Гром

      До этого дня Эр участвовал в записях музыкальных альбомов вместе со всеми участниками «Маргинала», а затем с Элом и с Руи по отдельности. Сегодня они записывали такой альбом на пару с Атомом. Само осознание этого приводило Эра в странный трепет – он словно не знал, чего ожидать от этого парня, а ведь их голоса уже не раз и не два сливались воедино. Разве стоило на этот раз ждать чего-то необычного? Откуда это странное волнение внутри?       Словно предчувствие надвигающейся грозы.       Впрочем, деваться было некуда. Записать альбом было необходимо, отказываться не было никакого смысла, а главное – разве уместно было бы в таком случае хоть какое-нибудь оправдание? Эр прекрасно понимал это, да и к Атому относился очень хорошо. Он вообще по-своему очень любил каждого из членов своей группы, только вот…       Запись началась. Слова песни Эр разобрал и пропустил через себя уже давно – они стали частью него самого, он понимал их от первой до последней буквы, образы, которые несла в себе песня, отпечатались в его разуме и в сердце. Он готов был исполнить песню как нельзя лучше, пустить ее из самой своей души, преломленную через призму его собственных чувств и мыслей, наполненную жизнью, и собственным голосом передать ее всему миру. Тем, кто захочет услышать.       Атом же, кажется, действовал по иной схеме. Не нарочно, нет. Просто напечатанный на бумаге текст иногда просто не мог достигнуть глубин его души. Атом мучился, пытаясь постигнуть суть песни, чтобы затем исполнить ее с необходимой отдачей, точно так же наполнить ее жизнью, но у него это не выходило. До тех пор, пока его не ставили перед фактом – исполняй. И в тот же миг – в последний отчаянный миг безысходности – песня пронзала его насквозь и, слово за словом, оживала в его вдохновленных устах. Таков был путь Атома при исполнении песен – и еще ни разу он с этого пути не сбивался.       Но то, на что его ожившая песня была похожа, Эр понял только сейчас.       Летняя гроза.       Слова, срывавшиеся с губ Атома, были не просто звучавшим в отдалении неясным гулом, нет. Они были настоящими громовыми раскатами, что раскалывают небеса над твоей головой надвое и заставляют дрожать землю под твоими ногами. Они звучали яростно и живо, едва ли не искрясь, как молнии. Они разрывали застывший душный вакуум вокруг тебя, словно струи свежего, пропахшего близостью дождя ветра, и заставляли трепетать все вокруг – и твое собственное сердце. О чем бы ни была песня – о любви, о дружбе, о радости встречи или о грусти разлуки – Атом все обращал в трепет перед наступающей грозой.       Вот что это было. Трепет перед приближающейся природной бурей, неудержимой и мощной, очищающей и неизбежной, погружающей мир во тьму и не позволяющей тебе укрыться – где бы и с кем ты не был, она все равно заглянет в самую твою душу, заставит тебя предстать перед ней один на один. Гроза – то, чего Эр так отчаянно боялся еще с самого глубокого детства. Друзья тогда смеялись над его страхами, а мама и брат с готовностью защищали его и успокаивали. Но пусти с возрастом Эр и научился мириться с существованием гроз, трепета в сердце и предчувствия опасности ему было все же не унять.       И вот теперь источник самой настоящей грозы был в одном шаге от него, стоял совсем рядом, пропевая слова песни голосом, идущим словно из самого его нутра, сверкая глазами и резким движением руки отбрасывая с лица мешающие пряди волос. Атом был счастлив, это было видно сразу: он улыбался и словно весь светился – он чувствовал песню. Но в то же время все вокруг него вдруг показалось Эру потемневшим и набухшим, словно грозовое облако, запах разряженного воздуха ударил ему в нос и заставил кожу покрыться неприятными мурашками. Казалось, вот-вот сверкнет молния, а следом за ней…       Но куплет в исполнении Атома уже подходил к концу, и прятаться здесь было некуда, убежать было невозможно. Никто не собирался высмеивать Эра или же успокаивать его, от него ждали лишь одного – исполнения припева и следующего куплета песни. И Эр, отчаянно зажмурившись, вплел свои первые мягкие слова в вереницу яростных слов Атома. И ничего страшного так и не произошло. Эр слышал, что гроза продолжается, но не отталкивает его, а наоборот принимает. И кажется, даже… смягчается от его голоса?       Эр немного прибавил звука своим словам и медленно открыл глаза. На долю секунды перед его внутренним взором мелькнул образ – из-за грозовых туч плавно выглядывает теплое золотистое солнце, роняя на землю мягкий неосязаемый луч. Солнце… Эр так его любил. Он посмотрел на Атома, передававшего ему эстафету на следующий куплет – глаза парня сияли радостью, он ничего не боялся и хотел, чтобы Эр почувствовал то же, что и он. В конце концов, петь вместе, переплетая друг с другом собственные голоса, и задыхаться от восторга, слыша, какая при этом получается мелодия – что может быть лучше? Это то, ради чего они поют, и этого не нужно бояться.       И тогда новая истина открылась Эру. Он продолжил петь, ощущая, как звуки его голоса теплыми лучами рассеивают мрак вокруг и прогревают очищенный грозой воздух. Он мечтал, чтобы Атом почувствовал свет и тепло, идущие вместе со словами песни из его сердца, и в следующий же миг понимал – Атом чувствует. Он отступает, давая его лучам освещать все вокруг, но все же находится рядом, готовый подхватить его в следующем припеве. И Эру становится совсем не страшно, ему хочется еще раз – и еще – услышать голос Атома, заставляющий его трепетать. Не страшно, потому что теперь он знает – после грозы небо всегда становится чище, а солнце сияет лишь ярче прежнего.