War and anger shall reign. The clash of iron can be heard. By blindness you're driven insane. I'm lost in anguish and grief Sorrow won't wane 'til you die. A shattered body deeply hurt. And darkness will cover the light. It's gone forevermore!
Поле боя. Пираты кулаками, саблями, пистолетами вырывают жизнь своего накама и свою честь из лап Морского Дозора. Они ведут неравный бой на территории своего противника. Дым застилает все, воздух пропитал металлический вкус крови, отчетливо ощущающийся на языке. Замертво падают люди. Свои и чужие. Перед смертью равны все, будь ты храбрый блюститель мирового порядка или бесчестный преступник. Правую руку неприятно сковывают наручники из кайросеки, отнимая всякие силы, делая уязвимым. Противник пользуется слабостью: грудь пронзают горящие лучи, плавя плоть аккурат возле сердца, благо не задевая его. Резкая жгучая боль подкашивает ноги. Колени больно ударяются о лёд, усыпанный осколками снарядов и каменной крошкой. Дышать тяжело. Пепел осадком скапливается в легких, заставляя зайтись в приступе кашля. С губ срывается кровь, тонкой струйкой течёт по подбородку, скатывается на шею, перемешиваясь с пылью и капельками пота на коже, оставаясь уродливым разводом. Сдавливаемое энергией морского камня тело не регенерирует, отказывается слушаться. В ушах стоит оглушительный звон. Держаться невозможно. Стремительное соприкосновение со льдом немного отрезвляет. Силы остаются лишь на то, чтобы продолжать находиться в сознании. Волна королевского хаки заставляет сердце на мгновение остановиться. Невообразимая энергия пронизывает тело насквозь, перехватывая дыхание. Этот ребёнок пока не осознает того, какая сила в нем спала. Он использовал ее стихийно, непреднамеренно, но она невероятно сильна. Сквозь сизую пелену пыли видно Луффи, неумолимо стремящегося к эшафоту. Все произошло будто бы за пару мгновений. Залпы пушек разбивают эшафот в щепки. "Неужели они не успели?" Эта мысль звучала в голове набатом и от нее по телу расползался сковывающий ледяной ужас. Облако дыма охватило яркое алое пламя. До боли знакомое и родное, дарящее спокойное тепло и яростно обжигающее. Они справились, теперь надо было как можно быстрее уходить. Минутную радость оборвал голос Отца. — Я отдаю вам последний приказ, — громогласно произнес Белоус. — возвращайтесь в новый мир живыми. Моя эра завершилась, и нет такого корабля, который способен доставить меня в новую. На измученном лице Ньюгейта заиграла улыбка. Команда отказывалась верить этому, но приказ капитана неоспорим. Моби Дик был уничтожен и пираты Белой бороды ринулись на захваченный корабль дозорных, сдерживая желание послать все правила о приказах к морскому дьяволу и вернуться за Отцом. Оба Ди следовали за прикрывающим их Джимбеем. — Пираты Белоуса - кучка жалких трусливых отбросов. — бросил в спину уходящим адмирал Морского дозора Акаину. — Ньюгейт лишь неудачник минувшей эпохи. Портгас остановился. Где-то внутри клокотала ярость. Кулаки непроизвольно сжались до побелевших костяшек пальцев, ногти больно впились в ладонь, но эта физическая боль ничего не значила на фоне того, что он сейчас чувствовал душой. — Засунь себе эти слова обратно в глотку. — зло прошипел юноша. Такой лживый выпад в сторону человека, спасшего его, подарившего семью, Эйс не мог простить. Его удерживали, пытались вразумить. Сакадзуки продолжал выплевывать оскорбления, тем самым еще сильнее разжигал гнев Огненного кулака. Он знал, что Портгас не оставит этого так просто. На это и был расчет. Бросок. Промах. Акаину направляет удар на младшего Ди. Эйс подставляется под кулак адмирала. Все отдается белой вспышкой в глазах, а за ней следует осознание. Марко ощущает невероятную, разрывающую на части боль. Думать нет времени. — Сейчас же сними с меня эти чертовы наручники. — командир первого дивизиона кричит, срываясь на хрип, обращаясь к Галдино. В глазах плещется злость, граничащая с сумасшествием. Тяжелый камень перестает давить на запястье. Раны на груди, оставленные Кидзару, затягиваются. К нему возвращается его огонь. Феникс помнит новые удары Сакадзуки, помнит Эйса, падающего на землю, помнит безжизненное тело отца и паршивую ухмылку Тича. По сердцу больно проходилось лезвие, оставляя глубокие раны, которые уже никогда не залечить. Хотелось кричать, но горло сковывало болезненным спазмом. Только слезы бесшумно катились по щекам, оставляя после себя тонкие влажные дорожки.The field's been left in sorrow The father and the son They're gone Blind Guardian - Battlefield
Они мертвы.
***
Раскат грома вырывает из беспокойного сна. Тело и простыни влажные от холодного пота. Мужчина принимает сидячее положение, оглядывает каюту, которую на мгновение озаряет вспышка молнии. После войны прошел без малого месяц. Мучительно долгий месяц, отнявший покой. Марко не может нормально спать, каждую ночь его настигает один и тот же кошмар, который он видел наяву, каждую ночь он просыпается в ужасе, полностью заполняющем его мысли. Феникс стал больше походить на бледную тень: истощающееся тело, изможденное осунувшееся лицо, потухший взгляд некогда сверкающих серебристых глаз, под которыми темными кругами залегли синяки. Марко прячет лицо в широких ладонях, освежеванная заживо душа кричит от невыносимой боли, израненное сердце изнывает от страданий, которые приносят еще свежие рубцы. Тело вздрагивает от пронизывающего холода, расползающегося под кожей, плотно оплетающего кости. Он винил себя во всем. Если бы он тогда остановил Эйса, если бы не дал ему уйти в одиночку. Он должен был остановить этого болвана даже если бы пришлось заковать того в наручники. Портгас остался бы жив. Рука опускается в карман брюк, находя в нем крупную алую бусину. Казалось, от нее все еще исходило тепло ее владельца, согревая оледеневшие пальцы. Марко было холодно без Эйса. Невыносимо холодно. Этот холод пронизывал его насквозь, добираясь до самых дальних уголков души, скручивая ее в смертельных ледяных объятиях. Феникс больше не мог плакать, не мог кричать. Голос он сорвал еще тогда, стоя у могил самых дорогих ему людей, послав к дьяволу все свое спокойствие, которое вынужден был сохранять при членах команды. Мужчина перекатывал бусину в пальцах, внимательно ее рассматривал, будто видел впервые. Глубокий алый цвет, неидеальная форма, мелкие царапинки и скол у отверстия для нитки. Любой другой посчитал бы этот маленький красный шарик хламом, но для Марко это было важно. Воспоминания и эта бусина - все, что осталось у него от Эйса.Теперь это его самое ценное сокровище.