Stand and deliver

Трахать Птицу не слишком легко. Не то чтобы Олег вообще этого хотел. Эта злобная тварь вырывается на свободу без предупреждения, когда ему в голову взбредёт, и иногда это происходит — наверняка намеренно — во время секса с Сергеем. Вот Олег целует припухшие губы своего Серёжи, а вот в его шею уже вгрызаются зубы Птицы. Багровые следы разливаются на коже. Они остаются там, пятнами. Олег дергает Птицу за волосы, оттаскивает от себя, сдерживает инстинктивное желание дать такую оплеуху, чтобы голова запрокинулась, и Птица скалится, облизывая покрасневшие губы. В следующий момент он еще плотнее обхватывает бедра Олега ногами, вжимает его в себя, буквально вынуждая двинуться — и стонет, едва заметно прогибаясь в спине. — Держи себя в руках, — угрожающе говорит Олег и сжимает открытую шею. — Ебанутый. Под пальцами заполошно бьется пульс. Олег знает, что если правильно надавит на артерию, Сергей потеряет сознание вместе со своей Птицей, но не делает этого. И Птица знает, что Олег не причинит ему боли — во всяком случае настоящей боли. Знает — и вызывающе щелкает зубами, оскалившись в улыбке. Олег ненавидит, что не может остановиться. Он не хочет продолжать: Птица вынуждает быть его грубым и жестким, а Серёжа не заслужил жестокости. Но он не может прекратить: он сжимает худые запястья до отчетливых синяков, распиная короткими ударами на кровати, кусает подставленное горло, оставляет алые метки, слушает низкие гортанные стоны удовольствия и понимает. Олег прекрасно понимает, что это тоже его Сергей. Извращённая, больная его часть, раньше бывшая запертой, теперь облекшая плоть и кровь — но Серёжина часть. И он не может отказать даже ей. Даже ему. Птица любит быстро. Грубо. Олег вжимает его лицом в истерзанную подушку, придавливая за шею сзади, вбивается в приподнятую задницу с пошлыми шлепками, раз за разом, игнорируя возмущенное мычание. Он слишком сосредоточен на том, чтобы быстрее кончить — и довести до оргазма Сергея, потому что тогда сытая тварь, возможно, отправится отдыхать. Вернёт его Серёжу. Но Птица не уходит, держится крепко, глухо воет в подушку, сбиваясь на нечленораздельные оскорбления, подаваясь навстречу, и дерет, дерет тупыми короткими ногтями простынь так, что та вот-вот порвется. — И кто из нас еще ебанутый. Олег знает, что было бы, не уткни он Сергея в подушку — на спине с последнего раза живого места нет, а на татуировке грозит остаться шрам. Олегу нравится, когда Серёжа не может сдержаться и начинает царапаться, но Птица не царапается — он разрывает его кожу на лоскуты, от души, со вкусом, и Олег не хочет больше видеть виноватое лицо друга, когда тот обрабатывает его раны. Неожиданно Птица замолкает. Его тело в руках Олега вытягивается, становится напряженной струной, мелко подрагивая — и Олег чувствует себя так близко, потому что знает, что это значит. Кончая, Сережа сжимает член Олега так, что тот даже не успевает вытащить — и кончает следом. Со звездами перед глазами. С изжогой от чувства вины. Он устало выдыхает и утыкается между острых лопаток лбом, размазывая и смешивая свой пот с Серёжиным. — Ты тут? — негромко спрашивает он, слизнув соль с кожи. — Ты со мной? — Всегда с тобой, — голос всё ещё не такой, каким должен быть, и Олег резко отодвигается. — С вами обоими, мой дорогой. Птица приподнимается. Он разворачивается, стоя на коленях на сбитой кровати — так, что Олег видит мутные потеки собственной спермы на его бедрах и торопливо отводит глаза — неосторожное, машинальное движение. Птица фыркает. Он заводит руку между собственных ног, собирая капли, и сует пальцы в рот. На его лице все та же улыбка. — Чего ты смущаешься, Волчонок? — смеется он, облизав кожу дочиста. — Это же ты мне подарил. Олег сжимает зубы и хмурится, но даже самое страшное лицо не действует на Птицу — он знает, что Олег ничего не сделает ему. Иначе придется навредить и Сергею, а Олег на это не способен. Поэтому Птица улыбается и подается ближе — так близко, что касается кончиками отросших за время освобождения волос плеча Олега. Олег чувствует его тепло. Его запах. — Мне, а не Серёже, правда? — шепчет, коснувшись губами виска Олега, Птица. — Или ты и это сможешь оправдать? Олег поворачивает лицо и смотрит Птице в глаза, искрящиеся злым азартом. Птица легко выносит на это взгляд, не пытаясь отвернуться или отодвинуться; между их лицами едва ли пару сантиметров. — Тебе нравится трахаться со мной, — он перекидывает ногу через бёдра Олега и садится верхом. — Тебе нравится причинять боль, нравится видеть, как Серёжа под тобой плачет. Птица сжимает плечи Олега и впивается в кожу ногтями. Он начинает покачиваться, прижавшись задницей к члену; демонстративно, развязно, и Олег морщится и злится, ощущая разливающееся внизу живота возбуждение. — Ох, Олежа, — кривляясь, жеманно вскрикивает Птица, запрокинув голову. — Ещё, пожалуйста, я так тебя люблю! Скука, тебя же это убивает — ты ведь и в армию пошел, чтобы убивать. Тон чужого голоса неуловимо меняется, становясь вкрадчивым — всё ещё Серёжин, но при этом не-его. Олег сжимает зубы. Он смотрит в сторону, позволяя Птице касаться своей шеи зубами — пока не больно. Пока. — Ты никуда не сможешь от меня деться, Волчонок, — Птица оставляет поцелуй чуть выше ключицы Олега, а затем прикасается языком. — Мы с Серёжей одно целое. Когда Олег поворачивает лицо, чтобы ответить, на него смотрит растерянный и сбитый с толку Сергей. Он трет лицо, словно пытаясь стереть ощущения от ночного кошмара, и устало вздыхает. Ему хватает одного взгляда, чтобы понять. — Я и так ненавижу его, — стонет он огорчённо. — Но в такие моменты особенно! Олег притягивает Серёжу к себе и целует висок и лоб, стараясь успокоить, и Сергей тут же расслабляется и обнимает в ответ. — Мы всегда можем повторить, — бормочет Олег между поцелуями. — Однажды я избавлю тебя от него. Серёжины глаза вспыхивают золотом, прежде чем он отвечает. — Несомненно, Волчонок. Как скажешь.