столика и в результате был свеж, тщательно накрашен, благоухал духами и завершающим штрихом уронил на лоб продуманно-небрежно выбившуюся смоляную прядь. Ответственно подобрал галстук, булавку, бутоньерку, кольца. Бросив последний взгляд в зеркало перед выходом из дома, он пропел: “Зигфрид Сассун, я иду за тобой”. Войдя в гостиную Эдди, Айвор сразу засек знакомую великолепную фигуру в хаки. Несколько обескураживал тот факт, что Зигфрид был не один, а в обществе молодого человека тоже в военной форме, с которым очень мило, даже интимно беседовал в углу. Но, право же, молодой человек красотой не блистал, и Айвор решил, что просто обязан предложить Зигфриду более достойную компанию на вечер — а именно, свою собственную. — Ах, как вы меня напугали сегодня утром, — нежно попенял он Зигфриду, пробравшись к нему сквозь толпу литераторов, собравшихся в салоне Эдди. — Могли бы подумать о том, что я не понимаю ваших армейских шуток. — Это еще кто? — недовольно спросил у Зигфрида юноша в хаки. — А, это тот самый тип, который зашвырнул мою фуражку на верхнюю площадку проходящего автобуса, — вспомнил Зигфрид. — Ему бы гранаты метать. — Айвор Новелло, — представился Айвор с обольстительной улыбкой. — Роберт Грейвс, — неуверенно отозвался друг Зигфрида после небольшой паузы. Зигфрид не назвал себя. Наверное, он забыл, что они с Айвором так и не были представлены друг другу, а может, полагался на свою известность. Ах, как восхитительна эта самоуверенность. Оба — и Зигфрид, и Роберт — молчали. Должно быть, подрастеряли светские навыки в окопах. Поддерживать разговор пришлось Айвору. — Я слышал, вы скоро возвращаетесь во Францию, — сказал он Зигфриду. — Как я вам завидую. Роберт Грейвс издал какой-то странный звук, будто подавился или поперхнулся. — Обожаю Францию, — продолжал Айвор, блестя глазами. — В это время года, когда уже спала жара, она восхитительна. Как жаль, что из-за этой ужасной войны я не могу больше туда ездить. Вам повезло, мальчики, что вас туда пускают. — Вас тоже пустят, — утешил его Роберт. — Сходите в туристическое бюро, называется “Призывной пункт”, и окажетесь во Франции быстрее, чем глазом успеете моргнуть. Возможно, правда, что вас отправят в Бельгию, но там сейчас тоже неплохо. — Роберто, — строго сказал Зигфрид, толкнув его локтем. — Чего? Если человек хочет. — Старина, на войне и так тяжело, не надо усугублять. Только представь такой подарок в своем взводе. — Ничего страшного. Я каждому могу найти дело. Будет… ну, не знаю. Чистить картошку. — Значит, твой взвод будет жрать нечищенную картошку. Ты правда этого хочешь? Айвор грустно переводил взгляд с одного на другого, не понимая, о чем они. Наверное, опять армейский юмор, непонятный непосвященным. — А где вы планируете остановиться, мальчики? — поинтересовался он. — Могу порекомендовать вам превосходный отель в Париже, или в Довиле, или в Ницце. — Пойдем отсюда, Роберто, — Зигфрид начал вставать и потянул за собой приятеля. — Отель в Ницце — звучит неплохо, но, пожалуй, далеко будет добираться на передовую. — Надо быть добрее, — миролюбиво возразил Грейвс, удерживая Зигфрида. — Он просто не знает. — И, обернувшись к Айвору, пояснил: — Мы стоим недалеко от Арраса, если это вам что-то говорит. — Аррас! — с энтузиазмом воскликнул Айвор, честно стараясь отыскать в памяти хоть что-то. — Разумеется. Там недалеко от аббатства Святого Ведаста есть очаровательный семейный ресторан. Я не помню название, но у него вывеска в виде котелка с поварешкой, очень средневеково. Попробуйте их пирог с цикорием. И непременно мидий. Тут Зигфрид крепко взял друга за локоть и решительно потащил за собой. — А… А что это за ленточки у вас на мундирах? — сделал последнюю попытку Айвор. Роберт Грейвс обернулся через плечо. — Нравится? Подарить? Но ответить Айвор не успел, потому что Зигфрид, нимало не смущаясь толпы гостей, отвесил другу подзатыльник и что-то сердито прошептал. Грейвс только пожал плечами и потрогал ушибленное место, а вот Айвор и еще кое-кто из гостей Эдди испустили дружный взволнованный вздох. Айвор остался в одиночестве переживать свою унизительное поражение. Он спрашивал себя, как так получилось, что Зигфрид действительно предпочел ему этого некрасивого, несуразного Роберто. Просто в голове не укладывалось. Но, подумав, он понял: они воюют вместе, а это, говорят, сближает. Айвор же для них чужой, он непричастен к их миру. Вот если бы он тоже носил форму с ленточками и жил в Аррасе, это сразу изменило бы все. Он успел разузнать кое-что о Зигфриде от Эдди. Тот был ужасно храбр и получил награду за то, что выносил раненых с поля боя. Айвор представил себе, как Зигфрид несет на руках его самого, а вокруг дым, грохот, пули свистят… И драматический кровавый закат. Зигфрид просит Айвора: “Держись, еще немного! Только живи!” — и плачет. Айвор сам прослезился от картины, которую нарисовало его воображение. Его сердце взволнованно билось. Решено. Он идет на войну. Но не на какую попало, ему не нужно в Бельгию или в другие местности Франции, даже от Ниццы он откажется наотрез. Ему надо непременно попасть в полк, где служит Зигфрид. На следующий день Зигфрид и Роберт уехали в свой Аррас, но Айвору было некогда грустить по этому поводу. У него ведь появился план, который нужно было выполнять. Он тайком порылся в столе у Эдди, отыскал несколько писем от Зигфрида и аккуратно списал с конверта в свою записную книжечку название подразделения, в котором тот служил. Выбрать время для тяжелого разговора с Эдди было непросто, но обойтись без него совсем Айвор не мог, ведь Эдди, с его-то связями в верхах, мог помочь ему попасть именно в роту 10 2-го батальона Королевских Уэльских фузилер. Но Эдди потерял на войне своего дорогого мальчика Руперта Брука и поклялся, что Айвор, его второй дорогой мальчик, ни при каких обстоятельствах не пойдет служить. Поначалу Айвор был горячо согласен с этим решением, но встреча с Зигфридом все изменила. — Только через мой труп, — объявил Эдди и ужасно побледнел, давая надежду, что час его, на самом деле, недалек. — Но Эдди, — принялся уговаривать Айвор, — я ведь не буду лезть под пули, как Руперт. Ты же знаешь, какой я трусишка. Как только немцы начнут стрелять, я громко закричу и спрячусь куда-нибудь. Им придется очень постараться, чтобы найти меня и убить. — Ты не знаешь, о чем говоришь. — Клянусь тебе, все будет хорошо! К тому же, Зигфрид меня спасет, если что. Я не случайно прошу тебя устроить меня к этим, как их, Королевским Уэльским фузилерам. У меня все продумано. — Хм… — отозвался Эдди и надолго умолк. Айвор затаил дыхание: неужели его доводы подействовали? На всякий случай он потупился со скромной полуулыбкой, которая всегда действовала на Эдди благотворно и способствовала скорейшему прощению всех прегрешений Айвора. Но в этот раз обстоятельства были сильнее. — Боюсь, это невозможно, — медленно подбирая слова, изрек наконец Эдди. — Решительно невозможно. Видишь ли, мальчик мой, Королевские Уэльские фузилеры — это очень элитный полк. Все хотят попасть туда, а… э-э-э… вакантные места появляются так редко, что эта несчастная война закончится раньше, чем очередь юношей из самых лучших семейств, желающих вступить в ряды этого славного полка. — Неужели совсем ничего нельзя сделать? — опечалился Айвор. Эдди слегка развел руками. — Ну… а сэр Уинстон?.. — подсказал Айвор. — Я поговорю с ним, — со вздохом пообещал Эдди. — Но боюсь, что и он тоже окажется бессилен. Айвор подождал немного для приличия, но не удивился, когда и в самом деле ничего не произошло. Он был уверен, что Эдди просто-напросто ни слова не сказал сэру Уинстону. Все приходится делать самому. Айвор явился к сэру Уинстону собственной персоной. Оказалось, что напрасно он подозревал Эдди в вероломстве, потому что тот честно передал шефу его просьбу. Во всяком случае, сэр Уинстон был осведомлен о желании Айвора отправиться на войну, но по поводу Королевских уэльских фузилер почти слово в слово повторил речь Эдди. — Дорогой Айвор, ты мастер заставлять людей совершать ради тебя невозможное. Но отправить тебя в окопы к фузилерам... Это чудо я не могу совершить. Нет-нет-нет. — Сэр Уинстон помолчал, раскуривая сигару. — Даже у короля ничего не вышло бы, захоти он тебе помочь. Поэтому сходи в “Савой” или купи себе новые перчатки. И выбрось из головы нелепые фантазии. — Но, может быть, ты хотя бы попытаешься? — взмолился Айвор. — Мне правда очень сильно надо к фузилерам. Не могу думать ни о чем другом. — Надо же, он умеет думать, — пробормотал сэр Уинстон. Больше Айвор не смог добиться ничего. Однако в рукаве его сиреневой шубки оставался еще один козырь. Сэр Филипп Сассун — кузен неотразимого Сассуна из окопов. Уж он-то, с его связями, точно сможет помочь. Хотя бы продвинет Айвора вперед в очереди соискателей. Не будет большой беды, если сынок какого-нибудь лорда под благовидным предлогом получит назначение не к фузилерам, а станет инспектором складов. Уважаемая, почтенная и желанная многими должность. Айвор сам раньше так считал, но все в жизни меняется. Оставалось только уговорить сэра Филиппа оказать протекцию. К сожалению, припомнил Айвор, расстались они не слишком хорошо. Почему всем так нравится искать поводы для обид на Айвора? Он ведь никому не делал зла, напротив, старался чтобы все хорошо проводили время. Перед деловым визитом Айвор задумался. У него нет больше права на ошибку, переговоры следует провести идеально. Разумеется, лучшим подарком для капризного миллионера будет сам проситель. Айвор уже порядком устал от всех сложностей тернистого пути к счастью и был не против совместить приятное с полезным. Но хотелось что-то еще добавить к этому щедрому дару. Какую-нибудь символическую безделицу… Но что подарить человеку, у которого есть все — деньги, влияние, красота, титул? Узнать городской адрес сэра Филиппа не составило труда, и следующим вечером Айвор появился на пороге дома номер 25 по Парк-лейн. В вытянутой руке он держал бумажный сверток, содержавший две свежие селедки — угощение для парочки императорских пингвинов, домашних любимцев сэра Филиппа. Из свертка капало прямо на дорогущий паркет. Дворецкий с болью провожал взглядом каждую каплю, пока объяснял посетителю, что сэр Филипп не может его принять, потому что находится в действующей армии. — Конечно же, в полку Королевских уэльских фузилер? — кисло уточнил Айвор. Небось, занял самый лучший окоп с камердинером и французским поваром. — Боже упаси, сэр! — с испугом ответил дворецкий. — В штабе главнокомандующего. Айвор совсем поник и бессильно выронил на пол сверток с селедками. Если даже Филипп Сассун за все свои деньги не смог купить местечка у фузилер, а довольствуется каким-то там штабом, значит, дело и впрямь безнадежно. Интересно, однако, как сам Зигфрид туда попал? Должно быть, в награду за подвиги. А этот Роберто чем заслужил? Айвор старался не завидовать, но было очень грустно осознавать, что тот, скорее всего, тоже пользуется чьей-то высокой протекцией. Может, все-таки не брать на веру слова сэра Винни, что даже короли здесь бессильны, а попытаться добиться встречи с юным принцем Уэльским? Где-то Айвор слыхал, что тот, насколько позволяет необходимая в его положении великая осторожность, благосклонен к талантливым артистам. Еще несколько дней прошло в тщетных попытках найти выход на принца Уэльского. Айвор не отчаивался и не опускал руки. Он понимал, что это дело не быстрое. Главное, чтобы война не кончилась, пока вращаются все шестеренки. Однажды он сидел за поздним завтраком в своей любимой кондитерской, пил какао и читал военную хронику в газете. Раньше он всегда с отвращением пролистывал эти страницы, но теперь ему было действительно интересно. Странно, все почему-то воображали, что на войне ужасно, но из газетных статей выходило, что вовсе нет. Армия прекрасно снабжалась, условия были лучше некуда. После трех дней на передовой части отходили в тыл, где останавливались в уютных французских домиках, отдыхали и играли в футбол. Айвор, положим, футбол не любил, он лучше проведет еще три дня на передовой. Если и Зигфрид останется с ним, это будут чудесные три дня. Ходить в атаку — пара пустяков. Артиллерия всегда уничтожает оборону противника и самого противника заодно, так что вам остается просто подойти и занять окоп этих гадких бошей. Чего Эдди так волнуется? Он что, газет не читает? Наверное, он до сих пор думает, что сейчас все так же, как и в начале войны, когда погиб бедный Руперт. Тогда и в самом деле было тяжело, но с тех пор сменился главнокомандующий, и все стало хорошо. Вдруг из-за окна послышались истошные женские крики. Айвор поднял взгляд от газетного листа с фотографией доблестного фельдмаршала Хейга и увидел престранную уличную сцену: двое полицейских тащили под руки перепуганного юношу, а следом бежали две женщины, по виду, мать и бабушка, и голосили: — Клянусь вам, сэр, Дэйви только семнадцать! — В метрике ошибка, честное слово, сэр! — Умоляю, сэр, выслушайте нас! Но полицейские, ничего не слушая, затащили юношу в здание, над входом в которое висела вывеска: “ПРИЗЫВНОЙ ПУНКТ”. Айвор еще раз перечитал вывеску. Конечно же, на таком низком уровне смешно даже спрашивать про вакансии в полку фузилер. Засмеют бедного гражданского. Но можно попробовать навести справки. Ведь есть же у этой конторы какой-то начальник, который может написать записочку к начальнику повыше... В конце концов, Айвор уже в том отчаянном положении, когда нельзя разбрасываться даже такими крошечными шансами. Торопливо закончив завтрак, Айвор придирчиво осмотрел себя в карманное зеркальце, подновил тушь и обмахнул лицо пуховкой. Женщины на той стороне улицы продолжали кричать, и Айвор поспешил туда, опасаясь, что призывной пункт закроется на ланч. На призывном пункте царила жуткая толчея, шум и гам. Все орали, бегали по этажам, стуча сапогами, стрекотали пишущие машинки. Айвор растерянно озирался в этом бедламе, прикидывая, кому тут можно отсосать, чтобы стать хоть на шаг ближе к фузилерам. Наконец он углядел высокую, внушительного вида дверь с золоченой табличкой, явно начальственную, и бросился туда, прежде чем его успели остановить. Внутри стоял большой стол, заваленный папками. За этим столом сидел немолодой усталый военный с седыми усами. На Айвора он посмотрел… неприязненно. Или, если называть вещи своими именами, посмотрел как на говно. И сказал обидным тоном: — Дайте угадаю. Вы получили повестку, и это какая-то нелепая ошибка, вы будете жаловаться и все такое прочее. — А вот и нет! — с торжеством ответил Айвор и, поскольку все стулья в кабинете были заняты папками, уселся на подоконник и положил ногу на ногу. — Не угадали. Повестку я не получил, и это вовсе не ошибка: я служу в Адмиралтействе и не подлежу призыву. Но все-таки я подумал, что, наверное, надо бы и мне побывать на войне, пока она не закончилась, и вот, зашел узнать, не нужны ли вам люди. Седоусый военный подозрительно нахмурился, нацепил на кончик носа очки и осмотрел Айвора с головы до ног: — Это что, глупая шутка? За неуважение к армии я вас сдать в полицию, где очень внимательно изучат ваши документы об отсрочке… и другие обстоятельства вашей жизни. И вы же понимаете, что я могу ответить: “Да, нужны люди”? И что вы будете делать тогда? Айвор застенчиво потупился: — Что вы, сэр. Я очень, очень уважаю нашу армию. Особенно... — Айвор трепетно вздохнул, прижав руки к груди, где взволнованно билось его сердце, — королевских фузилеров. Я больше всего на свете хочу стать одним из них. Прямо на все готов! Если вы понимаете, о чем я... — Что ж, — военный встал из-за стола и приблизился немного нерешительно, — если вы не шутите, то это прекрасное решение, очень благородное решение, сынок. — Он подумал немного, решился и быстро пожал руку Айвора, прежде чем испуганно отскочить. — Раз вы пришли сами, постараемся устроить вас получше. Хотите выучиться на связиста? Отличная служба. В бой их не посылают почти никогда. Айвор даже возмутился. Вот еще! Если его не пошлют в бой, как же Зигфрид тогда его спасет? — Вообще-то, сэр, — он еще раз сладко вздохнул, — я мечтаю о пехоте. Вот, скажем, Королевские уэльские фузилеры… Нет-нет, я понимаю, что сейчас это невозможно, но ведь иногда у них возникают вакансии? Ну, признайтесь по секрету. Военный посмотрел на него как-то странно. — Королевские уэльские фузилеры? — переспросил он. — Они сейчас, кажется, наступают на Аррас? Да за то время, что мы с вами разговариваем, у них появился десяток вакансий. — Вы серьезно? — ахнул Айвор. — Вот это мне повезло! Это надо же было так удачно зайти на призывной пункт. Военный старикан, конечно, тут же пожалел, что проболтался. Он продолжал многозначительно изучать Айвора, вздыхать, кряхтеть. Явно на что-то намекал. Айвор послал ему томный взгляд и сунул язык за щеку, давая понять, что глубочайшая коленопреклоненная благодарность не заставит себя ждать. — Сынок, — сказал старикан, — я не знаю, что у вас в жизни случилось такое, несчастная любовь или еще что, но вы подумайте как следует. Не торопитесь. — Напротив, моя любовь ждет меня там, — возразил Айвор. Ну, может быть он немного преувеличил, но совсем чуть-чуть. Когда Зигфрид его увидит в окопе, бравого и отважного, в новенькой зеленой форме с ленточками… О, все случится очень быстро. — Я так ужасно соскучился. Когда я смогу получить форму и поехать в Аррас? Может быть, управимся сегодня до обеда? Хотя нет, вечером мне надо нанести несколько прощальных визитов. Но форму я бы хотел уже сейчас. — Вы все равно не пройдете медкомиссию, — заявил старикан. — Почему-то у меня такое чувство, что вас там завернут и пошлют лечиться электричеством. — А еще говорят, что медкомиссию проходят все, — огорчился Айвор. — Поздравляю, вы будете первым, кого отправят отсюда со свистом. Если хотите, попробуйте сами. Вторая дверь по коридору налево. Ну вот, уже трудности! Наверное, рано он обрадовался. — А можно мне туда не ходить? — осторожно уточнил Айвор. — Я сейчас чувствую себя хорошо. Утром с похмелья бывает похуже, или если прихвачу лишнюю дорожку. Но к полудню я успеваю выспаться и вполне здоров. — Катитесь отсюда и без штемпеля “Годен” в личном деле не возвращайтесь, — отрубил старикан строгим командным тоном. В медицинском кабинете находилось множество молодых мужчин разной степени раздетости. Все-таки призывной пункт оказался неплохим местечком. Стоило время от времени сюда заглядывать. Айвор честно пристроился в хвост очереди, но она продвигалась страшно медленно. Если вслушаться в разговор кандидата с сидящими за столами людьми в белых халатах, у каждого их этих цветущих юношей имелся какой-нибудь страшный недуг, препятствующий несению военной службы. Один не видел ничего дальше вытянутой руки, другой несчастный страдал тяжелой одышкой, третий хромал от рождения. Когда наконец очередь дошла до Айвора, врачи, похоже, обрадовались, что он один ни на что не жалуется. Его быстро взвесили, измерили рост, послушали сердце — и скоро уже в его личном деле красовался заветный штемпель. Все заняло не больше двух минут. Когда торжествующий Айвор вернулся к старикану, размахивая папкой с личным делом, тот вовсе не обрадовался. Выругавшись, он схватил Айвора за плечо и потащил назад в медицинский кабинет. — Перкинс! — заорал он. — Лоу! Вы вообще смотрите, кого посылаете на фронт?! — А что не так, сэр? — спросил один из врачей, в самом деле, ни на секунду не подняв глаз от своих бумаг и продолжая что-то размашисто строчить. — А вы посмотрите, посмотрите сюда. — Старикан пропихнул Айвора к столу как таран сквозь очередь призывников. — Этот вот… не знаю, как его даже назвать… он, по-вашему, годен?! “Ну, началось”, — подумал Айвор. Они поняли, что допустили ошибку, и теперь сделают все, чтобы он не попал к фузилерам. Сейчас попытаются его отсеять по здоровью. Начнут все дружно искать у него какое-нибудь плоскостопие. Но поздно, вакансия его, он будет за нее держаться зубами как питбуль! — Он хотя бы не симулянт. — Тот, которого назвали Лоу, отложил вечное перо и с хрустом потянулся. — Идеально здоров, с его слов. — Вот именно, с его слов! Вы когда последний раз слышали, чтобы кто-нибудь тут хвастался идеальным здоровьем? Вас это не настораживает? — А почему это должно настораживать? — недоумевал второй врач. — Ни на что не жалуется — и слава богу, пусть идет служить. — У него отсрочка от призыва, — нервничал старикан, — но он явился ко мне сам. Говорит, хочу в пехоту. Хочу в Аррас. Вам не кажется, что перед нами что-то из области психиатрии? — Но у нас нет штатного психиатра, сэр, вы же сами знаете. Пусть повоюет. Мы не видим никаких оснований для того, чтобы признать его негодным. Заниматься служебным подлогом и всякими подтасовками — увольте. — Очень мудрое решение, доктор, — нарушил молчание Айвор. — Не хочу с вами ссориться, джентльмены, но если вы собираетесь сейчас объявить меня психом и на этом основании не пустить к фузилерам, будьте уверены, я подниму надлежащий шум. Я до фельдмаршала Хейга дойду, если понадобится. Простите за нескромность, но у меня есть связи в генштабе. Доктор Перкинс впервые за все время перестал шуршать медкартами и посмотрел на пациента. И все призывники тоже смотрели на Айвора большими-большими глазами. Стало очень тихо. — Пожалуй, его состояние внушает некоторые… сомнения, — признал доктор Перкинс. — Но я не беру на себя ответственность. Пусть с ним командование разбирается. Прибежав домой вне себя от счастья, Айвор первым делом позвонил Эдди. — Только представь себе, Эдди, я теперь фузилер! И от меня совсем-совсем ничего не потребовалось! Я просто пришел на призывной пункт, разговорился с одним там, и он развесил уши и проболтался, что у них есть вакансии. Они, конечно, попытались оставить меня за бортом, но я пригрозил, что подниму скандал, и им пришлось взять меня. Завтра мне велено явиться на призывной пункт, и меня отправят куда-то учиться. Надеюсь, это будет не слишком долго. Мне так хочется поскорее на фронт! Ненавижу пустые формальности. Эдди? Кажется, телефон неисправен… Эдди? Ты слышишь меня? — Айвор… — послышался из трубки странный придушенный голос Эдди. — Что ты натворил?.. — Думаешь, какая-нибудь шишка на меня в обиде за то, что я занял место, приготовленное для ее сыночка? Но я ведь не виноват. Я просто зашел на призывной пункт, как это может сделать абсолютно любой. Откуда мне знать, что я кому-то перешел дорогу? — Э-э-э… Слушай, Айвор, прости, меня вызывает шеф. Но я тебе перезвоню! Будь у аппарата, никуда не уходи, прошу тебя. Айвор никуда и не собирался, потому что ему нужно было устроить прощальную вечеринку. В самый ее разгар Эдди перезвонил и велел завтра с утра зайти к нему домой. — Но я должен быть в шесть на призывном пункте, — напомнил Айвор. — Представляешь, какая несусветная рань! Я подумал, что не буду сегодня ложиться вовсе: какой в этом смысл? — Не надо тебе на призывной пункт, Айвор, приходи сразу ко мне. Видишь ли, сэр Уинстон как раз собирается… в общем, тоже к фузилерам. Он тебя отвезет заодно. Айвор не стал возражать против этого плана, подумав, что если его доставит к фузилерам автомобиль сэра Уинстона Черчилля, то это может пойти ему на пользу. Там, наверное, все страшно недовольны, что он к ним вот так влез без мыла, и считают его наглым выскочкой. Будет разумно продемонстрировать, что у него есть друзья, так что пусть лучше держат свое недовольство при себе. Главное, чтобы Зигфрид не счел его выскочкой. Но раз он дружит с Эдди, значит, все поймет правильно. Может быть, даже поможет выйти из машины... — Но как же форма, Эдди? — вспомнил Айвор. — Мне ее должны выдать завтра на призывном пункте. — Форма будет ждать тебя у меня, — заверил его Эдди. — Ни о чем не волнуйся, мы с сэром Уинстоном все уладим. Новенькая форма в самом деле ждала Айвора дома у Эдди, красиво разложенная на кровати. — Но почему она синяя? — удивился Айвор. — И где ленточки? Я боюсь, это какая-то ошибка. Эдди, дорогой, не пугай меня так. Я же знаю, как выглядит форма фузилеров. Ты ведь не позволишь обманом заслать меня куда-нибудь к…. э-э-э… — названий других полков Айвор не знал. — Это на время учебы, — заверил его Эдди. — Когда станешь бывалым фузилером, получишь хаки. Верно я говорю, сэр? Получив подтверждение сэра Уинстона, что все так и есть, Айвор успокоился и надел форму, утешаясь тем, что синий цвет ему к лицу, в отличие от этого противного хаки, который, по правде, никого не красит, даже Зигфрида. Бурно, но торопливо простившись с Эдди, Айвор вместе с сэром Уинстоном забрался в автомобиль. Некоторая заминка возникла с багажом, когда сэр Уинстон воспротивился, увидев два больших туго набитых чемодана: — Айвор, ничего из этого тебе не понадобится. Одеждой, едой и предметами первой необходимости тебя обеспечит Англия. — Я знаю, — надулся Айвор. — Там почти нет одежды. Только халат и немного белья. А остальное — личные вещи. — В числе этих вещей первой необходимости была припасена большая банка ароматного жирного крема, несколько бутылок “Моэта” (Айвор не стал брать много — он ведь едет во Францию, так что смешно тащить шампанское с собой, но ведь ему надо что-то пить, пока он не разыщет в этом их Аррасе хорошего виноторговца) и запас кокаина. — Ну ладно, — вздохнул сэр Уинстон, как всегда, занятой и куда-то спешивший. — Поехали. И они поехали. Дорога была долгой и вела к юго-восточному побережью, что было вполне понятно — там Айвор сядет на паром, чтобы переправиться во Францию. Но, к его удивлению, вместо того, чтобы свернуть к морю, автомобиль вдруг остановился на краю обширного поля, вокруг которого были раскиданы какие-то ангары и сараи. К машине тут же подошел военный средних лет, одетый в такую же как у Айвора синюю униформу. Они с сэром Уинстоном сердечно обнялись и о чем-то тихо заговорили. Айвор не стал даже вылезать из машины, досадуя на непредвиденную заминку. Несколько раз военный бросал взгляды в его сторону, тяжко вздыхал и наконец приблизился. — Вылезай, парень, приехали. — Но… как же? — Айвор еще раз оглядел поле. — Мы ведь не во Франции! И где окопы? — Айвор! — сэр Уинстон распахнул дверцу и вытащил его из автомобиля. — Иди сюда. Я тебе сейчас все объясню. — Он взял Айвора за плечо и увлек подальше от остолбеневшего военного. — Прежде чем попасть во Францию, тебе нужно научиться пилотировать самолет. Что? Тебя разве не предупредили? Ну, сам подумай, как иначе ты доберешься? Морской путь сейчас закрыт. — А не может какой-нибудь пилот просто отвезти меня? — недовольно спросил Айвор. Он был готов к тому, что придется чему-то учиться, но такого совсем не ожидал. — Ты и так уже получил огромное содействие, ты это понимаешь? Множество молодых людей хотели бы сейчас оказаться на твоем месте, — сэр Уинстон величавым жестом обвел голое поле с чахленькой травкой. — Придется немного потрудиться самому, чтобы не выглядеть белоручкой. А теперь запомни: капитан* Уоррен — твой командир. Не задавай ему и другим старшим по званию никаких вопросов и просто выполняй все, что они скажут. Старина Уоррен мой хороший друг и не обидит тебя, но и ты его не подведи. Тут с дальнего края поля возле ангаров раздался страшный грохот и вой, и по земле, все ускоряясь, покатился маленький самолет с двумя рядами крыльев. Несколько раз смешно подпрыгнув и снова плюхнувшись чуть ли не на брюхо, он наконец оторвался от земли и неуверенными рывками заскользил по воздуху. — Наш новый биплан, — с гордостью изрек незаметно подошедший к ним капитан. — Экспериментальная модель, всего несколько штук, только что с секретного завода. — Сэр, вы уверены, что эта табуретка довезет меня до Франции? — скривился Айвор. — Я думал, они летают быстрее. Капитан ничего не ответил, только с непонятным грозным выражением лица уставился на сэра Уинстона. И тот поспешно засобирался уезжать: — Пожалуй, мне пора. Итак, Айвор, служи с честью. Воздух, высота — это же прекрасно. Помнишь, как мы с тобой летали? Айвор помнил, хотя предпочел бы забыть. Сэр Уинстон сам был пилотом-любителем и однажды пригласил его покататься. “Ты же, как-никак, мальчик, а не девочка. Ты должен любить такие вещи, ну же!” Айвор замерз до полусмерти, весь полет боролся с тошнотой и чуть не лишился чувств со страху, когда сэр Уинстон, желая его поразить, заложил особенно крутой вираж. И вот теперь они хотят заставить его самого лететь во Францию. Конечно, это будет по-своему романтично — примчаться к Зигфриду на самолете, буквально упасть с небес в его объятия, но как же тяжко! Чувствуя себя жертвой великой любви, Айвор тяжело вздохнул и повернулся к капитану: — Дайте мне взглянуть на инструкцию по управлению. И где же мой самолет? Капитан схватился за голову: — Нет, Уинстон меня просто разыгрывает. Старый сукин сын! Иначе быть не может. Сейчас он вернется и скажет, что все это была шутка. Айвор тоже на это надеялся. Поэтому они с капитаном немного постояли рядом у контрольно-пропускного пункта, но автомобиль сэра Уинстона так и не появился снова. И тогда капитан велел Айвору шагать к квартирмейстеру. В бараке, свинченном из огромных листов шуршащей на ветру жести, Айвору выдали уродливый бритвенный набор, тонкое и колючее шерстяное одеяло, два комплекта белья, полотенце, жестяную кружку и ложку. Прижимая к себе все это имущество и еще умудряясь волочить за собой два своих чемодана, Айвор вошел в казарму. Это было унылейшее просторное помещение с однообразными рядами коек. Кроме этих коек и тумбочек при них не было никакой мебели, даже вшивого зеркала на стене не нашлось. Фузилеры-стажеры в синей форме сидели на своих койках — болтали, играли в карты, писали письма, согнувшись над тумбочками, или просто валялись в привольных позах и курили. Были среди них и довольно симпатичные. Айвор машинально покачал ресницами, но сейчас важнее было другое: — Джентльмены, кто из вас будет так добр и покажет мне мою комнату? Джентльмены громко заржали. — Твою койку, ты хочешь сказать? — спросил один из них. — Вон та, у стены, свободна. — Но это койка Джимми, — возразил другой, ища кого-то взглядом. — Кстати, где он? — Это была койка Джимми, — вздохнул первый. — Пока ты ходил в увольнительную, он переломал ноги, когда пытался посадить любимый новый биплан капитана. И в настоящий момент, думаю, вознося благодарственные молитвы всем богам, уже едет домой. То, что отдельная комната тут не предусмотрена даже для близкого друга сэра Уинстона Черчилля, было немного досадно, но Айвор не стал качать права. Ничего страшного, он поживет немного со всеми, это ведь ненадолго, и потом, разве не жил он в таких же условиях много лет в Оксфорде, когда пел в хоре и делил дортуар с другими хористами? И он невозмутимо принялся обустраиваться — разложил на кровати лавандовую шелковую пижаму и бархатный халат с кистями, достал мягкие комнатные туфли и принялся расставлять на тумбочке фотографии в серебряных рамках, флаконы с духами и косметику. Однополчане наблюдали за ним в молчании, за которым чувствовалось глубокое потрясение. — Слушай, как там тебя? — не выдержал тот самый, который указал ему койку. — Убери это барахло с тумбочки и сдай в каптерку свои чемоданы. — Но почему? — удивился Айвор. — Потому что такие правила. — Но это мои вещи. Они мне нужны. Кому они помешают, если будут тут? Вот у вас тоже… — Айвор огляделся, но в самом деле не заметил ни на одной тумбочке никаких личных вещей. Правда, к некоторым тумбочкам были приклеены фотографии, и, присмотревшись к одной из них, Айвор вытаращил глаза и подошел поближе. Не было никаких сомнений. На фотографии была Фабия Дрейк собственной персоной. Ну и ну. Подцепила себе, значит, фузилера — и ни слова не сказала! — Итак, мальчики, — строго сказал Айвор, — один из вас встречается с моей Фабией? Тот самый фузилер, который за минуту до этого велел ему сдать чемоданы, покраснел, подбежал, сорвал с тумбочки фотографию и спрятал в карман. — Тебе какое дело? — Да, в сущности, никакого, — примирительно ответил Айвор. — Просто странно, что она мне ничего не рассказала. Я-то думал, что она с Малькольмом Кином… — Айвор спохватился и на мгновение звучно запечатал себе рот рукой. — Но это, конечно, ничего не значит. Просто забудь, что я сейчас сказал, ладно? Это же Фабия. Кто, между нами говоря, не спал с Фабией? Даже я с ней спал. Она решила, что мне непременно надо хоть раз попробовать с женщиной. Знаешь, что она мне заявила потом? “Хм, Айвор, дорогой, пожалуй, это в самом деле не твое”. Фузилер чуть не сел мимо койки. — Ты хочешь сказать, что ты с ней… знаком? С Фабией Дрейк?! — И довольно близко. Ты вообще меня слушал? — Айвор даже обиделся. — А чему ты удивляешься? — Но… она же актриса. — Фузилер произнес это так, будто актриса в его представлении была существом из иного мира и соприкоснуться с ней для обычного человека было все равно что с русалкой или дриадой. — Ну и что? Я знаю всех актрис в Вест-энде, дорогой. Я ведь пишу музыку для театра. Остальные фузилеры при этих словах дружно пересели поближе и обратились в слух. — А ты не мог бы попросить автограф для меня? — застенчиво спросил собеседник Айвора. — Ну конечно, — ответил Айвор сердечно, хотя и немного покровительственно, убедившись, что перед ним вовсе не дружок Фабии, а обыкновенный поклонник. — Я могу пригласить ее прямо сюда и познакомить вас. Тут ведь бывают дни визитов или что-нибудь в этом роде? — Тут не бывает никаких визитов, дурень, — вмешался низенький прыщавый парень. Едва ли бедняжка мог рассчитывать на успех у Фабии Дрейк, даже если она вконец оголодает. — Здесь секретный объект. Остальные кинулись на него и зажали ему рот. — Мы что-нибудь придумаем, — пообещал Айвору поклонник Фабии. — Я уверен, что это можно устроить. Если мисс Дрейк, конечно, сама захочет нанести нам визит. — Ну конечно, захочет, милый, — заверил его Айвор. — Она сейчас в полном отчаянии. В Лондоне совсем не осталось мужчин — одни в армии, другие косят и прячутся, — так что она будет счастлива оказаться там, где их множество, и все такие бравые и лихие. — Кстати, — сказал поклонник Фабии, — можешь держать свои штучки на тумбочке. Только будь начеку, чтобы капитан Уоррен их не увидел. Если увидишь, что он идет в казарму, прячь все хоть под матрас. — С капитаном Уорреном, — беспечно отозвался Айвор, вспомнив слова сэра Уинстона об их большой дружбе, — у меня все схвачено. — Зря ты так думаешь, — нахмурился поклонник Фабии. — Старина Уоррен тебе задаст жару. У него отсюда мигом вылетают с приземлением прямо в окоп, чуть что не так. Айвор остался в недоумении. Все они все в конце концов попадут в окоп. В этом и состоит их цель. Разве нет? Почему это прозвучало как угроза какая-то? Айвор провел не слишком приятную ночь, дрожа от холода под тонким колючим одеялом, среди звучно храпящих однополчан. Не то чтобы ему обычно мешал заснуть мужской храп над ухом, но в этой казарме храпело слишком много мужчин сразу, и это была уже проблема. Айвор смотрел в темноту и думал о Зигфриде. Хорошо бы он не кончил слишком рано, иначе будет обидно, после всего, что Айвору пришлось вытерпеть ради него. Только он забылся неспокойным сном, как его растолкали и велели умываться и идти на зарядку. После зарядки, которую Айвор провел, прислонившись спиной к стене и пытаясь подремать еще немного, был завтрак. На стол ничего не подавали, пришлось, будто в тюрьме, выстроиться в общую очередь к раздатчику. Айвор кисло рассматривал овсянку без масла, жиденький и уже успевший остыть кофе и толстый ломоть сухого серого хлеба. Неужели фузилеров всегда так кормят? А еще элитный полк. Что же тогда простые вояки едят? Айвор еще отламывал от ломтя хлеба маленькие кусочки и медленно жевал, когда прозвучал сигнал похожий на вой сирены. Другие парни заторопились и, закидывая в рот последние куски пищи и жуя на ходу, потянулись к выходу. — Пойдем, занятия начинаются, — поторопил Айвора поклонник Фабии. Айвор теперь уже знал, что его звали флайт-лейтенант Максвелл и он был тут инструктором, что бы это ни значило. Похоже, он решил взять над Айвором шефство, чтобы тот не вздумал забыть о своих обещаниях. Потянулись учебные занятия. Все они имели отношение преимущественно к самолетам, что было странно. Разве эти летающие штуки — не всего лишь средство передвижения? Айвор решительно не понимал, зачем тратить столько времени на детальное изучение датчиков давления, количества горючего и масла, учиться пользоваться компасом и планшетками с картами. Карты Айвор сразу возненавидел больше всего — требовалось запомнить десятки непонятных условных обозначений. Даже уроки обращения с оружием были сосредоточены на самолетах — как стрелять из установленного на носу пулемета. Было немного строевой подготовки, и на непрофессиональный взгляд Айвора только это еще как-то могло пригодиться пехотинцу, поэтому он старался, как мог, воображая про себя, что это Зигфрид грозным властным тоном отдает приказы “налево” и “направо”. Но шагистика занимала совсем немного места в их расписании, а дальше опять — самолеты, самолеты, самолеты. Проснулся Айвор в тот день, как мы помним, ужасно рано, и его посреди всей этой скучищи стало неудержимо клонить в сон, поэтому на картографии он сломался, уронил голову на стол и уснул как младенец. Следующие дни были до ужаса похожи на этот. Некоторое разнообразие вносили маленькие происшествия. Двоих ребят, налетавших положенные десять часов, отправили во Францию (они почему-то были очень печальны и собирались как на казнь). Еще один парень сильно разбился в своем самолете. Капитан Уоррен ужасно орал на него, хотя бедного мальчика следовало бы пожалеть, ему ведь наверняка было невероятно больно. Айвор из сострадания предложил ему немного кокаина из своих запасов, когда капитан наорался и ушел. Сам он, видя такие дела, так и не решился оторваться от земли, когда его все-таки посадили за штурвал. Он знал, что должен, иначе ему вовек не увидеть Зигфрида, но было слишком страшно, и Айвор решил, что должен еще немного попривыкать к самолету на земле. Все это время они искали способ связаться с Фабией Дрейк и пригласить ее в гости. Единственный телефонный аппарат имелся у капитана, и было сомнительно, что он позволит подчиненным вот так просто позвонить. Поэтому однажды парни под каким-то предлогом выманили капитана из его кабинета, и Айвор сел к аппарату, вызвал Лондон и продиктовал телефонистке номер Фабии. К счастью, актриса оказалась дома и взяла трубку. Связь была ужасная. В трубке трещало и завывало, временами перекрывая голоса, и Фабия долго не могла понять, кто ей звонит, приняв Айвора сначала за ювелира, которому была должна за серьги, потом за своего агента, но наконец разобралась. — Айвор! Откуда ты звонишь, дорогой? Говорят, ты загремел в армию, бедняжка? — Да, Фабия, представь себе, в полк Королевских уэльских фузилер, — со сдержанной гордостью подтвердил Айвор. — Мне все говорили, что этому не бывать, меня никогда не возьмут, а оказалась пара пустяков... — Господи, Айвор, ты что несешь? — вмешался флайт-лейтенант Максвелл, который стоял на стреме. — ...Зашел на призывной пункт, — продолжал Айвор, не слушая его, — и вот я тут. Глазом моргнуть не успел. — Бедный мой котик, — воскликнула Фабия. — Я теперь ночами спать не буду. — Дальше ее голос потонул в скрежете и вое, сквозь который слабо прорезалось: — ...Говорят, хуже этого нет, просто ад. — Да уж, приходится тяжело,— признал Айвор. — Просто каторга, по правде говоря. Побудка в шесть, и надо сразу идти на зарядку. Я просто не в силах оторвать голову от подушки, и ребята выносят меня на руках и прислоняют к стеночке. Кормят ужасно. Потом целый день приходится запоминать всякие глупости… — Айвор, хватит трепаться, — взмолился Максвелл. — Капитан сейчас вернется. Переходи уже к сути. — Неужели и Черчилль ничего не смог сделать? — спросила Фабия. — Он сказал, что даже король ничего не смог бы сделать для меня, — вздохнул Айвор. — Правда, потом он все-таки отвез меня в армию прямо в своем автомобиле. — Я всегда говорила, что все мужики козлы, — заявила Фабия. — Кроме тебя, зайчонок, разумеется. — Вообще-то, остались такие, которые еще не стали козлами, — дипломатично заметил Айвор. — Мои фузилеры все очень славные ребята. Они, кстати, мечтают с тобой встретиться. Может, ты нас навестишь, раз уж мы все еще торчим в Кенте? У нас намечается маленькая вечеринка только для своих. — Среди твоих ребят есть кто-нибудь симпатичный? — деловито уточнила мисс Дрейк. — В Лондоне, дорогой, просто ужас как скучно. Дома осталось одно старичье. Моя подруга на безрыбье устроилась работать в госпиталь, но и там нечего ловить, и она вскоре уволилась. Айвор машинально просканировал взглядом Максвелла. Флайт-лейтенант был не в его вкусе, не жалко делиться, поэтому он тут же подтвердил: — О, разумеется! Мой друг мистер Максвелл очень хочет с тобой познакомиться, — К тому же Айвор добросердечно вспомнил и про других сослуживцев. — Будет неплохо, если ты прихватишь с собой еще кого-нибудь из наших. Мальчики будут рады. С организацией визита мисс Дрейк и еще нескольких сочувствующих делу поддержания боевого духа армии актрис, дел у Айвора стало невпроворот. Помогать обеспечивать секретность рвались все курсанты и даже обслуживающий персонал базы, который каким-то образом тоже прознал о великом событии. Не в курсе был один только капитан Уоррен. К нему обратились за разрешением устроить музыкальный вечер в клубе, раз уж среди них появился настоящий музыкант (каковое разрешение капитан дал, не видя ничего дурного в том, что парни соберутся вечером и попоют песенки под фортепиано), но умолчали о том, что ожидаются специальные гостьи. Связь с внешним миром держали через шоферов, перевозивших в грузовиках на базу продукты, почту и запчасти для самолетов. Чтобы было чем угощать девушек, решили не скупиться и заказать шампанского. Айвор проявил предусмотрительность и заказал также побольше кокаина и музыкальных пластинок. С пластинками помог Эдди. С кокаином — один старый друг. Актрис доставил с ближайшей железнодорожной станции грузовик, причем в кузове их спрятали под мешками с мукой, крупой и картошкой. Но девушки были не в претензии, напротив, нашли, что это очень весело, а уж когда выглянули из-под брезента, закрывающего кузов, и увидели, что их встречает толпа мужчин в форме, и вовсе засияли от счастья. Но их счастье было ничто по сравнению со счастьем флайт-лейтенанта Максвелла, который увидел перед собой живую и настоящую Фабию Дрейк во всем ее блеске — в драгоценностях, мехах и умопомрачительной шляпке. Чтобы высадить Фабию из кузова грузовика, ему пришлось взять ее на руки, и, несомненно, эти мгновения навсегда задержались в памяти флайт-лейтенанта Максвелла. Вечеринка в клубе на летной базе бесспорно удалась и была не хуже лондонских, а может, и веселее. Танцевали, играли в фанты, в “правду или вызов”, а когда шампанское и кокаин подействовали во всей полноте, начали беситься и дурачиться — без предупреждения выключали свет и столь же неожиданно включали. Это привлекло внимание капитана Уоррена, который в конце концов ворвался в клуб и едва не застукал компанию на месте преступления. К счастью, актрис успели спрятать — кого за фортепиано, кого под столом. — Что здесь происходит? — осведомился капитан, когда личный состав построился перед ним. — Мне позвонили и сказали, что на базе кто-то подает странные световые сигналы. — Электричество шалит, сэр, — объяснил флайт-лейтенант Максвелл. — Свет то гаснет, то зажигается. Капитан нахмурился. Недоверчиво оглядел помещение клуба. Втянул носом запах женских духов. — Чем вы тут занимаетесь? — спросил он грозно. — Я слышал женский визг, или мне показалось? — Это я визжал, сэр, — признался Айвор и в подтверждение завизжал. Кажется, получилось похоже, потому что капитан сразу прекратил допрос и очень быстро ушел. После этого вечеринки с актрисами на летной базе стали регулярными. Вся организация по-прежнему была на Айворе, и, надо сказать, это было вовсе не просто. Мало того, что контрабандная доставка посторонних лиц на базу требовала серьезной подготовки, так и актрисы являлись сложной, если можно так выразиться, стихией. За ними нужно было смотреть в оба, а то разбредутся по базе и привлекут нежелательное внимание. К тому же, эти прелестные леди состояли в очень сложных и не всегда дружеских отношениях между собой, и это нужно было учитывать, приглашая их. Если вы ошиблись с составом, то легко можете получить на своей вечеринке стаю обезумевших гарпий и фурий, скандалы с битьем посуды и, опять же, нежелательное внимание капитана Уоррена. Поэтому, хотя все лондонские актрисы, от шикарных примадонн до восходящих звездочек, мечтали получить приглашение на летную базу в Кенте, далеко не каждая удостаивалась такой чести. Айвор знал, какой это щекотливый вопрос и каким надо быть деликатным и дипломатичным. Хотя со стороны его отношения с актрисами выглядели идиллическими, в действительности он много раз становился объектом их безудержного гнева, когда, например, одна из них обнаруживала, что музыкальный номер, который он сочинил для ее соперницы, на целых двадцать секунд длиннее номера, сочиненного для нее. Теперь они устраивали ему такие же истерики из-за приглашений на вечеринки. Так, однажды он воспользовался пустующим кабинетом капитана Уоррена, чтобы позвонить Рите Ноубл и договориться с ней о приезде на базу в следующую субботу. Откуда ему было знать, что как раз в то время у Риты пила чай ее заклятая подруга Ада Дорсет, которой Айвор соврал в недавнем письме, что никаких вечеринок в обозримом будущем не планируется? Ни о чем не подозревая, Айвор обговаривал с Ритой детали встречи, как вдруг она сказала: — Подожди, Айвор, у меня тут как раз сидит Ада, и она хочет о чем-то поговорить с тобой. — О нет, — сразу заторопился Айвор, догадываясь, каков будет предмет разговора. — Прости, дорогая, но мне пора. Меня срочно вызывают в окоп, кажется, скоро начинается атака. Мы же с тобой все обсудили, ты все поняла, да? Поцелуй за меня… Но было поздно, потому что Ада Дорсет уже вырвала из рук подруги трубку и завизжала в нее на предельной громкости: — Айвор! Я тебя ненавижу! — Милая, — взмолился Айвор, — я все объясню. — Мне не нужны твои объяснения! Я думала, мы друзья! Я верила тебе! А оказывается, мне уже нет места на твоей вечеринке? Быстро же ты забываешь! — Ада... — Какая жалкая трусость! У тебя не хватило пороху сказать мне прямо: прости, старушка, ты мне больше не нужна. Нет, ты стал хитрить и выкручиваться, мелкий ты лживый гаденыш! — Но послушай, Ада, я хотел тебя позвать, честное слово, хотел, но потом я вспомнил, что будут Мюриэл и Нина. Ты же все равно не захочешь их видеть, правда? Ты всегда говорила, что в жизни не станешь дышать с ними одним воздухом. Ну так вот. — Мюриэл и Нина! И ты серьезно предпочел оставить за бортом меня, а не их? — Но ведь ты была у нас в прошлый раз, Ада. Я стараюсь сделать так, чтобы приехали все по очереди. Это будет честно, согласись. Не все тебе одной. — Да?! А почему эта проститутка Фабия приезжает уже в третий раз?! — Фабия — это особый случай, — ответил Айвор, имея в виду флайт-лейтенанта Максвелла, но Ада поняла его по-своему: — О да, мы все знаем, в чем его особость. Она же сделала тебя мужчиной… где-то на полминуты. — Ада, все не так…. — Да иди ты к черту, извращенец несчастный! Никогда тебя не прощу! — И разъяренная дива бросила трубку. В общем, работа Айвора по организации вечеринок оставалась тяжелой и нервной, и было вполне справедливо, что он был избавлен от других видов работ и дежурств. Не все, впрочем, были с этим согласны. — Почему этот тип никогда не получает никаких нарядов? — негодовал прыщавый Гарольд Кларк, пока мыл пол в казарме, в то время как Айвор, лежа на своей койке, подпиливал ногти (вот они, тяготы войны — вы вынуждены делать маникюр самостоятельно). — Потому что леди Клементину привез сюда сам Черчилль, не забывай, — буркнул еще один курсант. — Главное, чтобы нашу дамочку не допускали к нарядам на кухне. Я не хочу сутки просидеть в сортире. — Что не мешает тебе налегать на шампанское на его вечеринках, — снова заступился за Айвора лейтенант Максвелл. Он все еще был бурно очарован Фабией и глядел на Айвора как на волшебника, исполняющего заветные желания. — Чем дольше он у нас пробудет, там лучше. — Почему тебя называют леди Клементина? Что за странное прозвище? — полюбопытствовал еще один курсант, но и он замолчал под грозным взглядом Максвелла. Но Айвор лишь пожал плечами: — Я не знаю. Меня многие так называют. Сэр Уинстон сердится, когда это слышит**, но, по-моему, это очень мило. Он прикинул, не рассказать ли еще пару историй. Но его последняя костюмированная вечеринка в образе леди Клементины закончилась ночью в полицейском участке, и вспоминать об этом было болезненно. Поэтому Айвор не возражал, когда Максвелл вернулся у своей теме и заговорил о том, что однажды, конечно, и Айвору придется отправиться во Францию. Война что-то не спешит закончиться, как это обещали в четырнадцатом. Большинство было согласно с Максвеллом, что лучше бы этот час наступил как можно позже. Это было даже трогательно, до чего сильно фузилеры полюбили Айвора. С практически единодушной поддержкой ему можно было ни о чем не тревожиться, но он старался наладить отношения и с теми, кто был к нему холоден, например, с прыщавым неудачником Кларком, и, когда тот домыл пол, предложил ему кокаина из своих запасов. Это имело фатальные последствия — Кларк налетал положенные в учебке десять часов за один день. Его уговаривали остановиться, когда он садился для дозаправки, но он никого не слушал и опять взмывал в небо. Капитан пожал плечами и сказал, что начинает готовить приказ о переводе лейтенанта Кларка на фронт. И всем поставил в пример его летные успехи и рвение. — Особенно вас, лейтенант Новелло, это касается, — бросил капитан. — За три недели всех ваших достижений — это как завести двигатель и тихонько проехать несколько футов по взлетной полосе. Если при этом вы не попадете колесом в дренажную канаву, уже прогресс. А ведь сэр Уинстон говорил, что вы автомобилист. Значит, должны понимать в технике. — Я делаю, что могу, сэр, — заверил его Айвор жалобным тоном. — Я ужасно хочу во Францию. Знали бы вы, как я завидую Гарри Кларку. Просто все бы отдал, чтобы улететь с ним. — Ну да, рассказывай, — скептически хмыкнул капитан и отошел. Все они вот так ухмылялись или ржали в голос, когда Айвор признавался, что всей душой стремится во Францию. Должно быть, им казалось смешным, что он ничего не умеет, а туда же. Но он им еще докажет! Он уже совершил невозможное, попав к фузилерам. И на фронт тоже переведется, изыщет лазейку, даже если никогда не научится пилотировать этот гребаный самолет. — Переигрываешь, старина, — дружески упрекнул его флайт-лейтенант Максвелл. — Не надо так. Мы все понимаем, зачем ты здесь — чтобы отсидеться так долго, как это возможно. — Вовсе нет! — возмутился Айвор. — Я правда хочу поскорее на фронт, и если бы ты мог мне помочь… Флайт-лейтенант Максвелл только недоверчиво засмеялся. — В любом случае, — сказал он, — тебе пора наконец научиться хоть чему-то. Мне капитан говорил: наверху недовольны, что у нас один кадет не демонстрирует никакого прогресса. Тебя не будут держать здесь вечно даже ради твоего... э-э-э... друга Черчилля. Если так и дальше будет продолжаться — вылетишь отсюда. Ты понимаешь, я надеюсь, что это значит? Пойдем потренируемся. На этот раз ты должен взлететь. Следуя указаниям Максвелла, Айвор кое-как заполз в тесное, пропахшее маслом и смазкой кресло пилота. Длинные ноги с трудом помещались в открытой кабине где-то за штурвалом. В кожаной, мехом вовнутрь, куртке, было страшно жарко. Весь обзор вперед загораживал установленный на носу самолета пулемет. — Можно убрать эту штуку? — заныл Айвор. — Не видно же ничего. — Курс стрельбы ты еще не проходил, — кивнул Максвелл, — но все равно, надо привыкать. Помнишь, где датчики горючего, высоты и компас? И учись следить за ветром. Это очень важно. На континенте господствуют ветра с юго-запада, это, к сожалению, на руку бошам. Нельзя улетать слишком далеко от базы, иначе не хватит топлива вернуться, тебя будет сносить на восток, на их позиции. Айвор капризно потыкал пальцем в приборную доску. Датчики все подписаны. Они его за идиота держат? Только он собрался сказать, что на сегодня, пожалуй, будет достаточно, Максвелл замахал купившему под тентом механику: заводи винт. Тот не спеша докурил, обтер руки о комбинезон и приблизился к самолету. Максвелл отошел на безопасное расстояние, одобрительно помахал Айвору и скомандовал: “От винта!” Механик с силой крутанул пропеллер и поспешно отскочил в сторону. И двигатель самолета внезапно ожил и заревел так, что завибрировал весь корпус. Отчасти это и правда напоминало автомобиль, только очень уж неудобная кабина. В прошлый раз Айвор вполне успешно проехал по взлетной полосе, может быть, и дальше будет не так уж страшно? Айвор потянул на себя штурвал, и самолет внезапно как мячик подбросило вверх. Слишком резко и слишком внезапно. Айвор завопил. Сзади неслись ободряющие крики Максвелла: — Почти получилось взлететь! Еще раз! — Где тут тормоза? — кричал в ответ Айвор. С него достаточно. Надо выбираться, пока эта штука совсем не вышла из-под контроля. Он что было сил наклонил штурвал в противоположную сторону. Самолет, снова начавший подпрыгивать, послушно накренился вперед. Айвор крепко зажмурился, когда лопасти винта столкнулись с утрамбованной землей и со скрежетом разлетелись в щепки. Зато самолет остановился и, хотя двигатель продолжал реветь, больше не пытался оторваться от земли. — Ну ничего, — сказал Максвелл, стараясь бодриться, хотя вид у него был обескураженный. — Не страшно. Винт можно починить. На следующий день Максвелл настоял, чтобы Айвор попробовал еще раз. На этот раз Айвор прихватил с собой в самолет талисман. Если Максвелл и ему подобные держали на тумбочках и между страниц Библии фотокарточки с актрисами, то он разжился фотографией Зигфрида Сассуна, вырезав ее с форзаца сборника стихов “Контратака”. Некоторые курсанты брали портреты актрис с собой в кабину и крепили где-то не приборной доске. Айвор решил последовать их примеру, чтобы перед глазами было напоминание о конечной цели всех этих мучений. Суровый взгляд Зигфрида придал ему решимости, и, когда закончился разбег по взлетной полосе, Айвор крепко зажмурился, завопил как баньши и взял штурвал на себя. Его, как и вчера, немилосердно тряхнуло и подбросило, но он героически удержался от инстинктивного порыва наклонить штурвал вперед, как сделал это в прошлый раз. — Молодец! — орал Максвелл сквозь рев двигателя. — У тебя все получается! Ты уже оторвался от земли! Набирай высоту! “Оторвался от земли”?! Нет, это слишком скоро, мы так не договаривались! Айвор открыл глаза, убедился к своему ужасу, что находится примерно в десяти футах над землей, и завопил еще громче. Дальше он уже не осознавал, что делает и в какую сторону крутит штурвал. Самолет вдруг завалился на правый бок и задел крылом землю. За этим последовал треск и очень болезненное падение. На этот раз избежать внимания капитана не удалось — он, по-видимому, наблюдал за маневрами из окна, потому что был одним из первых, кто прибежал к месту происшествия, на ходу застегивая китель и выдергивая из-за воротника салфетку. — Есть пострадавшие? — взволнованно спросил капитан — Я повредил маникюр, — доложил Айвор, демонстрируя начальству пострадавшую руку со сломанным ногтем, — и очень ушиб локоть. Ужасная вещь эти самолеты. Капитан почему-то не стал сочувствовать. — Ты не маникюр повредил, ты повредил машину, остолоп! — заорал он. — Погляди только! Одно крыло самолета отвалилось и представляло собой просто груду щепок. — Он сам упал, — обиженно надулся Айвор. — Как я полечу во Францию, если они все время ломаются? — Во Францию захотел?! — продолжал орать капитан. — Я тебе сейчас устрою Францию! Чертов Красный Барон***! От тебя ущерба для летного корпуса Его Величества едва ли не больше, чем от него! Два самолета за два дня! — Сэр, — вмешался Максвелл, — простите, но это моя вина. Я… я поставил перед курсантом слишком сложную задачу. — Максвелл, вы тоже заделались этим.. этим… — Капитан побагровел, но не смог произнести нужного слова. — Так рьяно защищаете эту рыб… этого курсанта! Мало мне того, что его за неведомые заслуги покрывает Черчилль, теперь еще и вы! Обоим — двое суток нестроевых работ по рытью канав! “Рытье канав” — это только звучало грозно, а оказалось, ничего сложного. Рыл в основном Максвелл, а Айвор лежал в траве, развлекал его разговорами и слушал излияния про Фабию. Максвелл признался, что вечеринки и кокаин — это, конечно, хорошо, но после войны (если ему посчастливится дожить до ее конца) он хотел бы остепениться и свить гнездо с любимой женщиной, но готова ли к этому Фабия? Айвор сочувственно вздыхал и поддакивал. Ведь он тоже надеялся за время войны обрести свое счастье в рядах героических фузилеров. Если он вообще попадет во Францию до того, как война закончится. Теперь, когда уже два учебных самолета отправились на ремонт (механики делали все возможное, но называли сроки от недели), на всех курсантов остался только один исправный биплан. Лейтенанту Новелло было строго запрещено приближаться к нему ближе, чем на двадцать футов. Айвор кротко сносил наказание, но однажды после ланча к нему с заговорщицким видом подсел Кларк. Айвор глядел на него с завистью — у него сегодня был большой день: приехала комиссия, перед которой Кларку предстояло совершить экзаменационный полет. И дальше все, Франция. — Послушай, Айвор, ты все время говоришь, как хочешь на фронт. Но у тебя за три недели налет-часов… э-э-э… сколько? — Не получается у меня никак, — грустно ответил Айвор. — Самолеты эти еще такие хлипкие. Чуть что не так, и он вдребезги. — Зато ты всегда без царапины, — кивнул Кларк. — Очень ценное свойство для нашего брата военного. Поэтому… не хотел бы ты потренироваться сегодня? Я помогу тебе забраться в кабину, с мотором и прочим. Мне капитан велел еще немного отшлифовать посадку, но я думаю, тебе нужнее. Айвору в самом деле куда как нужно было тренироваться, он сам это понимал. Капитан все время грозился, что выгонит его за отсутствие успехов, невзирая на его нежную дружбу с Черчиллем. Интересно, откуда у него возьмутся успехи, когда ему запретили летать? — Это так великодушно с твоей стороны! — Кларк удостоился пылкого взгляда и отчего-то смутился, покраснел и начал подгонять Айвора: — Ну, пойдем скорее, пока капитан обедает с шишками из экзаменационной комиссии и не засечет тебя на аэродроме. И вот еще что: не выдавай меня потом, договорились? Воровато озираясь, Кларк окольными путями привел Айвора к ангару, в котором механик лениво полировал промасленной тряпкой выпуклый деревянный борт биплана. — Этому здесь быть не положено, — насторожился механик при виде Айвора и встал так, чтобы загородить собой самолет. — Он просто хочет посмотреть, как я летаю, — торопливо заверил его Кларк. — Кстати, тебя Смит из снабжения везде разыскивает и просит к нему зайти. — Аккуратно тут, вы двое, — буркнул механик, но взял свою куртку и ушел. Едва ненужный свидетель покинул территорию, Кларк захлопотал возле биплана. — Давай, забирайся в кабину. Надень очки. Пристегнись. Знаю, что неудобно, но ты давай, пристегнись. Полетай немного, потом приземляйся в дальнюю часть поля, там, где вересковые заросли. Будешь отрабатывать... э-э-э… посадку на пересеченной местности. Айвор сглотнул. У него даже посадка на утрамбованное поле была не отработана. Да что там, у него и взлет был не очень-то отработан. Но он сказал себе, что ему выпал хороший шанс. Если он сейчас соберется и один-единственный раз отлетает нормально, то сможет уболтать комиссию, которая так кстати оказалась на базе, чтобы ему это засчитали за экзамен. Зачем приезжать дважды, джентльмены, когда можно за один раз отправить во Францию двоих курсантов? Правда, как он долетит до Франции? Этот вопрос оставался открытым. Айвор собирался подумать об этом позднее, как дойдет до дела. Он где-то слышал, что бывают двухместные самолеты. Может быть, Кларк согласится его подбросить? Но пока надо было сдать этот чертов экзамен, который Айвор назначил сам себе. Пропеллер ему завел сам Кларк, и машина загудела и затряслась, готовая к взлету. Айвор сказал себе, что раньше начнешь — раньше закончишь, и начал разбег прямо от дверей ангара, едва не зашибив крылом самого Кларка, который чудом успел пригнуться. Айвор завертел головой, желая убедиться, что с товарищем все в порядке. Для этого ему пришлось выкрутить штурвал, и самолет начало заносить влево. Но Кларк был бдителен: — Взлетай, взлетай! На поле даже врезаться некуда, если просто погнешь шасси, этого будет мало! Была не была! Айвор взял штурвал на себя. Самолет еще раз занесло, и он запрыгал по взлетной полосе так, что у Айвора лязгали зубы. В воздухе хотя бы не будет трясти, утешил себя Айвор и, как его учил Максвелл, потянул штурвал на себя сильнее, заставляя биплан устремиться вверх. Но если другие пилоты, как он сам видел со стороны, отрывались от земли плавно и неспешно набирали высоту, уносясь в туманную даль, доставшаяся Айвору дурацкая табуретка почему-то все больше и больше заваливалась назад. Его подхватил ветер, и биплан перевернулся. Какие-то ужасные секунды Айвор провисел вверх тормашками, удерживаемый только ремнями безопасности, и из этого положения видел стремительно удаляющуюся родную базу, ангары и другие строения и выбегающие из них синие фигурки, которые все задирали головы и смотрели в небо. Все внимание принадлежало Айвору, будто он снова вышел на сцену, но никто не мог ему помочь. Потом самолет перевернулся еще раз и еще. Облака — земля — облака — земля. Айвора некрасиво вырвало. Одно было хорошо — облака удалялись, а земля приближалась снова. Это значило, он снижался, и притом над теми самыми вересковыми полями. Как ему это удалось? Он сам не знал. Когда вереск приблизился настолько, что стали видны отдельные веточки, Айвор крепко зажмурился и подергал штурвал туда-сюда. Густые заросли смягчили неприятный удар о землю, и, хотя фюзеляж со страшным треском раскололся на несколько частей как скорлупка ореха, кресло с пристегнутым к нему пилотом всего лишь завалилось на бок. Над головой Айвор видел кусочек неба и покачивающееся на ветру сломанное крыло. Со вздохом облегчения он закрыл глаза и стал дожидаться, когда к нему придут на помощь, чтобы снять с кресла и распутать все эти ремешки. — Мне очень, очень жаль, сэр, — со слезой в голосе повторял Айвор, стоя перед разгневанным капитаном Уорреном, — но, кажется, самолеты — это действительно не мое. Но прошу вас, не ставьте на мне крест. Не выгоняйте меня! Со всем, кроме этих чертовых самолетов, я прекрасно справлюсь, вот увидите. Капитан мрачно смотрел перед собой. — Не знаю, известно ли тебе об этом, — начал он после минуты тяжких раздумий, — но в девяносто седьмом я служил в экспедиционном корпусе в Малаканде, и так вышло, что в одной очень скверной заварушке Уинстон Черчилль спас мне жизнь. С тех пор я считал себя в долгу перед ним, поэтому и терпел тебя все это время... — Вдруг капитан что было силы грохнул кулаком по столу так, что Айвор подскочил от неожиданности и испуганно заморгал, и заорал: — Однако мне кажется, что с сегодняшнего дня мой долг оплачен сполна! Ты отправляешься в окоп, и мне плевать, что Уинстон об этом скажет! Все! Исчезни с моих глаз! “Дорогой Эдди, — писал Айвор своему верному другу некоторое время спустя, и перо так и летало над бумагой, а строчки прыгали от волнения, — сегодня со мной произошло чудо. Я уже утратил всякую надежду на то, что когда-нибудь попаду на фронт, ведь я так и не научился пилотировать самолет, а без этого мне не добраться во Францию. Но наш командир капитан Уоррен сжалился надо мной и сказал, что, несмотря на это, отправляет меня в окоп. Боже мой, я так счастлив! Просто летаю (безо всякого самолета) и смеюсь! Не могу поверить, что наконец-то закончилсь эта волынка с учебой, и мне выдадут хаки вместо этой надоевшей ученической формы, и я буду на передовой! Я спросил у капитана, как я доберусь, я ведь не умею летать, но он ответил: “Не волнуйся, тебя отвезут”. Не правда ли, невероятно мило с его стороны? Я его немного побаивался сначала, мне все время казалось, что он сердит на меня, но за этой суровой наружностью, как оказалось, скрывается доброе сердце. Во многом его доброта объясняется тем, что он в долгу перед сэром Уинстоном, который некогда спас ему жизнь, но все равно, капитан Уоррен сделал для меня очень много, хотя как раз сегодня я жутко, просто препозорно облажался…” Ответ от Эдди пришел экстренной телеграммой: “айвор обязательно медкомиссию лондон очень важно пообещай что приедешь”. Ну вот, опять проволочки! Как бы не спугнуть Фортуну. Ведь он планировал отбыть к настоящим фузилерам сразу после грандиозной праздничной вечеринки, которая должна была затмить все предыдущие. Однокашники смотрели на Айвора со странной подавленностью — не могли скрыть зависти или грустили оттого, что вечеринок с актрисами больше не будет. Ну ничего, можно и завернуть в Лондон. Как раз надо пополнить запасы порошка и заскочить к маникюрше на Бонд-стрит, потому что сделать самостоятельно приличный маникюр Айвор не мог, а ведь ему скоро предстоит встреча с Зигфридом. Прибыв в столицу утренним поездом и переделав все эти важные дела, Айвор предстал перед медкомиссией. Он смотрел на это как на пустую формальность, ведь предыдущая медкомиссия его пропустила и даже поставила его образцовое здоровье в пример десятку безнадежно больных юношей, которые оказались на призывном пункте одновременно с ним. Но что-то пошло не так. Один из докторов, приложив стетоскоп к его груди, нахмурился и сказал: — Говорите, вы ни на что не жалуетесь? Откуда тогда эти шумы? — Я очень волнуюсь, — застенчиво улыбнулся эскулапу Айвор. — Сердце так и бьется при мысли, что что скоро я буду в Аррасе... — В Аррасе?! С таким состоянием здоровья?! Забудьте об этом, молодой человек, вы — инвалид! Несколько дней спустя Эдвард Марш заглянул в гости к Айвору и застал у него дома странную сцену. Сам Айвор лежал в постели, а вокруг него толпились взволнованные и опечаленные друзья. Некоторые из них плакали. Другие искали слова утешения. — Взгляни только, Айвор, какой траур я заказала для тебя, — твердила Фабия Дрейк, суя ему под нос эскиз. — Вернее, конечно, для себя, но все равно, тебе должно понравиться. — Дорогой, мы достанем для тебя место в самой лучшей части Хайгейта. Среди величайших поэтов, — обещал какой-то джентльмен с покрасневшим и шелушащимся кончиком носа. — Я хотел бы лежать рядом с другим поэтом, — чуть слышным шепотом прошелестел Айвор, и из глаз его потекли крупные слезы. — Простите, а… что тут происходит? — поинтересовался Эдди у незнакомой ему рыдающей девицы. — Айвор умирает, — объяснила та и шумно высморкалась в мокрый насквозь кружевной платочек. — Что на этот раз? — хмыкнул Эдди. — Лишнюю дорожку всосал? — Не смешно! — оскорбилась девица. — У него нашли какую-то ужасную болезнь сердца. Эдди и тут не проняло. Он сохранил хладнокровие, удивительное для одного из ближайших друзей умирающего, и деловито обратился к скорбящей публике: — Леди и джентльмены, не могли бы вы оставить нашего Айвора на время? Ему нужно привести в порядок дела. Услышав это, умирающий зарыдал еще пуще, но галдящая компания посетителей все же потянулась к дверям. — Душечка, мы пока выпьем чего-нибудь в гостиной, — предупредила Фабия. — Тебе тоже принести глоточек? — Шампанского с абсентом, — всхлипнул Айвор. — Льда у меня нет, пусть Эндрю сходит и купит, ладно? Эдди придвинул стул поближе к изголовью кровати и уселся. — Ну же, Айвор, — бодро сказал он, — чего это ты раскис? — На медосмотре у меня нашли порок сердца, — ответил Айвор прерывистым шепотом, будто уже в агонии. — О, Эдди, я не хочу умирать, я еще слишком молод, я не готов. — Но с чего ты решил, что должен умереть прямо сейчас? Ты ведь прекрасно себя чувствовал до недавнего времени. Может, ты до глубокой старости протянешь со своим пороком сердца. — О нет, это невозможно, я знаю, я ведь сразу кинулся читать медицинские справочники. Удивительно, что я дотянул до своих лет. Сейчас я точно доживаю последние деньки на этом свете. После той ужасной медкомиссии я почувствовал себя плохо. Видимо, огорчился, разволновался, и сердце сразу забарахлило. С тех пор я слег и больше не встаю. — Айвор взял руку Эдди и прижал к своему лицу, омывая слезами. — Эдди, дорогой, напиши, пожалуйста, моей маме. Я не могу, у меня рука не поднимается, это ведь убьет ее. — Нет, ты себя в самом деле в гроб загонишь, — пробормотал себе под нос Эдди, понаблюдав за ним какое-то время, и возвысил голос: — Айвор, хватит. Встань, пожалуйста, с постели. — Но я не могу, — Айвор распахнул глаза, шокированный дикостью этой просьбы. — У меня кончаются силы. Ты что, не понимаешь? Я скоро умру. — Ты здоров как конь. — Ты издеваешься надо мной? Меня осматривали врачи! Эдди закрыл лицо руками. — Айвор, этих врачей нашел сэр Уинстон. Их задача была — написать тебе в личное дело какую-нибудь болезнь, которая делает тебя негодным к военной службе. Нет у тебя никакого порока сердца. Восстань и иди. Айвор рывком сел на постели. — Как вы могли так со мной поступить?! — ахнул он, хватая ртом воздух. — Предатели! Эдди драматически пожал плечами. — Мы не смогли придумать, как еще можно сохранить твою жизнь. Как в твоем мозгу вообще зародилась эта навязчивая идея — отправиться на войну? Я помню, много было таких в четырнадцатом году — рвались победить кайзера и воображали, будто война — это что-то вроде пикника. Но они все в четырнадцатом и полегли, а кто не полег, тот благополучно вылечился от патриотической лихорадки. Но у тебя, Айвор, какое-то позднее цветение, ей-богу. — Никогда тебя не прощу! — продолжал негодовать Айвор, не слушая его. — Это просто запредельная жестокость — сыграть надо мной такую шутку, когда я уже, можно сказать, одной ногой, был в окопе. Я так долго к этому шел, столько всего преодолел, а вы с сэром Уинстоном… вы все испортили! Все!!! — Айвор, опомнись, — взмолился Эдди. — Какой окоп? Ты не смог служить даже в чистом и безопасном месте, где для тебя были созданы самые благоприятные условия. Представь, что с тобой сталось бы, если бы ты угодил в пехоту! — Подожди, — медленно произнес Айвор, распахнув глаза еще шире. — Так это была не пехота? Это были не фузилеры? — Это был Королевский летный корпус, Айвор, — мягко ответил Эдди и погладил его по голове как ребенка. — Ты был летчиком. То, что ты сам этого не заметил, лучше всего говорит о твоей пригодности к военной службе, согласись. Айвор решительно откинул одеяло и спустил ноги с кровати. — Я иду на призывной пункт и попрошу устроить мне еще один, честный медосмотр. Возможно, мое место у фузилеров еще никем не занято. — Айвор, — взмолился Эдди, — постой! Подумай ты головой хоть раз в жизни. Это здорово, что ты хочешь внести свой вклад, но на фронте от тебя все равно никакого толку. Один вред, будем честны. По словам шефа, ты вывел из строя столько самолетов, что немцы задолжали тебе Железный крест. Но ты можешь быть полезным, просто по-другому, — торопливо заклинал Эдди, пока Айвор с мрачным и обиженным видом одевался. — Напиши еще одну патриотическую песню или устрой благотворительный концерт для раненых в госпитале. — Да плевать мне на благотворительность и всех на свете раненых! — не выдержал Айвор. — Мне нужен один лишь Зигфрид Сассун! И если я могу быть с ним только в окопе, значит, я отправляюсь в окоп, и вам с сэром Уинстоном меня не остановить! — Ах, вот в чем дело! — Эдди от души расхохотался. — Но, дорогой Айвор, тогда тебе тем более нечего делать в окопе, потому что Зигфрида там нет. Он опять ранен и лежит в госпитале где-то в окрестностях Брайтона. Он вообще, между нами, гораздо больше времени проводит дома, чем на передовой. Приезжает туда на пару недель — и снова надолго ложится в госпиталь. — Прости, но после всего, что было, я тебе не верю! — заявил Айвор и скрестил руки на груди. — Ну так поедем к нему вместе, и ты сам убедишься, — с готовностью предложил Эдди. — Хоть прямо сейчас. Про себя он подумал, что Айвору будет полезно побывать в госпитале и увидеть своими глазами все, от чего они с сэром Уинстоном его уберегли. Айвор же задумался о том, какие угощения следует привезти в госпиталь. Когда он еще лежал на смертном одре, друзья принесли ему ананас, который до сих пор красовался на столике возле кровати, неразрезанный. Айвор решил пожертвовать им, хоть это решение далось ему непросто. Настоящий ананас наверняка произведет на Зигфрида впечатление.