Жестокий лотос

— Убей же… Шепчет голос позади, а Жохань лишь усмехается, проводя по лезвию меча ладонью. Так уж и убить?.. Глава Ордена Цзян всегда напоминал Бессмертному Владыке божество. Божество из тех, что правят водами рек и дождей, ласковые, нежные, будто нимфы и никогда бы не сказавшие слова «смерть» с улыбкой на губах. Фэнмянь тогда был уж слишком на них похож, а Жохань не желал много знать о божествах. Солнцу ли обращать внимания? Но едва только рухнули под ноги Главе Вэнь старые легенды и мифы о воинах, возносившихся не только нежными созданиями, но и правителями, заляпанными кровью по горло, а Фэнмянь неспешно, но смело шагнул на порог Знойного дворца — Жохань вдруг понял, что ошибался. Ошибался, когда закрывал двери пыточных, ошибался, когда стиснув зубы посылал Главу Цзян куда угодно, лишь бы тот не наткнулся по пути на кусок обугленного мяса, вместо человека. Понял, когда так и случилось. Жохань не сразу осознал, что именно произошло в тот момент — кажется, наглый, но умелый вор, которого плохо приковали цепями к полу, выбежал из залы, заливая кровью каменные плиты, столкнулся сразу с двумя Главами, что шли друг от друга на расстоянии не больше короба спичек. Сразу уже поняв, что пощады просить не у кого, несчастный бросился на Главу Цзян, вцепившись сломанными пальцами в фиолетовые одежды, будто бы это могло его спасти, и рыдал так громко, что у Фэнмяня точно разболелась голова. Жохань взглянул тогда на лотос с чем-то, близким к настороженности — всё же, относился Глава Цзян к излишней жестокости всегда с чем-то, близким к презрению, и… Глава Вэнь не успел в голове закончить мысль до конца. Мягко тонкая ладонь опустилась на макушку вора, нежно погладила… И вдруг одним, почти незаметным для Жоханя движением, расколола бедняге череп. Кровь брызнула на изящное, наполненное странной холодностью лицо и Бессмертный Владыка мог бы поклясться — на губах у лотоса, до сих пор считавшегося нежным, появилась слабая, холодная улыбка. С тех пор мир для самого Жоханя резко встал с ног на голову и пока что отчаянно пытался привыкнуть к такому резкому изменению — Фэнмянь не брезговал присутствовать на пытках, порой чересчур жестоких даже для слуг, что привыкли ко многому. Глава Цзян не пропускал ни одной пытки, на которой бы присутствовал Вэнь Жохань, и смотрел как-то странно — холодно, спокойно. Жестоко. Невольная ухмылка освещала губы, дикий азарт — когда сломается? Когда лицо красивое исказится в брезгливости, когда мужчина встанет, и уйдет? Нет, Глава Вэнь не хотел, чтобы Фэнмянь уходил. Но он сам начал эту игру, и был бы проклят сам Вэнь Жохань, если не выиграет в ней. Только время шло. А игра всё не кончалась. Спохватился Жохань лишь тогда, когда Глава Цзян, прижавшись спиной к его груди, тихо и холодно прошептал: — Не щади его. Из рук не выпало клеймо только благодаря выдержке. Но брови взлетели вверх, а ощущение тонких, почти по девичьи нежных ладоней поверх его собственных имело какой-то странный, удивительный шарм. — Не щадить, говоришь… Шепчет хрипло, стирая кровь ладонью с меча. Позади раздается лишь тихий смешок.