Спасибо за помощь

Гоша был далеко не самым позитивным молодым человеком.       — Апхчи! Да что ж за погода-то такая сегодня идиотская? Чёрт, как же всё это бесит! — он растёр раскрасневшееся от холода лицо и зло скрежетнул зубами. Только вот простуды, или не дай бог короны ему ещё до кучи всех остальных проблем не хватало! Продолжая недовольно ругаться Гоша полез шарить по карманам куртки в поисках платка. Шмыгая носом он подтянул к голове капюшон. В ответ на это и его отчаянное злое ругательство раздался смазанный «мяу». Спустя секунду из расстёгнутого ворота куртки появилась кошачья мордашка и защекотала Гоше горло усами.       — Эх, Полечка… разбудил я тебя, мой хороший? — вздохнув Гоша, быстро сменил гнев на милость и потрепал питомца за ухом. Кот в ответ замурчал. Немного же животным нужно было для счастья, в отличие от человека. Несмотря на то, что по сезону Гоша был одет очень легко, котейка, которого он спрятал в куртке на груди, согревал. Конечно, Гоша мог бы как нормальный человек посадить кота в сумку с вещами (всё равно их там было не так уж и много), но Полечку ему было жалко. Улицы испугается или ещё чего доброго — замёрзнет. То, что кот до того, как стать «его собственным» несколько лет к ряду был дворовым Гоша как-то упустил из виду в ходе всех этих переживаний.       — Не нравится тебе здесь, обратно, наверное, хочешь? Ну ничего, потерпи. Ты-то кот. Коты хорошенькие, вечно вас всякие сердобольные по помойкам подбирают. Так что в отличие от меня ты без крыши над головой точно не останешься. Уверен, тебя заберут, — Гоша поднялся на последнюю ступеньку крыльца частного дома и кинув у порога спортивную сумку нажал на кнопку у двери. По ту сторону раздалась высокая птичья трель. «Ох, любят же старики подобные звонки у себя в домах ставить», — поморщился Гоша, изо всех сил стараясь игнорировать раздражающий фактор, лишний раз давящий на его и так не особо стабильную психику. Самовнушения всегда ему мало помогали, однако он напомнил себе зачем пришёл и всё же смог сдержаться и не начать ворчать по поводу того, как долго ему пришлось ждать. Вообще, Гошу, как можно было заметить, многое в его жизни раздражало. Причём каждый раз совершенно разное. Он в лёгкую мог выбеситься как и с того, что шёл дождь, так и с того, что светило Солнце. Как частенько говаривала его мать, когда они ссорились: «У меня такое ощущение, что твоё настроение не от чего-то конкретного портится, а от фазы Луны. То тебе не так, это не эдак. Проблем у тебя нет совершенно! От скуки и безделья маешься, вот и выдумал себе неврозы всякие и прочую чушь. Я в твоё время безо всяких этих прости-господи «психологов» жила, как и отец твой, и ничего! Нормальной выросла. Это вот вы, молодёжь, нынче такие нытики — без волшебных таблеток и врачей не можете ничего, а вот…» «Ага. Только папу трудоголизм в могилу в тридцать шесть свёл, а у тебя давление от нервов скакать начало», — обрывал её обычно Гоша, за что тут же получал или мокрой тряпкой по лицу или со всей дури ладонью по шее. Мать не любила, когда он говорил об отце в таком ключе. Но молчать Гоша не мог, Больно уж его вымораживало то, что она отрицала, что и у него были по «части головы» проблемы. Да и что греха таить? И у неё ведь самой тоже. Но, его мать — человек старой закалки. Чего уж с неё взять? Во времена её молодости психиатрия была разве что карательной, а о добровольном походе к врачу тогда и не заикались и вовсе. По весне в СССР увозили в больницы разве что совсем уж диких, кто начинал с топорами на людей бросаться, или тех, кого дома не запирали сердобольные родственники и соседи. Вслух о проблемах тогда не говорили, ибо «стыдно товарищи». В девяностые, очевидно, до проблем такого характера дела никому и не было вовсе, а в десятые частные практики только начали зарождаться как факт. Отношения у Гоши с мамой, как не сложно было догадаться, были не ахти какие. Она была женщиной истерического склада характера и с ней ему всегда было тяжело. Не то чтобы она его не любила, нет конечно. Но у них вечно коса на камень находила. Вот начинает она кричать — и он тоже заводится и вместо того, чтобы поговорить нормально, стоит ор на весь дом, а потом обидки на день или три с полным игнорированием существования друг друга. Мирил их всегда и поддерживал отец, однако, из жизни он ушёл, когда Гоше было всего четырнадцать. И с тех пор стабильности в его жизни не стало никакой. Школу с горем пополам Гоша окончил. Хотя оглядываясь назад, уже сейчас он понимал, что надо было валить из неё после девятого класса, куда глаза глядят. Всё равно ЕГЭ он толком нормально не сдал, а отношения с одноклассниками и учителями были такие — что хоть вешайся. Не зря же ему до сих пор четыре года спустя кошмары снились. Что школу свою, что своё долбанное родное ПГТ Гоша ненавидел до боли в печенках, а потому после очередного громкого скандала с матерью, собрал ночью все документы и рванул на последние оставшиеся с летней подработки деньги в столицу. Оттуда он парой дней ранее получил сообщение по почте, что поступил в ВУЗ с какой-то дико сомнительной аккредитацией. Но тогда Гоше было похер куда сваливать, лишь бы подальше от терзающего его прошлого. Ему казалось, что если он останется дома — то жизнь его ждёт крайне невесёлая. В областях она и так не ахти какая была — либо идёшь работать на завод, а потом умираешь так и не дожив до пенсионного возраста, либо спиваешься и ведёшь маргинальный образ жизни, выпрашивая потом на опохмел у какого-нибудь местного ларька. И всё это в окружении серых панелек, заброшенных гаражей с рыжей облупившейся краской, стай собак, бегающих через болота и кирпичных школ, обнесённых полуобвалившимися заборами. Однако, в институте, как оказалось, контингент был не то что сильно лучше. Такие же дети разваленной державы, которых набежало в город побольше и устроившихся «абы куда» как муравьев. Мало кто из них был искренне заинтересован в учёбе. Хотя, может быть всё дело было не в людях, а в том, что из-за склочного характера и желания цепляться до любых мелочей с Гошей никто толком и не общался без надобности? Перестали они с ним пытаться наладить контакт, кстати говоря после того, как одна девочка из параллельного потока сказала ему: «Слушай, тебе бы неплохо было к врачу сходить, провериться там. А то чё дёрганый такой?» И вот одно дело, когда ты и сам это прекрасно понимаешь, а другое — когда тебе это при подружках, таких же моднявых и расфуфыренных говорит одна из самых популярных девчонок в ВУЗе. Такой обиды Гоша стерпеть не мог. Вспыхнул он тогда моментально. Как фитиль, к которому поднесли факел. От злости он чуть ли не перевернул парту, на которой девушка сидела. «К ДОКТОРУ?! Я ТЕ, ЧЁ, ПСИХ КАКОЙ-ТО ЧТО ЛИ?!» Но не сказать, что из-за всего вышеперечисленного Гоша был плохим человеком. Его вот живность всякая любила, ещё с детства. Вечно за ним одним из всего дома собачки и кошечки таскались с голодными глазами. Будто чувствовали, что этот дёрганый мальчик им не откажет. Гоша ругался на тварей божьих, но не помочь им не мог. Котят пристраивал, от слётков собак отгонял, пацанов во дворе колотил, когда те жаб на асфальт кидали. Даже как-то крысу из подвала прикормил. Она у него стала со временем почти ручная — даже с рук колбасу тягала. Вот и пару месяцев назад — увязалось за ним от помойки это лохматое нечто, что сейчас сидело в куртке и тихо мурчало, а он дурак и повёлся и в квартире его оставил. Животные были ещё одной причиной за что Гоша людей мало любил — позволят им наплодиться, а потом выбрасывают или топят. И никаких угрызений совести не испытывают. Да в общем-то и из универа Гошу всё по той же причине его нелюбви к людям и любви к животным выбросили и к психологу ходить заставили. Мажор какой-то местный собаку свою ногами до крови пинал на парковке у ВУЗа, а Гоша его в ответ за это побил. Хорошенько так побил, с чувством и тактом. Да так, что его пара человек потом от того старшекурсника оттаскивала. Из-за того, что это был чей-то сынок, дело замять не удалось. Чтобы скандал не развозить ректор попросил Гошу по добру по-здорову свои манатки собрать, отчислиться и с общаги съехать, чтобы его на учёт не поставили. Такая щедрость и отсутствие заявы в полицию об избиении объяснялись только тем, что тот утырок то ли под алкоголем был, то ли под веществами и палить его родители это дело очень не хотели. Ну и пусть, ну и нахер! Не так уж ему и нравилось там учиться в самом деле — так думал Гоша, отправляясь на вольные хлеба проучившись в общей сложности почти три курса. Возвращаться домой, в родное ПГТ ему было стыдно, да ещё и мать видеть лишний раз не хотелось, но тут ему повезло в первый и последний раз в жизни. Ему помог один из преподавателей, который всегда считал его «умным мальчиком, хоть и вспыльчивым». Он порекомендовал Гоше одну фирму, в которую тот пошёл с неоконченной вышкой бухгалтером работать. Взяли его туда из-за истории с ВУЗом, которую муссировали местные паблики ещё пару месяцев только до «первого серьёзного скандала», «под ответственность Иосифа Григорьевича» — того самого препода и, если он начнёт регулярно ходить к психотерапевту и разбираться со своей «конфликтностью в коллективе». Благо Гоша прекрасно понимал, что второго такого же феерического проёба ему не простят, а потому поумерил свой пыл, стал максимально впахивать на работе, минимально общаться с коллегами, а также откопал номер самого дешёвого в городе психотерапевта для бумажки, которую он ежемесячно приносил и показывал шефу. Так вот Гоша и снял копеечную комнату в коммуналке на отшибе, а затем с первой зарплаты — нашёл Дока. Но не для того, чтобы решать свои проблемы, а чисто для отвода глаз. Ему было очень тяжело тащить бытовуху в одиночку, денег вечно ни на что не хватало, что порождало лишь ещё больше стресса и в без того неспокойной жизни, но зато Гоша справился сам! Без чужой помощи. И никто ему не был нужен — ни семья, ни друзья, ни пара. Ему и без них прекрасно жилось! Ну… наверное. Иногда наступали периоды в его жизни, когда Гоша жалел о том, что он не был в состоянии завести нормальные отношения хоть с кем-нибудь. Девушки, пугаясь его взрывного темперамента обходили Гошу дальней дорогой. Коллеги предпочитали обращаться к более сговорчивым коллегам, а все университетские знакомые, зацикленные на учёбе мало интересовались миром за стенами ВУЗа. Да и опять же та самая история, которую припоминали из раза в раз, за спиной называя его «психом» не делала в их глазах Гоше чести. Он был нищим, да ещё и временами злым. Ну просто комбо-набор неудачника, с которым мало бы кто захотел связываться. И говоря о деньгах — теперь, когда молодого человека уволили с работы и за аренду платить было нечем; когда ушли последние копейки и осталось лишь то самое страшное: «на чёрный день», равное сумме билета до дому, как бы Гоша не был упрям, наступила пора сдаться. Признать, что он не вывез, не справился, облажался. Никто в него не верил и у него ничего так ничего и не вышло. Попурхался в мутной воде, но плавать так и не научился. Нужно было выползать на мерзкую сушу и чувствовать себя полным кретином, которому все ещё заранее говорили: «не по своим потребностям хочешь, вот и получишь». Можно было использовать много эпитетов, но суть была одна — надо было возвращаться домой. Гоша не хотел никому отдавать кота — к нему он уже успел привязаться, но его мать терпеть не могла животных. Так что выбирать не приходилось. Лучше уж он оставит Полечку тому, кто о нем сможет нормально позаботиться, чем придёт в очередной раз с работы домой и услышит историю о том, что: «он случайно выбежал на улицу. Я не уследила, тебе его что, жалко-что ли? Кот же и так дворовый был». Такое случалось уже не один раз, однако до Гоши далеко не сразу дошло, что его животные не «сами убегали из дома». Блять, от таких воспоминаний аж тошно становилось. Вечность спустя раздались шаркающие шаги и загремел замок. Гоша напрягся и непроизвольно вытянулся по струнке.       — Здравствуй, Док, — сухо сказал он, посмотрев на открывшего дверь мужчину.       — Георгий. Чем обязан твоему визиту? До твоего сеанса ещё целая неделя, — Доктор выглядел получше, чем в тот раз, когда они «поругались» на последнем приёме. Не такой эмоционально разбитый и уже без гипса на ноге. Смотрел он на Гошу с явным удивлением.       — Вот я и пришёл предупредить: не приду на него. Уезжаю домой. Скорее всего навсегда. И это… как бы сказать… у меня поэтому к тебе есть просьба.       — Просьба? — Док склонил голову набок явно недоумевая и из-за столь раннего визита Гоши, и из-за его слов об отъезде (всё же тот к нему как-никак уже пару лет ходил) и из-за самого факта того, что прежде тот ни о чём его не просил.       — Да, просьба. Забери моего кота к себе. Я его не могу его взять с собой, а ты — единственный человек, который… — Гоша вдруг запнулся на полуслове и замолк. Который «что»? «Которому на меня не похер?» «Которого я вообще могу попросить об этом?» «Который любит животных?» «У которого их еще нет?» «Который точно не вышвырнет кота на улицу?» «У которого такой большой домяра, и с которого не убудет завести одну-единственную животину?» Столько всего можно было ещё добавить, но Гоша молча уставился на ботинки, расстегнул куртку и протянул питомца Доку. Кот, всё это время спавший зевнул и вытянул лапы. За домашнюю кофту обескуражено застывшего Дока Поля зацепился когтями и замурчал.       — Выглядишь не очень, — вдруг совершенно невпопад сказал Док, на что Гоша криво усмехнулся:       — Спасибо, Кэп. А-то я-то не в курсе, гадаю, страдаю… зеркало на съёмной хате осталось. Я в него второй день уже не смотрелся.       — Знаешь, вот что говорят: «если ничего не болит — значит ты точно погиб», — решил невзирая на язвительность своего бывшего пациента всё же ввернуть Док.       — О, так ты у нас теперь и философом заделаться решил? Ну, помимо терапевта, — продолжил забавляться Гоша.       — Нет. Просто в песне одной услышал, — задумчиво изрёк Док, а потом добавил, — знаешь, у нас… дом-то большой. Если тебе жить негде, а домой возвращаться не хочется, ты мог бы, ну знаешь, на время, пока… Гоша встрепенулся, не веря своим ушам. И резко сделал шаг прочь.       — Нет. Не заканчивай это предложение. Даже я знаю, что у психологов не принято так — переходить грань между рабочими отношениями и обычными. Так что… Но теперь его перебил уже и сам Док:       — А я в любом случае не собирался больше быть твоим психологом, Георгий. Планировал вот сказать тебе на будущем сеансе. Но раз уж так всё сложилось, то вот… да. Говорю сейчас. Веко Гоши дёрнулось, и он со вздохом прикрыл лицо руками. Ну всё, приплыли. Молодец, довёл единственную живую душу, которой было не плевать на твои проблемы. Хотя бы и за твои собственные деньги. М-да, выходит расстанутся они не на самой приятной ноте, но с другой стороны — за свои оры на предыдущем сеансе Гоша это, пожалуй, даже заслужил. Док же вдруг что-то сообразив, спешно добавил:       — Нет, я отказываюсь принимать тебя и дальше не из-за того, что ты сейчас себе мог напридумывать. Просто хорошенько поразмыслив, я пришёл к тому, что тебе всё же нужен компетентный специалист. Не я. Я понимаю, что тебе было удобно работать со мной, но психотерапия она, к сожалению, не про удобство. Вскрывать детские травмы и разбираться в своих проблемах всегда тяжело и неприятно, поверь моему опыту. Но только так можно избавиться от всего этого груза. Не «стать удобнее и приятнее» для других людей, а по-настоящему улучшить свою собственную жизнь. Гоша через силу улыбнулся и вздохнул. Сил у него кричать после пары дней, проведённых в каком-то дрянном хостеле почти не было.       — Ладно. Я понял тебя, Док. Хорошо, что хоть ты не будешь меня проклинать после отъезда из города. Так ты кота возьмёшь к себе?       — Возьму. Постой, а как его зовут-то?       — Я зову его Полечкой, но вообще он — Наполеон. Психолог прыснул со смеху, хотя он явно и пытался держать поначалу свою серьёзную и спокойную профессиональную мину.       — О, так вот теперь тебе смешно, да? Что псих вроде меня назвал кота так. Клиника — веселее некуда, правда? — Гоша и сам против воли улыбнулся. После неловкого обмена смешками из недр дома раздался женский голос:       — С кем ты там разговариваешь? И это ещё что такое? — в коридоре появилась Жена Доктора. Она указала поварёшкой, которую вынесла с кухни на Наполеона.       — Это теперь наш кот, — поделился с ней муж.       — И как это он вдруг стал нашим? — выгнула бровь дугой женщина.       — Георгий домой уезжает, некому оставить было. Так что вот… как-то так. Перестав терзать мужа взглядом она развернулась к Гоше:       — А ты зачем домой едешь? Я думала у тебя не ахти какие отношения с родителями. Вряд ли Доктор ей об этом рассказывал. Просто Гоша так громко орал, что и без этого грифа «секретности» ни над одним из их сеансов отродясь не бывало, когда они проходили у Дока дома.       — Да можно подумать я хочу. С работы уволили. Денег нет, а найти новую я не успею. Жить-то мне негде, — насупился и буркнул парень в ответ и сложил в защитном жесте руки на груди. Жена Дока схватила его за шиворот и буквально волоком втащила в дом. Гоша от такого неожиданного напора аж запнулся об порожек.       — Эй, вы чего?!       — Тебе ведь он предлагал тут остаться на время, да? — она кивнула на мужа.       — Ну да… но… я не могу вот так… лучше я всё-таки домой поеду…       — Я те щас как дам, домой! Ты дурак что ли? Дали тебе разрешение — живи, пока работу не найдёшь. А потом — вали на все четыре стороны. Кто ж тебя держать тут дольше положенного будет? Блин! Ну какая молодёжь недальновидная в нынешнее время пошла… — запричитала женщина, явно войдя во вкус с поучениями. А затем она гневно воззрилась на мужа:       — А ты чего улыбаешься? Ему вон никаких детей потому не надо — с тобой похлеще всякого ребёнка возится, — фыркнула она уже Гоше, всё так же потрясая мокрой поварёшкой. Доктор усмехнувшись отвёл взгляд. За толстыми линзами его очков отразилось какое-то забавное и странное выражение глаз.       — Мне уже двадцать один, между прочим! — возмутился Гоша, пытаясь разозлиться то ли на Жену Дока, то ли на него самого, то ли на саму ситуацию. Но вопреки всему вышеперечисленному ничего его не злило. Смущало скорее до одури.       — А я о чем говорю? Ребёнок он и есть ребёнок, — отмахнулась от него женщина и вновь скрылась на кухне, посчитав, что дело улажено и оставив мужа с его бывшим пациентом наедине. Гоша нахмурился и засопел. Такие слова в отличие от ругательств ему всегда давались с трудом. Не было в их семье такого, не научили его, а он и не привык. Но он чувствовал, что должен был произнести их.       — Спасибо.       — За что? — удивился Док, аккуратно опуская кота в прихожей на диван.       — За всё, — внезапно живо вскинулся Гоша, — за то, что слушал меня столько лет. За то, что не бросил в такой ситуации. За то, что кота забрал. Хоть я и сказал однажды, что врач ты никудышный, но это не значит, что это не может измениться. Ты же хочешь людям помогать, я вижу. И если… будешь стараться, то со временем может быть поможешь и кому кроме меня. Я думаю, у тебя получится. В общем… спасибо за помощь, — он поправил полосатый галстук и кивнул в знак благодарности. Вся его сбивчивая речь далась Гоше с трудом. Он не смотрел в глаза Доктору, когда говорил всё это, а ещё краснел в процессе не хуже, чем варёный рак. Да уж, слова благодарности всегда давались ему с трудом. Потому что ругать всегда было проще, чем хвалить, а ломать — всегда проще, чем строить. Но, похоже, он в кои-то веки начал учиться на своих ошибках, так же, как и Док. Доктор улыбнулся и хотел уже было что-то ответить, но из соседней комнаты вновь раздался недовольный крик:       — Да долго вы ещё там будете свою комедию ломать? Тут скоро борщ плесенью покроется, идите уже есть! — Жена Дока в вопросах выражения сентиментальной поддержки была более категорична.       — И правда, чего на пороге стоять, идём, — усмехнулся Док и кивнул Гоше на кухню. Тот наконец сошёл с коврика, разулся, повесил куртку в прихожей, там же сложил и сумку. Вместе они пошли обедать. Возможно на данном этапе Гоше и не нужен был психолог. А нужен был кто-то вроде Дока. Не врача, а того, кто просто искренне заинтересовался бы его самочувствием. Такой человек, которого можно было бы, наверное, назвать своим другом.