Под солнцем пустыни

- Ответь-ка как бывший священник: в чём разница между свадьбой и венчанием? На землях Ишвара есть одна особенность. Если отойти чуть дальше восстанавливаемого города, сделать несколько шагов по нетронутому людьми песку пустыни, неуклюже взобравшись на дюну, то ноги начинают утопать в нём. Нет, это ещё не те зыбучие пески, которые ишварцы обходят стороной, постоянно показывая новеньким прибывающим аместрийским миротворцам где ступать не следует. Это обычный белый песок, но собственный вес, независимо от цифр, что показывают весы на медосмотрах, тянет куда-то вниз. Когда идёшь по нему хотя бы несколько метров, то поднимать ноги становится совсем невозможно. Постоянно останавливаешься, вытряхиваешь песок, которому плевать на твои берцы и он всё равно залезет в них, как ты не затянешь шнуровку. Когда возвращаешься обратно в город, усаживаясь на жёсткую скамью, приходится расшнуровывать сапоги и снимать вместе с носками, вытряхивая целую гору белого пустынного песка. Риза тенью следует за генералом, ступая по его следам. Солнце печёт нещадно, они оба за всё время, проведённое здесь по желанию Мустанга и приказу фюрера Груммана, обгорели. Шелушащаяся кожа слезает лоскутами, как у змей. Особенно сильно на солнце сгорают спина и плечи, поэтому, не смотря на жару, они оба носят закрытую одежду. Большую часть времени. Мустанг резко останавливается, скидывая капюшон с грязных взъерошенных волос, и Риза замирает, вставая за его спиной. Он так и не поворачивается к ней, когда протягивает руку, но она встаёт рядом с ним, сжимая большую ладонь, тоже снимая со светлой растрёпанной головы кепку. Закат в такое время особенно прекрасен. Солнце такое большое и красное подсвечивает облака снизу и делает их розоватыми. Сегодня облаков много и все они раскрашены множеством ярких и тёплых оттенков. Риза любуется великолепным зрелищем и смотрит на горящий в лучах горизонт, за которым скоро скроется солнце и наступит холодная ночь. Мустанг смотрит на профиль Хоукай, освещённый розовыми лучами. Её волосы в такой момент отдают каким-то рыжеватым цветом. Ещё щёки горят в закатном огне. Она пылает в этих лучах, и он совсем не против пылать в них вместе с ней. Он сильнее сжимает её горячую ладонь в своей руке, лаская пальцами тыльную сторону. Её пересохшие губы растягиваются в улыбке, и генерал тоже улыбается. Шрам наблюдает за этими двумя, прислонившись к прохладному камню стены, прокручивая в голове вновь и вновь слова Мустанга из разговора, что состоялся несколькими часами ранее. Они любуются закатом в пустыне, отойдя от городских стен до ближайшей дюны, подставляя обгоревшие лица красным лучам солнца. Он всё ещё смотрит на них, когда они возвращаются в город, держась за руки, неуклюже поднимая ноги, застревая в песке. Мимо проходят аместрийские миротворцы, патрулирующие улицы, салютуя генералу, но тот словно не видит их, оставляя солдат в недоумении стоять с ладонью у виска пока он не скроется из виду. Мимо бегут ишварские дети, расходящиеся по домам, пока ещё не наступил комендантский час. Хоукай уже выглядит такой не здоровой, как в первые дни, когда они только приехали восстанавливать один из крупных городов. Солнце не пощадило её белую кожу и теперь она сухая и шелушится, а светлые волосы уже выгорели. Шрам подмечает это, когда эти двое проходят мимо него, перебросившись парой фраз. Мустанг не видит этого, Мустанг ослеплён своими чувствами к ней. До него дойдёт лишь, когда она рухнет в его объятия, но будет уже поздно, она уже будет в горячке к этому моменту. Такая же идиотка как и он, хоть и пытается всегда казаться старше и ответственнее генерала. Шрам фыркает и скрывается в постройке, что теперь служит ему домом. Когда он снова выходит на темнеющую улицу, в его руках железные вёдра. Нужно заготовить больше воды на эту ночь, иначе этот служебный роман закончится плохо. Риза мечется в бреду, горя и задыхаясь. Когда Шрам входит в их совместную постройку, занося ведра чистой воды, Мустанг вздрагивает и прекращает размахивать листом картона перед Хоукай, пытаясь охладить её тело. Его красные руки вырывают одно ведро, окуная в воду чистое полотенце, кладя ей на лоб, не отжимая. Вода течёт по горячему лицу, и Риза дёргается, стуча зубами. - Ты сам скоро свалишься, - подмечает Шрам, наблюдая за действиями генерала. Сколько они уже здесь? Бледнокожие аместрийцы, пришедшие в Ишвар, легко обгорают на солнце и со временем падают от акклиматизации и теплового удара. Кто-то потом приспосабливается к условиям пустыни, кто-то умирает, сгорая под лучами нещадного солнца, а кто-то пытается выжить, держась лишь на одном упрямстве и желании восстановить разрушенное своими руками. За Мустангом и Хоукай сюда стянулось немало людей, желающих помочь. Строительные бригады набираются в основном из военных, отобранных генералом лично; новобранцев, что прислал в Ишвар новый фюрер; гражданских, жаждущих подзаработать, ведь за восстановление разорённого края дают хорошие деньги; да местных, что вернулись домой после победы над режимом Брэдли. - Я крепкий малый, - отзывается Мустанг, протирая разгорячённую кожу женщины мокрой тряпкой, которая когда-то была его майкой. Шрам продолжает наблюдать за ним краем глаза, бесцеремонно открывая различные шкафчики в комнате, пытаясь отыскать соль. Это ведь аместрийцы, не любящие пресные блюда, они солят всю свою кухню. Подсолённая вода этим двоим сейчас как раз кстати. - Выпей, - он протягивает стакан генералу, но тот отмахивается, даже не оторвав взгляд от своего капитана. - Оставь воду для Хоукай. Как можно быть таким идиотом? Шрам грубо толкает аместрийца, отпихивая от бредящей женщины, и тот, не ожидая нападения, неуклюже падает задницей на пол, покрытый песком. Мгновенно подрывается, вставая на ноги, и ишварец успевает отметить, как того уже начинает качать из стороны в сторону. Ещё пару часов и генерал рухнет следом за своей подчинённой. Через час, поправляет себя Шрам, заметив, как из ноздри Мустанга вытекла струйка крови. Скорее всего, у него уже температура достигла 38 градусов. Мустанг стирает кровь рукавом и смотрит на ишварца исподлобья, видимо размышляя, стоит ли ему дать сдачи или нет. - Ты выпьешь это, - грубо произносит Шрам, тыкая стаканом генералу прямо в лицо. Тот злобно скалиться, но забирает воду. – И не один стакан, а ещё пару. Я не собираюсь так же возиться с тобой, когда тебя накроет горячка, будь уверен. Мустанг морщится, но пьёт. Его кадык судорожно дёргается с каждым глотком, и Шрам ловит себя на мысли, что у аместрийцев щитовидный хрящ обычно не так выражен. У генерала примесь синской крови, наверное, поэтому он продержался на жаре дольше чистокровной аместрийки. - Ещё! – рычит Мустанг, и Шрам кидает ему солонку. Пусть заботится о себе сам, не маленький мальчик. Он ловит стеклянный бутылёк, не позволяя ему упасть на пол, и зачёрпывает чистой воды в стакан, посыпая в него соль. - Ты не изменил своего решения? – спрашивает ишварец, опускаясь рядом с Хоукай, поднимая с пола картонку, начав размахивать ей, чтобы помочь женщине охладиться. - Нет, - отзывается генерал, закинув себе на шею грязное мокрое полотенце, опускаясь рядом, возвращаясь к тряпке из своей майки, протирая розоватые ноги капитана. Загар к ногам липнет хуже всего, но кожа там всё равно может сгореть на солнце. - Ты искренен? - Да. - Желание идёт от сердца? - Я не изменю своего решения! – Мустанг поднимает голову, сужая глаза, впиваясь в Шрама взглядом, и тот удовлетворённо кивает. Аместриец просит бывшего ишварского священника обвенчать его с возлюбленной под небом Ишвары. Кто бы мог подумать о таком, учитывая, что этими людьми Ишвар был изничтожен в щепки? Шрам усмехается, и Мустанг хмурится, продолжая смотреть на него. - Она согласна? – ишварец убирает картонку в сторону, кивая на Хоукай. На улице уже стемнело, дом начал остужаться, скоро и Риза начнёт охлаждаться из-за перемены температур. - Она и подкинула идею, - генерал ложится рядом с ней, сжимая тёплую ладонь в своих холодных от воды руках. – Как только мы закончим свою работу здесь, меня ждёт кресло коменданта Восточного Штаба. Мы распишемся с ней в Ист-Сити. - Так зачем тебе венчаться сейчас? – не понимая, интересуется Шрам, поднимаясь с колен. - Это ведь не просто прихоть, - Мустанг прикрывает глаза, приложив женскую ладонь к своей щеке. – Это будет отличным примером для всех, что две чужеродные культуры можно… - он не договаривает, отключаясь следом за Ризой. Шрам качает головой и выходит из постройки, чтобы позвать Марко. Доктор как раз уже должен был приехать в их город этой ночью. Он быстро поправляет всех. Рассвет в пустыне не хуже заката. Непроглядная и холодная тьма отступает, уступая место заре, за которой из-за горизонта на востоке выглядывает солнце. Ещё не красное, обжигающее. Небо сначала сереет, желтеет, а потом начинает приобретать голубые оттенки. Шрам прикрывает глаза, чтобы не отвлекаться на рассвет, и пытается вспомнить продолжение Писания. Как же давно он их читал. Словно в прошлой жизни. Мустанг и Риза стоят перед ним – такие же грязные и уставшие, как и он, - и не перебивают, глядя на него так, словно он и вправду опять стал священником. - И сказал Ишвара: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, - медленно произносит Шрам, открывая глаза, переводя взгляд с генерала на Хоукай и обратно. Около стен города маячат случайные зрители, наблюдая, как два аместрийца венчаются под небом Ишвары. Кто-то хмурится от такого представления, а кто-то наоборот улыбается, осознавая какие перемены это может принести. Шрам вытаскивает из кармана кольца, сделанные Мустангом наспех из консервных банок, и надевает генералу на безымянный палец. Кольцо Ризы же он кладёт ей на ладонь, следуя старым традициям. Кольца не освещены в алтаре храма, потому что сам храм ещё не построен. Все это понимают, но никто ничего не говорит. - Трижды обменяйтесь ими, - велит он, и аместрийцы следуют его словам. В конце второе кольцо оказывается на пальце и у Хоукай. Сейчас бы хорошо им ещё зажжённые свечи в руки дать, но последняя сгорела, когда Марко приводил генерала и капитана в порядок. Пламя свечей могло бы символизировать огонь людских душ. Но поезд с запасами прибудет только около полудня сегодня, а Мустанг поторапливал процедуру венчания. - Как сказано в Писании, «Вы - свет мира. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного», - продолжает Шрам, жалея, что свечей всё же нет. Он складывает руки в молитвенном жесте, прося Ишвару благословить этих двух аместрийцев, что решили свершить брак на его землях. Мустанг с Хоукай преклоняют головы, держась за руки. - Имеешь ли, Рой, произволение благое и непринужденное, и крепкую мысль, взять себе в жену сию Ризу, ее же здесь пред тобою видишь? – спрашивает Шрам, уже охотно втянувшись в свою старую роль. Может и правда вернуться в храм, когда его построят? Мустанг, не колеблясь, соглашается, и Хоукай, когда ишварец задаёт ей встречный вопрос, отвечает точно так же. - О Ишвара, славою и честию венчай их, - молит Шрам, снова складывая руки, завершая венчание. Новоявленные супруги молча повторяют за ним, стоя плечом к плечу. Ишварец накидывает им на головы капюшоны, потому что солнце давно поднялось, накаляя песок. Не хватало, чтобы эти двое опять поймали солнечный удар. Он уходит, не оборачиваясь, но слышит, как переговариваются наблюдавшие люди, когда проходит мимо них. Мустанг оказался прав – отличный пример как для аместрийцев, так и для ишварцев. Большая часть считает, что они сделали всё правильно. Сейчас на супругов обрушатся поздравления, а о том, что вот-вот должен прибыть поезд из Ист-Сити с провизией, лекарствами и прочими нуждами никто и не вспомнит. Шрам усмехается и уходит к восстановленной станции, оставляя Мустанга и его венчанную жену. Пусть всё у них будет хорошо.