Шёпот из-под пепла

      Фотографии. Вот, что их связывало до плоти раздирающие полгода. Они не писали друг другу. Старались не вспоминать. Но не могли. И когда желание доходило до предела, юноши садились на пол и начинали рыться в фотоальбомах. Именно так они смогли продержаться: кусая пальцы и переворачивая страницы. Привычка засела глубоко внутри. И даже сейчас, когда казалось всё позади, Дей медленно рассматривал каждый снимок. Словно у него был выбор позвонить ему или нет. Сейчас бы он выбрал телефонный звонок. Однако единственное, что он мог сделать — это вспоминать.

***

      А это мы, когда нам было лет по десять.       Лёгкая улыбка подкралась к моему измученному лицу. Я любил эту фотографию. Постоянно проводил по ней, то ли пытаясь ощутить тот день ещё раз, то ли вернуться в него. Это была наша первая фотография.       Я это заметил и сразу смолк. Больше тёплых воспоминаний не осталось. Как странно: всю жизнь дружить, а по итогу остаться единственным, кто хранит эти воспоминания. Наши с ним воспоминания.       Так много фотографий. И все они сделаны в разных местах. Стоило бы хоть раз вернуться, чтобы повторить детские фотки, но нет, мы обленились.       Если честно, я больше не могу смотреть на эти снимки. Слишком больно. Смотря на них, я понимаю, сколько всего упустил… недосказал.       Моя любовь бессмысленна, если она посвящается мертвецу.       Хотелось вдохнуть поглубже. И я вдохнул.       Незажжённая с утра лампочка тускло висела на потолке. Скучно.       Я знал, что пора начать хоть что-то делать.       Нет-нет-нет-нет!       Я стукнул рукой об пол и подскочил от громкого звука. Не ожидал.       Я делал. Постоянно делаю.       Я связался с Харлоном, Этьенн! Он места себе не находил из-за того, что вас двоих не стало. Я тоже. Не думаю, что без тебя я смогу найти место в этом мире. Не захочу. Хочу с тобой. Как глупо любить тебя, когда твоё сердце занято другим. И тут я вспомнил о могиле. Его могиле. Был целый инцидент. Скандал. После вашего видеоролика, Этьенн.       Подумал я и осмотрелся по сторонам, ища его. Ох, как хочется поговорить с ним. Глаза опустились на фотографию, где мы вместе отмечали день рождения. Мой. Она должна нести хорошие чувства, но через несколько дней из-за собственного отца я попаду в больницу. А ты, маленький Эти, и не узнаешь, почему. — Не об этом, Этьенн. Ваш ролик не могут удалить уже полтора месяца, — я громко посмеялся на всю спальню. — Прикол. Многие скачали его и постоянно заливают в сеть. И с Харлоном я связался. Приёмные родители, как он говорит: «Отстой, лучше сбежать и жить спокойно». Я его уговорил подождать совершеннолетия и поступить в один университет. Перебраться в общежитие или снять квартиру. Позже решим. Аккуратно вкладывая фотографии по своим местам, я увидел наш снимок первого сентября. Ты всегда был ниже меня, это умиляло. И волосы у нас примерно одного цвета. Помню, как нас все считали братьями, потому что постоянно общались, уезжали вместе на одной машине. А потом, как пришли наши мамы на собрание, выяснилась правда. — А меня оставили на второй год в школе. Из-за пропусков. Я был не против. Сам попросил. Во-от отец возмущался. Как его наследник смеет так долго учиться в школе. А мне норм, — на секунду я смолк. В голове прокрутились все школьные года. — Хочу ещё раз стать твоим одноклассником и вместе сидеть за партой. Мне пришлось выждать минуту, прежде чем продолжить говорить. Я представлял, что он находится рядом со мной. Как обычно лежит на моей кровати. Поэтому туда я напрочь не смотрел. Не хотел лишиться иллюзий. Про его отца говорить не хотелось. У нас у двоих отвратительные взаимоотношения с родителями. После того случая я публично отказался от наследства и переехал жить отдельно. Благо родителям запретили отказываться от меня, и теперь они обязаны меня обеспечивать до двадцати лет. Вроде с Марселоном… Демари? Была та же ситуация. — Твоего отца посадили в тюрьму, — пришлось сделать ещё одну короткую паузу. — После недолгого обследования, государство закрыло все частные фармацевтические компании и открыло свои. Думаю, временно, пока не изменят требования и правила, и на рынок не выйдут здравые люди. Хочу основать свою фармацевтическую компанию и иметь настоящую хорошую репутацию. У меня вопрос. Может ли наша последняя фотография быть самой любимой? Не может, ведь она стала последней, а не крайней. И во всём виноват Я.       Если бы тогда решился изначально ответить отказом на твои чувства и рассказать причину, то вышло бы всё по-иному. Ты бы мог быть жив.       Хотя сейчас понятно, что мы не умели жить. Мы существовали под рамками наших отцов под названием «наследник».       Боюсь, это признавать, но всё случилось к лучшему. Ведь ты добился своего. — Подростки организовывают движения, клубы, кружки поддержки. Активно начали скупать книги по общению и подобном. Понятно, что мир резко не изменится. Но ты зажёг новое поколение идеей помощи друг к другу. Они не боятся меток. Они помогают тем, у кого они есть! Это оправдание. Ухожу от слов, которые хотел тебе сказать изначально. Давно. — Я перепутал ножи. Сердце дрогнуло. Было ощущение, что Этьенн вцепился в него и попытался вырвать. Заслужено. — Мой отец — урод. Избил меня из-за детской влюблённости. Я боялся, что с тобой случится то же самое. Очень боялся. А мы ещё и напились. Опять оправдываюсь. Может, нашим родителям не стоило уезжать без нас на конференцию? — Когда ты сказал, что любишь меня, — я чувствовал, как мой голос дрожал. Забавно, ведь я множество раз извинился перед тобой на могиле. Но сейчас я действительно чувствую, что у меня появилась возможность извиниться перед тобой лично, Этьенн. Я всё ещё пропускаю мимо глаз кровать. Пусть он будет там. Иначе уйдёт. — Я хотел тебя напугать. Показать реальный исход событий. Чтобы ты испугался, плюнул на меня и забыл такого дурака. А не начал резаться… Мысли снова ускакали прочь. Сложно извиняться перед тем, кого любишь. Сложнее не извиниться. Тебе не важно, простит он тебя или нет. Ты себя никогда не сможешь простить. — Я взял тупой ножик, специально проверил на себе и несколько раз потупил его сильнее, и обычный ножик. Поднёс к тебе и перепутал. Ты стоял, — они текли по моим щекам. Мне до сих пор страшно вспоминать тот день. Ту ночь. Очень страшно. Ты чуть не умер. Нужно говорить вслух. Иначе не услышит. — Ты стоял и смотрел на меня. Я начал смеяться, ведь не понял, что перепутал ножи. Заминка произошла тогда, когда ты начал плакать и положил нож. Окровавленный нож на тумбу. Мир ушёл из-под ног. — Клянусь, вся моя кровь застыла в тот момент. А ты упал. Без сознания. Весь в слезах. Мне было не до слёз. Не до обмороков. — С тех пор ты никогда больше не пьёшь. А я мечтаю не спиться. Я рассказал. То, что было тогда тебе. То же помню всё отрывками. Кое-как. Разум отключился, тело действовало. Думал о том, как тебя спасти. Молюсь о том, что спас. Жалко, что потом не смог остановить. Свет везде был выключен. Слуг не было. Мне пришлось самостоятельно перевязать тебе руку, криво зашить порез и наложить жгут, чтобы остановить хоть как-то кровотечение. А потом я истратил два литра белизны. Кровь была по всему дому. Следы крови. Помню, что закончил убираться к утру. Постоянно бегал, проверял, как ты. — Боялся, что потерял слишком много крови. У тебя на тот момент уже прорезалась метка. Тут я понял, что ты еле выжил. Чудом. Приехали наши родители, а я до этого час назад, как сжёг всю твою и свою испачканную одежду. Он меня спросил: «В чём это я, и где дорогой костюм на заказ!?». Сам чуть не упал в обморок. Пришлось соврать, что мы выпили вино и испачкали костюмы. Ты спишь. — А после этого меня увезли заграницу почти на семь месяцев, — глаза слипались. — Ты заблокировал меня во всех соцсетях, а я, дурак, не осмелился позвонить с другого номера. Не хотел тебе причинять большего вреда. Думал приеду. Поговорим. А ты начал встречаться с Марселоном. Нашёл хороших друзей. Научился жить. А я ревновал. Хотел, чтобы ты был моим… Желал только тебя.