На кладбище

На старом лесном кладбище давным-давно никого уже не хоронили. Люди приходили сюда изредка - только на Радоницу людская волна, вооруженная вилами и граблями, с ворохами безвкусных цветов из пластмассы, наводняла погост, в другие дни лишь одинокие групки людей тихо приходили к своим ушедшим близким, совершенно не прогоняя дрему усопших. Стоял июнь. Троицкая суббота уже прошла, и ничего по сути не должно было тревожить сладостный покой умерших, расслабленно дремавших под покровом уже почти рассыпавшихся, истлевших гробовых досок. Как вдруг где-то там, рядом с кладбищенскими высокими стенами, крепко оберегавшими от внешнего мира сны своих подопечных, раздались голоса - в основном, женские, слезливые, о чем-то причитавшие; были и мужские - более сдержанные, грубые, послышался знакомый голос священника, который не раз служил здесь панихиды, его всего время перебивал громкий, гулкий бас дьякона, тоже всем знакомый. Толпа пересекла распахнутые настеж по этому случаю старинные ворота. Вороны - неизменные жители кладбища - встрепенулись, встречая своими "Кар! Кар!" толпу, которая вся была сплошь в черном цвете. Одной из ворон подумалось даже, что это ее собратья, которые наверное просто променяли свои крылья на свой высокий, великанский - с птичьей точки зрения - рост. Белки - еще одни неизменные жители - тоже засуетились, совсем не привыкшие к людям, поэтому, побросав свою добычу - шишки и грибы, они бросились суетливо скакать по оградкам и памятникам, забираться на деревья, прячась в свои уютные домики в дуплах и в густых хвойных кронах. Скорбную процессию уже ждал возле одной из могил Ванька-сторож. Он был единственным живым человеком на кладбище и жил в сторожке возле ворот. Зимой и летом он ходил вечно в одном и том же ватном тулупе и, казалось, ничего ни ел кроме водки. Лицо его было вечно угрюмо-опухшим и обычно ничего не выражало. Некоторым мертвым он даже казался собратом, который каким-то непонятным, чудесным образом отринул свой мертвяцкий удел и, преодолев земную толщу, оказался на одной стороне со всем живым. Еще с утра он копошился с лопатой на одном из фамильных захоронений, возмущая своим перегаром лежащих рядом. Теперь же стала понятна его цель. Толпа подошла к семейной могиле, один из мужчин вытащил из черного огромного пакета урну такого же цвета, передал ее Ваньке. Раз! Раз! - пара взмахов лопаты, и погребальный сосуд скрылся под землей. Землю сверху забросали букетами цветов - это были в основном красные розы и алые гвоздики. Какая-то женщина в дорогой черной куртке, явно поскупившись, а может, и совершенно не любя усопшего, бросила на это великолепие магазинных, покупных цветов свой невзрачный букет из белых исскуственных ромашек с хризантемами. Священник произнес, что это путь всея земли и что Бог же не есть Бог мёртвых, но живых, ибо у Него все живы/, поэтому совсем уж не уместны слезы, а лишь горячая молитва о том, кто начинает жить новой жизнью. И начала разноситься по всему кладбищу Вечная память в сопровождении звука чадящего кадила, которым размахивал священник, и запаха ладана, который смешивался с висевшим в воздухе ароматом сосновой смолы. Но вот пятно из черных одежд и платков - поначалу кольцом окружившее захоронение - начало редеть. И вскоре здесь осталась лишь одинокая, тонкая фигура девушки. Она плакала, изредка утирая глаза платком, который был у нее в левой руке; а в правой руке она держала тонкий молитвослов, где на одной из страниц торчала белая закладка. Под этим покровом цветков укрывалась любовь всей жизни. И она так жалела, что при жизни не смогла открыться ему - тому, кого ждала она по всю жизнь, тому, о ком жаждала ночами напролет. Они работали на одном предприятии, и каждый день ей приходилось видеть его и каждый день она, собираясь с мыслями, хотела открыться ему. Но это подлое обручальное кольцо, блиставшее на безымянном пальце правой руки, эта фотография счастливого семейства с двумя детьми на его рабочем столе - обрывали ее страстные порывы каждый раз. Теперь же он был ничей. Теперь ты принадлежишь этому лесу и больше никому, - подумала она. Один из венков покосился и упал, она поправила его. И повернувшись, вышла с кладбища с твердым намерением жить дальше, несмотря ни на что.