"Силенд-лягушка"

В некотором царстве, в необъятном государстве, жил-был-правил царь Иван. И, по старой доброй царской традиции, было у него три сына, и звали их Эдуард, Торис и Райвис. Интернациональная была семейка, под стать государству, ну да не об этом речь. Созвал как-то царь к себе сыновей. Вот и выстроились они в ряд против трона его, да стоят, сердечные, руки по швам опустив, да дрожат, как листья осиновые. Думу думают, гадают, голов своих не поднимают – то ли дань отправят собирать, то ли с басурманами воевать? А может, и то, и другое? - Дети мои милые! – начал царь. – Быстро время летит, окаянное, и не поспеть за ним и на скакуне заморском. Кажись, ещё вчера были вы несмышлёнышами...да ничегошеньки с тех пор не изменилось! Шутка. А если серьёзно, то вымахали вы отменно. И стало быть, пришла пора вам жениться да земель новых государству прибавить. Подняли головы свои царевичи, перестали дрожать. - А суженую выберет вам сама Судьба. Итак, луки в руки и на полигон! – закончил царь-батюшка. Взяли царевичи луки и стрелы и пошли в чисто поле, полигоном также прозываемое. Пришли и стали жребий тянуть, кому в какую сторону стрелять. Вот и выпало старшему стрелять на юг, среднему – на запад, а младшему – на восток. Выстрелил Эдуард-царевич, и полетела стрела его прямиком на юг. Пошёл он за ней и видит: попала она в дом купца Черненко, прямо в дверь. А на крыльце стоит дочь купеческая Ольга, красоты необыкновенной...и тщетно пытается стрелу из двери вытащить. «Повезло же мне!»- подумал Эдуард-царевич. Выстрелил Торис-царевич, и полетела его стрела прямехонько на запад. Долго ли, коротко шёл молодец за ней, как видит: попала стрела его в терем княжеский, да в наличнике застряла. А сидит в том тереме княжна Наталья, красоты ослепительной. Заметила княжна стрелу, и, без единой эмоции, взяла ножик и стала точить, приговаривая: «Убью гада...убью гада...» «Мда... Попал. Ну хоть не скучно будет...» - подумал Торис-царевич, находясь в смешанных чувствах. Выстрелил Райвис-царевич. Он честно пытался стрелять на восток, но случилось диво-дивное: стрела его, из лука вылетев, резко сменила направление и улетела куда-то на запад. Осознав, что произошло, царевич решил всё-таки пойти за ней. Он верил в судьбу. А ещё больше он верил в то, что отец уменьшит его рост где-то на аршин (путём надавливания на голову), если стрела не будет найдена. Не то чтобы царь был жадным – нет, он был принципиальным, что порой даже хуже. Шёл Райвис дорогою, шёл широкою, и вот уже очутился он уже в местах, доселе им не виданных. И начались тут леса непролазные, болота коварные. Идёт царевич по болотам, с кочки на кочку перепрыгивает. Страшно ему, пугает его неизвестность да невеста возможная...а молчаливый гнев отца всё равно страшнее и идёт он дальше. Вдруг видит – сидит на одной из кочек лягушка, да стрелу его в лапах держит, разглядывает. И что-то выделяет эту лягушку среди других... Подбегает к ней Райвис-царевич и говорит: - Лягушка, лягушка! Ой, а ты чего такая бровастая? Тьфу ты, не то хотел сказать! Лягушка, а ну-ка положи стрелу, где взяла! - Хорошо. – ответила лягушка, которая и вправду была с густыми бровями. Сказала, да и воткнула стрелу в землю рядом с собою. -Ты чего это, шутить вздумала? – попытался Райвис грозно прикрикнуть, но не вышло (впрочем, как обычно). С другой стороны, ничего удивительного – не каждый день встретишь говорящую лягушку которая, похоже, ещё и в невесты набивается! - Никак нет, царевич. Стрела эта действительно меня чуть не убила – вот царапина. Забирай ты свою стрелу, забирай, век бы её не видеть! Нужна она мне больно! Осерчала лягушка, выдернула стрелу из земли и кинула её в царевича. К счастью, не попала. «Это что же...мне же??» - подумал бедный Райвис-царевич. Пришли к царю-батюшке сыновья с невестами «подстреленными». Увидел отец суженую старшего сына, обрадовался: - Молодец, Эдуард! Хорошо стреляешь! Увидел он невесту среднего сына и ещё больше обрадовался: - Отлично, Торис! Здорово попал! Торис в ответ улыбнулся и вздохнул. По дороге невестушка переломала ему все пальцы и добрый молодец уже начинал догадываться, насколько сильно он «попал». Подошёл отец к младшему сыну и улыбка сошла с его лица. Не увидел он девицы с ним рядом, ну а на свёрток в его руках внимания не обратил. - Райвис, родной, я, конечно, знаю, что ты плохо стреляешь, но не настолько же, чтобы никуда не попасть! - В том-то и дело, что попал, - чуть не плача, ответил младший сын. - Ну и? - В-вот... – и развернул Райвис платок, где сидела лягушка бровастая. - Мда... – вздохнул царь. – Это куда ж ты стрелял, а? - Н-на восток... А выстрелил н-на запад. - Вот как?! Ну что ж, видно и вправду судьба твоя такова. А про себя подумал отец: «Эх, не будет у меня по этой линии внуков...» И поженили их: старшего – на купеческой дочери, среднего – на княжне, младшего – на лягушке. Прошло несколько дней, и созывает к себе царь сыновей, да говорит им: - Повеселились, пора и честь знать. Это я про жён ваших. Хочу я им три испытания устроить – пусть не думают, что быть женой царевича так просто! Первым будет испытание на умение готовить. Итак, пусть к завтрашнему утру каждая из жён ваших испечёт мне пирог. Невольно улыбнулся носитель шапки Мономаха, глядя на озадаченные лица детей своих. - Можете идти. – закончил он. А про себя подумал: «Почему-то кажется мне, что не простая жёнушка у Райвиса. Кого-то она мне напоминает.» Вернулся грустный Райвис-царевич в свой терем, а лягушка его и спрашивает: - Эй, Райвис! Чего это ты невесел, голову ниже обычного повесил? Уже не удивляясь тому, что «жена» его говорить умеет, сперва отнекивался царевич, а потом и рассказал: так, мол, и так, приказал царь-батюшка к завтрашнему дню пирог испечь. - Как же мне не кручиниться – я-то ведь печь не умею! – так закончил он рассказ свой. - Не печалься, Райвис, ничего тебе делать не придётся. Ложись спать, а я уж всё устрою. - Да ты ведь лягушка! Хотя... неужто ты, кроме говорить, ещё и готовить умеешь? - Ну, готовить не готовить, - смутилась слегка лягушка. – а дураком тебя уж не выставлю. Лёг Райвис-царевич спать, а лягушка дождалась, пока он уснёт, спрыгнула на пол, кувыркнулась три раза через голову и обернулась ... добрым молодцем, красавцем удалым, которого даже брови густые не портили. Тихонько шмыгнул он на крыльцо терема и стал кликать: - Эй вы, ветры морские, ветры буйные! Услышьте мой зов, явитесь ко мне, своему повелителю! Зашумели леса окрестные, стали гнуться берёзки стройные – то слетелись на зов ветры морские. - Что прикажешь нам, Питер-королевич? - Принесите мне пирог, что готовит злейший враг отца моего! - Будет сделано! И умчались ветры буйные. Утром проснулся младший из царевичей, а лягушка ему: - Вставай, вставай! К батюшке опоздаешь! Вскочил царевич и увидел вдруг на столе пирог, красивый до невозможности (если вообще так можно про пирог сказать). - Кудесница ты, не иначе... – только и смог выговорить Райвис. Взял пирог и побежал к отцу. Стал царь Иван тем временем пироги своих невесток сравнивать. - Эх, Эдуард, хорошо же твоя жёнушка готовит! Какой пирог испекла! Ну, а твоя-то, Торис, как его украсила! Какой запах от него! А про себя подумал: « Вот только этот самый запах какой-то странный. » И вбегает тут в залу Райвис-царевич с пирогом жёнушки-лягушоночки своей. И поразились все его совершенству да красоте. Пирога, конечно. - Хм... Райвис, а точно ли его твоя жена готовила? – удивился отец. - Сам не знаю, как так случилось, но кроме неё, больше некому – ни я, ни слуги мои ей не помогали. - Что ж, вынужден признать тогда, что самый лучший пирог – у жены Райвиса. «Интересно-интересно...» - подумал царь про себя. – «Какая необычная жёнушка ему досталась!» - Вот что, будет вам другое задание. Проверим ваших жён на фантазию - пусть к завтрашнему дню каждая из них соткёт мне ковёр. Вернулся грустный младший царевич в терем, а лягушка его и спрашивает: - Эй, чего ты невесел, голову ниже обычного повесил? Может, пирог не понравился? - Нет, пирог понравился, спасибо. Да вот только сказал теперь батюшка ковёр ему к утру соткать. Не знаю уж, что и делать. - Не боись, Райвис. Ложись спать, а я уж всё сделаю. - Неужели наколдуешь? – улыбнулся царевич, а лягушка сделала вид, что не услышала. И пошёл Райвис будто бы спать, да не лёг, а решил проследить за жёнушкой своей. Смотрит он – соскочила его лягушка на пол, кувыркнулась три раза через голову и обернулась добрым молодцем, красавцем голубоглазым с бровями густыми да волосами светлыми. И захватило дух у царевича от его красоты, шелохнуться не может. А молодец тот вышел на крыльцо и стал кликать: - Эй вы, ветры морские, ветры буйные! Явитесь сюда! Стали гнуться берёзки юные да сосны вековые – то слетелись на зов ветры морские. - Что прикажешь нам, Питер-королевич? - Принесите мне ковер заколдованный, что лежит за троном отца моего! - Будет сделано! И умчались вновь ветры буйные. «Так вот ты, значит, какая, лягушка...» – подумал Райвис. – «Уж не снится ли мне всё это?! Хотя...лучше бы снилось. » А пока думал он, видит – вновь прилетели ветры буйные и принесли с собой ковёр златотканый, свет от которого весь терем озарил. «Так, - подумал царевич. – а вот это вот мне точно снится. Но, с другой стороны – вдруг нет? Пирог ведь тоже не пойми откуда взялся. Вот что: лягу сейчас спать, а если завтра утром вновь этот ковёр увижу – значит...значит, вдвойне не повезло мне с женой.» И тихонько пошёл спать, стараясь не наступать на скрипящие половицы. Спустя некоторое время Питер-королевич закончил колдовать и тоже спать направился. Неслышно зашёл он в опочивальню их с «мужем» совместную и видит: спит Райвис сном крепким, почти богатырским (только не храпит), в одеяло закутался, ножки под себя подогнул... Залюбовался на него королевич, хоть и не спешил признаться себе в этом. Слегка склонился он над спящим, просто чтоб проверить, крепок ли сон его – по крайней мере, так убеждал самого себя он. Как бы там ни было – склонился Питер над царевичем, внимательно посмотрел на него и видит: лицо его спокойно, реснички лишь чуть-чуть подрагивают... и такая мука сердечная взяла вдруг парня, что легонько поцеловал он в щёку «мужа» своего. ... Поцеловал, да и отскочил в сторону в ужасе. Но не пробудился царевич, на его счастье, только на другой бок перевернулся. Выдохнул облегченно Питер и уже было стал обратно превращаться, как вдруг, видимо, что-то вспомнив, достал из закромов кусок бересты и стал писать, благо ночь лунная была. А написав, свернул бересту да и спрятал, а сам превратился наконец в лягушку и запрыгнул в коробочку свою. Утром просыпается Райвис и видит: лежит на столе ковёр, в трубочку свернутый. Развернул он его, и залил всю комнату свет необыкновенный, краски чудные заиграли на свету. Смотрит царевич на всю эту красоту и не знает, радоваться ему или плакать - выходит, сон его правдой оказался... Решил пока не думать царевич о плохом, свернул ковёр в трубочку обратно да и побежал к царю-батюшке. Вновь Райвис всех своих братьев обогнал. Красивы были ковры других невесток, но лягушкин затмил их всех: и сиял он, и искрился, и нити его золотые серебряными могли казаться, если под углом другим посмотреть. Доволен был царь-батюшка, похвалил сына младшего. И тут же последнее, третье испытание придумал. - Будет завтра пир горой, так приходите же на него каждый со своей женою. Там-то мы и посмотрим, как они в высшем свете себя вести умеют. Вот тут-то по-настоящему расстроился Райвис. Пришёл он грустный в свой терем, а лягушка его и спрашивает: - Эй, Райвис-царевич! Что ты невесел, голову даже ниже вчерашнего повесил? Неужто ковёр батюшке не понравился? - В том-то и дело, что понравился. Да вот самое интересное он напоследок оставил. Завтра пир званый будет и нужно нам всем с жёнами придти. - Мда... Вот это потруднее заданьице. Ну да ничего, не печалься. - Да как же мне не печалиться-то?! И уже тише добавил Райвис: - Я всё знаю... - Ч-что ты знаешь? – уже прошептала лягушка. - Что ты, мало того, что колдуешь, так ещё и парень! Какое-то время оба молчали. - Значит, ты видел... – промолвила лягушка. - Да, видел. - Когда? – взволнованно спросила лягушка. - Вчера ночью. Прости, что следил за тобой. - Ничего...ничего. Погоди, ты что же, всё чу... – и тут лягушка закрыла себе рот лапой. - Что? - Да нет, ничего. – и лягушка потрясла головой, как бы желая выкинуть из неё некие мысли. – Есть у меня план. Давай сделаем вот так... . . . . . . Собрались, значит, гости дорогие, в пух и прах разряженные, на пир званый. Пришли, разумеется, и старшие царевичи с жёнами, пришёл и Райвис-царевич, да только без жены. Братья – те сразу от него как-то отстранились, некоторые из гостей жалеть его стали, ну а некоторые – смеяться над ним. И громче всех князь Варшавский насмехался: - Чего же это, ты, Райвис, тотально протокол не соблюдаешь? Хоть бы, типа, в платочке жену принёс! «Хорошо ещё, пока они смеются, - думал Райвис – А вот когда он приедет, так, того и гляди, проклянут». Как вдруг затряслись стены, загудел пол под ногами, завыл ветер за окнами и началась средь гостей паника. Но тут Райвис проявил невиданную выдержку – спокойно встал с места и громко заявил: - Не пугайтесь, гости дорогие! Никакого землетрясения нет. Это моя лягушонка приехала. И тотчас перестал завывать ветер и успокоилось всё в доме, особливо гости. Затем выбежали все на крыльцо – поглядеть, что за «лягушоночка» такая приехала, от которой терем ходуном пошёл. И увидели: подъехала к крыльцу невиданной красоты карета, по заморскому образцу сделанная, а из той кареты выходит ни дать ни взять – принцесса! Правда, брови немного толстоваты да волосы коротки, и лицо слегка мальчишеское... Что ж, видно, такая сейчас в Европе мода – решили единодушно (откуда только они узнали, что жена Райвиса из Европы – неизвестно). А царевич младший глядит, глядит...и не верит своим глазам. И узнает он в этой принцессе того, кто вчера колдовал у него на крыльце – свою «лягушку» то есть. Смотрит он на него, как зачарованный, слова вымолвить не может и в горле вмиг пересохло. . . . . -- Ну что стоишь, как пыльным мешком пришибленный? – вывел его из сладкого ступора голос отца. – Бери, что ль, свою красавицу, да пойдём танцевать! Опомнился царевич, подошёл к своей «жёнушке», взял его за руку и вновь зашумел - забродил пир званый. Веселились гости дорогие (и подешевле тоже), тосты заздравные в честь большой царской семьи произносили. И не распознал никто, на счастье, в принцессе добра молодца, даже сам царь-батюшка, с его-то глазами орлиными – видать, хорошо умела колдовать «лягушка». К тому же вела себя она при дворе скромно, но с достоинством, как титулованной особе и подобает: лишнего не пила, не ела, весь этикет соблюдала, да и беседу поддержать могла, и потому очень царю понравилась. Нельзя сказать, что другие невестки вели себя плохо, нескромно – совсем даже наоборот (только вот княжна Наталья непонятно как с собой нож пронесла), но всё же... Затем стали танцевать гости, и Райвис с «женой» тоже в пляс пустились. Танцует младший царевич, но не слышит он музыки, глядит только на королевича и думу горькую думает. Жалеет он, что скоро всё кончится, что «жена» его – парень, да ещё и в лягушку скоро превратится...а надолго ли? Может быть, навсегда? «Вот она, судьба моя, - думал бедный Райвис. – ни жены нормальной, ни семьи. Эх, был бы он девицей...хотя какое там! Был бы он хотя бы человеком всегда, пусть даже и парнем! Ой, о чём это я?.. Неужели, неужели ничего нельзя сделать? А если... Нет, это может быть опасно – колдовство ведь. А может, попробовать так?..» И, улучив минуточку, незаметно отлучился царевич в свой терем. Увидел он на пороге дома лягушачью кожу, подобрал её и сразу, не колеблясь, кинул в огонь. Вспыхнула шкурка ярким, зелёным пламенем и тут же сгорела. Но вбежал в терем королевич, путаясь в платье, и, увидев всё, в ужасе закричал: - Что ты наделал! Зачем мою кожу спалил?! - Я хотел, чтобы ты всегда был человеком... – тихо произнёс Райвис. - Если бы ты три дня подождал, так бы и было! А теперь...прощай. И видит Райвис: постепенно в птицу королевич превращается, вот уже и руки его перьями покрылись. В оцепенении застыли оба. - Прости меня... – прошептал королевич и улетел белой чайкой в неизвестном направлении. - - - - - - - - - - - - - - - - Она была слишком хороша, чтобы быть девушкой. – задумчиво промолвил царь-батюшка, выслушав рассказ сына младшего. – Не печалься, родной, и не вини себя – если уж мы все не смогли его распознать... - Что же мне делать?.. Мне так...пусто, что ли. - Ничего не делать. Скоро ты её – тьфу ты – его забудешь, как сон дурной. - Забуду?.. - Конечно. Человек так устроен, что забывает всё плохое. Займись пока чем-нибудь, кроме войны только. - Хорошо, как прикажешь. – и Райвис послушно удалился к себе. ------------ Шли дни за днями, недели за неделями. Много событий произошло с тех пор. Эдуард-царевич батюшке помогал, государственными делами занимался. А работа это тяжкая, ведь и в небольшом государстве проблем хватает, что уж и говорить о необъятном. Торис-царевич на войну недавно разгоревшуюся отправился, с басурманами подлыми биться. Жену свою, красавицу гордую, он дома хотел оставить – поссорились они сильно, да только царь не допустил раскола семейного и отправил Наталью вслед за мужем. Мол, на войне обиды забываются, а чувства крепчают. (Совпадение это или нет, но вскоре после их воссоединения басурманы сдались и запросили мира.) Райвис тоже без дела не сидел. Пытаясь выветрить из головы эту дурацкую, как он сам себе говорил, «лягушку» , царевич переделал все домашние дела и даже потолок помыл. Хоть и кричали ему слуги, чтоб слезал он и не марал руки свои царские... Только даже если это всё и помогало, то ненадолго. Днём-то он вроде бы забывал про «лягушку», но вот ночью долго уснуть не мог, всё с боку на бок переворачивался... и думал, думал о том, кого хотел забыть, да к тому ж и во сне его часто видел. Однажды, разбирая вещи в своей опочивальне, нашёл он под ковриком бересту, в трубочку свёрнутую. Взяло его любопытство, и развернул он её, а там... письмо. «Дорогой Райвис! Если ты это читаешь, то меня, скорее всего, нет больше здесь. Что ж, этого следовало ожидать.» Задрожали руки у царевича, почуял он, что это именно его «лягушонок» пишет, а не кто-то иной. Но зачем? Взял он себя в руки и принялся читать дальше. «Не знаю, как начать... Пожалуйста, прости меня. Я причинил тебе боль, и в первую очередь тем, что вообще появился в твоей жизни. Не собираюсь оправдываться, но всё же позволь рассказать тебе всё. Ведь ты даже не знаешь, как меня зовут. Итак, зовут меня Питер-королевич, а заколдовал в лягушку меня – страшно сказать – отец мой родной, король английский Артур. За что, уже и не вспомню. Повздорили, и всё – уже я квакаю. Помню только, что заклятье рассчитано почему-то на три года. А затем отправил он меня в таком виде в самое страшное, на его взгляд, место – земли славянские. Так вот и жил я в болоте, перепрыгивая с кочки на кочку, и постепенно забывал родной язык, да и другие языки тоже. Хоть я тоже чародейству обучен (у нас в роду все колдуны), но не смог сам себя расколдовать, как ни пытался. Одно лишь послабление себе выгадал – по ночам человеком становиться. Так прошло два года, а точнее, два года, одиннадцать месяцев и две недели, если верить зарубкам, которые я делал. Уже почти смирился я со своей судьбой, как вдруг... попала ко мне стрела твоя, а потом и самого тебя увидал. Не знаю, что со мной тогда случилось, но сразу вспомнилось мне, что, хоть с виду я лягушка, но душа моя – человеческая, и стократ пожалел я о своем облике... ...Я знаю, что ты брезгуешь мной, и, конечно, умом всё понимаю, только сердцу почему-то горько... Не серчай, но постепенно, день за днём, стал привязываться я к тебе и захотел быть рядом всегда... Ладно, не бери в голову. Да и невозможно это. Как пройдёт ещё неделя, снова стану я человеком, и тогда пошлют меня куда подальше – например, домой, в Англию. И тогда всё пойдет своим чередом, как должно быть, будто ничего и не было. Как раньше. Но для меня уже ничего не будет, как раньше. Вряд ли смогу жить спокойно после всего, что случилось со мной. А если попробую я судьбу изменить (шкуру лягушачью уничтожить, к примеру), то не миновать мне прямого попадания во владения Гилберта Великого, точнее, в темницу его, откуда ещё никто живым не возвращался. Но скорее я это выберу. Впрочем, тебя никак не коснется. Живи спокойно, будто меня никогда и не было. Будь счастлив. Князь Силендский, (он же «лягушка») Питер Киркленд. P.S. Найди себе нормальную жену. » Давно уже прочёл письмо Райвис, но всё ещё держал его перед глазами, а в его голове в это время появлялись, проносились, путались самые разные мысли. Однако одна из них была ясней остальных. «Теперь я знаю, где он! Чего же я жду?!» И решил царевич тотчас отправиться в дорогу, сам удивляясь своей смелости. Но, прежде чем отправляться в путь дальний, нужно благословение получить. Тихонько подошёл Райвис к кабинету царя-батюшки и прислушался: от того, с кем и как он разговаривает, зависело очень, очень многое, а именно – настроение царя. - Написал? Давай сюда, я проверю. – услышал он голос отца. «Ага, стало быть, указ пишет – догадался царевич. – Ну, писарь, не подведи!» - Та-ак, та-ак... Пока правильно... Погоди-ка! Раз, два, три...четыре?! Ну-ка, встань, – голос царя резко похолодел – и смотри мне в глаза! И Райвис понял, что разговор с отцом откладывается. - Четыре ошибки. В одном предложении. Скажи, ты точно в академии учился? – донеслось из-за двери. «Батюшка зол не на шутку. – подумал Райвис. – Пойду я лучше...» Очень бережно относился царь к языку родному, бережней, чем к деньгам. Второй поход за благословением был запланирован на следующий день. Итак, зашёл младший в кабинет царя, предварительно постучав, подошёл прямо к столу рабочему его и выпалил: - Благослови меня, батюшка! - Что? – царь даже привстал со стула, услышав это. – Ты куда-то собрался, что ли? - Д-да. А про себя подумал царевич: «Ну ни дурак ли я? Конечно, сейчас он спросит, куда и зачем я собрался. А что ответить- то, я не подумал! Совру? Но не умею я врать, всё на лбу написано. А правду сказать как-то неловко...» Взглянул царь-батюшка прямо в глаза сыну младшему, и решил тот сознаться. Всё рассказал Райвис, ничего не утаил, ибо сложно, нет, невозможно соврать или утаить что-то, когда на тебя смотрят эти глаза. Внимательно выслушал рассказ его царь, да и решил: заболел младший царевич, аж бредит, а иначе с чего бы ему вдруг ехать в места эти страшные, неизведанные, да ещё и ради лягушки какой-то? «Видно, заколдовал его этот проходимец,» - с горечью подумал правитель. – «Ну конечно – сын короля английского, можно понять! Кажется, пора менять систему поиска невест...» А вслух сказал только: - Ты, сын, пока не горячись. Скажи лучше, с чего ты решил, что он тебе так нужен, а? Зачем он тебе? ..Глубоко задумался Райвис. Вроде бы и просто всё, но вот словами это никак не выразить, не объяснить. В первую очередь, самому себе. - Я так и думал. Значит, когда точно поймёшь, зачем, тогда и приходи. И, может быть, я тебя отпущу. – раздался голос отца. Прошло три дня. Слова царя возымели своё действие, и глубоко Райвис задумался: что же, собственно, происходит? Что такого с ним сделал этот Питер? Подумаешь, жил у него в образе лягушачьем! Ведь он дурил же всех, но... почему-то не может царевич его ненавидеть. Подумаешь, письмо написал... Мало ли кто письма пишет! Однако что-то всё же случилось... Ведь теперь он готов всё для этого Питера сделать: на край света пойти, в огонь прыгнуть, в море нырнуть (хоть плавать не умеет) и даже... даже с отцом поссориться! Лишь бы у него было всё хорошо... « Что ты сделал со мной?!» - думал бедный Райвис, обхватив свою голову руками. – «Ты лишил меня разума, но дал взамен необыкновенную смелость. И это при том, что у меня и обыкновенной-то отродясь не водилось! Я, прослывший размазнёй, готов по воле собственной в одиночку ехать куда-то там и подвергать себя опасности! Да ещё... привязался я к тебе, что ли... Снишься ты мне каждую ночь, да и наяву я про тебя всё время думаю: как ты там? Не мучают ли? Жив ли ты вообще?!» И долго думал, думал об этом Райвис-царевич, даже голова заболела, но так и не находил ответа. А царь Иван глядел на то, как сын его младший мучается, и сжималось его сердце от горечи, хоть виду он и не подавал – авторитет, будь он неладен. Наконец на третий день решил дать Райвису зелье секретное, что все привороты вмиг снимает. Откуда оно у царя – никто не знал, да и мало кто знал, что оно вообще есть. Так вот, дал он испить царевичу зелья, и, подождав ещё день, спрашивает его: - Ну, как теперь себя чувствуешь? А Райвис-царевич тихо в ответ: - Хорошо, батюшка. Но не слышит царь уверенности в его голосе. - А подумать? Потому что и сам уже видит, что со вчерашнего дня совсем не стало лучше младшему, а скорее наоборот. Гаснет он, как свечка. «Неужели... неужели он влюбился?! Возраст ведь подходящий. Да нет, вряд ли. Во что там влюбляться-то? Да и, в конце концов, это парень!» - мучительно думал самодержец, глядя на Райвиса, бледного, ссутулившегося, и с поникшей головой. - Посмотри мне в глаза, - мягко промолвил правитель...нет, просто отец. И Райвис, не смея перечить, поднял голову. Тогда и увидел царь-батюшка в глазах сына младшего помимо привычной робости покорности нечто новое, а именно – некую тоску сердечную и решимость, чудно сочетающиеся с прежними качествами. «Всё понятно,» – подумал отец. – «он вырос. Это уже не тот Райвис, который трясся, как осиновый лист, от каждого неосторожного взгляда или слова. И когда успел вырасти? Мда, не такой судьбы я хотел своему младшему сыну – жениться на парне(!), но...это его жизнь, и какое право я имею вмешиваться? Ну, если только самую малость...» - Пойдем. – резко произнёс царь и встал со стула. Райвис послушно пошёл за ним. Они спустились по потайному ходу в подвал, и, отпирая кованую дверь, правитель вдруг спросил: - Ты вот собрался в царство Гилберта Великого, а что ты про него знаешь? Ну, кроме того, что он Великий? - Ничего, - признался царевич. - А я знаю. Заходи. – дверь наконец поддалась. Чего только не было в подвале! Чужеземное оружие, старинные грамоты, различные трофеи от многочисленных войн, старая мебель и даже мешок картошки. Нет, два мешка. - Сила Гилберта скрыта в его Величии, - объяснял сыну царь, доставая что-то из шкафа. – Потому-то я в своё время не смог его до конца победить. Впрочем, его земель мне вполне хватило. Но и их мне не видать, если бы не это. Развернул царь то, что с таким трудом достал из шкафа, и оказалось это небольшим золотым шариком с письменами непонятными. - Что это? – осторожно спросил Райвис. - Это? Величие. Одна треть. Именно этот шарик помогает мне держать в подчинении половину земель Гилберта. – и царь усмехнулся, глядя на удивлённое лицо сына. – А у кого будут две части, тот завладеет всеми его землями и его волю надломит. Ну, а если все три части в одни руки попадут – умрёт Гилберт сразу, и никому не достанется. Не смотри так! Это не руководство к действию. Тебе и одной части хватит, чтобы он твою... твоего зазнобу отпустил. Лови! И запустил шариком в Райвиса, благо тот поймал. - Да, и карту не забудь! – добавил царь. Вручив карту царевичу, отец вдруг занёс над ним руку, но, вместо обычного надавливания на голову, заботливо потрепал ему волосы. И было у него в тот момент очень серьёзное и грустное лицо... Прошло несколько минут, и отпустил он Райвиса-царевича, промолвив: - Поезжай. Так и быть, отпускаю тебя. Чего же ты стоишь? Могу и передумать. Не веря своему счастью и, догадываясь, как тяжело дались эти слова царю, Райвис молча поклонился ему. И отправился Райвис-царевич в путь-дорогу дальнюю. На этот раз уже не пешком, а на скакуне быстром и с оружием – луком да стрелами. Вот проскакал он лес дремучий, скачет теперь широким полем. Постепенно проголодался царевич. Вдруг видит – бежит заяц. Скрепя сердце, натянул Райвис тетиву... а заяц вдруг заверещал голосом человечьим: - А-а-а-а!!! Не стреляй в меня-а-а! Я всё, что угодно сделаю, только не стреляй! Я сдаюсь, сдаюсь! Медведь, медведь, помоги-и-и! Опешил Райвис-царевич, как опешил бы всякий, встретив вдруг говорящее животное, и опустил лук свой. Но выбежал тут на поляну медведь могучий, мигом подбежал к Райвису, занёс свою мощную лапу над его головой и прорычал: - На беззащитного руку поднял – жить надоело, что ли?! Испугался Райвис, но виду не подал, и решил действовать так, как его всегда учили – сбивать противника с толку, да и спросил первое, что в голову пришло: - А вы что, люди заколдованные? Удивился медведь, опустил свою лапу и тихо ответил: - Да, это так. По речам догадался? Райвис только кивнул. - Ты такой милый, особенно когда не стреляешь! – подбежал к нему заяц. – Хочешь, я тебе объясню, кто мы? И, не дожидаясь ответа, пристроился заяц рядом с медведем и начал рассказывать: - Было нас три друга: я, Феличиано, он, Людвиг, – и указал на медведя – и ещё Кику. – и вздохнул печально. Затем продолжил: - И были мы все людьми, пока не повздорили с одним колдуном. Тот осерчал, да и превратил нас в зверей, а затем раскидал по разным краям, чтобы никогда нам не встретиться. Меня вот в поле отправил, Людвига – в дальний лес, а Кику бедный в море рыбой плавает. Но недавно Людвиг нашёл меня, - и заяц запрыгал от счастья вокруг медведя. – и теперь вот отправились мы искать нашего третьего друга, а потом все вместе пойдём в царство Гилберта Великого. - Зачем? – спросил удивлённый царевич. - Говорят, в его владениях течёт ручей, вода из которого все заклятья снимает. Здорово, правда? - Здорово. – смущенно улыбнулся Райвис. – Что ж, будем попутчиками, ведь я и сам еду в то царство. - А зачем? – поинтересовался заяц. - Перестань! – одёрнул его медведь. – А карта у тебя есть? – спросил уже он Райвиса. - Да, конечно. – и показал царевич им карту. - Тогда пошли. Шли они, шли – не день и не два, а гораздо больше. Вот идут теперь вдоль берега моря, и заметил вдруг Райвис – щука лежит на песке и не добраться ей до воды самой. Решил царевич ей помочь. Подходит к рыбе, а та ему человеческим голосом молвит: - Будьте так добры, господин незнакомец, отнесите меня в море, если Вас не затруднит это. Подивился Райвис рыбе говорящей, да и столь вежливой притом, и уже было поднёс её к воде, как подбежал заяц и закричал радостно: - Кику, Кику, ты нашёлся! Я тебя по речам сразу узнал! - Здравствуй, - молвил медведь, подойдя к воде. - Друзья, вы ли это? – радостно удивилась щука, несмотря на слабость свою. Но уже отпустил её в море Райвис, ведь ещё немного – и задохнулась бы рыба. - Прости, - сказал он ей. – Не можем мы тебя с собой взять. Путь по земле далёк, а перенести тебя нам не в чем. Заплакал заяц, и стал утешать его медведь. - Не горюйте, - говорит щука друзьям. – Уже отыскал я путь морской в царство Гилберта Великого. Вы идите своей дорогой сухопутной, а я вас там встречу. И затем добавил, обращаясь к Райвису: - Благодарю тебя, незнакомец, за спасение жизни моей. Даю тебе слово самурайское, что сумею однажды долг вернуть. Скажи только имя своё. - Райвис меня зовут, Райвис-царевич. Кивнула ему щука и тотчас скрылась в глубинах морских. И отправились наши путники дальше. Шли они, шли, не долго и не коротко, не длинно и не близко, а столько, сколько нужно. Иногда, конечно, скакали и на коне – Райвис зайца держал, а медведь следом бежал, благо силы тому не занимать. Вот и пришли они к месту странному, месту пустынному – на много вёрст ничего не росло, кроме дерева чёрного, ветвистого, а на самой его верхушке сундук висит кованый на цепях крепких. А вдали золотые ворота в царство Гилберта Великого виднеются. - Стра-ашно... – задрожал заяц. – Но н-надо... - Слыхал я, - промолвил медведь. – что сила Гилберта разделена на три части, и одна из них хранится вот в таком сундуке, что висит на чёрном дереве. - Стало быть, нужно добыть её? – спросил Райвис, но вопрос его прозвучал почти как утверждение. - Именно. А иначе не попасть нам за ворота. – кивнул медведь в сторону златых врат. - В лес, где ручей волшебный! – добавил заяц. - Что ж, приступим. – молвил медведь. Однако как ни пытались Райвис с зайцем на дерево влезть, ничего не выходило – скользкое было оно, да и с шипами. - Эх, не люблю я грубую силу применять, да, видно, придётся. – вздохнул медведь и, навалившись на дерево, быстро сломил его, и упал сундук кованый прямо на землю. Открыли его, а там шарик золотой, только чуть больше того, который царевичу батюшка дал. - Ура, мы теперь пройдём за ворота! – ликовал заяц, да и медведь был рад. - Ну что ж, пойдёмте, а то вас друг, наверно, заждался. – смущенно промолвил царевич, взял шарик осторожно и хотел идти, но остановил его медведь. - Райвис-царевич, спасибо тебе за всё! Без тебя и карты твоей не найти бы нам места этого. Позволь теперь и нам помочь тебе. Скажи, что ты, собственно, ищешь в землях Гилберта Великого, мы ведь и не знаем толком . Вздохнул царевич, да и поведал всё своим товарищам: так, мол, и так, ищу я того, без которого и свет мне не мил. Из-за меня попал он в темницу Гилбертовскую, и еду я теперь спасать его. Вот только не знаю, как попасть в темницу эту, да ещё и выбраться живым. Медведь подумал и сказал: - Чтобы попасть в темницу, сначала пройти нужно во дворец, а туда никогда никого не пускают, насколько я знаю. Если только не будет у тебя сразу двух или трёх золотых шаров, в которых сила его заключена. Лучше трёх. - Правда?! – обрадовался Райвис. – Так ведь у меня уже есть второй шар! - А третий? Так ведь вернее – умрёт он и помешать не сможет. - Знаю. – вздохнул царевич. – Но не хочу его жизни лишать. Как-то... Не смогу. Так что вы мне уже помогли. Пойдёмте же! Подошли они к воротам золотым, достал Райвис шар золотой, что поменьше, и отворились тотчас ворота. Зашли товарищи внутрь и видят: невиданная красота царит в лесу, всё из чистого золота, и трава, и деревья, и даже роса на листьях, ну а цветы – из самых разных камней драгоценных . Сперва возрадовались они, но после заметили, что не слышно здесь пения птиц и шума листвы, а также журчания ручьёв, и стало им вдруг грустно от этой величественной тишины. Шли они дальше, и вдруг видят – течёт среди всего этого настоящий живой ручей! Догадались они, что это и есть то самый волшебный источник, заклятья снимающий, и тотчас сиганули в него медведь с зайцем. Прошло несколько мгновений, и вышли на сушу уже они людьми. Райвис тем временем их оставил, и, радуясь за них, пошёл дальше, к дворцу. Подошёл прямо к ступеням его мраморным, и раздался вдруг голос громкий да грубый, голос Гилберта Великого: - Ты кто такой? Зачем пришёл? Слышен голос, но откуда он доносится, неизвестно. Испугался Райвис, но взял себя в руки и ответил: - Я Райвис-царевич!.. Но не дал ему договорить хозяин дворца: - А-а-а, тогда знаю, за чем, а, точнее, за кем ты пришёл. Но уйдешь ты отсюда один, так и знай. Хотя бы потому, что не пройдёшь ты во дворец! Может, отец тебе и дал один шар волшебный, но этого мало! - А вот и нет, есть у меня и второй! – смело вытянул руку царевич со вторым шаром. - Что-о? – разозлился не на шутку Великий. – Ну-ка, отдай их мне! Отдай, а то сам возьму! И сгустились тут тучи чёрные, грозовые, зашумел ветер злой. - Не боюсь я тебя, Великий! – воскликнул Райвис, и эти слова были почти что правдой. Крепко сжав шары золотые с Величием, подошёл он ещё ближе. И началась тут гроза страшная, с ветром ураганным, с дождём едким, проливным. Согнулся царевич от ветра злого, привстал на колени и низко голову опустил, защищая её от дождя. Кажется, вот сейчас снесёт его ураганом, ан нет – и с места не сдвинулся, крепко держится. А ветер всё крепчает и крепчает... «Как там друзья мои новые? Надеюсь, успели убежать...» - думал царевич, пока со стихией боролся. Но тут случилось то, чего он так боялся – ослабла хватка, и выпал шарик золотой из руки его да и покатился по ступенькам. Увидал это Райвис, но тут же понял, что не может он положение сменить – снесёт ведь сразу. Только и осталось ему проводить шарик взглядом до ручья, куда он и упал. И сразу всё стихло. Исчезли тучи, кончилась гроза и даже следов в виде луж после себя не оставила. Снова раздался голос Великого: - Что ж, победил ты стихию буйную своей стойкостью, поздравляю. А теперь отправляйся восвояси. И засмеялся грубым смехом. А Райвис мигом побежал к ручью. Да только вода там замутилась теперь, не сыскать ничего. В отчаянии сел он прямо на землю и обхватил свою голову руками. Как вдруг слышит голос тихий, знакомый: - Не печалься, Райвис-царевич, ничего ещё не потеряно. Обернулся он и видит юношу внешности азиатской, а в руке у него... шар золотой. - Помнишь, ты жизнь мне спас? Теперь я спасу твоё счастье. Возьми же, - и протянул парень растерянному Райвису шар этот. - Не знаю, как и благодарить тебя... Ты... – не находил слов царевич. - И не надо. Я просто свой долг исполнял. А теперь беги во дворец. И побежал Райвис во дворец, как на крыльях. Каким-то шестым чувством угадал он, где именно во дворце темница, и с невиданной для себя скоростью домчался до неё, пару раз споткнувшись на лестнице, правда, и чуть не разбив нос. - Беги, беги, - раздался вновь голос Великого. – Только поздно уже... Но не слышал слов этих царевич. Добравшись, наконец, до тюрьмы, стал он королевича искать, во все камеры заглядывать, но все они были пусты. Наконец, дошёл он до последней камеры и видит, что она почему-то не заперта, как другие. Осторожно зашёл Райвис туда... и застыл на месте от увиденного. На скамье сидел, ссутулившись, Питер-королевич. Всё бы ничего, но...не был он больше Питером, скорее статуей, ведь в камень обратилось всё тело его. Подошёл на ватных от горя ногах царевич к камню, в который обратился его суженый, обнял его и заплакал тихо и горько. - Погубил я тебя, родной... Не увидишь больше ты солнца ясного... и вообще ничего не увидишь и не услышишь. Всё из-за меня, всё... Если бы ты мог меня простить... Но нет мне прощенья. О, зачем ты меня вообще встретил, идиота такого?! Только идиот может по глупости сгубить того, кого...кого любит... Но упали две слезы горючие прямо на грудь Питеру, и свершилось тут чудо-чудное: ожил королевич и открыл очи ясные. Обрадовался царевич, но и смутился тоже – не смог ему в глаза заглянуть и голову опустил. А Питер, увидев только Райвиса и то, как смутился вдруг он, сразу всё понял и тихо промолвил: - Я тебя тоже... Вышли они беспрепятственно из дворца Гилберта Великого, но тут вдруг остановился царевич и положил шар волшебный, что побольше, прямо на порог. Тут же исчез он, будто и не было. - Больше он мне без надобности. – пояснил Райвис. - А вдруг твоему батюшке нужно будет? – удивился королевич. - Вряд ли. Он говорит, что завоевывать земли нужно только в честном бою. Подошли они к воротам и видят: стоят там новые друзья Райвиса, только в обличье человеческом и, видно, ждут его. - Ты думал, мы ушли? Не могли мы оставить тебя! Ведь ты столько для нас сделал! Дай обниму! – восклицал Феличиано, бывший заяц. - Ничего особенного, - опять смутился царевич. - Суждено нам теперь расстаться, Райвис-царевич, - молвил Людвиг, бывший медведь. – Но знай, что всегда мы поможем тебе и... – кашлянул он. – суженому твоему. И крепко пожал руки Райвису и Питеру. - Прощайте, Райвис-царевич, - молвил Кику, бывший щука. – Не забывайте нас. Будьте счастливы. Попрощались друзья, и пустились в путь в стороны разные: Людвиг, Феличиано и Кику к себе домой, в королевство заморское, а Райвис и Питер поскакали в царство царя Ивана. Сколько радости было, когда они домой приехали! Царь, смирившийся с выбором сына и заставивший смириться с ним других сыновей, приказал устроить пир на весь мир и даже чуть больше. Ох, и погуляли все тогда!.. (Ну, а поскольку Райвис и Питер уже, по сути, были женаты, то свадьбу второй раз играть не стали.) . . . . . . Послесловие. Прошло какое-то время, и собрались наши новобрачные в путешествие. Долго странствовали они, пока не нашли маленький остров где-то в океане на западе, и решили остаться там жить да править. Пусть подданных и территорий мало, но счастье измеряется не этим. Конец.