Немая дружба

Zheng Yunlong, Ayanga, Super Vocal (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
8
автор
Размер:
56 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
8 Нравится 1 Отзывы 1 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
– Ты купил что? – Ли Хэн едва не выронила из рук стаканчик с кофе. Аюньга на всякий случай забрал его обратно и отхлебнул остывшую жидкость. Женщина смотрела на своего подопечного абсолютно нечитаемым пристальным взглядом, а тот невинно моргал в ответ. Наконец, она вздохнула и медленно произнесла: – Хорошо… но я этим точно заниматься не намерена. – Не переживай! – мужчина едва заметно выдохнул. – Я обязательно найму туда человека! Аюньга, взрослый и успешный музыкальный актёр, певец, в каждой бочке затычка, активный и самый прекрасный по мнению почти всех окружающих, как и все люди, имел слабости, которые тщательно скрывал. Однако слабости поменьше и попроще были известны всем. Он был мальчиком из Внутренней Монголии, так что все знали, какой любовью он любил овечек. Любил он и козочек, и коровок, и лошадок, и всех-всех, кто встречался на его пути. И очень сильно не любил раздражающих людей, но очень тщательно это скрывал. Маленькая любовь к животным и тоска по вольным степям, где можно выплеснуть свою энергию, сев на коня, подхлестнуть его поводом его и мчать вперёд, пока не остынешь или пока лошадь под тобой не начнёт спотыкаться от усталости, его и подвела. Стоило случайно краем глаза увидеть новость о том, как где-то на окраине продаются на мясо лошади, Аюньга, поддавшись порыву, уже звонил туда. Как-то так и получилось почти за бесценок выкупить конюшню и четыре лошадиных головы. Это было настолько поспешное и неожиданное даже для самого Аюньги решение, что когда он ступил на купленную землю и лично увидел обросших с зимы, лохматых низеньких кашлаток, то надолго завис с единственной мыслью: «Что же теперь, блять, делать?». Ответ ему никто дать не мог. Бывший хозяин конюшни оставил ему ключи от всех дверей и растворился, больше не отвечая на звонки. Нужно было срочно искать работника – старый конюх едва держался на ногах, а спиртом от него разило так, что странно, как от искр зажигалки и тлеющей сигареты не вспыхивал выдыхаемый им воздух. Такого работника точно не стоило оставлять, это чудо, что животные дожили до смены хозяина. Сами лошади были в ужасном состоянии. Заросшие до колтунов после холодов, с торчащими костями маклоков и провалами на голодных ямках, все в подсыхающей грязи. Настолько зашуганные, что, когда мужчина просто поднял руку, чтобы погладить одну – весь маленький табун, спотыкаясь и едва не падая от бессилия, разбрызгивая подтаявшую грязь, отпрыгнул в противоположный конец левады. Аюньга не придумал ничего лучше, чем зайти на сайт вакансий, тыкнуть в первого попавшегося человека, и позвонить ему. Человек откликнулся почти сразу, на работу согласился, сказал, что может приехать хоть сейчас, правда, придётся немного подождать – он на своих двоих так быстро через весь город не прибежит. Чжэн Юньлун месяц сидел без работы на маменькиной шее. После потери голоса прямо во время выступления на сцене, он послушался родителей и ушёл из карьеры музыкального актёра, навсегда похоронив свою мечту. Не было рядом никого, кто смог бы его поддержать. Он честно устроился в офис, куда матушка пропихнула его каким-то чудом, и долгое время просто жил обычной жизнью офисного планктона. Да, у него были деньги на еду и одежду, он мог ни в чём себе не отказывать… Смысла в такой жизни для него не было вовсе. Вечерами и по выходным он бегал в театр, пытался репетировать, однако было ясно, что он больше не сможет играть. А просто работать в театре хотя бы кем-то не было мест – и денег на лишнего работника. Директор разводил руками и говорил, что молодой и сильный Юньлун должен работать в офисе, где ему хорошо платят и где нет риска в один момент потерять абсолютно всё. Голос к Юньлуну так и не вернулся. Он разговаривал – хрипло и тихо, а если требовалось сказать что-то громче или крикнуть, ему было больно. Времени прошло много. Надежд на восстановление практически не было. Это ударило по нему слишком сильно, а рядом не было никого, кто мог бы его поддержать. Перед родителями Юньлун чувствовал вину: за то, что не справился, за то, что не хотел работать в офисе, а после и за то, что уволился. Ему было стыдно, он врал и находил кучу причин для того, чтобы так до конца и не рассказать всей правды. Просто просил денег у матери и пытался выживать. В один день после литров дешёвого алкоголя на последние деньги он настолько отчаялся, что оставил заявку на сайте, твёрдо решив, что согласится на первую же работу, которую ему предложат. Не прошло и десяти минут, как ему позвонили. Номера он не подписывал, зная наизусть все, что были ему нужны. Этот номер казался смутно знакомым, каким-то таким, который мог привидеться в странном сне. Но раз Юньлун дал себе слово, то ответил и согласился приехать. Даже забыл спросить, что от него потребуется, только на середине пути задумался об этом, но было уже поздно звонить и уточнять. А когда он увидел почти развалившееся здание и гуляющих за забором лошадей, то растерялся. – Вы… – услышал он и повернул голову, разглядывая будущего работодателя. О, он прекрасно знал это лицо. За столько лет его староста сильно изменился, похорошел, а ещё его карьера взлетела просто до невероятных высот. Юньлун не просто слышал об этом, он пристально наблюдал за этими метаморфозами. Дружные и почти близкие, после выпуска их растянуло по разные стороны. Аюньга не сидел на одном месте, даже не имея ничего, он пробивался вперёд, работал над собой и своими навыками, лез во всё, во что только было можно. И, разумеется, такая маниакальная работоспособность не могла не посеять семена. – Далун… – мужчина выдохнул это старое прозвище, и выражение его лица стало несчастным. – Это ты? – Ну привет, – хрипло хмыкнул Юньлун. Его разрывали противоречивые эмоции. С одной стороны, ему хотелось сбежать и больше никогда не видеть этого человека, а с другой – старая дружба и чувства всё ещё оставались в его сердце спустя столько лет. Однако, даже потеряв голос, он был хорошим актёром, и никакие душевные волнения не могли повлиять на выражение его лица. – Гацзы, да ты набрал вес! – Далун, – ещё раз произнёс Аюньга самым несчастным тоном. – Ты где же… На звонки не отвечал… Я искал тебя, но ты уволился из театра и совсем пропал… Я телефон сменил, твой номер не сохранился, и ты всё равно не отвечал… И что с твоим голосом? – Забудь про это, – Юньлун критическим взглядом осмотрел покосившееся здание конюшни, обросших, нечесаных лошадей, жидкую грязь под ногами, и посмотрел на Аюньгу снова. Тот в своих дорогих кожаных ботинках и пальто смотрелся в этом месте нелепо и смешно. – А вот что ты забыл в подобном месте? – Купил, – пожал плечами мужчина и как-то неловко посмотрел в сторону опасливо поглядывающих на мужчин животных. – Мне нужен был человек, который присмотрит за лошадьми. Я даже не думал, что найду именно тебя. Послушай, нам нужно поговорить в приличной обстановке – так много времени прошло, я скучал, между прочим! Давай я… Его быструю сумбурную речь прервал звонок телефона. Аюньга отвлёкся на него, с кем-то договариваясь и едва слышно матерясь сквозь зубы. Судя по виноватым взглядам, которые он кидал на старого друга, звонили по работе и требовали его срочного присутствия. Юньлун всё понимал. Он поёжился и обхватил себя руками – подкладка его старой курточки давно свалялась и была не такой тёплой, а после чуть ли не бега на новое место работы мужчина весь взмок, и теперь, остывая, подмерзал. Ноги промокли, и это не добавляло оптимизма, особенно на фоне предстоящей работы. Что ему нужно будет делать? Он первый раз видел лошадей вживую, понятия не имел о том, как с ними обращаться. Примерно догадывался, что кормить нужно сеном, но сколько? И как его давать? Юньлун не знал, что ему делать. Но он дал себе слово работать у того, кто первым предложит, и не собирался отступаться от него. – Далун, – от близко раздавшегося голоса Аюньги он невольно вздрогнул и очнулся от раздумий. Мужчина стоял близко, раскрыв руки для объятий, смотрел с грустью и ждал. При виде него – такого – невольно вспоминался тот колючий нелюдимый паренёк, что смотрел на всех из-под бровей, плохо разговаривал и сторонился прикосновений. Дружелюбному, юному и солнечному Юньлуну стоило немалых усилий вытащить его из раковины, показать, что ещё есть причины улыбаться. Что мир не такой мрачный, а после самой страшной грозы всё равно однажды воссияет солнце. Сейчас они словно поменялись местами. Юньлун давно не тот верящий в прекрасное будущее подросток. Для него не было больше ничего светлого в жизни, где он сам стал причиной тому, чтобы навсегда перечеркнуть себе путь к заветной мечте. За время безработицы он похудел и осунулся, истлев до тени себя прежнего. Его улыбка больше не появлялась на лице, или же являлась искажённой ухмылкой. Аюньга никак не мог поверить в то, что перед ним сейчас правда стоит тот большой ребёнок, которого он помнил, и чей образ хранил в своём сердце. Грудь сдавливало от эмоций и сверлящего чувства сожаления о прошлом. Может, сложись всё иначе, если бы судьба не развела их после выпуска, он бы смог сохранить ту улыбку и сияющие глаза. Помог преодолеть все невзгоды, подставил бы плечо и вытащил из ямы. Он стоял и ждал, когда Далун, наконец, шагнёт вперёд, и его можно будет крепко прижать к себе, как раньше. Первый раз за всю их дружбу Юньлун не принял его объятия. Отвернулся и отступил, ясно дав понять, что ждать с распростёртыми объятиями нечего. Потом и вовсе пошёл в сторону конюшни, пока его старый одногруппник пытался переварить произошедшее. Потеря голоса слишком сильно ударила по Далуну, изменив до неузнаваемости. – Мне нужно ехать, – неловко произнёс Аюньга, сунув руки в карманы пальто. – Тебе нужно будет кинуть лошадям сена, выбери получше какое-нибудь. Я заказал свежее, но рулоны привезут только завтра с утра. Посмотри, есть ли хоть какой-нибудь целый инвентарь, выкидывай всё, что посчитаешь нужным, и запиши, что останется. Я приеду после мероприятия и… – Можешь не продолжать, я разберусь, – Юньлун перепрыгнул через лужу и едва не поскользнулся на мокрой грязи. Аюньга не мог смотреть на это со спокойной душой. – Я закажу тебе хорошую форму прямо сейчас, надеюсь, её привезут в течении нескольких часов, – и пока мужчина не начал возражать, веско припечатал: – Хороший работодатель обязан обеспечивать работников спецодеждой, так что она будет не только для тебя. Если надумаешь увольняться – постираешь и сдашь. Далун пожал плечами. Кажется, такой аргумент его устраивал. Вынужденная бережливость превратилась в стойкое желание носить одни и те же вещи много лет подряд, пока они не порвутся, или пока кто-нибудь не купит ему новое, что-то дешёвое, желательно ещё и с большой скидкой, чтобы точно совесть была чиста. Он скрылся за просевшей дверной створкой конюшни. У Аюньги в кармане телефон разрывался от уведомлений, но он всё медлил. Наконец, сев в машину, заказал сразу несколько спецовок, штанов и крепких прорезиненных ботинок. Пока территория конюшни не обустроена, есть опасность с головой ухнуть в одну из глубоких луж и не выплыть из неё в целости и сохранности; ему не хотелось, чтобы с Далуном произошла даже малейшая досадная неприятность. Юньлун скептически оглядел саму конюшню, едва не порвал штанину, зацепившись за первый же косяк с торчащим из него гвоздём, и полез в интернет искать литературу, а лучше бы обучающие видео на конную тематику. На его неискушённый и далёкий от лошадей взгляд, основание конюшни и стены были добротными, толстыми и каменными, и, если бы не вековой слой грязи, они могли бы сойти за нечто приличное. Их нужно отмыть, снаружи отделать, изнутри покрыть гашёной известью. И снести внутри всё подчистую: деревянные перегородки денников и каких-то помещений, а потом восстанавливать правильно, красиво и безопасно. Свет в лампах тускло горел, и от него быстро начали уставать глаза, а без него ничего было не разглядеть. Стоило начать разбирать вещи, как поднялась туча пыли. Лежавшая плотным толстым слоем, теперь она витала в воздухе. Юньлун, прикрывая нос и рот, начал осторожно вытаскивать всё на улицу. Там было сухое местечко под крышей, похожее на место, куда нужно складывать тюки сена. Сейчас там было пусто, так что он осторожно раскладывал всё там. Юньлун быстро нашёл в интернете описание всего, что можно надевать на лошадь, и принялся разбираться дальше. Пока он выходил на улицу, в помещении пыль улеглась, и он вернулся обратно. Кроме старых баночек с лекарствами и пары потрёпанных сёдел больше не было ничего. Только шатающиеся деревянные стеллажи и что-то, похожее на заколоченную оконную раму. Ни лопат, ни вил, ни метёлок. Юньлун вытащил сёдла на свет и сел разбираться с амуницией. То, что на ощупь казалось тряпьём, было вальтрапами и единственной попоной – разумеется, всё рваное и грязное. Сравнив с картинкой, мужчина вздохнул и покачал головой. Куча переплетённых меж собой ремней оказалась уздечками, но Юньлун пока не знал, как их нужно собирать, так что отложил на потом. Непонятные мотки верёвок и ремней, какие-то железяки. И всё это в ужасном виде. Он взял в руки железо – трензель, как гласила подпись в спираченном конном справочнике – и с сожалением отложил это покорёженное и ржавое нечто обратно. Ни одна вещь в этой огромной куче не могла использоваться на лошади без риска навредить. Юньлун, надеясь на то, что хоть что-то можно будет куда-нибудь применить, решил пока оставить это «добро», отправившись разбирать следующую комнату. Всё, что он нашёл и смог распознать, записал и отправил список Аюньге. Ответ неожиданно пришёл почти сразу: «Выбрось это, я куплю новое». Юньлун против такой траты был категорически против. Всё его существо начало сопротивляться, говоря, что наверняка можно будет хоть что-то оставить на потом, так что он написал: «Нет» – и положил телефон в карман. Соседнее с амуничником помещение оказалось насквозь прокуренной каморкой предыдущего конюха. Продавленный диван, прожжённый сигаретами стол со старым чайником; большой, явно найденный на помойке и собственными руками собранный телевизор; пустые шкафчики с отломанными дверцами. В углу у входа стояли искомые вилы с лопатой. Юньлун, осматривая это добро, содрогнулся. Его нос после атаки пылью и этим кисло-блевотным запахом совсем перестал чувствовать запахи. Мужчина оставил дверь открытой и скорее побежал дышать свежим воздухом. Это место на самом деле проще было снести до основания, чтобы построить всё новое и красивое. Сено так нигде и не нашлось, ни в самой конюшне, ни на улице, ни даже на чердаке. Юньлун вымарал куртку, порвал штаны и продырявил обувь, наступив на торчащий гвоздь. Хорошо хоть ногу не проткнул. Он записывал всё, что видел, и отправлял отчёт своему работодателю, но тот только читал сообщения и ничего не писал в ответ. Голодные лошади смотрели на человека устало и с отчаянием. Юньлун буквально чувствовал эти взгляды на себе, пока рыскал по двору. В одном из подтаявших сугробов он нашёл копытный крючок и железную щётку. В голову его пришла мысль, что это единственный инвентарь для чистки, который он вообще увидел за весь день. Найти сено так и не удалось, вода из-под крана на улице замёрзла и не хотела течь. Юньлун набрал снега в чайник и долго ждал, пока тот вскипит, чтобы потом отогреть трубы. Вода из них потекла ржавая и вонючая, однако лошади при виде неё оживились: зафыркали и опасливо подошли к краю левады. Они тянули морды к текущей воде, не смущаясь того, что она непригодна для питья. Сколько бы не текла, не менялась цветом, может, только немного посветлела, а запах выветрился. Под ногами одной из лошадей брякнуло ведро, и Юньлун очень осторожно подошёл к ним, намереваясь каким-нибудь образом его вытащить, не перепугав табун. Кобылы отпрянули, но недалеко – ровно настолько, чтобы их нельзя было достать рукой. Мятое ведро под их копытами чудом осталось цело. Стоило его наполнить и поставить в леваду, как лошади, все вчетвером, принялись жадно пить, крысясь друг на друга и пытаясь ударить ногами, чтобы отогнать. Воду они выпили слишком быстро. Юньлун приносил им ещё и ещё, пока они не напились вволю. Скоро приехал курьер и Юньлун переоделся в сухое и чистое. Он не стал разбирать все вещи, их пока некуда было положить, а ещё раз идти в ту вонючую комнатушку абсолютно не хотелось. Подумав, Юньлун вернулся в пустой амуничник. Ничего ведь страшного, если на время восстановления конюшни сделать в этом месте местечко для работников. Только вытащить стеллажи, отмыть и проветрить. Этим он и занялся. В крепких прорезиненных перчатках стало не страшно пачкать руки. Пригодилось и старое тряпьё. Когда комната была приведена в порядок, Юньлун наконец заметил, что стемнело, и лошадей нужно было каким-то образом загнать в конюшню – но как? Пока он беспомощно пытался распутать верёвки и придумать, как поймать лошадей, вернулся Аюньга. Он бегло осмотрел амуницию и махнул на неё рукой – всё выкинуть, и как можно скорее. В комнате работников надолго не задержался, выскочив с отвращением на лице, сунулся в старый амуничник, теперь пустой и чистый, где переоделся в рабочую одежду, а затем принялся командовать: – Пойдём загоним лошадей, ты встань вон там, чтобы они не сбежали. Я открою денники и ворота. – А их не водят по одной? – с сомнением уточнил Юньлун, послушно встав на дороге. Гацзы вздохнул: – Они не дадутся по одной. Готов? Я открываю. Лошади послушно побежали в конюшню, и ни у одной из них не было ни малейшего желания свернуть в сторону. Они встали на свои места и не двигались, пока мужчины не закрыли двери их денников, после чего ткнулись мордами в свои пустые кормушки. – Пойдём, – Аюньга ухватил друга под руку и потащил в сторону машины. Юньлун выпутался из дружеской хватки, чувствуя душевные волнения. Ему казалось, что спустя столько лет между ними не может быть никаких дружеских чувств. Гацзы так высоко взлетел, а он так и остался никем. Он чувствовал даже перед ним вину и стыд за то, что Аюньга так старался, тянул его, пинал делать домашку, поднимал по утрам, и так много сил вложил – а Юньлун всё проебал. Поэтому он не позволял себе просить его вернуть дружбу и не мог принимать от Аюньги то, что он предлагал. Он просто будет делать то, что работодатель от него требует. Багажник и заднее сидение были заняты запакованными в полиэтиленовую плёнку брикетами сена. Мужчины разгрузили его и потащили лошадям. Этого должно было хватить до утра, пока не привезут остальное, но кони, сперва ошалев от радости, принялись с такой скоростью поглощать сено, что от него утром вряд ли осталась бы даже труха. Аюньга только тяжело вздохнул и покачал головой. – Пойдём переодеваться, – произнёс он и потянулся, чтобы обхватить Далуна за плечи, но вовремя спохватился и сделал вид, что просто потягивается. – У меня к тебе только одна просьба, видишь ли, за лошадьми нужно присматривать постоянно, тем более в конюшне двери никакие – ты не мог бы остаться на ночь? Я привезу тебе всё, что нужно, сейчас съезжу за обогревателем и присмотрю диван. Я уже ищу людей, которые будут тебе помогать, чтобы у тебя были выходные, и чтобы ты спал по ночам, но сегодня… – Могу и не только сегодня, – Юньлун показал ему экран телефона. «Ты снова просрочил оплату, если не заберёшь вещи и не съедешь – я их выкину!» – гласило сообщение от арендодателя. Аюньга, прочитав, поднял ошарашенный взгляд. Набрал воздуха: – Если всё так плохо, почему ты не сказал мне сразу? – наконец взорвался он. – Далун! Мы не чужие люди, я могу помочь, я… – Нет, – жёстко прервал Юньлун, хмурясь. Он чувствовал, что не следовало показывать сообщение, но иначе как бы он обосновал свои последующие регулярные ночёвки в конюшне? – Я заработаю деньги и сам сниму другую квартиру. А пока посплю в конюшне. Аюньга на эти слова скривился, но промолчал. Пусть он скрывал, но Юньлун всегда чувствовал, когда этот человек сдерживался, чтобы не взорваться и не разнести своим гневом всё, что ему не по нраву. Вот и сейчас Гацзы отвернулся, будто бы отвлёкся на неловко стукнувшую копытом о стенку лошадь, но на самом деле он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Далун был благодарен ему за то, что он пока не наседал с вопросами и не тревожил душу. – Дай мне ключи и напиши адрес, я привезу твои вещи, – наконец произнёс он, поворачиваясь и грустно улыбаясь одними глазами. – И заеду за диваном и обогревателем. – Что пока делать мне? – у него не было иного выбора, кроме как согласиться. Аюньга снова потянулся, чтобы обняться, но неловко отдёрнул руки, видя, как его старый друг дёргается в сторону. Он скрыл свою грусть за обыденным тоном: – Предложи лошадям воду, как доедят сено. Ты нашёл только одно ведро? – Да. В денниках есть поилки, но они все грязные, я помою их и натаскаю воду туда, – у Юньлуна от того, как Гацзы тянулся к нему, снова и снова что-то ёкало глубоко внутри – там, куда он запрещал себе столько времени заглядывать. Он боялся того, что не выдержит, и его прорвёт на эмоции, а сейчас ситуация совсем к этому не располагает. Ему нельзя вываливать свои проблемы на Аюньгу, даже если тот просит. Они уже много лет не друзья, чтобы можно было так поступать. – Отлично, – Аюньга, перед тем, как сесть в машину, забылся и хлопнул его по плечу. Юньлун только криво улыбнулся. Отъезжая от разваленной конюшни, Гацзы просто кипел от эмоций, которым не было выхода. Далун что-то там себе напридумывал и теперь выстроил между ними такую толстую стену, что боязно было даже приступать к её разрушению. Он знал, что когда-то давно его друг потерял голос прямо на сцене, а после уехал к родителям в Циндао, где связь с ним оборвалась полностью. Потом, судя по всему, родители пристроили его на работу в Пекине, но, несмотря на то, что они жили в одном городе и у Далуна, который никогда не подписывал контакты и знал их наизусть, всегда был его номер – он даже не пытался позвонить! Аюньга больше был расстроен, чем злился – и в первую очередь обвинял себя в том, что не пытался связаться с другом. А теперь его Далун будет спать в холодной конюшне, потому что у него денег и его выгнали из квартиры. И теперь он даже не хочет принять помощь больше, чем ему это необходимо! Наверняка Юньлун догадывался, что Гацзы всё это просто так не оставит и под любым предлогом затащит его жить в свою квартиру – и лучше бы это случилось до первой зарплаты, после которой он точно снимет комнату где угодно, лишь бы не жить у Аюньги и не принимать его помощь. – Далун, дурак, – выдохнул мужчина, сжимая руль крепче. Вот как он теперь должен с ним обращаться? Свои чувства точно следует засунуть подальше. Чтобы отвлечься, пока стоит на светофоре, он быстренько подбирает диван, обогреватель, и заказывает доставку. Вещей у Юньлуна всё ещё очень мало, и они все влезают в машину. Только одну вещь Аюньга не мог никуда сунуть. Стоял и смотрел на неё, не понимая, либо он баран, либо у Далуна совсем поехала крыша. Потому что на самом видном месте стояла их совместная фотография в красивой рамочке, где они, совсем молодые, беззаботно и весело улыбались. Он не стал убирать её, положил на соседнее сидение, чтобы вручить лично. А потом, после разгрузки и всей волокиты, бессовестно забыл. И вспомнил только тогда, когда Юньлун, слишком показательно зевая, выпроводил его на улицу, велел ехать домой и поскорее ложиться спать. Если бы Аюньга вздумал вернуться и попробовать постучать – то едва ли смог бы достучаться. – Я Чжоу Шэнь, – неловко улыбаясь, представился парнишка. Далун вылил ведро со свежей водой последней кобыле и внимательно посмотрел на незнакомца. – Я раньше помогал с лошадьми, пока прежний хозяин не запретил мне сюда приходить. Сказал, что конюшню всё равно скоро снесут, лошадей сдадут на мясо, и нечего мне здесь делать. Старый конюх меня всё равно пускал – он сам-то с кобылами не мог управиться, а меня они любят и слушаются. Правда, это давно было. Юньлун смотрел на хлопающего глазками и переминающегося с ноги на ноги парня и думал: какое счастье, у меня будет помощник. Чжоу Шэнь, судя по всему, прочёл по его лицу совершенно иное. Вздохнул тяжело, опустил взгляд и поковырял носком резинового сапога кусок застывшей за ночь грязи. Осторожно произнёс: – Мне сказали, что хозяин сменился, и я подумал, что смогу договориться и вернуться… – Так ты неплохо обращаешься с лошадьми? – нетерпеливо перебил Юньлун. – Отлично, просто прекрасно! Так, когда ты сможешь приходить? – Я… – парень растерялся, совсем не ожидая, что его примут с распростёртыми объятиями. Откуда ему было знать, что теперь его запрягут для помощи, да так, что отделаться от конюшни будет очень сложно. Поразительно, но стоило кобылам увидеть Шэнь-Шэня (как его решил называть Юньлун), как они синхронно всхрапнули и радостно заржали, каждая на свой лад. Они все тянулись к парню, стучали копытами, и не оставалось никаких сомнений в том, что из ниоткуда взявшийся гость действительно им очень хорошо знаком. Как же хорошо сразу пошли дела с человеком, который своё дело знал. Шэнь-Шэнь дал каждой кобыле по морковке, которую притащил в рюкзаке, а затем принялся учить Юньлуна. Вывел лошадь на развязки в проходе, взял щётки и показал, как нужно чистить – комки облинявшей шерсти летели во все стороны. Правда, эта самая спокойная, как обещал этот ребёнок, лошадь долго не давала Юньлуну даже приблизиться к себе. Она взмахивала хвостом и нервно топала ногой, предупреждая о том, что обязательно ударит – только подойди. – Видимо, за эти полгода, пока меня не было, они совсем одичали, – вздохнул Шэнь-Шэнь, с силой почёсывая кобылью шею, а после отряхнул руки от шерсти. Его-то к себе каждая лошадь подпускала без возражений. – Ну ничего, мы их обратно приручим. Они очень ласковые, правда! И к тебе привыкнут. Как ты вообще попал сюда? – Я случайно, – хмыкнул Юньлун, осторожно протягивая лошади морковку на раскрытой ладони. Пусть парень не договорил, но в воздухе так и повисло продолжение вопроса: «если ты совсем не умеешь обращаться с лошадьми». – Аюньга меня теперь не отпустит. – К-кто? – Чжоу Шэнь даже запнулся, когда переспрашивал: – Тот самый…? – Да, тот самый, единственный и неповторимый, – закатил глаза Далун. Видя, что лошадь вроде как даёт к себе прикоснуться, он осторожно протянул руку, погладил её с опаской, и продолжил: – Он не сдержался и выкупил эту землю, а я просто не вовремя решил поискать работу. Он сюда постоянно будет приезжать, так что успеешь насмотреться. Он ещё поперёк горла успеет встать. После этого разговора Шэнь-Шэнь, обуздав эмоции, продолжил рассказывать про лошадей. Недолго правда – привезли сено и овёс, так что пришлось поставить кобылу в денник и идти разгружать рулоны с мешками. Водитель предложил свою помощь, но за деньги, так что, конечно, никто принимать такое великодушное предложение не стал. Из грузовика выкатили рулоны. Один закатили сразу в леваду и выпустили лошадей. Те, завидев сено, устремились внутрь, даже и не подумав по дороге свинтить в сторону. – Дальше куда? – Шэнь-Шэнь поднапрягся и вытащил последний мешок овса. Водитель махнул им рукой на прощание и поскорее укатил, пока парни не передумали. Деньги-деньгами, а надрываться не хочется. – Вот туда, под козырёк, а что не влезет – накроем чем-нибудь. Сенник всё равно весь протекает и его нужно сносить. Я скажу Гацзы, чтобы он построил новый. Шэнь-Шэнь, пусть и удивился такому фамильярному обращению, ничего уточнять не стал. Вдвоём они перекатили рулоны под крышу и поставили на торцы. Накрывать их было нечем, оставалось только надеяться, чтобы Аюньга прочитал сообщение и привезёт вечером что-то, чем можно накрыть. По прогнозу обещали пасмурную погоду без дождя ещё несколько дней, но тяжёлые нависшие тучи не внушали доверия. Лошади распотрошили рулон и растащили части сена по грязи, принявшись с охотой поедать что-то относительно вкусное. Юньлун не имел никакого опыта в конном деле, и никогда не сталкивался с грубым кормом, но даже ему было понятно, что привезённые рулоны имели не лучшее качество. Пускай сверху они все были примерно одного золотисто-серого оттенка, но внутри под этим красивеньким слоем оказались порченные чёрные части и примеси жёстких сухих стеблей. Такие же Юньлун видел с утра в денниках – остались после съеденных тюков. Лошади, разумеется, не стали жевать гадость и втоптали в навоз. – Нужно почистить денники, – он подёргал ворота левады, убедившись в том, что они пока не собираются падать или открываться, пока парни копаются в конюшне, а лошади не разойдутся. Наевшись досыта, они почувствовали прилив сил и даже начали лениво играться, толкаясь головами. – Отбить, – поправил Шэнь-Шэнь, оглядываясь в поисках чего-то. – А подстилку привезли? – Подстилку? – Юньлун с силой вытащил примеченную с утра старую ржавую тачку и покатил её в конюшню, потащив за собой парнишку. – Опил или солому? – Нет, ничего такого. Гацзы мог забыть – я потом напишу и напомню. Они ведь всё равно пока у нас на улице стоять будут? Я читал, что лошади должны много гулять. Мне только не нравится, что они по грязи ходят, не знаешь, что можно сделать с этим? – Ну-у… – Шэнь-Шэнь почесал щёку, – думаю, это можно исправить только если полностью всё перестраивать. Юньлун, закинув лопату на плечо, тяжело вздохнул. Он и сам понимал, что без полной перестройки не обойтись, но надежда всё ещё оставалась. Он не думал, что Аюньга действительно вложит много денег, чтобы развивать конюшню. Ему просто стало жаль кашлаток, он будет приезжать сюда, когда захочет отдохнуть, вот и всё. Вдвоём парни быстро разгребли денники и вывезли навоз из конюшни. – А представляешь, в больших конных хозяйствах навоз продают мешками и вывозят на переработку, получая за это много денег, – смеялся Шэнь-Шэнь, помогая толкать тяжёлую тачку. – Не думаю, что наши будут давать столько же навоза, сколько в конных хозяйствах, – хмыкнул Юньлун, – но нам действительно нужно подумать, куда потом вывозить эту кучу. После обеда стало немного теплее, Аюньга наконец прислал рабочих, и закипела работа. После приехал грузовик с опилом на подстилку, но целого помещения без протекающей крыши кроме самой конюшни не было, так что Юньлун распорядился выгрузить перед входом, и со своим новым помощником принялся таскать опил в свободный денник. Аянга, потискавший лошадей, которые понемногу привыкали к новым людям, прямо светился от счастья. Он ходил по комнатушке, размахивал руками и вещал о том, что очень скоро в этой конюшенке всё изменится, может даже, сюда поставят лошадей частники. Навоз он уже знает, куда продавать, по своим знакомым нашёл отличную фирму и заказал хорошее вкусное сено, а ещё овёс, и каши, и скоро ему на заказ сошьют амуницию, и… – Ты решил развернуться на полную? – добродушно хмыкнул Далун, намыливая руки в новой раковине. Вода пока шла ледяная, но очень скоро подключат и горячую, а там и до нормального душа недалеко. Аюньга, как маленькая энергичная птица, подлетел к нему и начал тормошить: – Конечно! Я же столько лет думал, как хочется свою лошадь, а потом понимал – у меня нет времени её навещать. А здесь мои лошади на моей конюшне, и я точно знаю, что за ними будут хорошо ухаживать! К тому же, пока здесь ты, я могу ни о чём не жалеть! – Аюньга ещё немного потряс старого друга, не в силах совладать с переполняющими эмоциями. Далун со смешком повёл плечом, желая выйти из эпицентра этого урагана, но ураган и не думал отступать. Не думая о реакции Аюньги, Юньлун толкнулся; тот толкнул в ответ, и они, словно мальчишки, сцепились в шутливой возне, как и в прежние времена. Рабочая одежда валялась кучей на полу, они только переоделись и не успели сложить вещи, хотелось скорее вымыть руки. Об эту кучу кто-то запнулся, рефлекторно схватился за другого, и они оба повалились на диван. Они задыхались от смеха, пихались и пытались встать с дивана, но за весь день оба наработались так, что силы в конце концов всё же покинули их. – Тише, жеребец, раздавишь! – Далун щекотно ткнул друга под рёбра и попытался из-под него выползти, но набравшего за столько лет вес Гацзы было сложно скинуть с себя, так что он сдался и расслабился. Аюньга расслабился тоже. Растёкся, ткнулся носом в шею и вздохнул. Может быть, ему так хотелось обнять Далуна, что он немножечко схитрил, повалив того на диван. Наверное, ему не следовало этого делать – Далун ведь так не хотел, чтобы он его трогал… Старые чувства брали над ним верх, отключая мозг. Воспоминания невольно вставали перед глазами, и от них начинало щипать глаза. – Помнишь, ты пьяный вернулся в общагу, каким-то чудом незаметно прополз до комнаты и завалился спать ко мне на кровать, потому что искренне считал, что это твоя? – хмыкнул Гацзы, пытаясь отвлечься от неловкой паузы. Со своего ракурса ему прекрасно было видно, как скулы замершего под ним Юньлуна чуть начинают алеть. Конечно, он помнил. Не настолько он был пьян, на самом-то деле. Просто… в те времена он был молод, кровь кипела, и даже такие ухищрения, чтобы пробраться в чужую кровать, казались верхом гениальности. Сейчас, конечно, выглядело глупо и стыдно. Аюньга ещё раз сладко вздохнул, и воздух щекотно коснулся шеи. От его тела исходило приятное тепло. Юньлуна всё устраивало, пока он не вспомнил, что, вообще-то, не хотел подпускать к себе этого мужчину, как бы силён ни был его природный магнетизм, помноженный на старые чувства. Они давно не друзья, и тем более не могут стать чем-то большим. А ещё… – Ты собираешься всё свободное время торчать на конюшне? – ворчит Далун и снова начинает ёрзать. Аюньге больно слышать его хриплый голос. – Завтра поставят душ и оборудуют кухню – получится отличный загородный дом с конюшней, – как бы сильно ни хотелось оставаться в этом положении, но пришлось подниматься. Далун сел рядом, почти прижался, но в последний момент отодвинулся. Аюньге это начинало надоедать. «Да что такое-то?» – Тебе надо ехать домой, – твёрдо сказал Юньлун прежде, чем мужчина успел открыть рот. – Ты меня выгоняешь? – Тебя разве никто не ждёт? Аюньга с весёлым недоумением уставился на друга. Тот смотрел в ответ и, кажется, хотел что-то сказать, но не решался. Тогда он неожиданно быстро, щекотно ткнул его в бок, заставив с шипением подпрыгнуть. – Я слышал, что у тебя есть жена, – наконец выдал Далун. От этих слов Гацзы буквально подавился воздухом. – Ну знаешь, некоторые слухи доносятся даже до меня. – У меня нет жены! – со смешком ответил Аюньга, а затем расхохотался. Правда, смех его больше походил на искусственный. Он и сам это услышал, поэтому смолк. Какая может быть жена у безумно влюблённого в своего бывшего друга человека? Но вслух о таком не скажешь. Аюньга скосил глаза на Юньлуна, отмечая, что тот расслабился, и слегка повеселел. Значит, его волновало существование гипотетической жены. А почему? Развивать мысль и распутывать клубок Гацзы не стал от греха подальше. Нарочито широко зевнул, потёр заслезившиеся глаза и потихоньку начал собираться домой. Ему было неприятно только от одной мысли, что вот сейчас нужно будет выйти в пробирающую до костей холодом вечернюю мглу, сесть за руль и очень долго ехать в свою пустую квартиру. Завтра начнётся очередная работа, встречи и съёмки, круговерть людей, знакомых и не очень, но теперь у него появилось место, куда можно вернуться, чтобы отдохнуть душой. И его будут ждать. Он уверен в этом. Ранним утром, не дожидаясь своего маленького помощника, Далун самостоятельно выводил лошадок на развязки и чистил. Они привыкали и почти не вздрагивали, когда их трогали. Голос нового человека был тих, движения осторожны, касания ласковы, а ещё он кормил и поил их – и они, привыкая, переставали бояться. Рабочие копались в комнатах, достраивая жилую зону, и от одной мысли, что не придётся больше греть воду в чайнике, чтобы помыться, Юньлуну было хорошо. Он запланировал кучу дел – нужно было вывести кобыл погулять, натаскать воды в ржавую уличную ванну, откопанную позади левады, отбить денники и сесть подшивать амуницию – на чердаке, куда Юньлун залез ранним утром, нашлась целая стопка потёртых и порванных вальтрапов. Он был тем человеком, которому было проще подшить порвавшуюся или износившуюся вещь, чем выкинуть её и купить новую, выкидывать вещи из-за пары дырок или торчащей набивки было жалко. От старости и пыли вальтрапы казались сплошного серого цвета. Стоило их выхлопать, прикрывая глаза и нос от лошадиной шерсти, и можно было разглядеть настоящий цвет ткани. Постирать их не было возможности – на улице дул неприятный ледяной ветер, горячую воду ещё не подключили, и после стирки их негде сушить – разве только на заборе левады повесить, если они, конечно, не превратятся в ледышки. Однако проверять на собственном опыте не больно хотелось. Нашлось другое занятие – в тот день снесли леваду. Забор у неё был настолько трухлявый, что человек, даже просто навалившись, мог его сломать. Выпускать кобыл было некуда, но они, отъевшиеся, полные восстановившихся сил, и привыкшие каждый день гулять, мирно стоять в денниках и целый день жевать сено не собирались. Юньлун планировал в этот день, как обычно, почистить каждую лошадь, натаскать сена, помыть поилки, и идти помогать рабочим ставить новый забор. Но кобылы ели неохотно, стучали копытами по дверям и всячески требовали: «Выпусти нас! Мы хотим гулять!». Пока он думал, что с ними делать, на часик забежал Шэнь-Шэнь и предложил их поработать: – У нас есть целое поле позади конюшни. Да, оно не огорожено, поэтому, чтобы не рисковать, мы можем взять каждую на корду и поездить на них прямо так, без седла, чтобы не терять время. Можем только вальтрап взять, чтобы шерсть на штаны не налипла. Юньлун однажды читал про работу на корде. Это казалось очень просто: ты стоишь в середине, держишь длинную верёвку, а лошадка бегает вокруг тебя. Но даже в такой беготне по кругу на верёвочке было такое количество нюансов, что пробовать учиться этому самому по теории из интернета Юньлун ни за что бы не стал. Кордовая работа в первую очередь нужна молодым лошадям: так их учат голосовым командам, дают нагрузку без всадника, чтобы сперва накачать мышцы; для начинающих всадников такая езда помогает быстро освоиться и не бояться, что лошадь убежит и её никто не успеет поймать; тренера могут оценить новую лошадь, или подкорректировать что-то у своей. С какой стороны не посмотри, но даже такое простое действо полезно и выгодно абсолютно для всех. Ну и иногда это работа для ленивых – тех, кто не хочет по какой-то причине садиться верхом, но понимает свою ответственность перед лошадью, которая должна либо работаться, либо гулять, а не стоять в своём боксе, набивая брюхо сеном. Парни быстренько вычесали двух кобылок, чтобы сразу после первой взять вторую, затем на одну надели уздечку и подцепили корду на переходник меж трензельными кольцами. Не забыв про вальтрап, они повели лошадь в поле через снующих туда-сюда рабочих и меж работающими машинами. Кобылка вела себя спокойно, с интересом поглядывала на суету карим глазом и шевелила ушами, и даже не вздрогнула, когда рядом с ней случайно уронили старый трухлявый столб. Поля за конюшней были заброшены много лет. Заросли высокой травой и кустарником, и по ним нельзя было промчаться верхом без опаски – скрытые на первый взгляд ямы и старый, взявшийся неизвестно откуда мусор, могли стать причиной серьёзных травм, если бы лошадь зацепилась или неудачно провалилась вниз. Ребята выбрали относительно ровное место, и Шэнь-Шэнь начал учить Юньлуна кордовой работе. Показывал, как стоять, как удобнее держать корду, как подгонять лошадь, если она не хочет двигаться. – Между головой лошади, тобой, и её задом должен получиться треугольник, – наставлял парень. – Тогда тебе и ей будет проще: выйди вперёд неё, и она начнёт тормозить, чуть отойди назад, и она ускорится. Проблема заключалась несколько в ином – с последней кордовой работы прошло много времени, и кобыла очень натурально делала вид, что понятия не имеет о том, что от неё требуется. И даже усиленно машущий руками, пытающийся подогнать её сзади маленький человечек не сильно преуспевал. Кобыла разворачивалась головой к кордовому, хлопала глазами и не двигалась с места. Стоило Шэнь-Шэню подобрать с земли веточку, как лошадь тут же резво рванула в сторону – Далун едва удержал корду в руках и вернул ее на круг. Немного подвигавшись, лошадь осмелела, пугалась взмаха импровизированного хлыста не так бурно, как в первый раз, а потом и вовсе встала, решив, что с неё на сегодня телодвижений хватит. Шэнь-Шэнь на неё прикрикнул, активнее замахал руками, но кобыла только хвостом взмахнула и опустила голову, чтобы что-то раскопать губами. Веточка прилетела ей по крупу и благополучно сломалась. – Может, пойдём поможем рабочим поставить забор побыстрее и выпустим коней гулять? – Юньлун одёрнул лошадь, заставляя поднять голову и не копаться в земле. – Ты что! – Шэнь-Шэнь отобрал у него корду и встал на круг сам. – Если мы будем потакать её нежеланию работать сейчас, то в будущем она совсем отобьётся от рук! Юньлун и сам прекрасно это знал. Лошадь, которая не слушает человека и игнорирует его команды, может представлять опасность для окружающих и себя в первую очередь. Кроме того, зачем она такая нужна, на которой ни верхом поездить, ни в руках поработать? Просто чтобы гуляла в леваде и услаждала глаз, наедала попку? Это оправдано только для старых лошадей, которые доживают остаток жизни, или для больных, которым по каким-либо причинам нельзя активно двигаться. Обычная же лошадь должна работать, иначе у неё быстро вырабатываются вредные привычки, которые могут даже привести к серьёзным заболеваниям. Так, скучающая лошадь может научиться заглатывать воздух, от которого начинаются колики, а для лошадей они могут быть смертельными, если вовремя не подоспеет ветеринарная помощь. – Так, давай я тебя подсажу, и ты сверху её будешь ногами двигать, – Шэнь-Шэнь подозвал кобылу к себе, и та поспешно подошла, ожидая угощение, которое всегда оказывалось у парня в кармане. Но она заслужила пока лишь краткое почёсывание по шее. – Нет-нет! – Юньлун отрицательно замотал головой, отступая на шаг назад. – Она поддаст мне задом, и я слечу с неё быстрее, чем успею испугаться! – Так это же хорошо! – радостно отозвался парень, подставляя руки для колена Далуна, чтобы легко и быстро закинуть его на лошадиную спину. – Ты быстрее научишься сидеть, сам же знаешь! Кобыла толкнула Юньлуна своей тяжёлой головой. В её карих глазах читались веселье напополам с предвкушением. – Я тяжёлый, ты меня не подкинешь, – беспомощно пытался отнекиваться Далун. – Давай коленку! Только он был на земле – и уже сидел верхом на тёплой лошадиной спине. Это стало такой неожиданностью, что когда Юньлун осознал свое положение и вспомнил, что, вообще-то, забыл вальтрап, который так и остался лежать на земле, было поздно. Шэнь-Шэнь даже слушать его не стал – отогнал от себя лошадь. Та под всадником шагала куда активнее, чем до этого. Казалось, что ей не терпелось перейти в рысь, но вцепившийся в повод человек не давал ей этого сделать. Ему казалось, что от тряского шага его душа скоро покинет тело. Ощущений было слишком много. Он тщательно готовился к тому, чтобы однажды сесть верхом, но сейчас вся теория вылетела из головы. Юньлун никак не мог совладать с собственным телом. Он неловко поджимал длинные ноги и зажимал поясницу, когда головой понимал, что нужно расслабиться и просто позволить телу двигаться в темп с лошадью. Он не слышал, что ему пытался сказать Шэнь-Шэнь, было неудобно, потому что пусть у кобылы была широкая спина, но холка выступала неудобно и высоко – чтобы не биться о неё своими нежными анатомическими частями, необходимо было несколько присидеться. – Де-евочка… ти-ише… – пытался успокоить животное Юньлун, но его хриплый голос из-за волнения стал совсем походить на воронье карканье, горло сжимало болезненными спазмами, и это лишь сильнее дразнило лошадь. – Позови её по имени! – услышал Юньлун перед тем, как кобыла, резко дёрнув головой, вырвала из его неумелых рук повод и побежала рысью. Если тряска при шаге казалась неудобной, то аллюром побыстрее она стала просто невыносимой. Далун изо всех сил сжал колени и вцепился в гриву, но это не помогло, его подкидывало вверх, а приземлением било о холку. Нужно было расслабиться и позволить своей пояснице просто двигаться, но это было до безумия страшно. Юньлун зажмурился и сильнее вцепился всеми своими конечностями в кобылу. К счастью, он был не один. Шэнь-Шэнь остановил лошадь, как только понял, что молодой всадник расслабляться не собирается. – Ты в порядке? – обеспокоенно спросил он, сматывая корду и заставляя лошадь подойти к нему. – Да, – Юньлун прокашлялся и отсел чуть назад от холки. – Что ты там сказал про её имя? – Она успокаивается, когда её зовёшь по имени, да, Ласточка? Кобыла встряхнулась, и Юньлун едва не слетел, успев в последний момент снова вцепиться руками в гриву. Он похлопал глазами, а затем осторожно спросил: – У… них у всех есть клички? Шэнь-Шэнь задрал голову и посмотрел на него очень странно: – Да. Ты… не знал? Конечно у них есть клички. Она – Ласточка; которая с тёмным поясом вдоль спины – Рыбка; и две неразлучницы – Мандаринка и Голубка. – А это нормально, что у них такие клички? – Юньлун хотел перекинуть ногу, чтобы слезть, но его опередили, заставив лошадь вновь вернуться на круг. – Ты ещё не слышал, как называют породистых лошадей, – Шэнь-Шэнь слегка дёрнул кордой, заставляя Ласточку поднять голову выше и не клевать носом землю в поиске еды. – Давай, подбирай повод, спину назад, голову вверх! Юньлун хотел взмолиться, что может хватит на сегодня, лошадка уже устала, нужно идти работать следующих, но его «тренер» сделал вид, что ничего не слышит. Причмокнул губами, чуть взмахнул свободной рукой, и Ласточка, игриво отбив в воздух задней ногой, понеслась рысью. Ещё одну кобылку под верхом отработал Шэнь-Шэнь, Юньлун только корду держал, подстраховывая со стороны. Парень сидел свободно, его поясница двигалась вместе с темпом лошади, и – невероятно – его абсолютно не подкидывало вверх. Вот что значит практический навык. Оставшихся кобыл Юньлун погонял на корде сам. Он так заработался, что лишь когда заводил последнюю кобылу, обратил внимание на заметно изменившийся двор, но сперва парень завёл лошадь, и лишь затем выглянул наружу. Новенький покрашенный в белый цвет забор, и хороший сухой грунт вместо грязи радовали глаз. Площадь увеличилась почти в два раза, и теперь там поместился бы целый табун. Мастера отчитались Юньлуну о проделанной работе и пообещали, что вода больше не будет скапливаться в леваде, как раньше. Из-за толстых каменных стен конюшни решили не делать индивидуальные паддоки к каждому деннику, а пристроили к основной леваде несколько индивидуальных. После отчёта рабочие отправились что-то монтировать в жилом помещении, а Юньлун занялся лошадиными делами. Приехавший к вечеру Аюньга пробежался по каждой леваде лично, придирчиво глядя себе под ноги. – Я сначала подумал, что просто песка насыпали, но потом вспомнил, что здесь рыли яму и что-то укладывали вниз, – сказал Далун, когда мужчина прибежал обратно. Заразившись от него каплей энтузиазма, он попрыгал и сам, проверяя, как пружинит под ногами почва. – Это еврогрунт с системой дренажа, – довольно поведал Гацзы, оглядываясь по сторонам и явно размышляя, что бы ещё такого вместить на оставшейся территории конюшни. – Самый лучший. Обычно такой используется только для рабочих плацев. – Тогда зачем он нам в леваду? Если кобылы будут гулять с утра, как обычно, нам, чтобы поработать внутри, придётся сначала завести их в конюшню. Лишняя работа. Аюньга поджал губы – как ребёнок, которому взрослый объяснил, почему его идея не такая хорошая, как ему виделось. – Не важно. Я хочу, чтобы ногам моих лошадей было комфортно, даже если они просто гуляют! Далун хмыкнул, глядя на то, как друг топчется по свежей бороне. Но его вдруг смутила небольшая догадка. Он осторожно поинтересовался: – Самый лучший, значит? Сколько же он стоил? Гацзы запнулся о свою ногу и нелепо взмахнул руками, удерживая равновесие. Он покосился на мужчину, надеясь, что заданный им вопрос был риторическим – но нет, Далун смотрел на него пристально и ждал ответа. Аюньга неловко почесал щёку пальцем:< – А знаешь, я уже забыл! – Неужели? Мужчина пожевал губу – он знал, что его Далун умеет словом спустить с небес на землю, и если он сейчас начнёт читать лекцию по поводу безмерной траты денег буквально ни на что, это будет так больно, словно ему на живую отрывают крылья. – Ой, извини, кажется, мне нужно срочно ответить! – наигранным тоном встрепенулся Аюньга и потянулся за телефоном в карман куртки. Конечно же, никому отвечать не было нужно, но он так пристально и сосредоточенно уставился в экран, что Далун выждал почти минуту, прежде чем ухватить мужчину за рукав, чтобы тот не сбежал. – Так сколько? Аюньга поднял голову и невинно похлопал глазами, словно совсем забыл, с чего это вдруг к нему такие вопросы. Юньлун хрипло, как и всегда, вздохнул: – Ты что, собираешься здесь целый КСК открыть? Ты и сам прекрасно знаешь, что содержание конюшни – убыточное дело! Даже если у нас все денники будут заняты частными лошадьми, мы вряд ли сможем быстро отбить все потраченные сейчас деньги! Много ли у тебя знакомых, у которых есть лошади и которые поставят к нам их на постой? – Далун, – мужчина сунул телефон обратно в карман и взял его руки в свои, заглядывая в глаза: – У меня действительно много знакомых, и я обязательно найду тех, кто поставит к нам своих лошадей. Я обещаю. Верь мне. Юньлун сдался. Иммунитет к этому тону и взгляду за столько лет у него так и не выработался. Аюньга благодарно улыбнулся и потащил его к выходу. – Чем занимался сегодня? – он отряхнул кроссовки и перепрыгнул через лужу, пытаясь добраться до машины. Сам двор рабочие ещё не привели в порядок. Они займутся им тогда, когда закончат основной ремонт. Тогда и дорожки проложат, и лужи уберут. – Поездил верхом без седла, погонял на корде, – Далун пожал плечами и вздохнул, увидев очередной пакет с продуктами, который Гацзы вытащил из багажника. – Ты серьёзно? – А что? – друг крепко вцепился в рукав его рабочей куртки, чтобы не поскользнуться на грязи, пока они идут до конюшни. Далун забрал у него пакет и осторожно провёл по сухому бордюру, оставшегося от старого тротуара. – Я, конечно, отшиб себе задницу, до сих пор болит, но работа есть работа. Не обещаю, что буду каждую работать под верхом, не забывай, что я никогда раньше таким не занимался, но сделаю всё, что в моих силах. – Далун… – растроганно протянул Гацзы, и тут же едва не соскользнул в лужу, и только верный друг, вовремя подставивший своё плечо, спас его от падения. – Наконец-то есть душ! – на этом радостном возгласе голос Далуна сломался и страшно захрипел, но, привыкший к этому, мужчина даже не обратил внимания. Прокашливаясь, он подскочил к новенькому шкафу, где едва успел разложить вещи, и принялся вытаскивать чистое бельё. – Больше никакого ведра и чайника, слава Небесам… – Я пока приготовлю ужин, – улыбнулся Аюньга и потянулся разбирать пакеты. Он снова накупил кучу еды, считая, что холодильник не должен пустовать, тем более новенький, и тем более у его дорогого друга, который и так успел наголодаться. Он помнил, что это такое, и от воспоминаний его желудок скручивало спазмами, словно он всё ещё тот нищий работник, живущий в подвале. А стоило подумать о том, что на том месте мог оказаться Далун, как возникало дичайшее желание потратить все свои деньги, но сделать его жизнь лучше. Освобождая стол, Аюньга переложил телефон друга в сторону, но в последний момент что-то заставило его открыть на нём камеру и сделать глупое смешное селфи, какие любил делать Юньлун. Он изо всех сил надул щёки и скосил глаза, фоткаясь. Решил попробовать старый пароль – и он подошёл, так что Гацзы, не особо таился и не опасался, что друг сейчас выскочит из душа и отберёт телефон – потому что что такого может быть в его галерее, чего он ещё не видел? Он пролистал свои глупые фотки, посмотрел на другие, где у Далуна было смешное лицо, а в глазах ещё не было той опаски и тоски, и сердце Аюньги сжалось от нежности. Он случайно смахнул в сторону, и ему открылись другие альбомы. Все они были с ним самим. С фотосессий, с мероприятий, сохранённые видео концертов, рекламы и ивентов. Что-то он помнил, что-то не очень, а некоторые словно видел в первый раз, настолько они были давними или не запоминающимися. Потом он опомнился, вышел из галереи и погасил экран, а телефон положил на диван, как и планировал до этого. Мысли заметались с огромной скоростью, вопросов было ужасно много, но Аюньга совсем тупым никогда не был. Значит, Далун не забывал про него, пристально следил за карьерой, сохранял красивые фото и видео, как… как делают обычные фанаты. Далун много работал, именно из-за этого после выпуска их растащило по разные стороны и они, практически соседствуя, перестали общаться. А после потери голоса и работы он не хотел навязываться. Возможно – всего лишь предположение! – он никогда и не забывал про Гацзы, хотел дружить дальше, но все обстоятельства сложились против, а после… Если бы Аюньга потерял голос, он бы нашёл выход из положения, он бы извернулся, как изворачивается отчаянно желающая жить змея. Он бы нашёл, где протиснуться, он бы превратил свой хриплый глухой голос, этот уродливый для музыкального актёра недостаток в нечто особое, и продолжил сиять. Но Далун был упрямым, таким же упрямым, как сам Аюньга, а ещё он был молодым мечтательным ребёнком, чьи мечты рухнули, а спина прогнулась под грузом самоуничижения. И для него видеть старого друга, популярного и сияющего, как звёздочка, было сродни пытке. «Смотри, как ты мог, но обстоятельства сложились иначе». Аюньге было больно за него. Но если Далун не хотел говорить этого вслух, то и сам Гацзы не мог вытягивать из него правду. Так что он просто вернулся к готовке, забыв про то, что селфи надо бы удалить. Вышедший из душа разгорячённый, довольный друг с кряхтением из-за болящих от езды без седла ног уселся ждать ужин, и телефон не трогал. *** Юньлун смотрел на преобразившуюся за эти дни конюшню. Сейчас, когда он сам принимал непосредственное участие в стройке и своими руками помогал отмывать конюшню, белить стены, укладывать глинобитный пол в износившихся денниках – его душа пела. Да, он не мог помогать рабочим во всём – лошадей нужно было чистить, кормить, постоянно менять воду и приучать к человеку. С установлением в денниках автопоилок нужно было некоторое время приучать к ним лошадей, привыкших к обычным вёдрам, и постоянно проверять, пьют ли животные. На улице было попроще – Юньлун кидал шланг в новую поильную ванну, промывал её и заполнял свежей чистой водой. Одним ранним утром, после того как лошади проели и были выпущены на улицу, а денники были отбиты, Юньлун прилёг обратно на диван, чтобы подремать ещё немного, но взял в руки телефон, и тут же, будто специально, ему на глаза попалась интересная статья. «Дезинфекция – одна из мер в общем комплексе борьбы с инфекционными и инвазионными болезнями, использующая все доступные способы воздействия на патогенные микроорганизмы…» – говорилось в ней. «Плановая обработка животноводческих помещений позволяет снизить риск заражения животных патогенными микроорганизмами, и обеспечивает благополучие животноводческих хозяйств по заразным болезням животных…» Оказывается, нужно обязательно проводить такие мероприятия, особенно в конюшне, которую купили не в самом замечательном виде. И вообще дезинфекцию нужно было провести в самую первую очередь, но Далун, до этого ни разу не работавший с животными, попросту не знал, что это такое. Он так разволновался, что сразу же, как закончил читать статью, позвонил Гацзы, но тот, как назло, долго не брал трубку. «Далун, извини, я занят. Что-то срочное?» – пришло ему сообщение спустя минут десять. Мужчина принялся строчить ему длинный ответ о том, как важно вызвать специалистов и провести обработку всей конюшни вот прям сейчас. «Сколько денег нужно?» – судя по скорости ответа, Аюньга даже не читал. «Много». Следующее сообщение уже пришло от банка – о зачислении средств на счёт. Средства там были немаленькие, у Юньлуна едва глаза на лоб не полезли. Он сдержал себя, и вместо того, чтобы в очередной раз упрекнуть расточительного господина Аянгу, просто начал искать фирмы, которые смогут провести дезинфекцию. Ремонт внутренних помещений закончился, сенник разобрали, но из-за погоды не могли поставить новый – на улице то лил дождь, то падал мокрый тяжёлый снег, и работать в такую погоду было просто нереально. Сено же хорошо лежало под козырьком, надёжно упакованное от непогоды. Так что рабочие в ближайшую неделю – во всяком случае, как обещал прогноз погоды – не приедут, и можно спокойно выгнать коней с их длинной и не до конца вылинявшей шерстью на улицу, ничего им не будет, и провести очень важную обработку помещений. Специалисты нашлись быстро. Они приехали, осмотрели помещение, попросили замеры, а после выгнали Юньлуна на улицу, потому что у него не было защитного костюма с респиратором, и принялись за работу. Помещения они быстро обработали аэрозольными препаратами, просто распылив их в воздухе, а после вытащили всю амуницию и вручную обработали всё: и седла, и вальтрапы, и щётки, и даже лопаты с мётлами. Юньлун их только в свою комнату не пустил, пообещав, что самостоятельно там всё обработает и перестирает вещи. Ребята со своей работой справились быстро, но для Далуна, который просто шатался по улице ни при делах, словно вечность прошла. Он успел и потыкать в телефон, и посидеть на заборе левады, кидая в лошадей, мирно жующих сено, мокрые, тающие в ладонях снежки. Даже едва не додумался посидеть на одной из них верхом, но, на счастье, дезинфекция наконец была закончена. Расплатившись, Далун пообещал проветрить конюшню ровно через три часа и тщательно вымыть кормушки с поилками, чтобы на них не осталось химических средств, и лошади не отравились. Скука напала на него с новой силой. По сути, у него была достаточно ленивая, пусть и тяжёлая в физическом плане работа. Не офис, где сидишь с утра до вечера, высчитывая секунды до конца рабочего дня, но и не любимый театр. А ведь Далун был готов раз за разом повторять одну и ту же сцену, доводя её до идеала. Но путь туда ему закрыт. Он прокашлялся, прочистил горло, в совершенно идиотском порыве попробовал взять хоть какую-нибудь ноту, но горло сдавило таким спазмом, что от резкой боли у мужчины едва не потемнело в глазах. Юньлун не мог петь, не мог говорить достаточно громко и иногда хрипел так, что слова было невозможно разобрать вовсе. На душе стало гадко, а ненависть к себе из-за своего глупого провала закипела внутри снова. Словно она не перегнила в нём давным-давно, будто всё ещё не выжгла то светлое, что в нём было. Чтобы не вариться в собственных мыслях и не давать ненависти снова разгореться пламенем из почти потухших углей, Юньлун залез в леваду к лошадям. Поддавшись старой плохой привычке, они нервно вскинули головы, опасаясь человека, но быстро разглядели, что к ним идёт тот, кто кормит их и обращается с лаской. Так что они опустили головы и продолжили мерно жевать. Мужчина осторожно огладил каждую, и, не встретив отторжения, принялся руками прочёсывать их вдоль гребня шеи. Кобылы подставлялись под его руки, бодали его головой, и начали лезть в карманы, где лежала помытая и нарезанная для них морковь. Они так выпрашивали, что Далун не сдержался и случайно скормил абсолютно всё, хотя это был запас на целый день. Из тяжёлых серых туч снова повалил слипшийся в комья мокрый снег. Его было слишком много, даже пришлось потуже затянуть капюшон рабочей куртки, чтобы он не залетал за шиворот. Снег налипал на лошадиную спину, вскоре превратившись в толстый слой, который начинал подтаивать снизу. Смахивать его рукавом было нельзя, он только больше мочил лошадиную шерсть; обработанные щётки трогать ещё было нельзя, так что оставалось только ждать. Далун обнял самую большую кобылу за шею, закрыл глаза и ткнулся в её сухое плечо лицом. Он слышал, как она жуёт сено, чувствовал, как очень аккуратно наклоняет голову, чтобы не помешать человеку, и ему было так… спокойно. Ненависть к себе сдулась, как проколотый шар, и улетучилась, оставив неприятное послевкусие и пустоту. Эта пустота заполнялась запахом лошадиной шерсти, теплом тела и хорошими мыслями – о том, что он сейчас на работе, где ему приятно находится, что у него есть крыша над головой, еда, тёплая одежда и деньги; что он больше не один в целом мире, у него есть лошади, которым можно рассказать всё-всё, и они не осудят, не станут давать непрошенных советов, не станут фальшиво сочувствовать ему. И ещё у него есть Гацзы. Возвращение этой дружбы Юньлун столько лет алчно желал, и в то же время до ужаса боялся. Но встреча произошла, судьба снова столкнула их, совершенно случайно, но так, что теперь они ещё нескоро смогут друг от друга отделаться. Три часа наконец прошло. Нужно было идти подготавливать обед для лошадей. *** Чжоу Шэнь стал приходить ближе к вечеру. Он сперва садился верхом на свою любимую кобылу Мандаринку и выезжал либо в свободную леваду, либо в поле. Если у него оставалось время, он работал остальных кобыл. Однажды вечером Аюньга застал его, только-только выводящим кобылу из конюшни. – Ты ездишь на ней верхом? – у Гацзы-гэ загорелись глаза: – Слушай, я тоже хочу сесть! Есть ещё заезженная лошадь? Шэнь-Шэнь, смутившись, закивал головой: – Ваши кобылы все заезжены. Если хотите, я могу поседлать! Мужчина радостно заулыбался – почти как ребёнок, который узнал, что скоро ему придёт подарок, который он долго ждал. Он хотел что-то сказать, но, завидев выруливающего из-за угла с тележкой навоза Далуна, недовольно ему крикнул: – А почему ты мне не сказал, что уже можно ездить? От такого упрёка Юньлун чуть не споткнулся: – Ты сам-то своей головой до этого не додумался, когда я в прошлый раз сказал, что ездил без седла? – Я забыл! А ты мне даже не напомнил! Нет бы мне сказать: «Приезжай, дружище, в конной одежде и поработай лошадей под верхом – ты ведь так скучал по этому делу!» – а ты молчал! Я всё жду и жду, когда мой Далун позовёт меня поездить верхом – а он молчит! – Гацзы, если ты сейчас не перестанешь пиздеть, я тебя суну головой в эту тачку. – Ты мне ещё и угрожаешь? Ты невыносимо жестокий и подлый человек, ты знал? Моё сердце теперь разбито! – Могу склеить его навозом. – Далун!.. Бедный Шэнь-Шэнь неловко топтался с лошадью меж двух огней и не знал, можно ли ему обойти хотя бы по луже вошедшего во вкус Аюньгу, или же стоит подождать, пока всё закончится, и пойти приготовить ему лошадь. Мандаринка нервно взмахивала хвостом и выдёргивала голову из его руки, которой он некрепко держал повод. Кобыла хотела идти работаться, и никакое промедление в её планы не входило. – …Поседлай мне лошадь! – Иди седлай сам, у меня и без тебя работы по горло!.. Чжоу Шэню не было известно, отчего самый главный начальник вдруг решил поприставать к Юньлуну, да ещё и так, словно они сто лет как супруги, и эта ругань напополам с глупым канючеством – просто развлечение. Причём для обоих – Далун от этой глупой перепалки явно получал удовольствие, в противном случае он бы просто проигнорировал «раздражитель». Мандаринке это надоело, и она решила всё сама. Фыркнула, выдернула повод из рук расслабившегося парня, и как танк попёрла вперёд, прямо на Аюньгу. Монгольская кровь дала о себе знать, и мужчина вытянул руку и ухватил кобылу под уздцы, не отвлекаясь и не поворачивая головы. Он передал повод Шэнь-Шэню. – …Если я сам буду седлать себе лошадь, тогда ты мне зачем? Навоз кидать? Далун на это громко насмешливо фыркнул, и, проигнорировав фразу, наконец покатил свою тачку дальше. Аюньга растерянно окликнул его, отходя в сторону, чтобы дать Чжоу Шэню наконец пройти, но Юньлун, не оборачиваясь, через плечо показал средний палец. На улице стремительно вечерело, и лошадей только-только завели, так что лошадь из левады забирать не пришлось. В конюшне ближе всех к выходу стояла Рыбка. Она была самой низенькой из всех, и имела самую большую задницу, которую уже успела отъесть за дни хорошей сытой жизни. С любопытством высунувшись, она углядела, что к ней идёт человек с седлом и уздечкой, и тут же спряталась обратно. Ей, в отличие от Мандаринки, работать не сильно хотелось. Аюньга прислонил седло к стене, положил на него остальную амуницию, и зашёл в денник. Недоуздок в его руках, пускай и чистый, был стар и потёрт. «Надо бы купить новый» – пришла в голову мысль, но пока не было времени, и к тому же нужно было брать с собой Далуна. А это пока было невозможно – конюшню без присмотра оставлять нельзя. Вот появится помощник, и тогда… Рыбка повернулась к человеку задницей и взмахнула хвостом, предупреждая, что отобьёт ногой, если до неё будут докапываться. Но могло ли такое поведение напугать Аянгу – человека, который рос в монгольских степях, где лошадь – просто средство передвижения, такое же привычное и обыкновенное, как собственные ноги? Он вытащил из кармана морковку, которую успел стащить из комнаты Далуна, и кобыла моментально развернулась передом. Мгновение – и овощ захрустел на зубах, мужчина едва успел убрать пальцы. Зато теперь, пока кобыла увлеклась лакомством, на неё удалось надеть недоуздок. Аюньга потянул за подбородный ремень, и Рыбка с неохотой двинулась вперёд. На то, чтобы смахнуть с её спины пыль мягкой щёткой и расчистить копытным крючком конечности, ушло совсем немного времени; накинуть два вальтрапа вместо одного за неимением меховушки, подседлать и взнуздать – лошадь готова к выходу. У мужчины не было конных вещей, переодеваться не сильно хотелось, так что он прыгнул верхом как был: в джинсах, кроссовках и короткой пуховой куртке. Он мог с лёгкостью ехать, скажем, в обычных тапках, или скакать через степи без седла, но минут через двадцать бодрой рыси в поле в своей куртке Аюньга вспотел так, словно бегал он, а не лошадь. Кобыла поначалу не дурила, разве что, когда они выходили на улицу, всё пыталась свинтить обратно и едва не обтёрла своего всадника коленом об забор – расслабившийся человек едва успел подобрать внешний повод и толкнуть лошадь пяткой в сторону. Но в поле, даже когда увидела где-то далеко впереди свою подругу, не стала рвать вперёд. Ей просто было лень, но сильные ноги человека не давали ей замедляться. Жухлая трава, торчащая из-под тающего снега, хлюпающая под копытами грязь, огромное тёмное небо над головой, постепенно заполняющееся звёздами, далёкий не стихающий гул проезжающих автомобилей – Аюньга впитывал это в себя и впервые за долгое время был просто… свободен? Никаких встреч с людьми, никаких фанатов с камерами, ничего раздражающего, даже рабочий телефон, и тот остался в конюшне. Пустошь пахла не так, как дома, к естественному аромату природы примешивались запахи большого города. Неудивительно, ведь этот ничейный клочок земли и конюшенка стояли на окраине мегаполиса, и даже небо со стороны города светилось ярко-оранжевым вместо того, чтобы быть чёрным. Аянга отвернулся, подобрал повод короче и выдвинул кобылу в галоп, чтобы быстрая езда, холодный ветер в лицо и то напряжение мышц, когда на большой скорости пытаешься удержаться в седле после долгого перерыва, окончательно сделали голову пустой. Поначалу неохотно, Рыбка быстро вошла во вкус. Она мчалась по прямой через лужи и сугробы, высоко вскидывая ноги, а брызги грязи разлетались во все стороны. Стало не важным то, что они оба – и всадник, и лошадь – будут мокрые с головы до ног, что мимо просвистел Чжоу Шэнь, а его кобыла, уже отработавшая, жалобно заржала, не в силах догнать стремительную подружку. В куртке было ужасно жарко; Аюньга взял поводья в одну руку и наконец расстегнулся. Разгорячённый, он жаждал почувствовать холод, и когда ветер ударил его в грудь, приятно охлаждая, от избытка эмоций мужчина бросил повод и раскинул руки в стороны, рассмеявшись во всё горло. Словно все внутренние зажимы наконец отпустили. Ему было так легко, так хорошо, как никогда раньше… Нарушение техники безопасности. Без поддержки поводом лошадь чуть опустила голову, пытаясь в темноте разглядеть, что там у неё под ногами. От этого нарушился баланс, потерялось равновесие, заскользили ноги… Рыбка дёрнулась, пытаясь выровняться, и всадник, не ожидающий этого, потерял темп, в котором двигался, сопровождая каждое движение лошади, запрыгал в седле, ещё больше усугубляя ситуацию – и они вдвоём рухнули на землю. Едва успел ноги из стремян выдернуть и откатиться в сторону, чтобы не попасть под лошадь, и в итоге вывалялся в грязи весь, хорошо хоть головой не ударился. Аюньга вскочил на ноги, оказавшись по колено в жиже, и подбежал к кобыле, которая продолжала лежать вместо того, чтобы подниматься. Внутри всё похолодело – неужели что-то сломала? – Рыбка, вставай… – жалобно попросил человек, потянув за повод вверх. Лошадь, лежащая с вытянутыми передними ногами, посмотрела на него снизу вверх, и тяжело, словно предсмертно, вздохнула. «Неужели она?..» Но вместо того, чтобы и дальше строить из себя умирающего лебедя, Рыбка просто начала есть снег. Настолько ленивая лошадь, что падение для неё – не что-то ужасное, а просто ещё один повод откосить от работы и отдохнуть. – Вставай, бля! – с облегчением выдохнул Аюньга и уже увереннее начал поднимать её на ноги. К тому моменту, как эта королевишна соизволила поднять свою задницу и встать на четыре ноги, до них добрался перепуганный Шэнь-Шэнь: – Как вы? – сразу же спросил он. – Не ушиблись? – Всё хорошо! – Аюньга рассмеялся, застёгивая куртку. Падение в лужу моментально остудило его пыл, и оказалось, что на улице заметно похолодало. – Только мы насквозь промокли, нужно поскорее возвращаться. Было ли ему жаль испорченные вещи? Абсолютно нет – когда ещё выпадут такие приключения? Только вот когда его в таком виде встретил Юньлун, стало очень, ОЧЕНЬ жаль. Друг, каким-то образом поняв, что случилось, почти стащил его с седла, принявшись раздевать, чтобы ощупать на предмет переломов. – Голова не кружится? – взволнованно спросил он, беря лицо Гацзы в свои огромные ладони и заглядывая в глаза. – Не тошнит? Может, скорую вызвать? – Лун-Лун, всё хорошо! Я здоров, просто немного промок, ничего страшного не произошло! – мужчина накрыл его ладони своими, стараясь выглядеть уверенно. На самом деле его начинало знобить, а горло неприятно першило. Следовало как можно скорее переодеться в сухое и побыстрее уехать домой, чтобы внимательный друг ничего не заподозрил. Если Юньлун и заметил его лёгкое недомогание, то не подал виду. – Иди в душ грейся, я разберу лошадь, – скомандовал он. – Где вещи лежат, знаешь сам. И поставь чайник, сейчас вдвоём с Шэнь-Шэнем будете при мне отпаиваться горячим! – Как скажешь, жёнушка, – не упустил возможность подколоть Аюньга, таким образом отвлекая себя от того факта, что Далун всё ещё держал его лицо в своих ладонях. Если бы он не произнёс ни слова, то наверняка умер бы от гейской паники. Пока они стояли, Шэнь-Шэнь деловито, стараясь даже не смотреть в их сторону, чтобы не смущаться, разбирал кобыл. Мандаринке он просто помыл ноги и обтёр старым полотенцем, а вот с Рыбки сперва следовало согнать воду специальным одноимённым приспособлением и только после этого обмывать большой мокрой губкой. Пускай двери конюшни надёжно закрыли, чтобы не сквозило, но всё же не стоило разводить сырость, тем более, когда на улице и без того была повышенная влажность. К счастью, Юньлун, наконец, отправил Аюньгу греться и присоединился к работе. Пускай друг не сказал ни слова, но Далун и сам видел, что тот, дурак такой, простудился. Гацзы, упрямый осёл, делал вид, что всё хорошо, у него не поднимается температура, он не торопится поскорее прыгнуть в машину и уехать домой, чтобы не показать недомогание. Юньлун не стал его задерживать, не спросил про самочувствие – это лучше, чем вынуждать Гацзы врать, ведь он не сможет признаться в том, что ему плохо. Никогда не мог. Делал виноватые глаза, говорил, что ничего страшного, отшучивался, даже если еле стоял на ногах. Не мог показывать слабость. Однажды, ещё в университете, он едва не загремел в реанимацию. Далун сидел с ним, мечущимся в лихорадке, всю ночь, и как дурак вёлся на едва связные мольбы не вызывать врача, что сейчас Гацзы проспится, и всё будет хорошо. Случись это гораздо позже, когда Юньлун стал старше, он бы не слушал его и вызвал врача. Но Аюньга стоял на ногах, изо всех сил делая вид, что всё в порядке, и Юньлун не мог ничего сделать. Только сказать напоследок перед тем, как сытый и одетый как капуста Аюньга сел в машину: – Не затягивай с лечением. Если у тебя есть время таскаться на конюшню, то есть время и на то, чтобы сходить к врачу. Аюньга виновато улыбнулся: – Как скажешь, Лун-Лун. *** «Далун, приготовь денник, завтра привезут лошадь!». На это сообщение с сердечком на конце, мужчина отреагировал со здоровой долей скептицизма. Он не ожидал, что друг и правда найдёт добровольца на постой. Подняв от экрана телефона голову, Юньлун оценивающе осмотрел свои «владения». Обновлённые светлые стены, система вентиляции, хороший глинобитный пол с резиновыми ковриками в проходах, хорошая подстилка и корм – кажется, за эти дни стройки конюшня на приличное количество процентов приблизилась к стандартам классических конноспортивных комплексов. Осталось только все вбуханные в ремонт деньги Гацзы отбить как можно скорее, а для этого нужно хорошо принять первого частника и его лошадь. Юньлун принялся за работу: натаскал опил и соломы, проверил работу автопоилки. Эти действия стали привычными и отнимали теперь намного меньше времени. Конюшня облагородилась, работа в ней упростилась. Появилось больше свободного времени. Ночью кобылы спокойно спали в своих денниках, но ранним утром им нужно было давать овёс и новое сено. Для Юньлуна, страдающего бессонницей, оказалось удобным просыпаться около пяти утра, кормить животных, выгонять их на улицу, приводить денники в порядок, а потом раздеваться и ложиться обратно в кровать. Такая утренняя рутина занимала меньше часа, зато после неё он спал крепко и сладко, ко второму кормлению просыпаясь полным сил. К этим часам он и сам начинал чувствовать лёгкий голод. Гацзы привёз нового частника лично, и по выражению лица друга Далун понял, что что-то не так. Одноместный коневоз, прицепленный к форду, непрозрачно намекал на то, что лошадь приехала, осталось только её выгрузить, вот только мужчины что-то не торопились открывать заднюю дверь. Сперва один залез в маленькую дверцу спереди и отчего-то надолго там застрял. – Что такое? – Юньлун ухватил друга за куртку, когда тот собрался сунуться следом. Гацзы тяжело вздохнул: – У кобылы сломана нога. Ветврач сейчас проверит, не снялись ли ногавки во время поездки, и будем выгружать. – …что? Но друг помотал рукой: «потом!» – и поспешно полез внутрь. Юньлун остался один на один с хозяином лошади: красивым, очень нервничающим молодым человеком. Он переминался с ноги на ногу и от волнения едва не кусал ногти на ухоженных руках, останавливая себя в последний момент. Этот мужчина обратил на Юньлуна внимание только тогда, когда его похлопали по плечу. – Волнуешься? – поинтересовался Далун чуть громче, чем обычно, чтобы незнакомый человек смог разобрать в его хрипе слова. – Да, – мужчина нервно улыбнулся и протянул пожать руку. – Меня зовут Гао Тяньхэ. – Чжэн Юньлун. – Они пожали руки. – Расскажи, в чём дело, а то мой Гацзы вечно забывает сказать самое важное. Кажется, у твоей лошади сломана нога? – Да, – мужчина тяжело вздохнул. – Я её и купил с полмесяца назад, побоялся, что её отправят на убой из-за травмы – даже не подумал о том, что постой при ипподроме слишком неудобен и для меня, и для неё. Коневоз открыли, и Юньлун наконец увидел светло-серую лошадиную задницу, непривычно маленькую и тощую, если сравнивать с местными лошадьми. Тонкий хвост нервно приподнялся, когда лошадь осторожно начали выводить из коневоза по трапу задом наперёд – развернуть непосредственно внутри не представлялось возможным. Маленькая головка с изогнутым носом, большие влажные глаза, ноги в высоких транспортных ногавках с мягкой подбивкой, кажущихся для них слишком большими. Под утренними лучами солнца лошадиная шкура оказалась в мелкую тёмно-красную гречку – редкой форелевой масти. Травма оказалась на правой передней ноге, на которую кобыла старалась не наступать, прыгая на трёх. Нервно и тонко заржав, дёргая тёмным носом, лошадь завертела головой, рассматривая окружение. Она словно хотела сбежать, сорвавшись с толстого чембура, но руки Аюньги держали крепко, а тон его голоса был успокаивающим. – Мабрука, тише, – Тяньхэ быстрым шагом оказался у её морды, и кобыла встала, как вкопанная, хотя буквально только что дёргалась и пыталась сбежать. Аюньга передал ему верёвку. Из коневоза вышел ещё один мужчина. Только теперь Юньлун, приглядевшись повнимательнее, понял, что это ветврач – из-под куртки у него выглядывали полы белого халата. Он вытащил из машины синюю сумку, больше похожую на чемоданчик, и, поправляя очки, подошёл к ним. Мабрука спряталась от него за спину владельца. – Что, ты, девочка, я не буду тебя больше обижать! – посмеялся вет, надевая ремешок сумки на плечо. – Я напишу, что добавлять в кашу, чтобы процесс срастания шёл быстрее, но кто знает, как скоро появится прогресс. Пока пусть стоит в деннике и на прогулки далеко не ходит, а там ближе к концу месяца сделаем ещё один рентген. – Спасибо, доктор! – Тяньхэ чмокнул кобылу в мягкое место за ноздрёй, заставив фыркнуть. – Если все готовы, пойдёмте в конюшню, – Аюньга ухватил своего Далуна под локоть и потащил за собой, постоянно оглядываясь назад, не отстают ли там их гости. Кобыла послушно хромала за своим хозяином, с любопытством принюхиваясь к лошадям, которые столпились около забора и пытались дотянуться до неё, чтобы познакомиться и выяснить отношения. Но хозяин позвал её голосом, потянул за собой, и Мабрука тут же переключилась на него, знакомого и понятного. Далун сильно удивился, когда лошади сняли ногавки, и под ними не оказалось гипса, или какой-либо повязки. Ветврач наклонился и прощупал ногу, которую Мабрука отчаянно попыталась вырвать. В глазах кобылы был животный ужас, но рядом с хозяином она терпела, только тянула ногу на себя, и всё оглядывалась, куда бы ей свинтить от страшного человека, который ей делал больно. – Стой спокойно, – тихо и недовольно сказал ей Тяньхэ. – Отдай ногу, он пощупает и всё, не будет больше тебя обижать. Мабрука тяжело, словно человек, вздохнула, ткнулась мордой ему в плечо, и перестала выдёргивать ногу. Мужчина поцеловал её в лоб и прижался щекой. Ветеринар разогнулся, поправил круглые очки и повернулся к Юньлуну: – Бегать ей нельзя, пока только стоять или шагать, но недалеко. Недели через две нужно сделать ещё рентген, если будет заживать так же быстро, то можно будет уже выпускать в леваду. – Я думал, у неё гипс, – Аюньга наклонился, чтобы поближе разглядеть сломанную ногу, но кобыла тут же убрала её под себя. Ветврач пояснил: – Мы с коллегами сразу же провели операцию: собрали кости и зафиксировали штифтами – даже гипс не нужен. Просто в кашу ей добавляйте по списку, можете выводить на улицу, если солнышко светит. Я её обколол, но, если будет показывать, что болит, фиксируйте эластичными бинтами, а если будет сильно болеть – вызывайте, сделаю ещё укол. Тяньхэ от души поблагодарил его, перевёл деньги, и Аюньга, отцепив от форда прицеп, повёз вета обратно. Юньлуна поразила страшная догадка. Сначала он думал, что Гацзы взял коневоз на прокат, но его личный автомобиль уехал, а прицеп остался. Пришлось взять в руки телефон: «Только не говори мне, что ты купил грёбанную коневозку». Ответ пришёл почти сразу, будто этот негодяй знал, что Далун ему сейчас напишет: «Хорошо, не буду». «Ты серьёзно?? На кой хер он тебе сдался?». Ответ так и не пришёл, но Далун не собирался так просто оставлять этот вопрос. Он сунул телефон в карман и посмотрел на прицеп с таким раздражением, словно он разрушил всю его жизнь. Юньлун не мог понять этого маниакального желания спустить на свои хотелки как можно больше денежных средств. И пускай он не знал точно, какой именно у Аюньги доход, он подозревал, что вытянуть только своими силами у него не получится. К сожалению, у самого Юньлуна не было ни единого знакомого, у которого есть своя лошадь. Так что пока он мог только пытаться ограничить своего друга от чрезмерных трат. Он вернулся в конюшню, выглядывая, где там новый знакомый, и почти сразу же нашёл его в деннике. Он кормил Мабруку нарезанной морковью. – Расскажешь о ней? – Далун прислонился к дверному косяку. Тяньхэ грустно улыбнулся: – Рассказывать особо и нечего, я знаком с ней всего две недели, а такое чувство, будто всю жизнь. Две недели назад Гао Тяньхэ первый раз в жизни оказался на ипподроме – друзья уговорами и мольбами затащили его на скачки. Он всегда был уверен, что там, где лошади, должно быть ужасно грязно и сильно пахнуть, однако чистота конюшни, где им провели небольшую экскурсию, его поразила. Там он и познакомился с Мабрукой – её вместе с остальными седлали, готовя к первому выходу. Ей было всего два года – но скаковые лошади скороспелые, и чем раньше дадут хороший результат, тем быстрее пойдут на производство – передавать своим детям хорошие качества. Как раз к старту лошадей двухлеток друзья и успели, но понравившаяся Тяньхэ кобыла пришла едва ли не последней. Он не расстроился – подумаешь, не выиграла, от этого она не станет хуже, ведь так? И почти сразу на его глазах случилось несчастье, их как раз вели обратно в конюшню – она сильно споткнулась и неудачно повалилась на землю. Его сердце ёкнуло, и он даже не заметил, как подбежал к уже столпившимся вокруг неё ветеринарным врачам. Они шумно переговаривались, ругались, а когда к ним подошёл важный господин, они в один голос сказали: на мясо. На скаковом производстве двухлетка, не имеющая результатов, не нужна. Она больше не сможет выступать, лечить её – дорого, владельца у неё нет, кому такая нужна? – Мне, – Тяньхэ не смотрел на врачей, он смотрел только в потухшие лошадиные глаза, потому что она знала, что её, трёхногую, ждёт. – Сколько она будет стоить? А лечение? Он всё оплатил. И операцию по сбору кости, и титановые штифты, и постой, и кормление. Он не мог иначе. Мабрука перешла к нему за минимальную цену, но вместе с лечением вышло, как за перспективную скаковую лошадь-двухлетку. Тяньхэ не жалел. – В той конюшне ещё множество лошадей, и за ней нет хорошего ухода и присмотра. Га-Га пообещал, что в его конюшне будет иначе. Здесь и на улицу её можно будет поставить, и мне ездить сюда ближе, чем туда. – Я буду хорошо заботиться о ней, – пообещал Юньлун. – Привет, я Тун Чжо, буду помогать вам с лошадьми! – парень помахал рукой, но его взгляд был весь занят лошадьми. Юньлун не знал, как, но чувствовал всем своим существом, что этот парень очень и очень странный. Он с первых же минут производил впечатление человека, с лошадьми знакомого, но до этого момента не работавшего с ними всерьёз. Аюньга так о нём хорошо отзывался, но Далун-то видел, что это всего лишь чужое мнение, основанное не на личном опыте. Гацзы говорил, что родители парня очень просили устроить его к себе в конюшню на работу, потому что им не хотелось, чтобы родная кровиночка болталась без дела и присмотра. А ещё, чтобы он, несмотря на высокое положение родственников, знал, что такое зарабатывать деньги своими руками. – Честным трудом, значит, – Далун покачал головой и прочистил горло. – Ну, пусть работает, мне не жалко. – Ты теперь сможешь быть посвободнее, и может даже на выходных он сможет ночевать вместо тебя!.. – радостно затараторил Гацзы, пытаясь схватить друга. Чтобы начать тормошить, но Далун слишком хорошо знал его привычки и с ловкостью выкрутился, поставив перед ним тачку с опилом. – А я, по-твоему, где буду ночевать? – У меня! – мужчина с недовольством глянул вниз, всем своим существом ненавидя препятствие, вставшее между ними. Ткнул тачку в колесо мыском своего огромного белого кроссовка, который наверняка стоил столько денег, сколько Далун никогда не держал на руках. Аюньга же спокойно приезжал в них на конюшню. Юньлун на его предложение никак не отреагировал внешне, словно вовсе проигнорировал, однако внутри у него тоскливо тянуло и ныло. Тун Чжо первые дни работал со всеми лошадьми, но больше всего его занимали только те кобылы, на которых можно было ездить. Так что сладкую арабскую девочку он отмёл моментально и игнорировал её существование, как умел. Арабская кобылка Мабрука требовала к себе постоянной ласки и внимания. Первое время, когда Тяньхэ её только-только привёз, они последовали совету ветеринара – в солнечные дни понемногу и с осторожностью выводили её на улицу, привязывая у сенника. Почти то же самое, что стоять в конюшне – только под тёплым солнышком. В течение дня для неё нужно было носить воду и кашу с добавками, регулярно проверять, как она себя чувствует, не покалечилась ли случайно снова. Ей нужно было частенько перебинтовывать ногу, чтобы эластичный поддерживающий бинт не находился на конечности слишком долго, пережимая сосуды. Из-за этого на неё тратилось больше времени, чем на остальных. «Но зачем, когда на ней не поездишь верхом» – Юньлун читал это по лицу Тун Чжо, но решил на первых порах не слишком наседать на парнишку. Он существенно облегчал жизнь, возясь с остальными кобылами и работая их, пока Шэнь-Шэнь не мог приходить помогать. Если у Тяньхэ выдавалось свободное время, он для своей девочки делал всё сам. Признавался: – Я раньше лошадей немного опасался, – и тут же утешительно поглаживал кобылку по плечу, словно извиняясь за эти слова. – Но, когда увидел, как она падает и к ней бегут ветеринары, я твёрдо решил выкупить её, лишь бы её не усыпили из-за перелома. Я не жалею ни капли. И как удачно Га-Га приобрёл конюшню! Я могу не переживать, что мою дочу кто-нибудь обидит, или не уделит ей достаточно внимания. – Скажи это ему, – хмыкал Юньлун и прокашливался. Хриплый голос ненадолго становился громче: – Он будет светиться от счастья, когда услышит. – И большое спасибо тебе, – выделил счастливый коневладелец. Мабрука фыркнула и ткнулась ему в лицо носом, отвлекая от невероятного зрелища: смущённого его словами Далуна. Из-за того, что у арабской кобылы был ярко выраженный изгиб, присущий только высококровным лошадям этой породы, у неё частенько текли сопли, которые приходилось постоянно вытирать. Да, много людей считают эту породистую особенность чем-то нереально красивым – на деле же это скорее серьёзный недостаток, из-за которого нарушается нормальное функционирование носа. Тяньхэ вздыхал и покупал бумажные платочки, всегда нося их в кармане вместе с нарезанной морковкой. Когда в очередной раз сделали рентгеновский снимок, он показал: кости наконец срослись. – Я очень рад это слышать, – Юньлун выдохнул и поцеловал кобылку в мягонькое местечко за ноздрёй. Тяньхэ не смог присутствовать лично, так что ему записали на видео слова ветеринара и отправили фото рентгена, чтобы он не волновался. – До этого в тёплые дни мы просто привязывали её на улице к сеннику, чтобы она грелась на солнышке и жевала сено, сколько влезет, а сейчас, наверное, можно и выгуливать уже? – Верно, – покивал головой доктор, – Нужно чаще выводить её на прогулку, чтобы быстрее восстанавливались мышцы. Бегать с остальными лошадьми, конечно, нежелательно – поссорится или разыграется с кем-нибудь, и снова повредит ногу. Лучше водить в поводу или выводить в отдельную леваду. – Хорошо, обязательно сделаем! Обязанность выгуливать легла на плечи Тун Чжо, который чаще всего приходил не ранним утром, а ближе к обеду. Вероятнее всего, ему не хотелось участвовать в ежеутренней рутине: кормить овсом, чистить и вести в леваду, отбивать денники и застилать новую подстилку. Но он честно занимался с кобылами верхом и, начитавшись чего-то в интернете, пытался учить их трюкам. Только не хотел заниматься с Мабрукой. Выставлял всё так, что хромая трёхногая кобыла и вовсе не нуждается в выгуле, а если же Юньлун выгонял его в поле с лошадью в руках, то парень быстро возвращался, ссылаясь на то, что лошади от прогулок становилось плохо, она сильнее хромала, и только его опытному взгляду было видно, что ей нежелательно долго ходить. Словно слова ветеринара для него были чем-то малозначащим. Когда Юньлун сам взял лошадь на корду и вышел с ней на улицу, она, хромая, радостно выскочила из конюшни, и, принюхиваясь, пошла вместе с человеком. Они прекрасно провели время, она вела себя как обычная лошадь – жевала траву, пугалась взлетающих птичек, жалась к человеку – привыкла к тому, что рядом с ним безопасно. Да, к концу прогулки она прихрамывала сильнее обычного, и Юньлун в следующий приезд ветеринара специально уточнил на этот счёт – вдруг в прошлый раз они поняли его неправильно? – Конечно будет хромать, – пожал плечами врач. – Нужно время, чтобы мышцы ноги восстановились, и она перестала уставать. Вы ведь просто гуляете, не гоняете на корде? – Нет-нет, – Юньлун кинул тяжёлый взгляд на Тун Чжо, который стоял рядом и грел уши, и парнишка быстро побежал делать какие-то свои дела. Это были первые звоночки. *** – Да, Лун-эр, я требую, чтобы ты поехал ко мне домой, – Гацзы нетерпеливо шаркнул ногой по полу, словно торопливая лошадь, которой не дают двигаться вперёд. – Помнишь, я говорил, что когда найму тебе помощника, ты сможешь жить у меня? Я не шутил. Тун Чжо обо всём позаботится, а ты поспишь на нормальной кровати! Давай, не упрямься! Мне так одиноко в огромной квартире по вечерам! А ты приготовишь мне ужин и расскажешь что-нибудь! Юньлун понимал, что Аюньга по большей части шутит. Он и отнекивался только из-за своих загонов, но факты были против него. Гацзы рядом, Гацзы хочет, чтобы он тоже был рядом, они всё ещё близкие друзья. – Мы с тобой так давно не смотрели вместе фильмы. Он сдаётся. Одними из немногих воспоминаний об их короткой дружбе после выпуска оставались те, с совместными вечерами. Далун мог притираться к боку Гацзы, класть голову на его плечо и думать о том, что, возможно в другой стране и в другое время они могли бы быть чем-то большим, чем просто старыми однокурсниками, чьи пути могут в любой момент разойтись и больше никогда не пересечься, даже если они будут продолжать работать в одной сфере. Можно было шутливо драться и валяться на стареньком скрипучем диванчике, наслаждаясь хотя бы такой близостью. В те времена Гацзы был тощим, угловатым, но невероятно сильным парнем, который мог завалить Далуна и выкрутить ему руки в два счёта – но он раз за разом позволял одерживать над собой верх. Мог бы ужом выкрутиться – иногда делал так, когда друг переходил какую-то одному ему известную черту, или когда нужно было идти работать, а ленивый Далун не позволял ему вставать. Сейчас же Аюньга уверенно вёл машину своими сильными руками. Его лицо заметно округлилось и давно перестало походить на обтянутой кожей череп. Краем глаза через зеркало заднего вида он заметил, что Далун смотрит на него, и от этого взгляда ему отчего-то стало горячо. На светофоре он смог поёрзать, словно бы устраиваясь поудобнее. На самом же деле ему стало неудобно в штанах. Эта реакция возникала у него всегда, когда Далун пристально смотрел. – Хочешь, завтра мы съездим в конный магазин и прикупим новую амуницию? – спросил Аюньга, чтобы немного снять повисшее в воздухе напряжение. – У нас что, вещей мало? – хрипло хмыкнул друг. – Если на следующей неделе будет солнце, как обещают по прогнозам, я наконец-то достану всё с чердака и перестираю. – А трензеля и попоны? А ещё сёдла? Тоже лежат на чердаке? Прям в идеальном состоянии? И меховушки у тебя тоже там лежат? Почему тогда мы ездим на нескольких вальтрапах? На это Юньлуну было нечего ответить – вся немногочисленная амуниция, кроме толстой стопки вальтрапов, которые просто нужно было привести в порядок, была старой, рваной, неудобной и некрасивой. В интернете попадались фото лошадей в настолько красивых комплектах, что иногда даже сам Далун со своим скупердяйством страстно желал в конюшню нечто подобное. – Но нам для сёдел нужны замеры, для трензелей тоже, – нашёлся он с ответом. – Это у тебя в степях вы что нашли, то на спину лошади кинули. А так нельзя, спину нужно беречь. Гацзы недовольно надул губы: – У меня не скоро выдастся ещё один полностью свободный день, так что думай. Мы можем найти специалиста, спросить его, как правильно подбирать размер седла – не закатывай глаза, Далун, я же знаю, что ты тоже нихрена в этом не смыслишь – потом съездить, всё правильно замерить, и купить. – Тебе правда хочется провести за рулём весь свой выходной? – Если ты будешь рядом, то да. Юньлун, чтобы не выдать, как сильно его смутили эти слова, сказанные каким-то обыденным тоном, уткнулся в телефон. Он нашёл статью о том, как подбирать сёдла и принялся читать вслух, остановившись только тогда, когда они подъехали к дому. Огромная квартира на последнем этаже не слишком походила на жилую. В ней было слишком много пустого места, чересчур чисто. Всё указывало на то, что Аюньга лишь иногда приходил сюда, чтобы сходить в душ и рухнуть спать: в ванной стояло несколько полупустых баночек, а в спальне на прикроватной тумбочке лежал зарядник для телефона. Пока друг переодевался в домашнее, Юньлун ходил по комнатам в одиночестве, словно кот в новом доме; оглядывал каждый угол, лез в шкафы, в которых было слишком много вещей. Например тот, что в гардеробной, был забит костюмами различной степени дороговизны. Некоторые Далун видел давно, когда пристально через соцсети следил за стремительно развивающейся карьерой друга, а некоторые явно появились совсем недавно, когда у мужчины из-за лошадей совершенно не было времени смотреть выступления Аюньги. Он открывал одну дверцу за другой, пока, наконец, не натыкнулся на… нечто. У публичной личности по определению будет слишком много самой разной одежды, для которой, возможно придётся покупать отдельную квартиру, в этом не было ничего необычного. Но никогда прежде Юньлуну не доводилось видеть отдельный шкаф для… мужчина мотнул головой и протер глаза, не в силах поверить, что видит это. Шкаф для трусов. Одинаково красных, цвета партийной верности. – Лун-Лун, – окликнули его из соседней комнаты, и Юньлун нервно захлопнул дверцы, словно его уличили в чём-то плохом, и разум его моментально забыл увиденное, как страшный сон. Эта не та информация, которую ему хотелось бы помнить. – Иди, я дам тебе домашнее! На Гацзы надеты слишком короткие шорты, открывающие красивые ноги. Когда-то они больше были похожи на куриные лапки, костлявые и тонкие, но выдерживающие любую нагрузку, будь то ежедневные тренировки в спортзале, репетиции, или многочасовые занятия танцами. Сейчас же сытая жизнь оставила след и на них – Юньлуну ужасно сильно захотелось ущипнуть друга за белые ляжечки, чтобы убедиться в том, что они такие же мягонькие, какими кажутся. Но он очень хорошо умел держать себя в руках, и на его лице не отразилось ни доли его смущения из-за своих мыслей. – Вот, возьми, – Гацзы протянул ему сложенную футболку с шортами. – Ты сегодня успел сходить в душ после коней, а я нет, так что иди готовь нам ужин. Я быстро. – Мы вроде никуда не торопимся, – Далун взял одежду, но прежде, чем его мысли заполнились идеями о том, что можно приготовить, его взгляд зацепился за странную деталь. – Постой, это что – моя старая футболка? Тонкая, растянутая, выцветшая от времени монотонно-чёрная. Точно таких же можно найти миллион в любом магазине, однако, по какой-то неведомой причине, Юньлун просто знает, что это его пропавшая давным-давно университетская футболка. Он поднимает глаза на лицо друга, и сразу же по его смущённому лицу видит – не ошибся. – С чего ты взял?.. – немного нервничая, уточняет Гацзы, прикладывая усилия, чтобы не начать мять в руках край вещи. – Она у меня давно, я даже не помню, где её брал! Но он помнил. Когда они с Далуном собирали вещи, собираясь съезжать из общежития, он совершенно бесчестным способом умыкнул её себе. Что с влюблённого идиота возьмёшь? В годы разлуки Аюньга ходил по дому в этой футболке, брал её везде с собой в поездки, спал в ней, представляя, что друг всё ещё рядом. Да, она бередила старые раны, заставляя снова и снова возвращаться мыслями к тому, что, возможно они с Далуном больше никогда не встретятся, но даже при этом оставалась маленькой моральной поддержкой. Друг в его жизнь вернулся, а привычка носить именно эту футболку дома осталась. Тайна раскрылась, и чтобы избежать дальнейших расспросов, Гацзы рванул мыться. Юньлун был… смущён. Не мог себе позволить поверить в то, что столько лет Аюньга правда носил эту старую вещь, которой давно путь на помойку. Отгоняя эти мысли, мужчина отправился потрошить холодильник. Готовить ужин на двоих ему не приходилось давно. В студенческие времена разделение домашних обязанностей было обыденным делом, и воспоминания об этом всегда грели душу. Аюньга торчал в душе слишком долго, и голодный Далун не стал его ждать, принявшись ужинать без него. Подозревал, что друг просто не хочет показывать на глаза, и, если это связано с футболкой… что ж, пусть будет так. – Лун-Лун, ты решил меня не ждать? – услышал он обиженное, когда доедал остатки лапши. – Ты бы ещё дольше мылся, совсем остался бы без ужина, – Юньлун повернулся к другу. Тот бесстыдно стоял в одном коротком халате, раскрасневшийся и разморённый от горячей воды. Стало… жарковато. Юньлун уставился в свою тарелку. Друг, совершенно не замечая его реакции, прошёл мимо, чтобы наложить себе еды. Длинные ноги, выглядывающие из-под пол халата, были такими заманчивыми, так сильно привлекали внимание, что еда не лезла в глотку. Они молчали до тех пор, пока не переместились в гостиную и не начинали выбирать фильм. Глупая комедия, которая с лёгкостью забудется. Зато можно было прижиматься друг к другу, делая вид, что так удобнее. Фильм закончился, но Аюньга всё ещё прижимался тёплым боком, норовя положить голову на плечо. – Нужно ложиться спать, – фыркнул Юньлун, не особо желая расставаться. Гацзы недовольно застонал. Он так хорошо нагрел место, почти начал засыпать, но друг так настойчиво начал пихать его острым локтем, что пришлось проснуться. Пришлось идти на отчаянный шаг – как и в прошлый раз всем своим весом навалиться на Далуна, прижимая к дивану, распластаться сверху и удобно положить голову на его грудь. – Гацзы, тебе нельзя спать в таком положении, у тебя больная спина, – со вздохом укорил друг, и Аюньга так близко слышал, как хрипит его голос, клокочет где-то внутри и сжимается в горле. Ему больно за Далуна, и если бы можно было что-то сделать, Гацзы заплатил бы любые деньги. Точно. Нужно узнать про это подробнее. – Аянга, – Далун проговаривает имя правильно только когда его терпение на пределе. Недовольно мыча, Аюньга приподнял голову и посмотрел ему прямо в глаза, тёмные, глубокие, кажущиеся всегда влажными. – Далун? – Тебе нужно спать в нормальной кровати, – как маленькому пояснил друг и заелозил, пытаясь освободиться. Аюньга в своём домашнем халате внезапно понял, что лучше было переодеться – теперь, если что-то пойдёт не так, друг сразу это ощутит. И хотя можно отшутится, сегодня Гацзы и без того спалился с футболкой. – Хорошо-хорошо! – наконец сдаётся он, и поспешно поднимается с дивана. – Тебе постелить, или сам постелешь? – Сам, – ворчит Далун. – Иди ложись, я же знаю, что тебе рано вставать. – Тебя нужно будет завтра везти на конюшню? – Разве я могу позволить себе выходной? – Почему нет? – Аюньга даже присел обратно на диван. – Тун Чжо что, просто так деньги получает? Думаешь, без тебя не справится? Далун пожал плечами. Он давно думал о том, что было бы неплохо провести хотя бы день без лошадей, конюшни и физического труда. Но не смел просить о подобном. Гацзы решил за него: – Завтра отсыпайся сколько влезет. Ты хорошо поработал. От этих слов на душе потеплело. Мужчины пожелали друг другу спокойной ночи, и Юньлун остался стелить себе постель. На новом месте было непривычно удобно, но сон никак не шел, так что он полез в телефон. Немного полистал новости, но не нашёл ничего интересного. Хотел нажать на иконку игрушки, но случайно попал пальцем на расположенную рядом галерею, где и увидел глупое селфи Гацзы. Внутри всё замерло. Он знал, что Аюньга после того, как фотографирует себя, обязательно лезет проверять, не видно ли на фотке его морщин. А там и другие фото может посмотреть. И если он брал телефон Юньлуна, чтобы сфоткаться, он мог и… О нет. А если он видел другие фото? Те, которые много лет Далун бережно сохранял? С концертов, с фотосессий, с остальных мероприятий – просто для того, чтобы хотя бы так иметь возможность наблюдать за цветущей карьерой друга. Им нужно обязательно поговорить, недосказанности слишком много. Лучше один раз спросить и получить отрицательный ответ, чем и дальше продолжать молчать, гадая, что меж ними происходит. Юньлуну от этих мыслей становится так легко на душе, что он засыпает с невиданной прежде лёгкостью. Он думает, что сможет проснуться ранним утром, чтобы выяснить всё прежде, чем Аюньга уедет на работу – разговаривать с ним уставшим нет смысла, он очень натурально сделает вид, что не может ответить ни на один вопрос из-за того, что разболелась голова. Но Далун безбожно проспал тот самый момент, когда друг ровно в шесть почти на цыпочках покинул квартиру, оставив на кухонном столе записку: «Вернусь в восемь, хочу на ужин что-нибудь из сычуаньской кухни на твоё усмотрение». Скромно притаившееся сердечко в уголке превращало обычную просьбу в нечто… странное. Как если бы они с Аюньгой были старыми супругами, у которых начался очередной медовый месяц. Смущающе, неловко и приятно, но стоило одной-единственной мысли: «наверное, он ничего такого не имел в виду» – просочиться сквозь всё хорошее, как прекрасное настроение сразу же пропало. Откуда Далуну было знать, что Аюньга тоже вовсю ругал себя, что не сдержался и нарисовал это грёбанное сердечко? Думал: «вот старый дурак, а вдруг он не так поймёт?». Узнавать ответ на свои чувства он, как и много лет назад, боялся даже больше, чем бушующего на море шторма. Так весь день и проторчал, как на иголках – Ли Хэн, святая женщина, впервые не пинала его под жопу, заставляя переключиться со своих внутренних переживаний на работу, которую нужно было выполнять. Он рассказывал ей о Юньлуне, о том, что происходит на конюшне, но так до сих пор и не осмеливался пригласить её туда и познакомить с человеком, которого он так сильно любил. Ли Хэн была ему почти как вторая мама, он рассказывал ей всё, выслушивал советы или получал отрезвляющие тычки, но своим самым главным секретом поделиться так и не смог. Иногда казалось, что она всё давно прекрасно знает. Но, пока что-то не сказано вслух – это не считается, ведь так? Вот и в этот день она чувствовала его волнение, и не наседала слишком сильно. Только вечером, когда собирались домой, отсняв рекламный фотосет с часами, которые стоили больше, чем всё имущество Аянги вместе взятое, Ли Хэн похлопала подопечного по плечу и словно невзначай сказала: – Нужно что-то с этим делать. «Да» – подумал мужчина, но ничего не сказал, только улыбнулся виновато. Его личная богиня, приподнявшись на носочки погладила его по голове. Нужно поговорить. Или этим вечером, или никогда. Аянга добрался домой без проблем, даже в пробке не застрял, хотя очень хотелось отсрочить неизбежное. Перед входной дверью только встал, как дурак, втянул носом воздух, чтобы собраться с силами и начать прямо с порога, но едва ощутимый аппетитный запах ужина сбил весь настрой. В тёмной квартире пахло отчётливей, голодный желудок недовольно заурчал, а во рту появилась слюна. Он поскорее скинул обувь, повесил куртку и пошёл искать друга по комнатам. – Далун! – позвал Гацзы, но тишина ничего не ответила. Он приготовил ужин и ушёл, не сказав ни слова. Даже записки не оставил. Это было так… обидно? И больно. «Долбоёб» – начал ругаться на себя Аянга, открывая чат с Далуном, чтобы написать и спросить, не из-за того ли он ушёл, что понял, что мужчина чувствует к нему? Ещё и сердечком этим дурацким себя скомпрометировал, словно совсем от любви крыша поехала… Пока он пытался набрать неловкое сообщение, хлопнула входная дверь. – Далун? – несчастным тоном позвал Аюньга. – А? – раскрасневшийся и вспотевший от быстрого шага Юньлун зашёл на кухню с тощим пакетом из супермаркета, в котором знакомо брякнуло. – Почему ты так смотришь, что-то случилось? – Я… думал, ты ушёл, – к концу фразы Гацзы-таки совладал со своим обрадованным голосом, и уже спокойнее добавил: – Хотел ехать тебя искать, вдруг кто украдёт, пока ты до конюшни доберёшься. – У тебя соус закончился, – пожал плечами друг, вытаскивая из пакета жестяные банки пива. – Я думал, ты приедешь позже, и решил, что успею сбегать в магазин. Что-то в его тоне было необычным. Таким осторожным и взвешенным, словно каждое слово тщательно подбиралось прежде, чем было произнесено. Аюньга решился: – Нам нужно поговорить. – Да, – с облегчением ответил Юньлун, повернулся и поставил тарелку с ужином: – Но сначала поешь. Ты устал. Стук палочек в тишине кухни казался оглушительно-громким. Мужчины кидали друг на друга опасливые взгляды, сталкиваясь ими, и снова опускали глаза в тарелку. Повисшую в воздухе неловкость можно было резать ножом. Ужин должен был застревать в горле, но Аюньга был настолько голоден, что проглотил всё, не заметив. Отложил палочки, краем глаза заметив, как Юньлун, ковыряющий свою тарелку, от этого жеста вздрогнул. – Я видел… свои фото в твоём телефоне, – Аюньга хотел начать издалека, однако стоило произнести это, как он понял, что лучше было бы сказать про свои чувства прямо, чем сейчас встретиться глазами с обречённо потухшим взглядом любимого мужчины. – Что, не лазить в чужие телефоны тебя не учили? – сарказмом попробовал защититься Юньлун, но это звучало слишком фальшиво. – Да, мой телефон забит твоими фотками. – Я думал, что все эти годы ты даже не думал обо мне, – как можно мягче произнёс Гацзы и осторожно отодвинул свою тарелку подальше от края стола. – Но ты наблюдал за моей жизнью и карьерой столько времени и… – его пробивает на эмоции: – о Небеса, Далун, ты ни разу не написал и не позвонил? Не мог сказать мне, что с тобой всё в порядке, что ты жив и здоров, чтобы я не волновался? – Но я не здоров, – от низкого, но громкого тона хрипы и зажатость в голосе Юньлуна нельзя не услышать. Он щурит свои большие глаза и с толикой весёлой злости спрашивает: – А ты не подумал, что я… завидовал тебе? – Завидовал… – Аюньга словно не понимает смысл этого вопроса: – …мне? Эта мысль слишком дикая, она словно никогда не должна была быть произнесена меж ними. Смех Юньлуна некрасиво клокочет в его горле, когда он задирает голову к потолку, словно выискивает там способ сказать ещё что-нибудь такое, от чего сердце Аюньги будет растоптано. Чтобы он прогнал Далуна навсегда, и никогда не услышал самую главную тайну. – Я потерял свой грёбанный голос, опозорил учителя, разочаровал родителей. Ты же сиял всё ярче и ярче, пока о тебе не стали говорить из всех утюгов, твои песни не повисли в топах страны, а на твои мюзиклы не стали скупать билеты подчистую в первые же минуты, – Юньлун говорит это и словно не слышит себя. Ему противно от своих слов, но почему-то Аюньга не показывает своих эмоций, слушает внимательно, не перебивая, и это словно подстёгивает сказать что-то ещё, чтобы задеть его больнее. – Из-за ненависти к себе я не мог больше прикасаться к миру театра. Я сбежал, потому что не мог сказать тебе о том, что никогда не смогу больше выступать на сцене, петь, и исполнить нашу с тобой мечту. – Кажется, глаза слезятся, и слушающий всё это с каменным лицом Аюньга вдруг отмирает и передаёт ему салфетку. Словно ничего ужасного пока сказано не было. – Я не хотел, чтобы ты жалел меня или ругал. Но потом, когда увидел, что ты так усердно трудишься, раскручиваешь себя как можешь, становишься всё известнее, я… – Завидовал? – Гацзы произносит слово понимающим тоном, потому что он действительно понимает, что двигало другом всё это время, но Юньлун вдруг качает головой. – Может быть чуть-чуть, в самом начале, когда не мог принять себя со своим увечьем, – усмехается он. –А теперь, когда ты это знаешь… можешь сказать мне всё, что думаешь обо мне, можешь выгнать – я приму это. – Идиот! – Гацзы взрывается, словно вулкан, но усилием воли заставляет себя умерить пыл. Он тяжело кладёт ладони на столешницу, опирается на них, устаканивая кипящие эмоции. Подбирает слова, и наконец говорит: – Если бы я только знал, я бы сделал всё, что в моих силах, только бы помочь тебе и поддержать! Я знаю, что ты потерял, лишившись возможности выступать на сцене, и завидуй мне сколько угодно, ненавидь меня – я приму это, потому что прекрасно понимаю твою чувства. – Твои фото всё ещё в моём телефоне, – фыркает Юньлун. – Я не могу ненавидеть тебя, и на самом деле я искренне рад за то, что ты столько достиг своим трудом без чьей-либо помощи. Я восхищаюсь тобой. Ты заслуживаешь весь мир. Но вот других музыкальных актёров я принять не могу. Те, кто учились хуже меня во много раз сейчас известны, а я… – Далун, – Гацзы берёт его руки в свои и заглядывает не в глаза, а прямо в душу: – Я благодарю судьбу за то, что она снова свела нас вместе, потому что теперь я сделаю всё, чтобы помочь тебе. Вернуть голос, или что-то другое – я хочу сделать это для тебя. Ведь… у меня здесь ближе тебя никого нет, ты ведь помнишь? Конечно, Юньлун помнил. Он сжал маленькие ладошки Гацзы и кивнул. Друг улыбнулся, ласково и радостно: – Так ты примешь мою помощь? Не станешь больше сбегать и закрываться от меня? – Я постараюсь, – честно ответил Далун и улыбнулся тоже. Пускай в то вечер они так и не признались друг другу в любви, как планировали изначально, зато сделали огромный шаг вперёд. *** Тун Чжо после своего первого ночного дежурства на конюшне стал вести себя намного наглее. Если раньше он просто прощупывал границы дозволенного и мог иногда «пропустить мимо ушей» сказанное Юньлуном, то теперь чаще всего поступал так, как считал нужным сам. И, наверное, отчасти в этом был виноват сам Далун. Он многое спускал парню с рук, считая, что тот перебесится и снова станет делать то, что от него требуют. Можно было сказать Аюньге, чтобы тот, как ответственный за Тун Чжо и как его непосредственный работодатель, поговорил с ним – но это казалось каким-то неправильным. Кроме того, парень мог просто уйти, и тогда ни о каких выходных с ночёвкой в квартире Гацзы не могло идти речи, а Юньлун очень дорожил этими днями. Вечера с Аюньгой, наполненные теплом и дружескими шуточками, напоминали семейный быт, и лишаться этой роскоши не хотелось, даже если приходилось терпеть наглого помощника. Конюшня наконец-то начала заполняться лошадьми, как Гацзы и обещал. Удивительно, как быстро у него нашлись знакомые частники, которые согласились доверить своих любимцев и привезти на долговременный постой. Шан Вэнцзе, самая настоящая королева (как с восхищением выразился Аюньга), приехала поздним вечером с вороным жеребцом. Огромный, с длинной гривой, он резво выскочил из коневоза и нервно заплясал на месте, оглашая окрестности громким ржанием. Женская рука крепко держала повод, и как бы сильно жеребцу не хотелось кинуться к леваде, чтобы познакомиться поближе с очаровательными кобылами, он не смел вырываться. – Привет, мальчики! – женщина приветственно подняла руку с зажатым в ней концом повода. Жеребец дёрнулся, решив, что это ему сейчас прилетит за плохое поведение, и сразу же замер. Шан Вэнцзе успокаивающе похлопала его по плечу. – Кто это у нас такой большой? – присвистнул Аюньга, улыбаясь. – Для королевы – королевский конь? – Это Игристый, – представила она вороного. Услышав свою кличку, он всхрапнул и покосился карим глазом на хозяйку. – Вверяю его в ваши руки! Будучи, в первую очередь, жеребцом, выездковый мощный Игристый требовал к себе особого отношения. Для него, как и для арабской кобылки, был составлен индивидуальный план кормления, которого нужно было строго придерживаться, чтобы его мышечная масса не потерялась. Кроме того, ему нежелательно было просто гулять с утра до вечера – нужны были стабильные тренировки. Шан-цзе на старой конюшне не могла часто приезжать и работать Игристого, здесь же было ближе, удобнее, но и этого не хватало. Тогда-то на помощь и пришёл Тун Чжо. Он не был хорошим знатоком выездки, зато хорошо держался в седле, а крепкой рукой мог удержать жеребца даже в поле. Пускай хозяйка и уверяла, что Игристый спокойно работается с кобылами даже в одном манеже и реагирует на них исключительно в свободное время, но Юньлун решил не рисковать и кое-как заставил обнаглевшего недо-берейтора уезжать от греха подальше в поля, а не маячить рядом с выгульными левадами. Пришлось немного изменить распорядок дня. Теперь с раннего утра выгуливался Игристый, а кобылы работали. В час дня жеребца заводили в конюшню, а проевших овса и отдохнувших девочек выводили в леваду. На Мабруке ездить больше нельзя будет никогда, но это не мешало работать её на корде и учить элементам в руках. Она умела улыбаться по команде, целоваться, давать ножку, как собака, и всегда прибегала на зов. Чудо, а не лошадь – неудивительно что Гао Тяньхэ на неё едва ли не молился. Дни летели один за другим, наполненные работой. Не той, о которой с детства мечтал Юньлун, но лучше просиживания штанов в офисе. Правда выяснилось, что и здесь нужно вести кучу самых разных бумажек: учёты кормов, графики дезинфекций помещений и вакцинаций животных и множество других документов. Далун сначала взвыл, а затем смирился, когда Гацзы купил ему рабочий ноутбук. Деваться было некуда. Сарафанное радио успешно работало, и вскоре после Шан Вэнцзе на постой прибыли ещё лошади. Господин Ляо Чанъюн, мужчина в самом расцвете сил, некогда сидевший в жюри на одном популярнейшем шоу, где успел поучаствовать и войти в шестёрку победителей Аюньга, поставил к ним на конюшню полу-тяжеловозную кобылу. Она ему нужна была только с одной целью – иногда кататься верхом. Серая с тёмными ногами, коренастая, с выбритой гривой, чтобы не мешалась, она была самой спокойной лошадью из всех, что успел повидать Юньлун. Смешно, что кличка у неё такая и была: Серая, словно тот, кто её давал при рождении и записывал в паспорт, особой фантазией не обладал. Она давала делать с собой всё, что угодно, и сразу подружилась с остальными лошадьми. Особенно ей понравилось с Мабрукой, и арабка, до сих пор лишённая нормального общения с остальными кобылами, теперь не могла без неё жить. На прогулке они не бесились, а это было самым главным критерием подруг для хромой кобылы, чтобы, не дай Небеса, та снова себе не сломала чего-нибудь. Шэнь-Шэнь смог приходить чаще. Он ездил только на кобылах, потому что никогда раньше не занимался с жеребцами. Как-то признался: – Игристый очень добрый и любит ласку, но я всё равно его побаиваюсь, – в этот момент он помогал Юньлуну отбивать денники, стоял с тележкой и готовился вывозить навоз, когда мужчина выгребет его из-под ног жеребца. Далун хрипло понимающе хмыкнул и толкнул Игристого в бок, чтобы тот отшагнул в сторону и не топтал старую подстилку. – Если захочешь, то сядешь на него, когда построят крытый манеж. Если Гацзы ещё не отказался от этой идеи, – Далун сгрёб лопатой последнее, кинул на тележку и прижал сверху, чтобы не рассыпалось. – Вези. – Га-Га может отказаться? – Шэнь-Шэнь с силой потянул на себя тачку, выезжая из денника, и развернулся в сторону выхода, пока мужчина чесал коня вдоль шеи и закрывал дверь. – Если ему продадут наш пустырь за конюшней раньше, чем мы предполагаем, то денег на манеж не останется. Придётся нам ждать, когда он снимется в каком-нибудь летнем шоу. И если так и выйдет, я лично предложу, чтобы этого идиота утопили в море, – Юньлун вышел вместе с помощником на улицу и увидел, как подъезжает белый форд. – Вспомнишь солнце – вот и лучик? – посмеялся Шэнь-Шэнь. – Лун-гэ, ты всегда так раздражаешься, что бы он не сделал, но всё равно любишь его. Как сварливая жёнушка! Юньлун сделал вид, что сейчас отвесит ему пинка, и помощник, отпрыгнув с весёлым смехом, наконец покатил тачку в сторону навозной кучи. Аюньга приехал не один, и мужчина рядом с ним показался смутно знакомым. Стоило поднапрячь память, как Далун вспомнил – Ван Си. Участвовал с Гацзы в одном музыкальном шоу, где они соперничали на камеру, но на самом деле неплохо сдружились и замечательно проводили время вместе. Далун не удивился, когда после краткого знакомства мужчина сказал: – Завтра с утра привезу своих коней. На старшего можно садить хоть ребёнка, а младшего лучше просто гулять выводите, я его только заездил, он ещё глупенький. – Сделаю, – Юньлун перевёл взгляд на Гацзы, и тот одобряюще кивнул. Приехавшие на следующее утро кони были один краше другого. Гнедой и рыжий, мерина сильно отличались от Игристого – будучи такими же высокими в холке, как и он, они смотрелись компактнее и тоньше, не с такими обмускуленными шеей и грудью. Несмотря на это, старший мерин, гнедой, прыгал около двух метров без всадника и имел множество наград. На молодом рыжем прыгать ещё было рано, зато сам он не упускал возможности сделать это самостоятельно. Когда их разгружали, младший мерин не стал повторять за своим другом и спокойно спускаться по прорезиненному трапу, а махнул из кузова так резво и далеко, что не ожидавший этого хозяин выпустил чембур из рук. Мерин, дико вереща от радости, принялся носиться вдоль левад, нервируя Игристого, который вступить в драку и защитить «свою» территорию не мог, но отчаянно пытался. Крепкие доски даже не затрещали, когда он, развернувшись, отбил в них ногами. – Вальс! – рявкнул Ван Си, и мерин, не переставая скакать по округе, послушно повернул к нему голову. Аюньга, несмотря на серьёзность ситуации, в голос заржал: – Ты что, на полном серьёзе его так назвал?! Хозяин мерина кинул на Гацзы уничтожающий взгляд и пошёл его ловить. Разыгравшийся, Вальс в руки не давался. Крутился вокруг мужчины, приплясывая на четырёх ногах, и только стоило потянуться рукой, чтобы ухватить верёвку, он невероятным образом отпрыгивал назад. – Умная лошадь – горе в семье, – философски сказал Аюньга, держа в руке спокойного старшего мерина, который на все эти пляски реагировал флегматично. Из угла рта его выглядывала толстая соломинка, которую он лениво жевал. – Может, поможем ему? – с сомнением спросил Далун, наблюдая, как Ван Си раз за разом упускает возможность ухватиться за чембур. – Не, пусть развлекается. Конь сейчас просто балуется, это для него такая игра интересная, и чем больше народу, тем веселее. А я конным клоуном пока работать не хочу. Ван Си развернулся и недовольно крикнул: – Не хотите сделать хоть что-нибудь? Аюньга издевательски громко зааплодировал: – Молодец, Си-гэ, ты обязательно справишься! Но справился не он. Шэнь-Шэнь, пока Вальс отвлекался на игру с хозяином, быстрым шагом подошёл к нему сбоку и ухватил за недоуздок. Мерину такое не понравилось – он задёргался, пытаясь вырваться, и начал привставать на задних ногах. Казалось, сейчас Чжоу Шэнь повиснет в воздухе, но его ухватили крепкие руки. – Осторожнее, – Ван Си заставил коня опуститься вниз, и, как бы тот не бесновался, больше вставать «на свечку» не смел. – Спасибо за помощь. – Да не за что! – Шэнь-Шэнь, так близко видевший своего кумира, от волнения не знал, куда себя деть. Только надеялся, что не слишком заметно покраснел от смущения. Впрочем, глазастый Лун-гэ всё равно заметил, и позже, когда коней разместили, а их хозяин уехал, забрав с собой Гацзы, мужчина с добродушным смешком поинтересовался: – Встретил ещё одного кумира, как я погляжу? Парень от его вопроса смутился так, что не сразу смог ответить. Он очень долгое время следил за творчеством Ван Си, и увидеть его не просто вживую, а стоять с ним вплотную и держать его лошадь было таким смущающе-странным, что Шэнь-Шэнь до сих пор не мог отойти от произошедшего. Юньлун не стал наседать – одобряюще похлопал по плечу и отправился по делам. В это утро ему тоже пришлось нелегко, ведь после разгрузки коней, пока их хозяин самостоятельно раскладывал свою амуницию по свободным полкам, Гацзы подошёл с очень… неловким предложением. – Лун-Лун, – неловко улыбаясь, окликнул он, и Далун отвлёкся от перемешивания каши для кобыл в большом резиновом ведре. – Не хочешь сходить на мероприятие? Взять выходной и немного развеяться? Я не могу просить тебя каждый раз в твой свободный день одиноко сидеть у меня в гостях и готовить еду, так что… – Нет, – Юньлун перебил его длинный монолог, и, ухватив тяжёлое ведро за ручки, переставил поближе к выходу. – Кажется, я ещё в прошлый раз сказал тебе, что мне тяжело смотреть на других музыкальных актёров и певцов. – Да, конечно я помню, но, может быть, ты хотел бы посмотреть на меня? – Аюньга опёрся бедром о пластиковый ящик с гранулами, мешая вытащить его из-под нижней полки. Буквально заставляя Юньлуна обратить на себя внимание и поднять голову, чтобы посмотреть с недовольством. – Я там буду всего на одну песню. Ты можешь не сидеть весь концерт в зале, а побыть со мной в гримёрке. – Гацзы… – хриплый, едва слышный вздох заклокотал в горле Юньлуна. – Я не… дай мне подумать, ладно? Это правда тяжело для меня. – Если ты решишься, тогда сразу же напиши мне, хорошо? – Аюньга улыбнулся ему снова и вместо того, чтобы отойти и дать другу вытащить ящик, распахнул объятия. Далун медлил. Полный мнительности, он боялся, что Гацзы однажды узнает о его чувствах и, если не возненавидит, то отдалится. Поэтому он не принял объятия – грустно улыбнулся и толкнул мужчину в сторону. Поздним вечером, когда все лошади были напоены-накормлены, а дела переделаны, свежий после душа и сытый Юньлун разлёгся на своём диванчике и взял в руки телефон. В глаза тут же бросилось недавнее сообщение от Гацзы: «Так ты пойдёшь посмотреть на меня?». Согласиться – значило наконец принять свою зависть и злость на самого себя, и продолжить жить дальше с этими чувствами. Кроме того, расстраивать Аюньгу, который правда хотел как лучше, не хотелось. «Хорошо» – напечатал Далун: «Но только на твою песню». Ответ пришёл практически моментально, и пришлось даже проморгаться, чтобы поверить в увиденное: «Отлично, люблю!». Юньлун очень-очень надеялся, что это была такая дружеская шутка, но сердце всё равно предательски застучало в груди. *** Дни до мероприятия пролетели незаметно. С меринами никаких проблем на предвиделось, Вальс больше не пытался сбежать, особенно после того, как его с другом начали выгуливать в раздельных с Игристым левадах. Их оставляли на улице целый день без опаски – в отличие от жеребца, мерины к кобылам не рвались от слова совсем, предпочитая играться друг с другом. Юньлун за эти дни несколько раз успел передумать, кидался из крайности в крайность, пока не смирился. Чтобы жить дальше, нужно было сделать этот маленький шажок вперёд. Вечером перед мероприятием Аюньга забрал его к себе, чтобы ранним утром ехать сразу вместе. Во время ужина спросил, доверительно заглядывая в глаза: – Ты правда хочешь этого? Если ты передумал – я не обижусь, правда. – Гацзы… – Юньлун с хрипом вздохнул и отложил палочки. – Думаешь, я бы не отказал тебе, если бы в самом деле не хотел? Расслабься, я всего лишь послушаю, как ты поёшь. А может, мне кто-нибудь понравится, и я останусь. Больше Аюньга не спрашивал. После ужина подобрал костюмы им обоим, ведь не пойдёт же друг на мероприятие не одетым красиво? Далун мог только сказать «спасибо» хотя бы за то, что у Гацзы не было парных костюмов, иначе он бы не успокоился, пока не заставил их надеть. Зато отыгрался на украшениях – словно хотел нацепить на друга все бриллианты, что у него были. – С ума сошёл? – громко захрипел Юньлун, когда мужчина вытащил свои богатства. – Я ни за что в жизни не соглашусь это надеть! – Но они очень тебе идут! – Гацзы смотрел умоляюще, но никакая сила в этом мире не смогла бы победить ужас Далуна перед дорогими вещами и украшениями. – Хотя бы кольцо! – Нет, – отрезал Далун. – Хоть на колени встань – я не надену! Аюньга как-то странно прищурился, и от его взгляда по телу побежали мурашки. – А если это будет обручальное кольцо? – спросил он словно невзначай, но внутри у Далуна всё обмерло. Как можно более спокойным тоном он ответил: – Я ещё подумаю. *** Приехали они сильно заранее, и Юньлун впервые лично познакомился с Ли Хэн, о которой часто говорил Аюньга. Эта маленькая бойкая женщина поразила мужчину в самое сердце, ведь она направляла бешенную энергию Аюньги в полезное русло и была рядом уже много лет. Пообщаться, правда, не вышло – она вместе с командой взяла Гацзы в оборот, принявшись приводить в порядок. Юньлун присел в уголке гримёрки, принявшись ждать. Чем ближе подходило время к началу мероприятия, тем больше слышалось беготни по коридорам, чьей-то ругани и споров, попыток распеться. Далун уже забыл, какого это – готовиться к выходу на сцену. Он скучал по этому времени так, что болело сердце. – Лун-лун, – услышал он и вынырнул из своих мыслей. Они с Гацзы остались в гримёрке одни. – А где?.. – Я не очень люблю, когда перед выступлением рядом кто-то есть, – пожал плечами Аюньга и повернулся обратно к зеркалу. – Но мне хочется, чтобы ты побыл рядом. После работы визажиста он стал красивой картинкой: с уложенными волосами, с тонной «штукатурки» на лице, которая скрывала его морщинки, и пусть Далуну больше нравилось, когда Гацзы был собой, сейчас у него от чувств стискивало грудь. Не выдержав, Юньлун поднялся на ноги, спешно подошёл и обнял его со спины. Вжался лбом в основание шеи и замер так, боясь, что его сейчас мягко отстранят. Нет. Аюньга положил свои руки поверх его, сжал и чуть подался назад. Раньше они всегда обнимались перед выступлениями, поддерживая и успокаивая друг друга. Это были одни из самых ценных воспоминаний. Интимность, возникшую меж ними в этот момент, нарушать не хотелось, однако время поджимало. – Тебе скоро выступать, – сказал Юньлун, но не мог заставить себя отстраниться. Услышал краем уха тихий смешок. – Я серьёзно. А мне нужно занять место в зале. – Хорошо, – Гацзы очень хотелось развернуться и самому заключить друга в крепкие объятия, но дверь в гримёрку открылась и Далун отпрыгнул, словно обжёгшись. – Ты готов? – Ли Хэн сделал вид, что ничего не заметила. Перевела взгляд на Юньлуна: – Ты найдёшь куда идти, или тебя проводить? – Найду, – он улыбнулся и посмотрел на друга: – Удачи. Аюньга проводил его долгим грустным взглядом – таким, что Ли Хэн, вместо того, чтобы подгонять своего подопечного в стороны выхода, вздохнула, встала на носочки и легонько шлёпнула по макушке, словно пыталась выбить все плохие мысли из этой дурной головы. – Ты слишком много думаешь, когда не надо, – вздохнула она и начала поправлять его одежду. – А вот когда надо, ты не думаешь. От этого все твои проблемы. – Я знаю, – Аюньга поник. – Но не могу ничего поделать, как только мне кажется, что у нас всё налаживается, так он снова закрывается от меня. – Видимо, он такой же упрямый, как и ты, – женщина распахнула объятия: – Иди сюда. Мужчине пришлось согнуться, чтобы положить голову ей на плечо, и Ли Хэн осторожно погладила его по спине. В её тёплых материнских объятиях Аюньга всегда чувствовал себя маленьким ребёнком, который защищён от всех бед. Как бы ему ни хотелось постоять так подольше, нужно было идти. Женщина похлопала его по спине и отстранилась. – Готов? Аянга кивнул, одним движением поправил костюм, на лицо нацепил улыбку и отправился петь. Юньлун не мог описать словами то, что чувствовал, сидя в зрительном зале. С одной стороны, ему было больно и завидно, что на сцене не он, а другие люди, и с этими чувствами он, как ни старался, не мог совладать. С другой же, ему было приятно хотя бы со стороны зрителя прикоснуться к миру, который стал для него закрыт. Когда на сцену вышел Аюньга и начал петь своим красивым чистым голосом, с души словно спали оковы. Мужчина будто бы смотрел в зал, но Юньлун знал, что этот взгляд адресован ему. От осознания он смутился – песня была про любовь и море, и видеть в этом подтекста не хотелось, но… Не слишком ли много подозрительного происходило между ними двумя? Юньлун потерял голос, но зрение всё ещё было при нём – пускай до какого-то времени он изо всех сил пытался игнорировать то, что видел. В прошлый раз рассказать о своих чувствах не получилось, но ведь дальше так продолжаться не могло. После песни Далун спешно покинул зал и пошёл искать друга, но тот, оказывается, сам уже спешил ему навстречу, да ещё и с двумя бокалами в руках. Это было весьма подозрительно – Аюньга не любил алкоголь, практически не пил, если ему не всучат бокал, а если перебарщивал, потом мучался с желудком. Он никогда не рассказывал, но Далун отчего-то был уверен, что, живя беднотой в степи, не пить невозможно. Взять тот же кумыс – сквашенное кобылье молоко – если передержать, то напиток выходит до тридцати градусов. Он очень хорошо всасывается в желудке, и человек быстро пьянеет – Юньлун как-то ночью в конюшне прочитал целую конкурсную работу. Правда заканчивалась она словами: «Таким образом, если бы у нас было больше денег, наши лошади давали бы лучшее молоко на восхитительный кумыс» – но не это было важным. Работа очень просто и понятно описывала механизм воздействия кумыса, и даже далёкий от данного производства Юньлун всё понял. Но Аюньга с приподнятым настроением шёл к нему через толпу уже выступивших звёзд, нёс алкоголь в бокалах, и Далун даже не хотел спрашивать, с чем связана эта радость. – Как ты? – спросил Аюньга, передав вино и отпивая из своего бокала. – Тебе понравилось? Юньлун не знал, что сказать. Он любил Аянгу так сильно, что мог сказать что угодно, лишь бы ему угодить. Но это ли было нужно? Конечно же нет. Так что он, сначала отхлебнув, согрев связки, осторожно подбирая слова, ответил хрипло: – Неплохо. Но ты, кажется, два раза спел первый куплет. Гацзы глупо покраснел: – Не важно. Зато я спел красиво. Юньлуну оставалось только фыркнуть хрипло, и отпить ещё. С тем, что Аюньга спел красиво, он бы спорить не стал – голос друга почти всегда был таким, словно хор ангелов спустился с неба. Друг повторил движение и отпил из бокала. – Ты ведь не пил раньше, – произнёс Далун. – Не пил какое-то время, – Гацзы пожал плечами и под удивлённым взглядом друга одним глотком осушил бокал. Губы его дрогнули в лёгкой улыбке, затем он решительно приблизился вплотную. И, пока Юньлун замер в ожидании чего-то, Аюньга галантно подставил свой локоть для того, чтобы за него взяться. Он ждал решения друга и отчаянно корил себя за эту глупую идею, которую претворил в жизнь быстрее, чем успел обдумать последствия. Уже хотел перевести всё в шутку, но Юньлун, словно прочитав его мысли, поспешно взялся за его локоть. – К тебе или ко мне? – Далун постарался сказать это с глупым смешком, чтобы сразу стало понятно, что он так шутит, но голос его подвёл, пропал, и смех не получился. Меж мужчинами повисла неловкая пауза. Аюньга опомнился первым – чересчур громко расхохотался и потащил по коридору в сторону своей гримёрки со словами: – Извини, мой дорогой Далун, но боюсь, лошади не оценят нашу одежду по достоинству, ещё и обидятся, что мы не сможем на них в этом сесть! Давай лучше ко мне – спокойно переоденемся, а потом куда захочешь, идёт? – А если я захочу остаться у тебя? – Юньлун, произнеся это, почувствовал, как друг едва не запнулся о собственную ногу, но быстро выровнялся. – Далун, я всегда буду рад твоему присутствию, – серьёзно ответил Аюньга. Хотел добавить что-то ещё, но его вдруг окликнули. Молодой парень с милейшей улыбкой ребёнка налетел на них, поспешно расцепивших руки, и крепко обнял Аюньгу, чуть на нём не повиснув. – Цай-Цай! – обрадовался Гацзы и потрепал парня по макушке, не заботясь о том, что испортит его причёску. Далун немного отошёл в сторону, чтобы его не смело волной радости от встречи. – Ты сегодня тоже? – Нет, я просто сидел в зале, – парень замотал головой. – Потом побежал с тобой здороваться! И… – он посмотрел на Юньлуна, делавшего вид, что он читает в телефоне невероятно важное сообщение. – Познакомишь меня со своим другом? – Я Чжэн Юньлун, – Далун представился хрипло и едва слышно, да так, что Цай-Цай неловко переспросил его имя ещё раз. Аюньга взял всё в свои руки: – Это мой Далун, – широко улыбаясь, пояснил он. Парень приоткрыл от удивления рот, и Юньлуну вдруг отчаянно захотелось провалиться под землю. Он шестым чувством понял, что парень о нём наслышан, и скорее всего – из уст самого ужасного человека. – Тот самый друг Гацзы-гэ? – парень, хлопая глазами, поспешно протянул руку для рукопожатия. – Я Цай Чэнъюй, мы с Гацзы-гэ вместе участвовали в одном шоу. Он столько про тебя рассказывал! Вы всё-таки возобновили общение? Он задавал вопросы восторженным тоном ещё и ещё, Аюньга, светящийся от счастья, кивал ему головой и добавлял от себя. Алкоголь развязал ему язык слишком быстро, и теперь, если не вслушиваться в его речь, всё равно слышалось только: «Мой Далун» – через каждое слово. – Но всё-таки, как вы нашли друг друга, если Лун-гэ больше не в театре? – любопытный ребёнок смотрел на них двоих с восторгом, и Юньлун не мог на него сердиться. А вот на Аюньгу, который продолжал делиться подробностями их личной жизни, даже не в уединённом месте, а просто в коридоре, где это могли услышать чужие уши, он ещё как злился. – …и я был бы только рад всю жизнь поддерживать его всеми силами, хоть даже материально… Что… Юньлун не поверил собственным ушам. – Аянга, – не предвещающим беды тоном позвал мужчина, и Гацзы тут же осёкся. С виноватым выражением лица повернулся к другу, готовясь к чему угодно, но тот с нажимом, насколько позволяли больные связки горла, сказал: – Мы разве не торопимся? – Куда?.. – непонятливо переспросил Аюньга, но, встретившись глазами с тяжёлым взглядом, тут же извиняюще заблеял: – Да, точно, ты прав. Цай-Цай, извини, нам правда нужно… – Это вы меня извините! – замахал руками парень. – Спасибо что поболтали со мной, я правда очень рад был познакомиться, Лун-гэ! – Я тоже, – Юньлун запихнул Гацзы в гримёрку, и, вне себя от ярости, хрипя, спросил: – Ты в своём уме? – Что не так? – Аюньга в самом деле не понимал, что такого натворил. – Ты практически прямым текстом заявил, что готов меня содержать, вот что! – Юньлун сморщился от боли в горле, но не перестал надсаживать голосовые связки дальше. – Я не инвалид, чтобы меня содержать! – Я не это имел в виду! – Тогда что? – Далун замолчал, давая Аюньге высказаться, но тот никак не находил в себе сил, чтобы признаться в чувствах. Сейчас был такой замечательный момент, чтобы прояснить все непонятки между ними, но мысль о том, что друг, узнав о чувствах, просто развернётся и уйдёт, была сильнее. Аянга не смог. Далун понимающе закивал головой, сжимая тонкие губы. – Я иду на конюшню, господин Аянга, – официально сказал он сиплым голосом. Словно ножом по сердцу провёл. – А подачки будешь своим девушкам делать. – Далун! – мужчина ухватил его за рукав, но друг ловко выдернул руку. – Прости меня! Пожалуйста, не выстраивай между нами эту стену снова! Ближе тебя у меня здесь никого нет, и я ведь тебя лю… Ли Хэн так резко и громко хлопнула дверью, что мужчины вздрогнули от испуга. Женщина метала гром и молнии: – Вы чего здесь устроили? – гневно, но тихо спросила она. – Вас чуть ли не в концертном зале слышно! А если бы здесь были вольные слушатели? Хотите, чтобы о вашей драме весь интернет знал?! – Нет, Хэн-цзе, – понурил голову Аюньга, и отступил. Далун поправил пиджак. – Я возвращаюсь в конюшню, – сказал он. – Свой костюм потом заберёшь, в том же виде, в каком дал. Попрощавшись с Ли Хэн, он поспешно вышел из гримёрки, провожаемый болезненным взглядом в спину. Только закрылась дверь, как Аюньга обессиленно опустился в кресло и, спрятав лицо в ладонях, застонал. Женщина со вздохом ласково потрепала его по затылку. – Рассказывай, что натворил, – спросила она и села рядом с ним на стул. – Я думал, ты давно уже догадалась, – мужчина положил руки на колени и уставился на них долгим взглядом. – Предпочитаю проверенную информацию, а не свои догадки. – Я люблю его, – выложил Аюньга. С признанием на душе стало легче. Ли Хэн ничего не сказала, опустила руку и сжала его плечо, поддерживая. – Я должен был признаться ему ещё давно, но я такой дурак. Не смогу принять его отказ, и потому не могу рассказать о своих чувствах. Может, мне не нужно этого делать? Я просто могу жить дальше, общаться с ним, будто ничего не было. Поговорить, когда он остынет, и вернуть его доверие? – Только тебе решать, – Ли Хэн потянула его к себе в объятия, и мужчина тут же уткнулся лицом ей в плечо. – Но ты уверен в том, что он не чувствует к тебе того же самого? Может, всё не так плохо? – Не знаю, – он вздохнул ещё раз. – Но я должен дать ему время. Найдём мне дополнительную работу, чтобы я не успевал думать? – Я шла к тебе как раз за этим, – менеджер вытащила телефон и показала пару самых интересных предложений из всех, что успели ей прислать за несколько часов. – Ты всегда нарасхват, как горячие баоцзы, так что собирайся, идём на фотосессию. Только лицо тебе подправим. *** Аюньга не приезжал слишком долго. Так, что успевший остыть Далун начал распаляться снова. Он ведь сидел в супертопиках фанатов и прекрасно видел, что зарывшийся в спасительную работу Гацзы выглядел всё хуже и хуже. Комментарии фанаток всё усугубляли. «Брат выглядит ужасно! Посмотрите, он наверняка скинул вес от стресса!» «Может, брат заболел? Нельзя столько работать!» «За его здоровьем должны тщательно следить, так что я думаю, что он расстался с девушкой!» «Но у него не было девушки!» Юньлун заблокировал телефон и оставил его в комнате, больше не желая ничего читать. У Аюньги действительно не было девушки, зато был Далун, который с ним поругался. Было очевидно, что друг-трудоголик просто решил все свои мысли занять работой. Даже не присылал тысячу голосовых сообщений, как обычно, и имел полное право обижаться. Далун знал, что погорячился, и корил себя за это, но позвонить или написать сообщение не позволяла гордость. Так что тоже приходилось занимать себя делом. Он вышел на улицу, чтобы покормить жеребца кашей из овсяных отрубей, льняного жмыха и сладкой мелассы, и глазам своим не поверил, когда увидел подъезжающий белый форд. Кажется, сами Небеса решили свести этих идиотов снова. К несчастью, Аюньга приехал не один, и, неловко поздоровавшись, пошёл показывать Ли Хэн свои владения. Словно специально не хотел, чтобы друг мог ему сказать что-то наедине. Юньлун не знал, что он чувствует по этому поводу. Наверное, досаду и… грусть. Игристый, всё ещё не получивший свою кашу, недовольно начал рыть грунт копытом, потому что Далун с ведром в руке долго смотрел на то, как друг что-то возбуждённо рассказывает своей помощнице. – Тише, сына, не возмущайся, – мужчина пролез в леваду меж досок и поставил перед жеребцом его корм. Огромная вороная морда тут же с чавканьем принялась за обед. Как и всегда, в отличие от кобыл, привыкших есть из одной кормушки и соревнующихся за еду, он ел медленно, придирчиво выбирая губами сначала самое вкусное. Медленно жевал, словно хотел распробовать весь вкус – когда за ним заметили эту особенность, то были так удивлены, что подошли с вопросом к его хозяйке. Шан Вэнцзе только посмеялась, ответив, что Игристый всегда был таким. Юньлун почесал блестящую на весеннем солнце лошадиную шкуру и бросил тоскливый взгляд в сторону Аюньги, который зачем-то залез на ещё не распечатанный тюк сена, и теперь, словно что-то обрисовывая, размахивал руками. Ли Хэн, стоя снизу, грозила ему маленьким кулачком. Забыв про то, что если Игристый закончит с обедом, то примется играться с ведром, гоняя его по леваде, словно мяч, Юньлун поспешил к сеннику. – … а даже если не будут ставить лошадей – не страшно! Я всё просчитал, меня хватит на содержание своих четырёх голов! Кроме того, Далун… – Аюньга, заметив друга, тут же осёкся. Нога его в лёгком кроссовке заскользила по мокрой из-за ночного дождя защитной плёнке на сене, и он с матом скатился вниз, приземлившись на ноги. – Я тебе сказала, что упадёшь! – всплеснула руками Ли Хэн. Она выглядела так, будто хотела дать своему подопечному подзатыльник, если бы могла дотянуться до его глупой головы. – Может, поговорим? – Юньлун хрипло хмыкнул, замечая, как панически забегали глаза Аюньги в поисках того, что поможет ему избежать неприятного разговора. Но даже его верная помощница вдруг вытащила телефон и сделала вид, что ей ни в коем случае нельзя пропустить звонок, которого на самом деле не было. – Если ты так хочешь… – Гацзы тяжело вздохнул. Он и в самом деле выглядел так себе, и Юньлун, увидев это своими глазами, мысленно обругал себя последними словами. Друг ведь всегда хотел как лучше, и только не к месту взыгравшая в Далуне гордость помешала им в тот вечер. – Зайдём внутрь? – предложил Юньлун. – Ты в тонкой куртке, а на улице не лето. – Нет, – Гацзы покачал головой. – Давай здесь всё выясним поскорее. А то я успею надумать всяких глупостей, пока мы идём к тебе, и снова обижу своими словами, а я не… – Прости меня, – мужчина перебивает его речь, пока друг и правда не наговорил чего. – Это я дурак, и зря на тебя разозлился. Ты столько сделал для меня, а я неблагодарный, и… – Далун, – мужчина, расчувствовавшись, произнёс это самым нежным голосом, перебив его тоже. – Давай оставим это в прошлом, хорошо? – … хорошо, – Юньлун, чуть с задержкой, улыбнулся другу чистой и благодарной улыбкой. – Мир? – Мир, – обрадованный, Гацзы распахнул объятия, но видя, что друг снова не собирается на них отвечать, быстро стушевался и неловко отвел взгляд. – Я в рабочем, ты пропахнешь конями, – фыркнул Далун, и друг тут же вскинул на него взгляд. – Я предлагал тебе зайти в комнату, а ты отказался. – Так может мы… зайдём? – Аюньга спрашивает с надеждой, и… – Пойдём, – пожимает плечами друг. Стоит скинуть верхнюю одежду, как Гацзы словно дикий кот набрасывается с крепкими объятиями, и Далун, хрипло смеясь, обнимает его в ответ. Они стоят так дольше, чем должны стоять друзья. И Аюньга решается. Он сначала едва слышно начинает напевать сточки песни, под которые много лет назад на впускном мюзикле они целовались. Далун под его руками замирает, когда понимает, что он слышит. Сердце пропускает удар. – Гацзы… – Юньлун чуть отстраняется, и мужчина замолкает. Если друг правда всё понял, то… – Гацзы, извини. Я очень хочу, но не могу тебе подпеть. О. Вот оно что. – Лун-лун, – Аюньга нежно ему улыбнулся. – Даже если ты произнесёшь слова шёпотом, мне этого будет достаточно. Но Юньлун, прокашлявшись, начинает хрипло петь. Ему тяжело, видно, что сколько бы он не старался, голос не вернётся к нему лишь потому, что очень хочется. Гацзы очень тихо подпевает ему, держа за руки, и они так близко, и к самому концу их лица разделяют какие-то сантиметры. Далун, его любимый, самый дорогой человек, закрыв глаза, словно окунаясь в воду, подался вперёд, и они наконец поцеловались – коротко, быстро, и тут же отстранились, глядя друг на друга круглыми от неверия глазами. – Так ты… – А ты…? – Гацзы, я люблю тебя, – Юньлун выпаливает это слишком быстро, пока не передумал. Аюньга как-то странно меняется в лице. – Знаешь, что, – медленно произносит он. – Ты такой дурак! Ещё и отнял мой шанс первым признаться в любви! Я, значит, столько лет шифруюсь, переживаю, схожу с ума от своих чувств к тебе, чтобы потом, когда я тебя наконец нашёл и собрался с силами, чтобы признаться, ты сделал это первый? – То есть, ты… любишь меня… – Ещё со второго курса!.. Далун непонимающе хлопает глазами. – Так я тоже… – неуверенно говорит он, – люблю тебя курса со второго. Они в унисон разочарованно стонут: – Мы два идиота. *** Они на кухне в квартире Аюньги, окно закрыто шторами, и никто не видит, что мужчины сладко целуются почти целую вечность, прежде чем отстраниться. У них обоих несколько выходных дней, в которые никто их не потревожит. – Ты уверен? – спрашивает Гацзы ещё раз, разминая его широкие плечи своими маленькими ладошками. Далун наклоняет голову и прижимается тёплой щекой. Ему тепло и спокойно, он больше не боится своих чувств. Прошлое не царапает его изнутри и не заполняет голову сомнениями. Он знает, что Аюньга любит его, и это чувство взаимно. Юньлун любит этого человека так сильно. – Да, я уверен, – говорит он и прижимается губами к тыльной стороне ладони, лежащей на плече. – Я хочу тебя. Шторы на кухне плотно закрыты, и ничьи посторонние глаза не увидят, как руки нежно ползут с плеч вниз по телу. Они массируют большими пальцами соски, скользят вниз по едва начавшему проявляться прессу и, зацепив край футболки, тащат его вверх. Чувствуя дрожь удовольствия от действий, Гацзы прижимается крепким поцелуем к затылку Далуна, ероша носом волосы. Целует чуть ниже, на линии роста волос, затем слегка прикусывает шею, краем уха различая едва слышный вздох. Возбуждение, прежде накатывающее мягкими волнами, от этого звука многократно усиливается, заставляя резко втянуть носом воздух, чтобы хоть немного успокоиться. Сегодня у них много времени, хочется растянуть удовольствие их первого раза. Приходится ненадолго оторваться, чтобы стащить футболку с друга и полностью раздеться самому. – Ты лишил меня удовольствия снять с тебя трусы, – едва слышно хрипит Юньлун, стаскивая с себя домашние шорты вместе с бельём. Его член под жарким взглядом Гацзы стремительно твердеет. – В следующий раз разденешь меня сам, – обещает тот. Коснувшись своего полувставшего члена, он пальцами размазывает выступившую смазку и, краснея, спрашивает: – Нравлюсь? – Мой больше, – смущённо фыркает Далун и отзеркаливает его движения. Это так волнительно и возбуждающе – стоять напротив любовника и ласкать себя самому, показывая, как сделать приятнее. Однако ещё приятнее наконец сократить расстояние и, встретившись губами, взять в руку его член. Мужчины целуются страстно, мокро ласкаются языками, дрочат друг другу, ускоряя темп, пока, наконец, не доходят до грани. Это только начало, впереди не только эта ночь, но вся жизнь. Аюньга собирает рукой сперму, пока разгорячённый Далун утыкается лбом ему в плечо и пытается восстановить дыхание: – Давай смоем и пойдём в спальню, – интимно шепчет он и легонько целует любовника за ухом. Юньлун с недовольным выражением лица отстраняется. Такой красивый, мокрый от выступивших капелек пота, смотрит своими большими влажными глазами и кусает нижнюю губу, словно специально дразнится. Смотрит на белёсые подтёки на своей руке, а затем подносит к лицу и осторожно пробует языком. У Аюньги едва не подкашиваются колени – так ему жарко от этого жеста. – Д-далун!.. – его голос дрожит, как и он сам. – Ты чего это такое делаешь? – Пробую тебя на вкус, – Юньлун вдруг хитро щурится: – Тебя это заводит? – Да, – он не видит смысла утаивать это. – Но не будет ли лучше, если ты просто возьмёшь меня в рот? Далун едва не давится воздухом. Его лицо такое же красное от смущения, как у Гацзы. Не зная, куда себя деть, он молча отворачивается и моет руки в кухонной раковине. Аюньга любуется его худым телом, тонкой талией, и особенно – подтянутой аккуратной задницей, которую так и хочется взять в ладони, чтобы потискать. Но сперва он тоже моет руки, чтобы потом сперма не присохла к коже – оттирать её будет не слишком приятно. Он спиной чувствует взгляд Далуна, и от него по телу бегут приятные мурашки. – Так ты правда хочешь, чтобы я тебе отсосал? – слышит он вопрос, и его член заинтересованно дёргается. Гацзы разворачивается, отвечая низко и томно: – Ну разумеется. Твой рот будет отлично смотреться на моём члене, согласен? Юньлун смотрит на него широко раскрытыми глазами, часто облизывает свои красивые тонкие губы, и Аюньге слишком сильно хочется его поцеловать. Он целует – прижимает к себе тонкое голое тело, трётся снова твердеющим членом о его бедро. Любовник отвечает страстно, жмётся сильнее, ласкает руками тело Гацзы, а затем с силой проводит по спине ладонями и накрывает ими ягодицы. Аюньге смешно от того, что Далун успел добраться до его задницы быстрее, и он смеётся сквозь поцелуй. Друг недовольно отстраняется. Его огромные ладони сжимают ягодицы, мнут их и совершенно бесстыдно проскальзывают меж ними, чтобы потереть вход. – Мы так и будем стоять на кухне? – спрашивает Юньлун нетерпеливо. – У тебя больная спина, не думаю, что ты выдержишь, если я возьму тебя прямо на этом столе. – Я так хочу тебя, что плевал бы на последствия, но, к сожалению, смазка в спальне, а использовать пищевое масло как-то не хочется, – фыркает Гацзы. Далун коротко чмокает его в губы и тащит за собой. На этой огромной кровати никогда прежде не лежало больше одного человека, и Аюньга терпеть не мог спать в ней, холодной и пустой. Но сейчас он укладывал на свежее бельё своего любимого человека, и эта кровать больше ему не ненавистна. Юньлун, распластавшийся на спине, был самым прекрасным зрелищем – Гацзы даже затаил дыхание, когда любовник приглашающе раскинул свои длинные ноги. От этого зрелища он мог бы кончить, просто взяв свой член в руку. –Эй, ты же обещал мне минет! – чтобы отвлечься, говорит Аюньга и оглаживает красивое бедро. Далун хрипло мурлычет, словно большой кот, и кладёт руку на свой возбуждённый член, сжимает его, трёт головку, а глазами смотрит хитро. Ленивый дракон просто хочет, чтобы Гацзы ублажал его сам. – Смотри, как я теку, – говорит он и пошло вздыхает. – Может, я отсосу в следующий раз? Хочу уже покончить с этими прелюдиями и почувствовать тебя в себе. Аюньга не может сопротивляться его желаниям. Он тянется за смазкой и выдавливает её в ладонь, греет в руках, сгорая от желания, пока Далун, согнув колени, гладит себя меж ягодиц длинными, смоченными слюной пальцами. Мужчина вздрагивает, когда тягучая жидкость капает с ладони друга на нежную кожу. Смазка прекрасно выполняет свою функцию – с ней палец входит хорошо, и Юньлун низко, едва слышно стонет. – Дай я, – Аюньга и сам хрипнет, дрожит от желания толкнуться внутрь, но Юньлун дразнится, вставляет в себя два пальца. – Попробуй, – говорит он, проталкивая пальцы глубже, задевая простату и закатывая глаза от приятных ощущений. Он такой открытый перед своим Гацзы, такой развратный, позволяет себе вытворять такое и абсолютно не стыдится своих действий. И совершенно не готов к тому, что Аюньга просто вытащит его пальцы, осторожно заменяя их своими. Юньлун от неожиданности и удовольствия стонет, голос его ломается, хрипит, но если раньше от такого звука его горло перехватило бы болезненным спазмом, то сейчас отчего-то оно совершенно не болит. Мокрой рукой он сжимает свой член. – Красивый… – слышит восторженное и сжимается на чужих пальцах. – Хочу трахать тебя вечно… – Гацзы!.. – всхлипывает Далун и поспешно дрочит себе, но не доводит до конца, пережимает у основания. Ощущений слишком много. Аюньга не целует его – просто не может перестать смотреть на то, как его любимый Далун получает удовольствие всего лишь от трёх пальцев в себе. Как кусает губы, вздыхает и всхлипывает, весь мокрый, соблазнительный, самый красивый, со своими слезящимися глазами, в которых то и дело проскальзывает какая-то блядская искра. Прекрасно знает ведь, как выглядит со стороны. Сил терпеть больше нет, и Гацзы вытаскивает пальцы: – Я могу вставить в тебя свой член? – с лёгкой усмешкой спрашивает он, наклонившись к аккуратному уху. Далун сглатывает, дышит тяжело, но не упускает возможность подразнить: – А что, если я скажу тебе «нет»? Аюньга совершенно не удивлён и с готовностью отстраняется. Напоказ гладит своё немаленькое достоинство и пожимает плечами: – Как скажешь. Юньлун фокусирует свой взгляд и недовольно говорит: – Ты, блядь, издеваешься? – Это ты издеваешься, – мужчина свободной рукой щекочет его под коленкой. – Я возьму тебя только с твоего разрешения. Но думай быстрее, я не хочу после долгого ожидания ответа кончить в тебя сразу, как вставлю. – Так вставляй быстрее! Гацзы смазывает член и медленно входит. Это самое лучшее чувство в его жизни. Далун всё ещё узкий, даже после долгого растягивания он недовольно морщится, дрочит себе, пытаясь перебить неприятные ощущения. Дальше становится значительно легче, приятнее, можно уже пытаться подмахивать, подгонять любовника пятками, словно лошадь пришпоривать. Аюньга не может не сказать: – Ты знал, что половой акт у лошадей длится всего до пятнадцати секунд, не считая ритуальных ухаживаний? Юньлун смотрит с раздражением, даже перестав двигаться, затем говорит: – Если ты намекаешь на то, что уже готов кончить, я задушу тебя подушкой, весельчак хренов. – А у быков длится три секунды. Буквально сунул-вынул и пошёл. – Ещё одно слово, и я выебу тебя сам. Поверить не могу, что трахаюсь с энциклопедией, а не с любимым человеком. Аюньга затыкает его бурчание быстрым глубоким толчком и мокрым поцелуем. Больше не говорит ничего – у Далуна член побольше будет, и испытать на собственной заднице всю его силу он пока не готов. Зато готов трахать его столько, сколько любовник хочет, в разных позах и разным темпом, пока Юньлун, залюбленный, не попросит пощады. Перед концом их общие стоны становятся отрывистей и громче, дыхание тяжелее. Оба хотят дойти до края, ускоряют движения, ласкают друг друга, целуют, куда придётся. От переполняющих чувств Далун не контролирует силу укусов, и отметины зубов на плечах Гацзы наливаются цветом. – Я… сейчас, – всхлипывает Юньлун. Оргазм накрывает его так тяжело и сильно, что он на какое-то время теряется. А когда приходит в себя, то первым делом замечает, что Аюньга с вытащенным всё ещё эрегированным членом пристально на него смотрит. Сил практически нет, всё тело будто ватное, но он приподнимается на локтях. – Что такое? – спрашивает обеспокоенно, и вдруг вместо привычного едва слышного клокотания слышит свой голос. В нём всё ещё есть хрипы, но он куда звонче, чем раньше. В горле больше нет того неприятного кома, который мешал говорить. Осознание это не какое-то ошеломляющее – Юньлун просто принимает его, как данность. – Нужно сейчас же ехать к врачу, – взволнованно говорит Аюньга, которому словно совсем нет дела до того, что он до сих пор не кончил. – Вот с этим наперевес? – саркастически хмыкает Юньлун и протягивает руку, чтобы коснуться его члена. – Кажется, мне всё же придётся тебе отсосать. –Ну, что я могу сказать, – доктор что-то быстро писал на листочке. – Ваша проблема с голосом по большей части была непосредственно связана с вашими психологическими зажимами. Секс помог естественным образом расслабиться и разогреть связки, после чего и произошёл прогресс. Прописать вам секс три раза в день я, конечно, не могу, зато могу посоветовать. И вот вам лекарства, пропьёте курс для общей поддержки организма. Хорошего вам дня! Далун, оглушённый собственным счастьем, вышел из кабинета. Сидящий как на иголках Аюньга тут же вскочил и обеспокоенно выпалил: – Как прошло? Юньлун перед его носом листочком с рецептом: – Прописал таблетки и посоветовал трахаться почаще. Так что готовь своего друга, я теперь с тебя не слезу. Аюньга, этот вечно энергичный кролик, обрадовался так, что, не боясь чужих глаз, крепко поцеловал Далуна в губы, и, светясь от счастья, весело сказал: – Тогда поехали в секс-шоп, купим сразу литр смазки! – Сначала в аптеку, любовь моя.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.