Недостойна

Гэндра элементарно не знала, что именно означает дом. В смысле, дом как что-то, куда хочется возвращаться и где можно быть той, кем ты на самом деле являешься. Возможно, тот светлый далёкий временной отрезок семилетней давности даже содержал в себе это понятие. Возможно, что-то близкое к понятию "дом" она ощущала, находясь в небольшом домишке Фентона и его матери на Вашингтон Хайтс. К сожалению, подобное приятное времяпрепровождение позже заставляло её испытывать злобу и ненависть к самой себе. Фентон постоянно говорит ей, что она очень сильная, раз решилась признаться во всём и попросить помощи. К сожалению, сама Гэндра так не думала. Чувство стыда, если честно, мешало жить. Даже когда она выложила всё, что знает о В.А.О.Н., Скруджу МакДаку, она не чувствовала, что поступает правильно. Однако и в стане врага чувства правильности не было. Что же тогда правильно? Может быть, только первые двенадцать лет её жизни и были таковыми? Может, её жизнь закончилась давным-давно, семь лет назад? Гэндра не знает. Возможно, она сама неправильная. Не стоит, наверное, вообще жить, если есть стыд за себя, за существование, за то, что иногда нужно в туалет или за то, что организм нуждается в еде. В В.А.О.Н. было очень гадко, мерзко. Даже некоторые агенты, к которым Гэндра испытывала какое-то непонятное подобие привязанности, не подслащали пилюлю. Стальной Клюв был глупым, даже тупым, но он был, по крайней мере тем, с кем Гэндра могла разделить порцию лапши или иногда почитать ему что-то лёгкое. Совесть грызла изнутри, когда она вновь глядела на заливающегося лающим смехом Клюва, который прочитал смешной анекдот. Совесть, в принципе, трудно было понять, ведь она просыпалась даже тогда, когда она только подходила к уютному домику Кабреры. Хотя, казалось бы, уж эти птицы всё знают об этом деле. Признаться честно, в первый раз было особенно больно, страшно и стыдно стучаться в дверь. Ведь совсем недавно сослуживец Марии Кабреры участвовала в допросе Гэндры. В том, чтобы всё рассказать, для птички не было ничего сложного. Вот только внутри всё буквально молилось, чтобы они ничего не узнали, чтобы внезапно не вломились, унеся несколько чужих жизней в мир иной. Винт убрал следилку. Гэндра не могла этого сделать сама, она бы её попросту убила, столкнись она с её оперением, а у Винта получилось. Он на всякий случай оставил её в лаборатории, чтобы избавиться от подозрений - Агент Ди, якобы, втиралась в доверие к Утке-Роботу. К огромному облегчению, никто не вломился. Все остались живы, ничего не случилось. Но было ещё кое-что, о чём не знал Фентон. Она стала двойным агентом МакДака. Она презирала его, ненавидела за этот приказ, но со стратегической точки зрения он был правильным. Естественно, работа была не за спасибо, но порой Гэндра задумывалась - а не проще ли сигануть с высотки, чтобы единственными проблемами стали поминки и соскребание тела с асфальта? Фентон постоянно утешал её и говорил, что гордится ей. Что она большая молодец. Он смотрит на неё полным доброты взглядом и слегка касается её пальцев, словно бы боясь, что он испугается. К сожалению, это не вытеснит кошмаров, в которых он фигурировал в главной роли, с криками разочарования проламывая ей череп и отрубая конечности. Кошмары были столь реалистичны, что Гэндра несколько дней после этого не могла смотреть новости. Что уж там говорить о реальном общении. Почти всегда Гэндре хотелось лишь двух вещей: проснуться в своей семье семь лет назад девочкой-подростком и просто лечь подле Фентона. Оба желания казались птичке постыдными, глупыми и издевательски тупыми, мешающими реальным делам. Ведь за всё время, что МакДак, Фентон и прочие в курсе её связи с В.А.О.Н., она не закончила и даже не продолжила работу ни над одним своим проектом. И поэтому она с какой-то завистью взирала на вдохновлённо прописывающего всяческие нюансы нового изобретения Фентона, который непременно на следующий день дорабатывает следующие этапы. В подобные времена Гэндра привычно устраивалась на его мятой кровати, среди очень похожих друг рубашек, скомканным листов и пледа, и читала что-то на тему биотехнологии или же восстанавливала пробелы в знаниях мировой литературы. Иногда, когда в художественной литературе встречалась романтическая сцена, она осторожно, боясь, что её мысли будут прочитаны, представляла, что это она и Фентон, а не какие-то герои. Она бы ни за что в жизни не призналась, насколько порой ей бывает тяжело. Когда она проводит первую ночь в доме на Вашингтон Хайтс, на уютном диванчике в гостиной, ей не верится в реальность происходящего. В ту секунду она не верила, что она в кои-то веки не спит на продавленном матрасе. Мыслями Гэндры постепенно овладел стыд и через некоторое время ей было даже совестно переворачиваться с боку на бок. Она толком не увидела Фентона - он только успел ей сказать, что она может оставаться у них дома, сколько ей понадобится, да и уехал в лабораторию. Теперь из-за неё ему нужно было отработать несколько часов поздним вечером. Гэндра помнила, как не смогла всю ночь сомкнуть глаз, пытаясь хоть как-то обмозговать случившееся. В соседней комнате ворочалась офицер Кабрера - ещё одно супергеройское клише Фентона, когда твоя мать является копом. Её присутствие обнадёживало, но совсем немного, не сильнее, чем если бы это был Клюв или Пеппер. Хотя Мария и была с ней очень любезна. Гэндра чувствует, что стыд сжигает её изнутри. Она недостойна даже того, чтобы с ней общались. В.А.О.Н. поставила нестираемое клеймо - клеймо, которое всему обществу будет кричать, что она порочна и что подобные ей отравляют эту землю. Таким, как она, место лишь на помойке, куда в Истамбике её и выбросили. Гэндра очнулась только тогда, когда бутыль с кислотой была у её клюва. К сожалению, она во всех мучительных для неё подробностях помнила, как она к этому пришла, хотя лучше бы этот отрезок утонул в других мыслях, чем вообще сохранился. А ведь она даже не решалась отпить. Каким слабаком нужно быть, чтобы не решаться сделать самый никчёмный поступок? Как бы это странно не звучало, но после семи В.А.О.Н.ских лет, во время которых лишь редкие дни были без желания умереть, ей не хотелось убивать себя, да ещё и так гуманно. Возможно, она и подведёт МакДака, но ей как-то всё равно. Подводить того, кого ненавидишь всей душой не очень совестно. А уж если бы В.А.О.Н. и захотели бы её убить, они бы не дали ей уйти так спокойно, как она может сейчас. Такой хороший шанс и так бессовестно его отпускать. Гэндра не решается. Она сидит в ванной, скрестив ноги, и держит колбу с кислотой, так и не решаясь выпить. Ноги нещадно затекают, а рука уже начинает побаливать. Но сделать так, чтобы всё (и не только) прошло, не выходит. В голове витают какие-то глупые мысли, которые касаются всего, даже пособий по нормальности, но никак не её нынешнего положения. Будь она сейчас под "Фанзо", её бы уже раз шесть нашли и оставили бы как минимум четыре синяка. Возникает непреодолимое желание забросить колбу куда подальше и, свернувшись калачиком на полу, рыдать, пока организм не даст знать об обезвоживании. На задворках сознания совесть пытается кричать, что убирать её труп нужно будет не Яйцеголовым, а тем, к кому она привязана. Но увы, она этого не увидит. Ну, она могла бы этого не увидеть ещё двадцать минут назад. Она слышит, как Фентон возвращается домой после ночной смены. Это точно он; Мария ушла совсем недавно, да и шаги были совсем не её. Уж это Гэндра уже могла отличать. Пить кислоту больше не хотелось, хотя и никуда не делись желание смерти. Совесть лишь завыла ещё сильнее. Шаги Фентона всё приближались, а Гэндра всё не выпускала из рук стакан. Возможно, он и сам когда-нибудь всё узнал, так почему бы этому не случиться сейчас? Открывается дверь в ванную и, конечно же, Фентон её видит и сразу понимает, что к чему. Гэндра немного боялась того, что он будет кричать на неё, хоть это и было бы справедливо. Но этого не происходит. Фентон осторожно берёт бутыль из руки Гэндры, невзначай касаясь пальцами её руки, и относит на кухню. Возможно, он хотел дать Гэндре немного времени, а может и себе, но только Гэндре время не очень-то нужно. В голове творится настоящий хаос и даже если бы она обладала аппаратом Винта, что останавливает время, она бы не смогла бы ничего обдумать. Но Фентон скоро возвращается и, взяв её за руку, ведёт куда-то. Он ходит задом наперёд, доверительно смотря Гэндре в глаза (и иногда обо что-то спотыкаясь). В который раз в Гэндре просыпается вина, стоит ей взглянуть в красные глаза друга (а друга ли?) или на наспех обработанные ссадины на руках. Он и так рискует собой, зачем ему ещё один груз тащить на себе? Фентон усаживает Гэндру на диван и устраивается рядом. Руки не разжимаются, хотя их обладатели и сидят на разных сторонах дивана. При свете тусклой лампы Гэндре приходит на ум, что он гораздо старше её самой, хотя этого, из-за активного образа жизни, не видно. Она украдкой, словно бы это запрещено, любуется его телом, хоть и скрытым в мягком свитере, пока Фентон мнётся и пытается начать разговор. Это трудно, думает Гэндра. Раньше, не будучи двойным агентом Ди, она бы плюнула на эту загвостку и проигнорировала её, но сейчас... К ней приходит осознание, что после начала кошмара, кроме Фентона она никого так сильно не любила. Да и не любила вовсе. Было бы непосильным трудом принять эту помощь, и ещё более непосильным отказаться от неё. Из двух зол выбирается меньшее и Гэндра принимает её, пусть даже она этого и недостойна. - Ди-Ди, мне очень жаль, что тебе приходится это испытывать. Её никогда раньше не называли так. А ещё, ей никогда не сочувствовали. Фентон придвигается ближе и кладёт свои руки на худые плечи Гэндры. - Я помню, что ты рассказала уже всё в полиции, но может, тебе хочется что-то рассказать не в условиях допроса? Гэндра отрицательно качает головой и чувствует, как глаза начинают медленно увлажняться. Именно сейчас, так невовремя. Гэндра тут же отворачивается, понимая, что слёз не избежать. Как же стыдно. Обычно она не плакала. Было очень стыдно, что это случилось именно сейчас, при Фентоне. Она чувствует как он аккуратно придвигается ближе и обнимает её сзади. Она тихонько всхлипывает и пытается утереть так некстати накатившие слёзы, которые лишь с новой силой катятся по лицу. Гэндра скрывает лицо в ладонях и пытается отодвинуться от Фентона настолько, насколько это возможно. Он не должен утешать её, такую дрянь, как она. Нет, он достоит большего, не такого. Руки Фентона смыкаются вокруг талии Гэндры и прижимают ближе к себе. На волосы опускается его голова. У неё даже нет сил вырваться. Лицо всё также сокрыто в ладонях, а солёные слёзы попадают в клюв, но в этот раз крепкие руки смыкают талию Гэндры в нежных объятиях. Совесть мечется от осознания того, что он не побрезговал, что не испугался, в то время как душа воспарила в небеса. Было приятно, да, было очень приятно чувствовать его руки на себе, его успокаивающий голос и тот факт, что это вообще произошло. - Пожалуйста, не плачь, - к сожалению, она будет плакать. Она сдерживала эти слёзы очень долго и сейчас она чисто физически не сможет остановить этот нескончаемый поток. Она наконец решается отнять ладони от лица и поворачивается к нему. Фентон выглядит очень обеспокоенным; нет ни одной брезгливой эмоции. Внезапно Гэндра поняла: он просто не знает всей той порочности, из которой она состоит. Если бы он знал, он бы отвернулся от неё, отверг бы, выгнал из своего дома и сердца. И тогда она точно убьёт себя. Гэндра чересчур резко сбрасывает с себя чужие руки и встаёт. Провожает глазами обеспокоенного Фентона - всё ещё не чувствующего отвращение, судя по всему - и поворачивается к нему спиной. Что-то внутри умоляет этого не делать, ведь тогда весь её мир порушится на части и всё станет ужасно. Гэндра стягивает с себя толстовку, в которой укрывалась последние недели. Клюв, привыкший к открытым майкам своей подруги, даже начал волноваться (к сожалению, не зря). Однако до сих пор ни одна живая душа не видела, что с недавних пор скрывается под ней. Клеймо на спине понемногу заживает и она уже даже может не лежать на животе, хотя и этот уродливый след навсегда останется с ней. Фентон вскрикивает и не сдерживает какого-то испанского выражения. Гэндра чувствует, как около клейма Фентон проходится дрожащими пальцами. Возможно, подобное вызывает у него слишком много вопросов, но отвечать совершенно не хочется. Слишком неприятно. Слишком больно. Хочется вновь завернуться в толстовку и не только из-за уродливых шрамов. Под нелепым свитером Фентона скрывается крепкое и сильное тело. У неё же тело худощавое, плоское, только живот и выпирает. Беспорядочно растущие тёмные перья всё время чешутся и до недавнего времени у неё даже не было возможности нормально помыться, побриться и обработать повреждения. - Я была беременна от них дважды. Он должен был помнить возраст Гэндры и тот факт, что у неё не было детей. Наконец, она решается повернуться к Фентону лицом, чтобы не показывать свою уродливую спину. - Я изобретаю для них и они выпускают меня на улицу. И то не всегда. Натягивает обратно толстовку. Фентон шокирован, на его уставшем лице отражается смесь ужаса и удивления. О том, что происходило с Гэндрой в стенах В.А.О.Н. знала только полиция и Мария наотрез отказывалась что-либо сообщать сыну. Кажется, только что он понял, почему. - Я - та ещё сука. Она была расстроена. Она ненавидела себя за произошедшее и за то, что Фентон пачкает руки об её уродства. Почему нельзя быть хоть немного менее противной? Жалкой. Отвратной. - Костюмчик... Фентон. Хотелось произносить его имя раз за разом, хотя звук его имени и отдавал невероятной горечью для неё. Его пальцы гладят её лицо и Гэндра невольно замирает. - Я бы перепихнулась с тобой, не будь я такой убогой. - Пожалуйста, перестань. Гэндру почти никогда не целовали, но сейчас Фентон покрывает всё её лицо поцелуями, пытаясь успокоить её, остановить текущие слёзы, сделать хоть что-нибудь. - Ты проламывал мою бошку и отрывал руки в моих снах. Наверное, они сделают то же самое. Фентон крепко-крепко обнимает её и Гэндра не понимает, чем она заслужила его. - Гэндра, мистер МакДак и я на твоей стороне. Ты в безопасности. В эти слова хочется верить. Голос Фентона очень мягкий, тихий и спокойный, от него в душе становится гораздо теплее. Гэндра чувствует, как голос совести постепенно затихает внутри, оставляя место чему-то доселе неизвестному. Она никогда не любила романтику, ваниль и розовые сопли, но сейчас она была невероятно счастлива ощущать эту... Любовь. Она тихонько отстраняется, но лишь за тем, чтобы оставить на клюве Фентона маленький поцелуй. А затем ещё один. И ещё. К сожалению, это не помогало и Гэндра не могла укрыться от ощущения, что она ужасная, порочная и самая дрянная. Ни к чему такая Фентону. Возможно, если В.А.О.Н. скоро убьёт её, всё станет гораздо легче и ему не придётся терпеть её. А если не убьют, то... Наверное, она сама попробует это сделать. - Я... Я не могу. Стыдно было ужасно, тем более что Фентон просто не сможет ничего сделать. В.А.О.Н. она точно никогда не переживёт и уж лучше пресечь всё на корню, чем жить дальше и опять чувствовать всё это. - В семнадцать я перестал есть и пытался убить себя. Гэндра на мгновение даже забывает, что чувствует. Она пристально смотрит в печальные глаза Фентона и пытается понять, как такая светлая и жизнерадостная личность как Фентон до этого дошла. Она кладёт свою руку на его щёку и не может вымолвить ни слова. - Я до сих пор живу с мамой, потому что иногда случаются истерики. Это... В семнадцать умер мой папа. В комнате стало необычайно тихо. Фентон не продолжал, он лишь печально смотрел куда-то вниз и всё не решался продолжить. Пальцами, облачёнными в перчатки, Гэндра поглаживает его щёку и глядит со всем сочувствием и пониманием, что она сейчас испытывает. - У мамы тоже... Она не чувствует себя хорошо. Он... Это был несчастный случай, мама закричала, там было очень много, огромное количество крови и пахло так ужасно, противно, и там была плоть и... - Заткнись, пожалуйста! Гэндра не могла быть вежливей, она просто забыла, как это делается. Однако меньше всего она хотела вынудить переживать Фентона эту боль снова и снова. Он не плачет, нет, но она видит, как подрагивают его длинные пальцы и как он всё пытается отвернуться. - Я знаю, каково это, не насилуй себя этим, чёрт возьми. Она усаживает Фентона на диван и мягко прикасается лбом к его лбу, на котором образовалась едва заметная морщинка. - Костюмчик... Гэндра не может сказать ничего больше. Всё её переживания ушли на второй план; сейчас важнее всего было помочь Фентону, помочь, поскорее, чтоб он не погряз в этих эмоциях. Если честно, Гэндра очень восхищалась силой воли Фентона: он не плакал. - Я знаю, что нельзя жить прошлым, надо идти дальше. Но не могу я. Гэндра крепко-крепко обнимает его, пытаясь хоть как-то успокоить. Честно говоря, она даже не подозревала об этом. Возможно, какую-то подозрительную гиперопеку со стороны Марии она и наблюдала, но только сейчас она действительно поняла причину. Самым худшим сейчас было лицо Фентона, который едва сдерживал слёзы. В душе ещё больше назревало чувство невероятной вины, но теперь уже перед Фентоном. После того, что он пережил самым неправильным было бы убить себя. Нет. Нет, Гэндре нельзя. Теперь она не может убить себя, просто не может. Только не сейчас... Когда Фентону так плохо. Только из огромной, всепоглощающей любви к нему она готова сделать всё угодно. А если нужно, и не делать. - Я так... Я хочу его увидеть, - раздался тихий шёпот, - Понимаешь, он просто... Это случилось так внезапно, неожиданно, быстро спонтанно, мы даже не знали... Гэндра успокаивающе гладит его по спине и пытается избавиться от неожиданно нахлынувших слёз. Ведь если он не плачет, то какое право имеет она? Нужно успокоить его, помочь принять это, сделать хоть что-то. Зажмурившись, Фентон уткнулся в худое плечо напротив. До этого даже не возникало мысли, чтобы рассказать об этом. Наверное, думал он, она посчитает этим чувства ничтожными, неважными. Тем более сейчас, когда ей действительно тяжело, когда В.А.О.Н. в любую секунду может убить её. Нет, нагружать её этой старой раной было бы кощунством. Тогда почему это произошло сейчас? - Тише, тише, Костюмчик... - кажется, птичка просто испытывала необходимость сказать как можно нежных слов, чтобы хоть как-то утешить, - Пожалуйста, только не плачь, я обещаю тебе, всё будет отлично. - Прости меня, - голос, неожиданно громкий и высокий, выдал селезня с головой, - Я не хотел тебя так мучать этим, не хотел, прости, прошу тебя. Казалось, он слышал собственный голос через плотную стену. Ему было тошно от себя, отвратительно, больно. Это ведь не он, а она, Гэндра, только что чуть не покончила с собой и Коперник знает, чем бы всё это закончилось. Она слишком молода для смерти, тем более от собственных рук. Нельзя этого допускать. - Давай поспим, - честно говоря, Гэндра не знала, хочет ли она спать или нет, - на свежую голову что-нибудь решится. Фентон отрывисто кивнул и тут же встал с дивана, потянув за собой Гэндру. Они тут же были прижаты друг к другу. - Я... Давай вместе. Я не усну без тебя. Пожалуйста. Спрашивать Фентона о таком было стыдно, но... Но очень хотелось. Разумеется, Фентон не узнает о множестве кошмаров, который мучают её каждую ночь, нет, но он будет рядом. Он защитит её. - Я давно влюблена в тебя. Страха не было. После того как птичка чуть не убила себя, ей было просто уже всё равно. Даже если она получит отказ. - Гэндра. Его клюв так близко, что птичка чувствует тёплое дыхание. Ненавязчивый воздушный поток, который получается случайно, по естественным причинам, щекочет кончик клюва. Фентон молчал. Никаких признаков злобы или чего-либо ещё не было видно, что внушало некоторую надежду. Невольно птичка остановилась на глазах, добрых и спокойных. Родных. Они блестели от слёз и прекрасные щёки селезня всё также покрывали мокрые дорожки. Может быть, дело в искорках в глазах, а может быть и нет, но прямо сейчас Гэндра видела его как самое прекрасное существо из всех. Наконец Фентон тихо, словно бы боясь спугнуть птичку, заговорил: - Мне сегодня сказали, что ты работаешь теперь на мистера МакДака. Гэндра догадывалась, что он знает. Ей было всё равно, откуда он узнал. Важно лишь то, что это была не она. - Я люблю тебя. Тебе не нужно больше идти к ним. Ты свободна. Последние два слова эхом отдаются в голове Гэндры. Сразу осознать их смысл до конца не получается. Но это что-то радостное, светлое. То самое. - Можно я донесу тебя до кровати? Медленный кивок. Гэндра не любит быть в чьей-то власти, в чьих-то руках, но когда Фентон поднимает её в воздух, это ощущается совершенно не так. Как он умудряется ходить с ней на руках, Гэндра может себе представить и даже доказать, но осмысливать этот факт нет никаких сил. Птичка молча утыкается клювом в скрытую в свитере грудь и прикрывает глаза. Когда Фентон бережно, как будто бы она радий, кладёт Гэндру на кровать, та не готова отцепиться от него. Но он и не думал никуда уходить. Отвернувшись, он натягивает на оголённую спину длинную пижамную майку, чувствуя на своей спине немного бесстыдный взгляд Гэндры. Однако повернувшись, он понимает, что это ему показалось. На ней его свитер. Он немного велик, но Гэндра и не думает об этом. Дело было даже не в глупом клише из кино и книг, а в банальном ознобе, от которого не спасала даже любимая толстовка. А вот свитер из шерсти - запросто. Фентон ложится рядом, и Гэндра тут же утыкается ему в плечо. Только пусть не уходит, пожалуйста, без него слишком страшно. На секунду Гэндра приподнимается. Одной рукой притянув к себе удивлённое лицо Фентона, она, вложив в это всю свою нежность и благодарность, какую вообще могла испытать, целует, чувствуя, как чужой клюв отвечает на это. Практически тут же отстранившись, Гэндра просто ложится рядом и прикрывает глаза, слыша лишь тихий шёпот и лёгкие поглаживания на руке: - Мы решим всё завтра, Гэндс. Сходим в больницу, тебе помогут. В В.А.О.Н. ты больше не пойдёшь. Я обещаю.