touch

прикосновения. они всегда уникальные — разные с разными людьми. одни могут быть неприятными, каким бы тактильным ты ни был, другие — настолько особенные, что хочется остановить время. и они так много значат для хенджина. хван не может назвать себя тактильным. он не виснет коалой, как феликс, не любит, когда его трогают без причины, часто дергается от одного только хлопка по плечу. но каждое прикосновение минхо намертво въедается в память. вероятно, в его памяти давно уже появился новый отдел с яркой табличкой, гласящей «моменты, когда хен дотронулся до меня». ли красивый. невероятно красивый. он как хуманизация искусства — безупречен во всем, и даже если критик и сможет найти в нем изъян, это все равно будет украшать его. отвести от него взгляд, если честно, очень трудно. хенджин бы даже сказал, невозможно. хван часто засматривается на старшего, пока тот невозмутимо листает новости в телефоне (он так немыслимо красив в плену этого маленького прямоугольника теплого света) или хмурит брови во время прогона хореографии. в такие моменты хенджин часто натыкается на внимательный, чуть вопросительный взгляд из-под длинных ресниц, направленный прямо на него. невыносимо. `` больнично-белый свет ламп раздражает и без того уже раздраженные глаза, громкая музыка почти больно бьет по барабанным перепонкам, а ноги подкашиваются от многочасовой тренировки, но взгляд продолжает цепляться за отражение изящной фигуры в заляпанном зеркале маленькой репетиционной комнаты. минхо до чертиков красив. его движения, несмотря на усталость, мощные, четкие, и хенджин не успевает заметить, когда зеркальная коробка становится его личным кругом ада: куда ни отворачивайся — не поможет. в груди что-то тянет, и непонятно: плохое или хорошее. `` и вот очередной вечер, когда они сидят в одной комнате. каждый занимается своим делом. все как всегда. только сегодня хенджин не может перестать думать. ему кажется, ли нет абсолютно никакого дела до тех моментов, которые у младшего могут застревать в голове на множество часов, а то и дней. иногда хвану кажется, что он до сих пор ощущает мягкость его кожи — эти неимоверно нежные, трепетные касания. хочется, чтобы прошедший день стал временной петлей, в которой они останутся навсегда. хочется всю жизнь держать его за руки, аккуратно поглаживать ладони… хочется просто вновь раствориться в тех моментах, когда действительно ощущал все это. `` — я… я могу поцеловать тебя? — хенджин прожигает взглядом хеновы губы. выходит чересчур неловко и смущенно, но он тут же замечает покрасневшие кончики ушей минхо, и становится спокойнее — не только он волнуется. старший едва заметно кивает, глядя ему прямо в глаза, и хван смелеет — зарывается длинными пальцами в мягкие волосы и накрывает чужие губы своими. `` каждый поцелуй как первый — поначалу осторожный и немного неловкий (приходится заново привыкать к тому, что можно позволить волне нежности накрыть с головой и полностью раствориться в этом сладком ощущении), но проходит всего пара мгновений — и хенджин отпускает себя, полностью отдаваясь моменту. у минхо, несмотря на внешнюю невозмутимость, внутри города рушатся, и стайка бабочек пролетает над обломками сооружений, задевая пергаментно-тонкими крыльями легкие, отчего становится трудно дышать. губы хенджина такие невероятно мягкие и податливые — его хочется целовать бесконечно долго, никогда не прерывать этот момент. минхо аккуратно ведет пальцами по бледной горячей щеке, отодвигает со лба темную прядку волос. поддавшись порыву, приподнимается на носочках и оставляет полупрозрачный поцелуй где-то за ухом. хенджин лишь бесшумно выдыхает, а минхо мажет расфокусированным взглядом по его ресницам, которые мелко подрагивают. через тонкие занавески в комнату пробиваются оранжевые лучи заходящего солнца и мягко ложатся на щеки влюбленных. зеленоватые отблески света от винных бутылок, стоящих на подоконнике, создают на их лицах целые картины, и минхо, кажется, еще целую вечность завороженно смотрит на хвана, едва ощутимо выводя пальцами линии между сменяющимися цветами.