Холод, согрей

Спуск в пещеры, как обычно, через каньон, что разломил скалу надвое, словно в древности бог вонзил гигантский топор. Эгорд пикирует в облаке телекинеза, ледяные крылья сложены, в его объятиях Леарит. Рядом Жея, клюв раскраивает воздух на горячие ленты, за костром хвоста солнечный след. Тиморис падает внутри солнечной сферы, что создала Леарит, а Хафал свернулся в хитиновый шар, вращается бешено. Летят по вертикали, но иногда каменный колодец ведет в опасные места или вовсе заканчивается, и отряд сворачивает в соседние скважины. Эгорд и Жея маневрируют легко, Леарит в руках Эгорда при помощи телекинеза ведет сферу Тимориса, а Хафал справляется сам – хитиновое ядро разворачивается, лапы, клешни и хвост тормозят о стены, оставляя в породе глубокие порезы, от них летят осколки, демон перепрыгивает в поперечную пещеру, бежит на четвереньках как волк, а иногда по стенам и потолку. Полет оборвался в знакомой пещере, дальше каменные извилины тесные, виляют, продвигаться удобнее пешком. Спускаются цепью. Эгорд пустил Леарит вперед, теперь он – барьер между ней и Хафалом. Тиморису приказал идти в хвосте, чтобы демон не мог ударить в спину. Воин-маг поглядывает за сыном Зараха с помощью стрекоз-шпионок, тот буравит других взглядом охотника, словно прикидывая, куда и когда удобнее нанести коварный удар. Тиморис не в духе. Наверное, после спуска почувствовал себя беспомощным. Даже не знающий магии демон может спускаться сам, а его, Тимориса, волокли в сфере, будто калеку. Демон и Тиморис перестреливаются взглядами и колкостями. Хлынула ругань, и вскоре дошло до потасовки, пришлось разнимать. Устроили внеплановый привал. Тиморис, злой как бес, убежал, Жея с криками улетела за ним. Эгорд помогает Леарит устроиться рядом с шустрой подземной речкой, даже не речка – ручей, заодно следит, чтобы взрывоопасный Хафал не причинил ей вреда. Тот выплескивает злобу на флоре. Вырывает из расщелин кустарники, те улетают пропасть. Корни жесткие, цепкие, увешаны каменными глыбами, как гирляндами. Хвост швыряет в черноту... В итоге Хафал более-менее успокоился. Стрекозы показали, что Тиморис в соседней пещере, тренируется метать саблю. Эгорд пошел туда. Когда перед ним возникла спина Тимориса, тот как раз сделал очередной замах, сабля прерывистым свистом огласила крученый полет, в воздухе блеснул призрачный круг, к подножию сталагмита с сочным шлепком упала срубленная грибница, грибы разбились на упругие волокна, вспыхнул рой синих брызг. Оголенный сок даже ярче, чем внутри гриба, но, расстреляв все вокруг, капли быстро угасают, как и синий свет шляпок. Довольный крик Жеи, птица по крутой дуге снижается к Тиморису, в лапах сабля. Пролетая над воином, Жея распустила когти, сабля упала Тиморису в ладонь, тот пристально смотрит вверх на другую грибницу. Эгорд подходит, ноздри втягивают грибной запах. Подножия стен завалены разбитыми грибницами, всюду лужи сока, под сводом торчат бутоны полых трубочек – все, что осталось после знакомства с саблей. Тиморис замахнулся, ему на плечо опустилась перчатка Эгорда. – Чего такой сердитый? – А что, нельзя? – огрызнулся друг. Эгорд ладонь убрал. – Твое право. – И на том спасибо. Тиморис кинул саблю, стальной язык отрубил кончик сталактита в облаке молоденьких грибов-шариков. Грохнуло, обрубок рассыпался. Сабля застряла в другом сталактите. Жея с криком подлетела к нему, когти вцепились, но выдернуть удалось только с третьего рывка, птицу перевернуло назад через голову, но в падении крылья расправились, воздух несет Жею к хозяину сабли. – Скоро и дышать нельзя будет без твоего дозволения, – проворчал Тиморис. По нему проскользнули лучи Жеи, в ладонь шлепнулась сабля. – Мы за тебя переживаем, – сказал Эгорд. – Ага, особенно хвостатый. – Хафал за всех так... переживает. У Эгорда сигналит «окольцо». Касание пальца выпустило букет лучиков, те слились в портрет Леарит. – Эгорд, не видел Жею? – С Тиморисом грибочки собирают. А где Хафал? – Недалеко, – отвечает Леарит. – Наверное, прячется где-нибудь, пялится, я тут обмывала в ручье ноги... – Ничо не пялюсь! – прорычало из «окольца» далеко. Эгорд вздохнул с улыбкой. – Не дразни его сверх меры, а то накинется в порыве страсти. Леарит смеется. – Ничего, я девочка большая, отобьюсь. В конце концов, укроюсь под световым щитом. – В том-то и дело, – говорит Эгорд тише. – Жалко беднягу. – Ну ты прям само милосердие, – ворчит Тиморис, пустив саблю в полет. – Меня б так пожалел. – А ты, раз такой злой, лучше бы тренировался кидать огненные шары, – говорит Эгорд. – Саблю и так умеешь. – Любишь давать советы, Ямор тебя... – Ты заразился от Хафала скверным характером, – говорит Эгорд серьезно. – Где твоя веселость, дружище? Она выручала нас больше, чем меч или целебное заклинание. За нее тебя, можно сказать, и держим. Тиморис расхохотался. – Хоть какой-то от меня прок, спасибо на добром слове! Отвесил Эгорду шутовской поклон, но подошва резко уплыла на ошметке гриба, задница ударилась о камни. Эгорд успел накрыть ладонью «окольцо», по ту сторону которого уши Леарит, прежде, чем пещеру пронзил матерный вопль. – Мастер поднять настроение, – говорит Эгорд. – Даже здоровьем готов ради улыбки друзей пожертвовать. – Да, я такой, – процедил сквозь зубы Тиморис. Шипит, зажмурившись. Пробует встать, но боль переклинила, губы в трубочку, выпускают стон порциями. Крик Жеи, птица хлопает крыльями над Тиморисом, на него – дождь целебных обезболивающих искр. – Спасибо, милая! – стонет Тиморис, на сей раз блаженно. – Ты моя спасительница. Жея кричит довольно, протягивает Тиморису пышный хвост. Тот схватился как матрос за канат, крылья сделали мощный мах, Жею с Тиморисом сместило резко вверх, Тиморис приземлился на сапоги. – Что б я без тебя делал! Лучшая подруга среди этой своры неблагодарных личностей. Жея уселась ему на плечо, воркует, Тиморис гладит двумя пальцами пушистую грудку. Эгорд смеется. – Леарит будет рыдать, Жея променяла на какого-то бабника. Даже птиц, и тех соблазняет. Жея с плеча Тимориса сорвалась, крича, летит к выходу, наверное, утешить хозяйку. Тиморис глядит птице вслед. – Интриган ты, Эгорд, и провокатор. Отправились назад к ручью. – Не реагируй на его нападки, – советует Эгорд. – Хотя бы не на все. Нервов не напасешься. Я бы с ума сошел, если бы всерьез отвечал на его угрозы, подколки и прочие дурости. – Тебе легко, у тебя дочь не пропадала, – отвечает Тиморис. – А этот гад, наверняка, причастен... – Найдем. Тем быстрее, чем реже будем отвлекаться на разногласия. Эгорд и Тиморис вернулись к ручью, радостный возглас Жеи, Тиморис и демон пересеклись злыми взорами, но смолчали. Снова в путь. Спуск по тесным извилистым пещерам тускло освещен растениями, в сумраке порхают насекомые, летучие мыши. В конце пещеры – провал. Из его стен торчат выступы. Эгорд и Леарит спрыгивают с одного на другой, Леарит смягчает прыжки подушками телекинеза, а Эгорд – снежными вихрями. Хафал просто скачет с выступа на выступ, даже без трансформации. Эгорд глянул вверх, надо помочь спуститься Тиморису. Но тот вытащил из сумки веревку, рукоять сабли вбила в трещину металлический штырь, Тиморис веревку дернул, крепко ли держится. Сиганул в пропасть, бежит по стене отвесно, шаги как у страуса, обогнал всех, уже внизу, до дна несколько метров, остальные не допрыгали еще и до середины. Хафал чиркнул по веревке жалом, Тиморис упал на булыжники ничком. Ржание демона гуляет эхом, Тиморис вскочил, смотрит вверх сердито. – Ой! – сказал демон. – Думал, пещерный глист висит, дай, думаю, убью паразита... Тиморис подобрал обрезок веревки, широкие шаги скрыли его во мраке. Спустились все. Тут очередная система пещер, как черный осьминог. Тимориса нет, придется искать стрекозам... К счастью, нашли быстро. Эгорд велел всем ждать, а сам отправился следом. Тиморис – в тупике пещеры, за гигантским муравейником. Свет беден, самый яркий источник – в земляной стене, в нише размером с тумбочку. В нише – мягкий радужный свет от цветка удивительный красоты. За спиной Тимориса по земляному колпаку ползут цепочки муравьев величиной с мышей, брюшки блестят в лучах цветка, такое полчище может обглодать заживо, но Тиморису не до того. – Красотища! – прошептал на выдохе. – Подарить бы леди Кисанне двенадцать лет назад, сразу бы подол задрала... Цветок огромен, лепестки изогнуты как натянутые луки, под кожицей мерцают, переливаются пестрые соки, из центра торчат колосья желто-зеленых тычинок, каждая прогибается под тяжестью шарика на конце, внутри шариков – ройчики энергии. Вокруг цветка желто-зеленая мерцающая пыльца танцует красивыми потоками. Пыльца долетает до ноздрей Тимориса, он закрыл глаза, вдыхает, рожа счастливая, кажется, уши вот-вот затрепещут как крылышки. Выдох с блаженным стоном. – Божественно! Сорву для Велиры. Может, перестанет на меня злиться. Тиморис тянет лапу к цветку. Эгорд рванулся вперед, под сапогом хруст муравьиной скорлупы, рука бросилась к Тиморису. Лопатки, плечи и ворот Тимориса окутал розовый флер, Эгорд сжал кулак, дернул руку на себя, Тимориса резко швырнуло назад, его рука, уже до локтя в нише с цветком, покинула ее мгновенно. По краям ниши успели с лязгом вырасти зубы, челюсти сомкнулись с громким щелчком, Тиморис упал под ноги Эгорду с криком, кисть прижата к животу, воин согнут пополам, поскуливает. Эгорд помог встать. Тиморисова кисть в крови, у среднего пальца нет фаланги. – Твою бесятину! Воин поднял перепуганный взгляд на то, что чуть не лишило предплечья. Тварь разомкнула челюсти чуть-чуть, за ними хлюпает, клокочет, извивается, поблескивает во мраке, челюсти лениво пережевывают. – Что за гадость?! – Рукоед, – ответил Эгорд. Поднять Тимориса не вышло, его задница будто стала чугунной, окровавленная рука дрожит. Эгорд опустился на колено, держит кисть друга в осторожных тисках, накладывает на покалеченный палец медовую паутинку кровоостанавливающего заклинания. – Рукоед?! – просипел Тиморис. – Рукоед, ногоед, головоед... Зависит от трагических случаев в той или иной местности. В одних землях назвали «пожирателем принцесс». Девочки, как правило, и клевали на такую приманку. Не знал, что ты в душе принцесса. Взгляд Эгорда собран на объекте лечения. Так-с, теперь слой магии против боли. Далее – обеззараживание. – Палец! – ноет Тиморис. – Чем теперь красоток щупать, а? – А остальные девять на что? Не ной, сейчас отведу к Леарит, палец будет как новенький. На то магия и светлая. Эгорд поднял Тимориса на ноги. Обрубок пальца укутан в кокон мягкого, но плотного света, пальца почти не видно, одни контуры. Пасть рукоеда уже отчавкала, челюсти раскрылись. Внутри цветок, невредимый, только не сияет, лепестки сложены в столбик, как у обычных цветов ночью. Зубы втянулись в земляные десны, теперь это снова ниша, ничего не напоминает о монстре. Цветок распускается, стены ниши наливаются сиянием, в воздухе затанцевали фонарики пыльцы. Будто ничего не было. – Бесятина! – возмутился Тиморис. – Я думал, цветочку конец. – Рукоед его бережет. Кто будет дураков приманивать? – Спасибо на добром слове. Эгорд усмехнулся. – У меня хороший учитель добрых слов. – Угу. Хафал. И моя дочка. – Пропащий я человек, не то что ты. Тебя хоть сейчас в Светлый Орден. Эгорд тянет Тимориса за собой, прочь из муравьиного логова, Тиморис ковыляет, то и дело оглядывается. – И чего эта тварь здесь забыла? Людей, готов спорить, тут не было отродясь. – Гигантские насекомые, на цветок за нектаром. – Развелось тварей! – Цветок называется разочар. Раньше цветы и зубастые пасти были порознь, но потом вступили в сотрудничество. Рукоед дает цветку защиту от дождей, солнца, камней, от таких, как ты. А разочар служит рукоеду приманкой. И защищает от магии. – Как? – Сок разочара обладает уникальным свойством – на него не действует магия. Ни светлая, ни темная, ни какая-либо еще. Разочар ценится в алхимии, компонент зелий против магии. Для защиты от заклинаний, снятия чар и прочего. Цветок нейтрализует любую магию рядом с собой. Убить рукоеда – целое ремесло. Челюсти режут сталь как масло, а выцепить цветок раньше, чем пасть захлопнется, невозможно. Рукоед быстрее. Охотники на рукоедов делают солидные деньги продажей цветков. – Ты явно путешествовал больше меня. Я о таких тварях и цветочках даже не слышал. А может, слышал, да из башки вылетело... Эгорд и Тиморис вернулись к остальным, Леарит осчастливила воина, вырастив ему палец, и отряд продолжил спуск. Пещеры сменяют одна другую, иногда приходится протискиваться. Кругом сумрак. Растения, грибы и насекомые вместо фонарей, наполняют воздух красками, как на дне моря. Эгорд повел спутников так, что сделали крюк, хотя сами не ведают. Надо посетить секретное место, о нем знает только он. Всего тайников три, но путь проходит вблизи лишь одного, и проверить не помешает. Привал. Тимориса вновь нужно лечить. Воин укололся о куст хахактуса, его яд вызывает приступы смеха, такие, что можно дохохотаться до грыжи. Леарит взялась лечить, Тиморис покрылся зеленой сыпью. Хафал держит, с удовольствием угощая тумаками, чтоб не дергался. Тот усмиряется с трудом, смех как брызги фонтана, но демон не возражает – повод дать в рожу снова. Эгорд, не привлекая внимания, удалился в пещерку, вход в нее замаскирован мороком. Воин-маг дотронулся до стены, ее кусок, узнав хозяина, превратился в лед, растрескался до белизны, с глухим перезвоном рассыпался. По шуршащей насыпи белых градин Эгорд входит в пещеру, гряда льдинок за спиной опять собирается в ледяную стену, превращается в камень. Эгорд улыбается, озирает свое творение. – Привет, мои хорошие. Здесь кружат стрекозы из зеленого льда. Рой стрекоз. Неспешная воронка, от трепета ледяных крылышек звон, словно льются бриллианты. Стрекозы мерцают, то появляясь, то исчезая, их чары невидимости работают в полсилы. Стены в норках, как в муравейнике, стрекозы то и дело к норкам подлетают, ныряют в них уже незримыми, а вылетев в другие пещеры, разлетаются по жилам подземелья невидимой кровью. Эгорд идет к центру пещерки, стрекозы уступают дорогу, обтекают, сливаясь в кокон. Остановился перед круглым ледяным алтарем, где покоится и производит новых стрекоз его гордость. Матка! Восемь крыльев-кинжалов волнуются, между ними сияет золотой слиточек глаза, Око Асимиры, под ним шевелятся жвалы. Лапок не счесть, как у гусеницы, вгрызаются в ледяной насест. Сзади этот трон украшает веер ледяных кольев. Из брюшка размером с перезрелый кабачок в нишу насеста выпадают зеленые, как малахиты, ледяные яйца. Их целая горка. Из яиц вылупляются горбатые зеленые личинки. Гребешки жвал прокапывают в насесте норки, некоторые гусеницы ползут по норкам предшественниц, ходы зарастают льдом, гусеницы падают в полость ледяного алтаря, там парит и крутится вокруг своей оси огромный кристалл наядита. Его переполняет энергия, молнии пляшут не только внутри, но и снаружи. Личинки заползают на кристалл, облепили со всех сторон, грызут, увеличиваются. Превращаются в коконы. Те начинают тоже испускать крошечные молнии. Затем какой-нибудь кокон звонко лопается в ледяную пыль, и вот – в пронизанном энергией воздухе трепещет крыльями новорожденная стрекоза. Новые вылетают через отверстия в алтаре, вливаются в воронку им подобных, хоровод приводит их к гранитным стенам, и они исчезают в норах – исполнять свою миссию. Наблюдать. А матка все рожает яйца, получая энергию наядита по каналам, которые соединены с лапками. – Красавица, – шепчет Эгорд. – Похоже, ты сбилась с оптимального ритма, шестнадцать яиц в минуту, а раньше было восемнадцать. Сейчас подправим, милая... Когда Эгорд закончил вносить улучшения и покинул пещеру, Леарит уже вылечила Тимориса, отпаивает зельями. Хафал в стороне, довольный. Тиморис, сидя на камне, покачивается, волосы клочьями. Плавающий взгляд с трудом сосредоточился на Эгорде. – Дружище, а че со мной было? – Было весело. Тем, кто укололся об иголки хахактуса, всегда весело. Иногда так, что в трясучке расшибают о камень голову или срываются в пропасть. Тебе повезло. Тиморис хватается за рожу, как с похмелья в попытках вспомнить, что было вчера. Кисть шарахнулась от лица прочь, воин морщится. – У-у-уй... А че рожа так болит? Хафал ухмыляется, о ладонь трутся костяшки кулака.