Под оболочкой обмана

Тошнота прокатилась по горлу обжигающей волной. Раббер сглотнул громче чем следовало бы и спросил глухо, давя в себе зачатки истерики - Дево? А ты точно уверен? Француз пощелкал в воздухе пальцами и наконец кивнул, качнув платиновой шевелюрой - Агась Раббер выдохнул в ночной воздух облачко пара и закрыл глаза, резко наполнившиеся влагой. Руки дрожали как у заправского алкоголика. Внутри, в грудной клетке и вдоль по пищеводу, прокатился ком. Все тело пробило дрожью. Не обычной как от холода, а какой-то отчаянно нервозной. Будто каждую клеточку в теле пробило судорогой, а потом резко опалило жаром. Будто кто-то ввёл под кожу нейротоксин, сжимая лёгкие в тиски. Очередной вздох вырвался из груди подобным хрипу: надрывный, отчаянный. Будто у утопающего, наконец вынырнувшего из удушающего плена воды. Только Раббер не всплывал. Он медленно, но верно погружался всё дальше в пучину, с каждым новым вдохом набирая полный рот воды. Она заливала горло и лёгкие как нефть. Покрывая маслянистой плёнкой и не давая даже шанса на то, чтобы глотнуть спасительного кислорода. Польнарефф что-то бормотал на заднем плане, размахивая обгоревшими руками. Раббер поднял голову и шумно втянул воздух носом. Француз ежесекундно стал самым ненавистным человеком на свете. С его этими гадкими тонкими губёшками, сейчас увлеченно несущими всякий бред. С его этими мерзкими водянистыми глазками, в которых нет и капли раскаяния за содеянное. Тщеславный ублюдок. Тварь, не знающая цены жизни. - Эй, ты в порядке? Выглядишь не очень, живот прихватило? Раздался будто сквозь толщу воды чуть взволнованный голос Жан Пьера Раббер склонил голову и малиновая прядь мазнула по ткани школьной формы. К чёрту Дио. К черту баснословные суммы, которые он посулил за это чёртово задание. К черту все остальные жизни и свою, в миг потерявшую хоть какой-то смысл. Он стал в полный рост перед замершим французом. Оболочка стенда пошла лёгкими вибрациями. До зубовного скрежета захотелось скинуть наконец осточертевшее обличье школьника. Пусть этот ублюдок увидит своими , кто станет для него карающей дланью правосудия, о которой он постоянно чванливо вещал. В напряженной до звона тишине раздался короткий вопрос - Ты убил его? Француз вскинул на Нориаки голову и поднял светлую бровь - Чего? Юноша до покойницкой бледности стиснул губы - Ты убил его? Ответь. В смотрящих на него снизу вверх голубых глазах плескалось искреннее удивление. - Я... Натянутые до предела струны душевного равновесия лопнули, полоснув по грудине распущенными концами. Раббер напоследок до звездочек перед глазами зажмурился и метнувшись вниз вцепился пальцами Польнареффу в горло.