Ну, и кто из нас мудак?

-Ну, как? Сдал? Разумихин смотрит своими прозрачно-наивными глазами, а Раскольникову хочется материться. Сдал, как же. Этому Свидригайлову даже староста группы не сдал. Не то что, Раскольников, рядовой студент со средней успеваемостью. Но не скажешь же этого всего кругом положительному Разумихину. У Димочки и в голове всегда порядок, и в зачетке одни пятерки. Он ходит в идеально отглаженных костюмах и читает в метро. Филфаковец, чтоб его. Родион обреченно скалится. Мол, «порядок, Дима... разве я мог не сдать?» А потом берет Разумихина за руку, осторожно сжимая его по-девичьи тонкие пальцы. Раскольников и сам до конца не понял, как у них это началось. Просто однажды Родя свалился с простудой, а рядом был только простой и такой домашний Димочка, который не спал ночами и кормил Раскольникова супом собственного приготовления. Родион, когда более менее оклемался задал только один вопрос: «Почему?» А Разумихин загадочно улыбнулся и ответил: «Ты же мой друг!» С тех пор и пошла у них эта полудружба, недо-любовь. У Димочки светлые, мягкие волосы и забавные ямочки на щеках. Он надежный и до безысходности юный. Идеальный, будто сошедший с картинки. Раскольников ему совершенно точно не пара. Родя курит между парами и напивается вусмерть. А Разумихин книжки читает и классическую музыку слушает. У Родиона в голове - уголовный кодекс и философские вопросы, а у Димочки - мечты о вечной любви и какая-то муть про бесконечное счастье. Раскольников хрипло смеётся на все слова Разумихина о всеобщем блаженстве, а Дима даже обижается ненадолго. Но через пару минут забывает о своей обиде и ласково переплетает свои нежные пальцы с грубыми пальцами Родиона. Дима смеётся, запрокидывая голову, и рассказывает очередную глупую историю про своего однокурсника, а Родион слушает вполуха. Они спускаются по лестнице юрфака целую вечность. Раскольников вслушивается в безнадежный гул шагов. Впереди - отчисление. Он не строит воздушных замков по поводу своих способностей, знает - не гений. Максимум, на что Родя может рассчитывать - это редкие статьи в каких-нибудь чересчур желтушных газетах, куда не зазорно будет взять тексты отчисленного юриста. -Раскольников, подождите! - гулким эхом разносится низкий баритон по лестничному пролету. Родя замирает. Этот голос он узнаёт из тысячи. Димочка удивленно захлопывает рот, глядя куда-то вверх, откуда прилетел неожиданный оклик. Раскольников смотрит на Разумихина и понимает, что нужно что-то делать. Нельзя вот так просто разочаровать Димку, нельзя. Он аккуратно расцепляет их руки и идёт навстречу профессору. Тому самому, Свидригайлову. -Что же вы так быстро убежали? Я надеялся ещё пообщаться с вами. Или вам что же, положительная оценка не нужна? - Свидригайлов прямо-таки сочится самодовольством. Раскольникову хочется выбить ему эти белоснежные зубы, чтобы они окрасились в неприятно-красный цвет, чтобы профессор потерял сознание от боли. -А вы что, поставили бы мне ее? - выплевывает Раскольников. -Ну, всякое случается... Хорошая у вас... подружка... - тянет Свидригайлов, оглядывая стоявшего чуть ниже Разумихина. И Родион бьет. Со всей силы по самодовольному профессорскому лицу. Раз, два, три. Чувствует такую знакомую саднящую боль в костяшках и слышит громкий вскрик Разумихина. Да, Димочка, люди ещё и дерутся иногда. Нет, не потому что у них языков нет. Просто один из них мудак, а второму надоело это терпеть. Свидригайлов дезориентировано цепляется слабыми пальцами за перила и близоруко щурится. Разбитые очки валяются где-то на лестнице. Профессор осторожно ощупывает своё лицо, размазывая темно-красную кровь по бледным щекам. Родион тяжело дышит и удерживает Разумихина. Все вокруг, словно замедлилось. Неловкие, нервные движения Свидригайлова, собственные удары сердца, ругань Димочки. Раскольников смотрит. На длинные угловатые пальцы Аркадия Семёновича, на эту сюрреалистичную кровь на его лице, на треснувшее стекло очков. -Р-р-одион... - хрипло выдыхает Свидригайлов, и Раскольников вскидывается, готовый отражать удар, - очки подайте, пожалуйста... а то я до дома не дойду... Просительные нотки во всегда уверенном голосе Аркадия Семёновича звучат как-то инородно, глупо. Родя наклоняется и поднимает испорченные очки. Под ботинком глухо хрустят осколки. -Черт! В следующий раз, когда захотите меня стукнуть, предупредите! Я хоть очки сниму! - раздраженно восклицает Свидригайлов, водрузив на крючковатый нос искалеченные линзы, - я же не вижу нихрена! Раскольников смеётся. Хохочет до помутнения сознания. Это не может быть правдой. Не может самый жесткий преподаватель сетовать на то, что не снял очки перед ударом. Родя не понимает, почему ещё жив. Почему Свидригайлов не кричит на весь институт. Почему не несётся к ректору, чтобы требовать немедленного исключения Раскольникова. Почему, почему, почему... -Все в порядке, Аркадий Иванович? - погибель Родиона одета в легкое летнее платье и горчичный кардиган. -Все хорошо, Марья Викторовна. Мне стало плохо, а юноши, вот, помочь решили. Старею, видно -Бросьте, Аркадий Иванович! Вы ещё ого-го-го! -Благодарю за лестную оценку. -Ну, ладно, я побежала. У меня сейчас пара со вторым курсом. -Ох, не завидую. Ну, сил вам. Женщина легко улыбается и быстро взлетает по лестнице, скрываясь в одном из коридоров. -Зачем? - спрашивает Родя, вглядываясь в почти невозмутимое лицо Свидригайлова, - Я виноват, я отвечу. -Ответите. Но каяться вам надо не перед ней и не перед ректоратом. По морде-то я получил. -Ещё скажите, что незаслуженно, - язвит Родя. -Родион, заткнись! - шипит Разумихин откуда-то сбоку. -А вот и скажу! Раскольников, в том, что вы плохо знаете материал, виноват не я. -Профессор-то вы. -Милый мой, если бы преподаватели могли каким-то образом заставлять студентов учиться вне стен института, все бы ходили с высшим образованием. -Перебарщиваете. -Может быть. Раскольников, а не хотите прогуляться? -Хочу. Родион, как заворожённый глядит в лукавые зелёные глаза. Свидригайлов поражено усмехается. -Тогда я в гардероб. А вы друга своего проводите. Втроём я гулять не соглашался. Аркадий Иванович спускается по лестнице, волоча за собой шлейф дорогого аромата. Родя смотрит ему вслед, пытаясь осознать, что произошло. -Эй! Что это было, Родион?! - возмущённо восклицает Разумихин. У Димочки слёзы на глазах и легкий румянец на гладких щеках. -Дим, не пара я тебе. Ну, правда. -Как не пара? - Дима до крови закусывает губу. -Послушай, я - скотина, мерзавец. Я такой же, как этот Свидригайлов. Ты мечтаешь о карьере писателя, о светской жизни, о походах в театр. Со мной этого всего не будет. Я либо сопьюсь, либо убью кого-нибудь. А ты заслуживаешь лучшего... Димочка убегает, не дослушав тираду Раскольникова. А Родион бьет кулаком в стену. Раз. Два. Три. Пока не чувствует, как крошатся костяшки, как ломаются сведенные судорогой пальцы. Ладонь измазана кровью, как и стена, как и ступенька, на которой стоял Свидригайлов. Родю трясёт. Лихорадка течёт по венам вместе с кровью, вместо крови. Он, словно в тумане, выходит из института, забывая обо всем на свете. О странно-понятливом Свидригайлове, о разочарованном Димке, о несданном экзамене. -Вы что же забыли про прогулку? - чужое дыхание опаляет шею Раскольникова. Он резко разворачивается и чуть ли не нос к носу сталкивается со Свидригайловым. -П-п-очему забыл? Вовсе нет. Я все помню. -Ну, пойдёмте тогда? -А куда? -А это важно? И Родион соглашается. Конечно, не важно. Какая разница, куда теперь идти. Жизнь-то разрушена. Свидригайлов легко улыбается и тянет Раскольникова за рукав. Роде нравится, что не нужно ничего решать. С Димой было не так. Разумихин всегда хотел, чтобы Родион выбирал место, где они будут гулять, чтобы он проявлял инициативу. А Раскольников хотел умереть, а не гулять. Наверное, поэтому у них ничего и не получилось. -О чем думаете? - Аркадий Иванович никогда не был тактичным человеком. -О Диме. -Это ваш парень? Мне очень жаль. -Ничего вам не жаль. Зачем врете? -И правда, не жаль. Раскольников косится на Свидригайлова, впервые оценивая его, как мужчину, а не как преподавателя. У Аркадия Ивановича седина на висках и красивые морщинки в уголках глаз. Острые скулы, тонкие обкусанные губы. «А ведь он тоже человек,» - запоздало понимает Родион. -Дайте руку. -Что? -Руку, говорю, дайте. Родя на автомате протягивает правую. Искалеченную, перебитую. Свидригайлов смотрит укоризненно. А потом осторожно рассматривает поврежденные пальцы, снимает с себя явно недешёвый шарф и перевязывает руку Родиона. Он даже не успевает ничего сказать. -Бога ради, сходите к травматологу. -Схожу... Спасибо, не стоило. -Ой, да бросьте вы. -Нет, правда... -Раскольников, давайте начистоту. Мы никогда с вами не общались хорошо. И вряд ли когда-нибудь начнём. -Почему это? -Мы слишком похожи. -Мы не похожи! -Родион... Раскольников косится на профессора. Свидригайлов выглядит невероятно уставшим. Будто он не отдыхал уже лет 10. Сгорбленные плечи, синяки под глазами. -Вам бы отдохнуть... - вырывается как-то против воли. -На том свете отдохну, - смеётся Аркадий Иванович. А в глазах благодарная искорка появляется, мол «спасибо, Родя, за заботу». Они доходят до небольшого парка. Куцые деревья, покрытые толстым слоем пыли, лысеющие клумбы и запах свежей краски. Питер... Здесь задыхаются даже растения. Свидригайлов достаёт сигарету, чиркает зажигалкой и, блаженно жмурясь, затягивается. -Не знал, что вы курите... -Ты про меня ничего не знаешь, Родя... - шепчет Аркадий Иванович, ухмыляясь. -Вы про меня тоже. -Ой, ли... Родион кривится и ловко выхватывает сигарету из тонких профессорских пальцев. Выдыхает белёсый дым с едва заметным привкусом вишни. На языке появляется знакомая горечь. -Вы курите? - в голосе Свидригайлова звучит неподдельное удивление. -Что, думали вы один такой? Аркадий Иванович невесело смеётся, забирая сигарету у Родиона. -А хотите кофе? - внезапно спрашивает Свидригайлов. -А хочу. Что, к вам пойдём? - жмурится Раскольников, испытующе глядя на профессора. -А вы сама скромность. -Ну, не изнасилуете же вы меня. И Аркадий Иванович давится сладкой горечью. А Родион довольно улыбается. «Знай наших!» -Действительно, не изнасилую. Они подходят к небольшой обшарпанной пятиэтажке. Замызганный подъезд, отсутствие лифта, входная дверь нараспашку. Все, как всегда. Раскольников только хмыкает, окидывая оценивающим взглядом грязную лестницу. А Свидригайлов молча разводит руками. Мол «а что я сделаю?» они поднимаются на пятый этаж, и Аркадий Иванович совершенно по-старчески начинает возиться со старым, плохо открывающимся замком. Достаёт очки, долго пытается вставить ключ, а потом наседает на жалобно скрипнувшую дверь, откинув со лба растрепавшиеся волосы. -Честно говоря, давно надо было заменить замок. Да все руки не дохо... Договорить Свидригайлов не успевает. Родион одним резким движением разворачивает профессора, вжимая его в злополучную дверь, срывает разбитые очки с переносицы, и целует. Агрессивно, напористо, страстно. Он кусает губы преподавателя, вырывая у того полу-стон. Свидригайлов отвечает. Резко, отрывисто, жарко. Аркадий Иванович целуется куда лучше Родиона. Профессор делает одно плавное, почти незаметное движение, и вот уже Раскольников стукается затылком и лопатками о деревянную поверхность. Свидригайлов обнимает Родю за талию, притягивая ближе, путается пальцами в его отросших волосах, расстёгивает рубашку... Воздух заканчивается, и они отрываются друг от друга. Родион любуется всегда таким идеальным Аркадием Ивановичем. Растрепанные волосы, лихорадочный румянец на щеках и дьявольский круговорот эмоций в зелёных глазах. Свидригайлов смотрит на Раскольникова, слегка прищурившись. Будто анализирует. Родион даже успевает напрячься, как вдруг Аркадий Иванович наклоняется и снова целует. Но уже мягче, нежнее. Родя плавится в сильных руках, млеет от прикосновений властных профессорских губ. -А... хотите... - шепчет Раскольников в перерывах между поцелуями. -Конечно... хочу... чтобы ты закрыл рот... - не остаётся в долгу Свидригайлов. -Нее-ах-т... я не об этом... хотите... я вам отсосу... Аркадий Иванович резко отстраняется. -Ты... что? -Отсосу... а вы мне пятерку за экзамен, а? В глазах Свидригайлова появляется никотиновая горечь. Он отшатывается от Раскольникова и хохочет. Безнадежно, обреченно, безумно. -Идиот! Боже, какой же я идиот! - выдыхает Аркадий Иванович охрипшим полупьяным голосом. -Простите, если я... -Да, что вы, Раскольников! Не извиняйтесь! Я знаю, что не заслуживаю искренних чувств! -Нет, вы не так... -Убирайтесь, Родион. Это ледяное спокойствие на грани с безразличием пугает Раскольникова больше, чем безумный смех или крик. В глазах Свидригайлова - презрение и ненависть. -Ч-что?.. - Родя надеется, что ослышался. -Убирайтесь. Я вам поставлю пятерку просто так. А сейчас - пошёл вон! Аркадий Иванович легко отодвигает Раскольникова от двери, открывает ее и скрывается в квартире. Родион со всей силы бьет зеленоватую подъездную стену. Плевать, что пальцы не двигаются. Плевать, что рука уже не чувствуется. Плевать, плевать, плевать. Он только что снова все испортил. Снова сломал человека. Раскольников смеётся, а по щекам катятся соленые слёзы, противно разъедающие кожу. Он выходит из подъезда и бредёт, куда глаза глядят. «Хоть бы машина сбила!» Родя заранее знает, что не собьёт... Раскольников оборачивается и взглядом находит предполагаемые окна Свидригайлова. Натыкается на темную фигуру за шторами. Физически чувствует, как зелёные глаза вспарывают его кожу, видят насквозь. Родион шепчет одними губами в тишину летней улицы и не сомневается, что его услышат, поймут, простят: «Извини, Аркадий... я мудак...»