Глава 0 — Пролог
Когда тебе кажется, что вокруг лишь одни безумцы, Оглянись, узри, насколько же ты безумнее их самих... это агония твоей души...
Он вглядывался из окна в фигуру монстра; сгорбленную, сутулую, крылатую гаргулью, гиганта окруженного мраком темнейшей ночи. Нечто наблюдало за лабиринтом гниющих высоток каменных джунглей с высоты крыши далекого небоскреба. Оно выжидало... Где-то там внизу, на дне крысиных дебрей и потёмок смердящих переулков, донесся тихий, но четкий звук разбитого стекла. Он был приятен слуху, как звон работающих часов. Но оглушающий вой охранной сигнализации перебил мелодию падающих осколков, больно резанув по слуху. Оно медленно, плавно выпрямилось во весь свой рост... Над головой проявились острые рога. Густое марево тьмы клубилось вокруг силуэта нелюдя; она ластилась к нему, боялась, дрожа под ногами рогатого демона. И тут, за ним, сквозь смолисто-черные облака, прогремел гром, осветив, всего на мгновение, безликую черноту монстра. Человек ощутил, как его сердце трепещет... Послышался строгий стрекот автомата Томпсона, прогремел взрыв, и всего мгновение спустя, душок горящего бензина вгрызся в его нежный нос. А на дне, в этом хоасе, чей-то сумасшедший и безумный смех, пробирающий до глубины души своей чуждостью и безобразием, заставил его вздрогнуть. И он отвлекся, всего на секунду от стоящей на вершине фигуры, посмотрел в самый низ, невзирая на дикий страх затаившийся в его душе — и узрел бездну; он моргнул — увидел тьму глубинную, в её самом отвратном и уродливом проявлении, в которой с наслаждением купалась гниль. Слушал, как она радостно, безумно хохотала на фоне пылающего адским пламенем сквера, полностью отдавшись своему бездумному падению. Сердце бешено забилось в сжавшейся клочком груди, по лбу скользнула испарина, его охватил липкий, скользкий страх перед тем безумством, что он лицезрел, смотря на самое дно. В голове стало совершенно пусто, а в сердце забушевал жгучий холод в перемешку с чуждым его душе ликованием; в ушах же, неожиданно, стоял гул мертвой тишины... И на мгновение, всего лишь миг, слух уловил легкое колебние крыльев. Оно было тихим, оглушительно тихим; звук свирепо вгрызся своими острыми когтями в память очевидца, а взгляд уловил, как Тень нырнула в Бездну, в эту Тьму без страха, без сомнений... словно привыкло ко всему этому кошмару уже давным давно. Оно расправило свои когтистые лапы в стороны, воспарила над падшими душами в темных небесах, — и грешников охватил первобытный ужас. От фигуры исходил, казалось, густой и непроницаемый Мрак, что поглощал собой лучи столь редкого ночного светила, реже прорезаясь через хмарь чернющих облаков. Тень Правосудия вышла на свою дикую охоту, покрывая собою весь этот город без остатка... Им не спрятаться от Него... Им не уйти от самого Возмездия...***
В салоне стоял терпкий запах прокуренных сигарет, душок дешевого кофе с прокисшим молоком ласкал его чувственный нос, а вонь улиц этого агонизирующего в предсмертном препадке города был, как и всегда, ужасен. Рокот гудящего мотора приятно ласкал слух детектива; под рукой дрожал руль. Он ощущал эти успокаивающие душу вибрации, старался отвлечься от ужасов ночи, его грехов и страшной сути... но тщетно. Взгляд вильнул в сторону темной подворотни. Там, во тьме, и тени ночного лабиринта, среди мусора, стекающего к городским стокам полные дерьма, крови и грехов, кого-то грабят, насилуют и убивают... он проехал дальше, старался не обращать на то внимание, отвернулся; притворился, что не слышит этих криков, той отчаянной мольбы о помощи несчастной жертвы. "На её месте могла быть Барбара..." — слегка задела его мысли, пролетевшая на краю сознания, дума; рука с силой сжала руль, а кожа захрустела под ладонью от тяжкой натуги, — "У меня будут проблемы..." — старался тот переубедить себя, — "Это... не мое... дело..." Послышался жалобный стон стираемых об асфальт покрышек, и машина дала резкий ход назад, — возня в подворотне прекратилась, — звук захлопнувшейся двери машины и стремительный, торопливый топот ног. — Полиция, оруж..! Но было уже поздно... Пришло осознание, и плечи сами собой припали к низу. Ещё ниже, чем то было обычно. Над головой гневом прогремел гром и затарабанил густой, проливной дождь по металлу старого авто; по камню хмурой гаргульи, что возвышалась роком над тем, кто должен был быть ликом самого закона; ему казалось, что даже эти бездушные, холодные, высеченные из монолитного камня статуи, смотрят на него с укором, осуждают за дикий и бессовестный проступок. Под телом уже растелилась вязким, густым ковром ало-бордовая жижа, в глазах прозрела пустота увядшей жизни, и лицо, лицо жертвы — оно застыло в ужасе, в страхе, в сожалении, в горе и чем-то ещё, чего уже, увы, не разобрать и не понять никому. Руки внезапно налились горячим, до невозможности тяжелым свинцом, они смиренно опустили табельный к холодной, безразличной земле. Мир потерял все краски уже давно, но сегодня серость и чернота обрела ещё большую, не бывалую раннее, глубину. На лицо детектива опустились тени. Грубые, резкие, глубокие... А вода... вода смывала грехи этого мегаполиса, омывала его без остатка, оставляя лишь нетронутую, обесцвеченную пустоту; и даже пролитая наземь кровь, она стекала вглубь этого обителя грехов и пороков, стекала к живущей внутри него гнили, что осталась там, внизу, под этим треклятым городом, сжирая тот изнутри, упиваясь его страданиями, нарывом вырывясь наружу... И за стеной этого ливня, за его непроглядным маревом, был виден лишь силуэт тени человека. Сломленного и сгорбившегося, посеревшего и без тени надежды, разочарованного в себе человека. Но и он, в конце, исчез из виду... — Диспетчер, — сухо промолвил тот в рацию, подойдя к машине, — Лейтенант Джеймс Гордон, "11g01", на связи... — взгляд сам собой избегал той подворотни, — у меня здесь "10-45d", тело от двадцати до двадцати пяти лет от роду, женское... В голове было пусто — совершенно ничего. Пока губы молвили коротенький рапорт, где-то на самом краю опустевшего сознания, мелтешались беспокойные мысли. Среагируй он раньше, была бы эта девушка ещё жива? Не соменевайся он, смог бы спасти её? Но теперь это уже было не важно; ничто не важно. Перед его глазами так и стояла страшная, серая картина мертвой, холодной жены... с одной единственной политрой красок из густой алой крови...***
Спустя время... "Наверное... это плата за все мои прегрешения..." — мысли в черепушке неслись одна за другой; на фоне слышится щелчок отворившейся двери — он наконец-то дома... Перед глазами ярко горели воспоминания этой трудной ночи. Сцена того, как растерянный, ничего не понимающий мальчик, лет шести-семи, сидит один, посреди толпы снующих туда-сюда копов, на скамье в департаменте, перед безразличным и молчливым диспетчером. Сын жертвы, теперь сирота — венец очередного не раскрытого дела, извращенное творение этого богом забытого города. Руки машинально сняли с плеч тяжелое, мокрое пальто, — но тяжесть так никуда и не исчезла. "Наверное... это мой ад..." — сырая обувь осталась в прихожей, где и пальто, а ноги несли его уже куда-то вглубь покрытого мраком дома. Он остановился всего на секунду, в коридоре, перед приоткрытой дверью. Их спальня. Он заглянул внутрь, через небольшую щель. В комнате мирно спала его любимая жена, а во тьме виднелся округлившийся животик. Дверь тихо закрылась, и он бесшумно пошел дальше. "Барбара... ребёнок... они всего этого не заслуживают..." — думал он. — "Это совсем не то место, где стоит заводить семью..." Он оказался в гостиной — тьма в ней была просто кромешной. Лишь слабый, тусклый от окна свет, немного отпугивал её от себя. Он хорошо видел в ней свое кресло, в котором он тяжко осел. За спиной было и то самое окно, по нему медленно и грустно тарабанил дождь. У руки стоял столик, с бутылью неплохого скотча. Он выпил тот резко, прямо из горла. Липкий, резкий, слегка приятный вкус наполнил его рот. Огненная, жгучая вода прошлась по его горлу, она грела душу изнутри своим ядовитым, обманчивым теплом. "Хороший вкус..." — оценил тот выпивку. Ночь была глубокой, темной и холодной, кожей ощущалась сырость и мокрая прохлада. Света практически не было, но детективу было на то совершенно плевать. Его терзали тяжкие думы, которые ему не нравились. От слова совсем. "Лоэб крепко осел в широком кармане Фальконе..." — он прикрыл глаза, сделал очередной глоток и задумался ещё глубже, — "Большая часть департамента тоже не чиста на руку..." — взгляд прошелся по табельному, он лежал в кабуре, что уместился на столике, — "Фласс..." — тот вспомнил напарника, — "Бывший зеленый беретт... он погряз во всем этом глубоко, знает каждую псину в этой сточной канаве... теперь и меня пытается утянуть за собой, на самое дно..." — еще один глоток и тепло, наполняющая его изнутри, стало сильнее, — "Как мне со всем этим бороться..? Просто, как..?" За спиной, всего лишь на мгновение, внезапно, стало сырее, холоднее, — и тень, что резко накрыла его собою, не оставив и малейшей кромки тусклого света, нависла над ним своим жутким роком — он ощутил дыхание самой смерти. — Лейтенант. — глубокий, покореженный металлом бас, резанул по его слуху, словно из глубин самого Ада. — Без резких движений, — за спиной послышался щелчок механизма, а рука, потянувшаяся было уже к оружию, медленно, не торопясь, опустилась назад, — Вы прекрасно знаете о нынешней ситуации в городе, с ней всё сложно. — ... — детектив был в ступоре. — Готэм не спасти в одиночку, — на столик что-то приземлилось. Что-то тяжелое, увесистое. — Это всё, что я смог собрать на Фальконе. Чистые улики. Нужен лишь судья, достаточно смелый, либо трусливый, дабы засудить его, и его приближенных, хотя бы на время... Детектива охватил ужас от догадки. — Город... он погрязнет в очередной войне! Сейчас все на взводе... Марони... банды, синдикаты, мафия... они не упустят шанса отобрать свой кусок, они утопят его в крови, пока его король заперт где-то за ржавой решеткой! — тихо, но выразительно шипел детектив. — Войны не будет. — ... — детектив нахмурился, глубоко задумавшись, — О чем вы? — Вы протолкнете обвинение в суде в сторону Фальконе по найденым мною уликам; граммотного прокурора я уже нашел, он готов нам помочь. Римлянин сядет на некоторое время, а остальное оставьте уже на меня... — Да кто ты, черт тебя дери, такой..? — в голове так и бесился ответ, он нагло щекотал кончик его языка, — так и наровилось заявить, что он псих и ненормальный, но он-то уж точно на такое не решится — дуло смотрящее тебе прямо в затылок хорошо отрезвляет от столь необдуманных действий, а жена что на седьмом месяце — тем более. — Союзник... — Кто..? — но в ответ была лишь тишина... Снова повеяло холодом со спины, а тусклый светоч осветил слепую темноту... Гордон медленно обернулся назад, но осознал, что никого за спиной уже и нету, взгляд зацепился за что-то лежащее на полу... это был степлер... — Да вы что, бл*ть, издеваетесь..?***
Осознание и опыт из прошлого... Помню, была осень. На улице тогда была хмурая, холодная ночь. Сверху моросил дождь; на коже ощущалась сырость грязных улиц, вонь засранного города и запах сточных канав, что нежно щекотали мой нос. Не самое приятное амбре, но я привык. В руках была фотография жертвы — очередное, для практики, дело в амплуа частного детектива: найти пропавшую девочку, двенадцати лет от роду — Элис Оулхоум. Милая, безобидная, гиперактивная девчушка. Мать одиночка, Йеннифер, заметила пропажу лишь перед ужином, когда дочь не вернулась со школы домой. Всех перезвонила, расспросила — никто не видел, никто не знал где она. Ушла со школы — и не вернулась. Женщина обратилась ко мне лишь через неделю — полиция была бесполезна. В этом сгнившем до основания городе, они лишь делают вид, что активно занимаются своей работой. Она собрала все ценности, все деньги, вещи и украшения, которые имели хоть какую-то, но цену. Ничего не взял. Похититель: Джордж Стивен Веллингтон, родился в 1968 году; возраст: 32 года, не женат — холост, детей не имеет; работает банкиром в центральном банке Готэма. Раннее не был замечен в противозаконных действиях или же махинациях, судебных исков нет, долгов тоже. Примерный, законнопослушный гражданин. Живет недалеко от пригорода, в частном доме, куда никого не пускает. Я потратил месяц, дабы выйти на него. Гад хорошо заметает следы. Он наблюдал за своей целью, подмечал привычки, повадки, исследовал путь своей жертвы; тщательно планировал, готовился к похищению по секундам. Я в этом уверен. Однако, дикая случайность, маленький недотчет — похищение было днем. Свидетелей оказалось уйма, хотя считалось раннее, что район является весьма безлюдным. Вот и просчет, а денег за информацию я не жалел. Найти выброшенную машину по описанию было непросто, но она нашлась на одной свалке — разбитая, утопленная. Спасибо хоть каким-то отчетам полиции за эту находку. Номеров не было, зато выцарапанные инициалы, маркировка мастерской, под копотом были — я узнал имя бывшего владельца авто, естественно, поддельное. Но мастерская была. Найти в ней нужного человека, допросить, дать денег сверху — и я узнал про покупателя; и опять повезло — вышел сразу на банкира, без цепочек из перепродаж. Редкость, но случается... Оставалось лишь только найти девочку. Дождь не прекращался, начинался ливень. Думать о судьбе ребенка не хотелось, я надеялся на лучшее. Шаг за шагом, я проникал всё глубже и глубже в особняк. Войти в дом было просто — навыки и опыт тихушников из других жизней никуда не делись. В первом мире было легче, было проще: знай себе и не ведай о том, какие ужасы происходят по миру, пока ты смотришь фильм, отдыхая у себя дома, держа в руках какой-нибудь напиток с закуской, пока в соседнем доме кого-то убивают, а ты этого и не замечаешь. До этого я считал, что повидал в своё время многое... ох, как же я ошибался, очень сильно ошибался.... Меня привлек всего лишь слабый душок, эманация тошнотворного металла, столь знакомого мне с той самой подворотни. Ладони запотели, тело задрожало, а сердце попыталось проломить грудную клетку, но я продолжал верить в чудо. Однако, меня ждало полное разочарование. Тогда, внутри меня что-то надломилось. Снова разбилось в дребезги. Я был в диком бешенстве, смеске шока и ужаса. Сколько в подвале было тел не помню — разум отчаянно желал это забыть. Долго смотреть на такое я не мог, и приоткрытая дверь захлопнулась мгновенно. Да, мне было плохо, очень плохо. И я наделал много шума. Впервые ощущал такую жуткую мешанину из негативных эмоций. Даже в камерах подземных тюрьм помешанных сектантов такого ужаса я не видел. Ни одна пыточная, что я узрел за свою далеко не короткую жизнь, не выглядела столь... чуждо, столь... безобразно и ужасно. Сверху послышалась какая-то возня. В голове милькнула одна единственная, но верная догадка. Джордж. Первое сознательное убийство в этом мире, в этой жизни. Оно было сложным; личность прошлого владельца тела, его психологическая травма давила на меня сильнее, чем я ожидал. Убийство было... тяжелым, но облегчающим мгновением, словно избавился от чего-то невозможно отвратительного. Помог опыт прошлого. Просто выбил кадык и маньяк умер от удушья. Наблюдать за ужасом и агонией грешника было... странно. Но холодная ярость во мне взяла новую планку — в глазах маньяка не было раскаяние, но было не понимание. Не простое не понимание происходящего, а не понимания того, за что он это заслужил. Это был последний гвоздь в крышку гроба моего истончавшегося милосердия. Тогда я ничего не ощущал, кроме облегчения. Вспомнились слова, они сами собой всплыли из дебрей и глубин моего разума, они изъясняли саму суть случившегося: бешеных собак — убивают. Вызвать копов, доложить и уйти — дело десяти минут. Ливень становился всё сильнее, за непроглядной стеной воды было трудно что-либо рассмотреть. Не было эмоций, чувств — вообще ничего, кроме тягучей пустоты. Оно охватило меня, наполняло изнутри. Кажется перегорел, подумал я тогда, уже стоя перед домом жертвы. Там, за этой дверью, меня ожидал очень трудный, очень неприятный разговор...***
— Мастер Брюс, — я вынырнул из воспоминаний, за плечом четко слышались шаги дворецкого, ощущался легкий и приятный аромат зеленого чая, — как прошли ваши переговоры с Лейтенантом Гордоном? — Продуктивно. — Не удивительно, учитывая ваши методы. — на краю стола оказался поднос с напитком и ужином. — Полагаю, от позднего ужина вы не откажетесь? — Спасибо, но я не голоден, Альфред. — Ох, как жаль... очень жаль, ведь сегодня я так старался приготовить вам эту порцию ничего, — крышка подноса раскрылась, — Теперь она пропадет зазря. — и там оказалось ничего. Я перетер переносицу. — Альфред, твой юмор меня такими темпами в могилу сведет. — Не раньше, чем я вас накормлю, Мастер Брюс. А теперь и тяжкий вздох. — Ладно, учту на будущее. — пальцы пробежались по клавиатуре, на экране высветился план. — Операция начнется вскоре после того, как Фальконе сядет. Это займет время. А пока, можно продолжить гонять сошек по-мельче. Ну или же немного припугнуть местных... — Вы опять купили что-то необъяснимо, но нужное? — несколько удивленно вопросил дворецкий, заметив заказ на одном из мониторов. — Я купил материалы для исследований. — Зачем вам эти зеленые камни из космоса? — Это оружие. — пояснил я. — Очень действенное оружие. — И сколько вы за них заплатили? — Сто миллионов. Дворецкий вскинул бровь к верху. — Денег совсем не жалеете. — покачал тот головой. — Так и семейную компанию разорите. — Ты это сказал человеку в нанитном костюме летучей мыши, в темной и глубокой пещере полной высокотехнологичных примочек, гаджетов и артефактов, одетым во фрак с духами от Шанель. — ирончино подметил я, продолжая смотреть на экран. — Но духи ведь и вправду хороши... — сказал тот, негодуя. — Хм, — слегка улыбнулся, делая глоток чая. Ненадолго установилась тишина, изредка прерываемая короткими глотками ароматного напитка и писком ночных кровопийц. — Мастер Брюс, вы уверены в своем решении? Пенниуорт был взволнован, он волновался за своего подопечного, боялся за его жизнь и здоровье; считал своим сыном, которого растил чуть-ли не всю свою жизнь. Он переживал за меня. — Без сомнений, Альфред, без сомнений... Этот мир нуждается в Темном Рыцаре, нуждается в его существовании, как человек нуждается в желанной пище, живительной влаге или же сладком кислороде. Это удивительно, но факт: без Бэтмена, Земле — конец. — Считаете, что в маске изменить Готэм будет легче? — Нет, — и покачал головой, смакуя чай. — Наоборот, — суровый, матерый взгляд уперся в ветерана войны и бывшего агента МИ-6, — будет очень, очень трудно. И не звука больше. — В чем смысл? — спросил тот, спустя минуту молчания. — В символе, друг мой, в символе... — незамедлительно ответил ему, наблюдая за досье об Фальконе. — Этому городу нужно нечто мистическое, нечто неподкупное, нечто непонятное... страшное, ужасное нечто... — Хотите стать страшилкой для маленьких детишек? — Нет, нет, совсем нет, хуже — я буду реальным кошмаром для всего худшего в этом мире. Комшаром для таких, как Фальконе и Ззас. Ходячим ужасом, а не простой байкой для пьяниц у подворотни. Страхом, что будет держать в узде этих паразитов подальше от соблазна отравлять город и общество своим влиянием. — И как же вы этого добъетесь? — Простой психологией, парочкой трюков и эффектной театральностью. — Вы же просто можете дать работу людям в своей компании, перетравить всех коррупционеров... — Это временное решение, Ал. Люди — это обитель пороков и грехов, их души никогда не были чисты с того самого момента, как Адам с Евой сожрали этот чертов плод знаний. — Не знал, что вы верующий... — Я был в Аду во время своих странствий, Альфред, реальном Аду, а не той сказочке, что пишут в священных писаниях для необразованных кристьян. — серьёзно зыркнул я на него. — И реальность от этой сказочки, отличается просто до дрожи в коленках. — Серьёзно? Ад? — дворецкий сомневался, не верил в такое, пусть и категоричным атеистом и не был. — Ага, а ещё магия с другими тонкими материями, боги с демонами и другой нечистью, Высшие Сущности с их прислугой, и как вишенка на торте — пришельцы и целый ворох миров из параллельных вселенных... наш мир просто кишмя кишит всякой неведомой хренью, — меня передернуло от воспоминаний из одной ненормальной жизни — ну его нахер! Такую тварь, которую боятся аж Боги Хаоса, а сам Хаос в трубочку скурчивается в присутствии этой фигни непонятной, лучше вообще не упоминать в суе, а то ещё, не дай мироздание, аукнется. Всё — дворецкий ушел на перезагрузку. Не верить мне на слово он не мог, ибо врать мне не зачем. Вот и ушел в осознания лютого и полного песца, что творится вокруг. Тц, как я только не сошел с ума от таких новостей при попадании? Ах да... я же уже давно потек крышей... — И... и что же нам теперь делать? — Для начала — объеденить весь этот муровейник в одну единую державу...