Мимолетные воспоминания

Поцелуи, терпкие, вызывающие оскомину во рту.И эти танцы, танцы в обнимку под мой любимый джаз, когда мы не можем отстранится , потому что сильно пригрелись друг к другу. Его волосы, падающие мне на плечи , мое дыхание, щекочущее его шею, все это было настолько привычным и родным. Бывало он вцепится в меня своими руками с тонкими мозолистыми пальцами от металлических струн гитары и стиснет меня в своих объятиях так, что я не смогу пошевелиться. Иногда он смотрел в мои глаза так пристально и долго, пытаясь разглядеть там целый пейзаж. Он считал их «оленьими», и именно из-за этих самых глаз он любил смотреть на меня. Я знал, что он не любил джаз всем своим сердцем, но он включал его ради меня, и я думал так вне всяких сомнений. Порой мне казалось, что мы слишком часто танцуем, обнимаемся, он щекочет мои щёки своими волосами, а я дышу ему в шею так, как он никому бы кроме меня не позволил. Я думал так, потому что мы лучшие друзья, но вели себя совсем не так, как положено. В один из таких дней он мог обнять меня крепче, и иногда даже что-то неразборчивое прошептать на ухо. Он мог вдыхать мой аромат, и я бы не был против этого. И часто я даже специально покупал себе дорогой парфюм на выручку с концертов, чтобы он в иной раз мог сказать мне о том, как приятно я пахну. Мне просто нравилось, когда он раз за разом говорил мне: «У тебя приятный запах, всегда по-разному. Сегодня ты словно утренний дождь, неделю назад ты был как распустившаяся Роза.» Но аромат, который он любил больше всего во мне - это земляника. Она напоминала ему сиротский приют, рядом с которым он жил в детстве. —То-есть, я пахну как сиротка в «земляничных полянах»?—спросил как то я, совершенно не думая о сказанном. Джон посмотрел на меня и казалось тысяча моментов о детстве вспыхнули в его глазах. Как он бегал вокруг да около этого сиротского приюта, видел детей, которые гонялись друг за другом по улице, играя все вместе. Он не понимал какого это - быть сиротой. Но он знал, что такое потерять любимого дядю, а это тоже немало. —Ты просто земляничка.Ты, можно сказать, самая вкусная и заметная ягода на этой поляне.—Внезапно Джон покраснел, и уставился куда-то в пол, в то время как я не знал что ответить. Я был так приятно смущён, что казалось готов был сейчас же расцеловать его за эти слова, потому что это самое милое, что он говорил мне. Снова захотелось потанцевать, неважно под какую музыку, главное, что с ним. С Джоном Ленноном. С тем, кто вызывает у меня глубочайшую симпатию уже долгое время. —Джон, давай опять потанцуем?—неловко спросил я. Мне хотелось вновь очутиться у него в объятиях, в его сильных руках. Согреться его тёплом и в конце концов просто полежать у него на плече, пока его волосы снова будут падать мне на лицо. Джон некоторое время смотрел в потолок, он, казалось и сам хотел это предложить, но так вышло, что я его опередил. Он еле заметно улыбнулся, как обычно любил это делать - ненавязчиво, незаметно. Притом, чтобы это видел только я. Наконец он сказал: —Хорошо, Макка, я только граммофон принесу, подожди немного. Я сейчас.—протараторил он с радостной миной на лице, которую он старательно пытался упрятать от меня, направился к лестнице. Но я его остановил: —Джон, подожди. Пошли лучше наверх, я не люблю этот зал, тем более мне скоро ложится. Ты же знаешь, у меня режим!—воскликнул я, когда он уже стоял на второй ступени лестницы. Джон спустился, а ступени скрипели под ним, как расстроенная скрипка. Схватил меня за руку и осторожно повёл наверх. Он никогда не хотел сделать мне больно. Даже если ему казалось, что он слишком сильно сжимает мою руку, он извинялся, пока мне не приходилось уверять его в том, что со мной все в порядке. Иногда он мне не верил. Думал, что я специально так говорю, лишь бы Джон не чувствовал себя виноватым. Но я не ощущаю боли, пока нахожусь рядом с ним. Так уж всегда выходило, что у каждого из членов группы была своя комната, ну почти. У Ринго своя, у Джорджа своя. Но вот у нас с Ленноном - общая. Мы не могли позволить себе четырёхкомнатную квартиру.Чтобы снять её на три дня было очень дорого для нас в то время. Ринго и Джордж предлагали нам, чтобы у них была общая комната, что мол это не честно. «Может быть вам некомфортно? У вас всегда комната на двоих. Мы думали, что вы хотите быть раздельно друг от друга. Хотя бы иногда»— сказал Ринго, когда мы снова были на гастролях и снимали трёхкомнатную квартиру. В самой квартире кухня была совмещена с гостиной и была довольно просторна. Нам это было ни к чему, но других квартир люди почему-то не сдавали в аренду. И так у нас выбора было мало. Мы поднялись в нашу комнату и Джон попросил меня прикрыть дверь, так как я был сзади него. Он нехотя отпустил мою руку и подошёл к граммофону. Не поворачиваясь, он спросил: —Поли, какую пластинку поставить? Элвис Пресли- «Can’t Help Falling in love”?—он выпрямился и смотрел в окно, ожидая моего ответа. Было уже довольно темно. В чёрном небе ярко горела Луна. —Д-да..пожалуй.—замялся я, в то время как Джон снова нагнулся, чтобы вставить пластинку в проигрыватель. Музыка заиграла. Тихая и спокойная, как раз для того, чтобы стоять и обниматься. —Сегодня ты снова пахнешь земляникой.—прошептал мне на ухо Джон. Лампа постоянно горит здесь и я удивляюсь, как я мог ее не выключить, когда уходил. Мои уши покрылись румянцем, стали красные как у поросёнка. Я стоял спиной к лампе, но Джон все равно увидел мои красные щеки. Улыбнулся и спросил у меня, почему я так часто смущаюсь. —Я? Да не смущаюсь я! Фух..эм..так заметно что ли?—Отчаявшись, я смотрел ему в глаза. Как только смелости ещё хватило. —Заметно—улыбнулся Джон. Я же в свою очередь сымитировал злость и обиду на самого себя. —А ты, Джонни, будто никогда не смущаешься, как же.—надулся я. —Ты красивый.—вдруг выпалил он.—я бы целовал тебя вечность. Ты мне очень нравишься.—он, видимо немного размечтался и сразу опомнился. Я был растерян. Это признание? Мой лучший друг признался мне в любви.. —Что?..—я внезапно оттолкнул его от себя, но он продолжал держать мои руки. Не знаю что тогда на меня нашло, волна злости нахлынула на меня. Я вдруг сразу вспомнил о Джейн, от том, как она бы отреагировала на это. Но сразу же забыл. —Извини. Я не хотел тебя пугать.—он отпустил мои руки и вышел из комнаты. На этом мои воспоминания прервались. Я больше ничего не помнил. Только концерты, концерты и куча фанатов. А я так и не успел сказать ему эти три слова: я люблю тебя. Я люблю тебя, Джон. 1980

Стихает осень, скоро холода, Стремлюсь туда, где никому не нужен. Опавший лист украсил города. На кладбище твой памятник простужен. А мысли вереницей рвутся в бой И вспоминают лучшее из жизни: Как мы шуршали...