"Хеймитч смотрит, как Китнисс злится..."

Хеймитч смотрит, как Китнисс злится, дуется на очередные восклицания-нравоучения Эффи, и смеется: в свои шестнадцать, не смотря на трудную, полную лишений жизнь, девочка еще такой ребенок - в своем праведном гневе она не слышит советов, что дает капитолийка, которая по рождению знает, чего жаждет публика. А ведь многие из них могут прибавить спонсоров - спасти жизнь на Арене. Но Китнисс уходит, а Пита - хвостиком за ней: мальчишка-то смог оценить идеи Эффи и сможет использовать их с умом. Не для себя - Китнисс; и Хеймитч благодарен ему за это: возможного победителя для себя он уже определил. Мужчина провожает взглядом своих трибутов, когда Эффи плюхается рядом на кожаный диван. Теперь ее очередь дуться. В своем растрепанном пышном зеленом платье и, чуть сбитом в сторону, зеленом парике женщина похожа на пирожное с заварным миндальным кремом. Ментор внимательно вглядывается в головной убор спутницы, попутно вспоминая, как они купили его. Это были то ли очередные Игры, а их трибуты были уже мертвы, то ли некие празднества, и Победителей пожелал видеть Капитолий, не суть важно. Но они, с Эффи, бродят по Столице, пестрящей флагами, лентами, цветами. По улицам звучит разнообразная музыка, и горят неоновые огни. Люди, в цветастых костюмах, с рогами, хвостами, крыльями, с измененными ушами, носами, глазами… монстры. Внешний вид соответствует содержанию. В прочем, Эбернети плевать. Вечером его ждет отменный виски и возможность проснуться утром не в собственной блевоте, так что сейчас можно составить компанию Тринкет, отдать должное: в этот раз она впервые разрыдалась над смертью их подопечных. На третий год. Прошлый сопроводитель сломался лет так через семь. Эффи тащит его вдоль магазинов с одежной и аксессуарами. От предлагаемых костюмов у Хеймитча рябит в глаза, словно кто-то звезданул ему бруском по затылку. Однако Эффи нравиться, и мужчина терпит подобное издевательство над своими органами чувств. Когда они заходят в цирюльню, глаза девушки начинают сверкать, словно у ребенка. Слезы высыхают, а губы расплываются в улыбке. - Хочу. Ментор пожимает плечами: капитолийка - что с нее взять. Тринкет меряет парики один за другим. За минуту на ее голове мелькают и длинные в пол волосы цвета морской волны, и короткие ярко рыжие, вперемешку с желтым и красным, пряди, и ирокезы, и кислотных цветов дреды, и радужные локоны, и… Эбернети только качает головой и садится в кресло. Ему, все же человеку из дистрикта, подобное уже даже не кажется странным, но вот настоящие, пшеничного цвета, короткие волосы Эффи нравятся на порядок больше. Он даже может себе представить, как гладит их своей грубой рукой. В мечтах локоны девушки мягкие, не шелковые, правда, но нежные. Наверное, даже пахнут цветочным шампунем. Или фруктовым. В отличие от тех же париков, от которых несет пластиком, а на ощупь они подобны щетине. Погрузившись в собственные мысли, Хеймитч упускает момент, когда девушка встает напротив него, указывая пальцем на витрину. Мужчина переводит взгляд и натыкает на нечто, напоминающее смесь травы, мха и… - Будешь похожа на дерево, - скептически выгибает бровь ментор, но Эффи все равно покупает это чудо. Оказывается, Тренкет действительно не похожа на куст в этом произведении спятившего парикмахера. Она похожа на не особо удавшееся кулинарное произведение. И да, Хеймитчу больше нравится натуральный цвет волос напарницы. - Это все глупо. Она… - бубнит Эффи, жалуясь мужчине на их нынешних подопечных, и Эбернети сразу переключает внимание, погружаясь в анализ полученных трибутов, пропуская тот момент, когда девушка прижимается к его плечу. - У них есть шанс победить? - усталым голосом спрашивает она. - «У них» - нет, - ментор качает головой. - У нее - да. Капитолийка обреченно кивает, а Хеймитч прижимается губами к ее виску. Не в поцелуе, нет. Просто, что бы показать, что он здесь. Сейчас можно не Играть. Первый день подошел к концу. По факту, Голодные Игры начались для Эберенети намного раньше, чем для Эффи. Как трибута, как ментора, как человека. О, конечно, Тринкет не ждала судьба ни первого, ни второго. Ей повезло с местом рождения. Тем не менее, она сама выбрала судьбу эскорта для трибутов: ведь это престижно. Это весело! «Я вдохновилась твоей победой», - рассказала она однажды Хеймитчу, на что мужчина только пожал плечами. Что ж, было весело, пока капитолийское воспитание брало верх над простыми человеческими чувствами. Вот только ни одно воспитание, тем более такое…торжественно-потребительское, не выдерживает столкновения с жестокой реальностью. Двенадцатый Дистрикт. Грязь. Нищета. Болезни. Голод. Смерть. Дети. Маленькие, слабые и беспомощные. Это не Первый и Второй, где в участники вызываются добровольцы-бугаи, которые ничего другого не умеют, кроме как убивать. Эффи, на тот момент сама еще ребенок, ей и в голову никогда не могло и прийти, словно она сама трибут, словно она сама сказывается на Арене. Но теперь она знакома с теми, кто идет на заклание. Одно дело - смотреть за смертью с экранов телевидения. Другое - знать жертв лично, общаться с ними, учить их, заботиться о них… Оказывается, терять больно. И с этой болью ничего не сделать. Отрицать трупы бесполезно, особенно тогда, когда они возвращаются в родной город в соседнем вагоне; гнев против Капитолия и привел к Голодным Играм; торг со Столицей глуп, бесполезен и не уместен: апатия… а вот это можно. И костюмы Эффи становятся все цветастей, ярче, отвратительней. А Хеймитч… в прочем, белую горячку он уже заработал, а пить больше просто не получается. Поэтому женщина вновь скалиться в едкой улыбке, переиграно квохчет вокруг трибутов - отныне и навсегда безымянных и безликих - и кричит в микрофон «Как же я все это люблю». И Хеймитч напивается и клоунадит на Жатве: капитолийцы любят цирк не меньше казни. Только вот жертвы 74 Голодных Игр умудряются залезть под щиты, маски, кожу, заставляя обратить на себя внимание: оба. Пита. Ментор вздыхает, обнимая Эффи за плечи. Мальчишка прямой как палка. Несгибаемый (когда-нибудь это его сломает). И влюбленный, и светлый, и слишком честный. И жертвенный. Мальчик-одуванчик, мать его. Хеймитч чертыхается, но мысли отказываются покидать его голову. Плутах был бы счастлив - вот он, символ его революции: честный, смелый, светлый, добрый, не лишенный харизмы, способный привлечь внимание публики - как он играл тогда на перроне, любо дорого смотреть. Аж тошно! - Почему ты выбрал Китнисс? - Эффи скидывает туфли и аккуратно ставит их рядом с диваном, забираясь на него с ногами. Эбернети только пожимает плечами. - Она умеет выживать. В принципе, это единственная причина: Эвердин умеет обращаться с оружием (может стрелять из лука - сможет использовать метательные ножи), ее научили выживать в дикой местности и …все. Если им повезет, то в этом году Арена будет лесного типа: такие чаще всего и бывают - трибуты не дохнут от голода и холода в первые же дни. Какой будет лес - не важно. У девушки хватит ума, сил и опыта обернуть все в свою пользу. - С завтрашнего дня начинаются тренировки, - Эффи все пытает вытащить ментора на разговор, понимая, что безуспешно, на одной только привычке. - О, да, - тянет мужчина с ленцой. - «Сегодня важный-преважный день! - и передразнивает интонации Тринкет, за что получает локтем под ребра. - А лучше принеси мне выпивку. Но сопроводитель не двигается, капитолийка, что б ее. Или же это ее способ заботится о нем, Хеймитч не знает. За то он знает, что сегодня его будут мучить новые кошмары с новыми действующими лицами: обезглавленный, растерзанный, зарубленный Пита; изуродованные изнуренные тела безликих требутов других дистриктов; измученные Цинна и Порция, вложившие свои сердца и потерявшие своих первых подопечных; белые волосы в огне и Китнисс. Трупы, огонь и Китнисс. Огненная Кинтисс с золотой брошью на груди. Сойка-пересмешница. Это даже забавно. Хеймитч беззвучно смеется, только грудь вздымается пару раз, а Эффи удивленно смотрит на него. - Что? - Я схожу с ума, Тринкет, только и всего. Женщина устало качает головой. *** - Морника, - восхищенно шепчет Хеймитч. - Они ядовиты? - Эффи, как обычно, возникает с боку от ментора. - А ты как думаешь, Тринкет, - смеется мужчина. - Не уж-то пропустила смерть трибута-девчонки из пятого дистрикта? Капитолийка только отворачивается, гордо вздернув голову. Эбернети заливается кашляющим смехом: с минуту назад ему передали записку от Плутарха: «Коин хочет Пита». А мужчина даже не знает, что и думать: или Коин слишком глупа и не видит, что ее чертово Знамя Революции рядом с мальчишкой, или же наоборот - слишком умна, понимая, что это пламя спалит ее до тла.