Sea Lullaby

Небо низко-низко нависало массивными чёрными тучами, готовое в любое мгновение обрушиться на землю сильным грозовым ливнем. Минджи сидела на прохладной траве, свесив ноги с обрыва и устремив взор в тёмную даль, где штормовой ветер гнал волны на берег. Море бушевало. Ледяные брызги то и дело орошали ноги Минджи, впитываясь в холщовую ткань. Резкие, разрушительные порывы ветра хлестали кожу, развевая волосы за спиной. Минджи прикрыла глаза, наслаждаясь шумом бурлящей воды, разбивающейся о землю, запахом озона и соли, упиваясь могуществом стихии. Иногда ей хотелось стать морской пеной, нестись по бескрайним просторам вместе с волнами, обласкивать сушу, оставаясь влагой на песке, которую вскоре осушит солнце. Минджи многого хотелось, и всем её мечтам свидетелем было лишь море, что уносило их с собой куда-то за горизонт. — Скоро гроза. Она открыла глаза. Бора опустилась рядом, обняв колени, и сощурилась, глядя на беспокойные воды. — Я люблю грозу. — Минджи пристально взглянула на Бору. — Она заставляет чувствовать себя по-хорошему ничтожной перед природой. Гром разнёсся по округе, вибрируя где-то в груди; Бора вздрогнула и поёжилась. — Мне она тоже нравится, если я при этом дома у очага, — проворчала она. — Когда вы отплываете? — Должны были на рассвете, но теперь уж только когда утихнет шторм. — Надеюсь, он не утихнет. Минджи мягко улыбнулась, укладывая ладонь на чужое узкое плечо. Бора, хмуря брови, избегала встречаться с ней глазами. — Не переживай так, мы управимся за неделю. — Это же чёртова контрабанда, Минджи, как я могу не переживать?! — Громкий голос Боры потонул в очередном оглушительном раскате грома. — Сколько людей постоянно не возвращается, а? Только за последние полгода пропало пять человек, а это опытные моряки. А что Шиён? Она ни разу не совала носу дальше пятисот футов от берега! Почему ты её не отговорила? — Она твоя кузина, а не моя. — Минджи, ты ей как мать, сестра и, боги знают, кто ещё, в одном лице! Она не станет меня слушать, а если ты ей запретишь — она останется. Да чёрт, если хочет плавать, пускай наймётся на торговый корабль, к твоему отцу, например, почему к вам?! На борту моего отца любая татуировка становится рабским клеймом. — Это её решение, — сурово заметила Минджи, — я не хочу и не стану ей запрещать. Гневные глаза Боры, в которых также плескался липкий страх, наконец обратились на Минджи. — Тогда, клянусь, если ты вернёшься без Шиён, я тебя сама прикончу. — Я за ней пригляжу, — криво улыбнулась Минджи. Она понимала, как неспокойно Боре на душе, однако Шиён она понимала тоже, ещё как понимала. — К тому же её капитаном будет Дон. Ты знаешь, с ней можно хоть к самому дьяволу в пасть. Ши ничего не грозит. Обе знали, что это ложь. Но Минджи сделала всё, чтобы заверить, а Бора — сделала вид, что поверила. Они обменялись долгими понимающими взглядами, а затем небо озарила фиолетовая вспышка и хлынул дождь. // Море успокоилось к полудню, в воздухе осталась свежесть, а земля была рыхлой и влажной. Узкие улочки меж бедных рыбацких хижин и более зажиточных обшарпанных домов наполнялись людьми. Закипела жизнь, такая, к какой привыкли местные: довлеющая, душная, воняющая рыбьей требухой и тухлятиной. Минджи шла, сжимая в руках мешок со скромными пожитками, без которых уходить в плавание, даже короткое, было никак нельзя. Шла в единственное место, где дышалось легко. На неё часто смотрели и много шептались. На острове отбросов и изгоев слухи разносились на крыльях чаек, и все знали, что сегодня «Ласточка» вновь выйдет в море. Проскользнув мимо компании рыбаков, собирающих снасти, Минджи направилась к невзрачному приземистому домику с дверью, выкрашенной яркой краской. Это выглядело чужеродно на фоне серости и грязи, почти нелепо, но всегда вызывало улыбку и теплоту на душе. Минджи постучала, и дверь, как всегда, распахнулась перед ней незамедлительно. Повеяло цветами и воском; Шиён улыбнулась, очаровательно морща нос, и отступила в сторону, пропуская Минджи внутрь. — Подожди секунду, я почти готова. Знаешь, Бора меня чуть в погребе не заперла с утра, — пожаловалась Шиён. — Идиотка, чтоб её… — Она просто волнуется за тебя, — по-доброму усмехнулась Минджи, с нежностью наблюдая за тем, как Шиён синей лентой собирает смоляные пряди в неряшливый хвост. Шиён была совсем юна, — на деле всего на три года младше Минджи, но она слишком привыкла о той заботиться — и в её чертах ещё читались детские нежность и наивность, которые не успела пока стереть жизнь. Однако глаза… В них было много таинственной осознанности, которая порой пускала по коже Минджи мурашки. — Знаю, но я устала сидеть взаперти. Ничего не изменится. Если покажется иначе — это всего лишь иллюзия. Минджи знала: Шиён вызвалась заниматься контрабандой отнюдь не потому, что это «почётнее» места матроса на любом торговом судне или полно острых ощущений. Просто там, где царит беззаконие, меньше границ — эта клетка посвободнее. — Понимаю, Ши, поэтому не препятствую. Но учти, я не спущу с тебя глаз, иначе Бора спустит с меня шкуру, если с тобой что случится. Озорной огонёк заплясал в глазах Шиён. — Ты только вынуждаешь меня вляпываться в неприятности. Минджи надеялась, ей показалось, что чужой взгляд, опустился куда-то в область её губ. Иначе — она окончательно сходит с ума. Шиён подхватила с заваленного склянками и лепестками цветов стола дорожный мешок и, прежде чем Минджи успела что-либо сказать, как ни в чём не бывало бросила: — Пойдём, нам пора. // В море царил далеко не штиль, но было действительно спокойно. Вдали уже виднелись рыбацкие лодки, слегка колышимые ветром и слабыми волнами. Солнце ещё пряталось за облаками, и вода была тёмно-синей. «Ласточка» стояла у пристани, поскрипывая обшивкой и оснасткой. Это было небольшое, быстроходное судно, идеальное, чтобы оставаться незамеченными, однако чересчур уязвимое пред здешними опасными водами. Минджи довелось однажды оказаться в шторм на «Ласточке», и она по-прежнему считала чудом, что сейчас не кормит рыб под морской толщей. На отдраенной палубе стояли Хандон и Намджун, о чём-то негромко переговариваясь. Остальные члены команды сновали туда-сюда, готовя корабль к отплытию. — Наконец-то, думала уже посылать за вами. — Хандон небрежно кивнула подошедшим. — Можно отчаливать. Если такая же погода будет держаться и дальше, то мы, может, через дюжину дней и вернёмся. Намджун закатал рукава рубахи, обнажая мускулистые, покрытые татуировками руки, и глянул исподлобья на Шиён. — Мы ещё не отшвартовались, не поздно сойти на берег. — Хочешь — сойди. — Иногда в лице Шиён появлялось что-то острое, почти пугающее. И Намджун, увидев это, хмыкнул, покачал головой и отошёл к Чонину, затягивающему канаты. — Я от тебя много требовать не буду, Шиён, ты у нас по связям. Просто не мешайся под ногами, а там, глядишь, и научишься чему за пару плаваний. — Хандон ухмыльнулась, почесав шрам на щеке. — Если охота продолжать не пропадёт. Хандон ушла раздавать приказы, а Минджи с мягкой улыбкой на губах потянула Шиён к борту, опираясь о него локтями. Чужие глаза потемнели (куда, казалось бы) от раздражения, и стоило признать, что выглядела Шиён больше мило, чем озлобленно. — Расслабься, Дон полжизни в море, она хорошо обращается только со своим кораблём и с Юбин. А Намджун просто… Намджун. Он может быть довольно жёстким… Особенно к новичкам. — Минджи свела брови. — К слову, если он поднимет на тебя руку, я лично его выкину за борт. — Ну, будет за что. Я же «по связям» и ничего толком не умею. — Научишься. Нам рук всё равно не хватало. Никто особо не стремится попасть в нашу команду, хоть мы и… известны. — Ну да, говорят, что вы сумасшедшие. Минджи усмехнулась, задумчиво раскрыла ладонь, и Шиён, принимая приглашение, вложила туда свою руку, слегка пощипывая шероховатую кожу. Её ладонь была мягкой, нежной, ещё не познавшей грубой работы. — Мы просто испытываем удачу больше остальных. Работаем за огромные деньги, но не с самыми надёжными людьми. Даже по меркам ремесла, где даже самому себе доверять нельзя. — И этот риск оправдан? — Для кого как, — пожала плечами Минджи. — Меня он заставляет чувствовать себя живой, ещё… Забыть о многом… Думаю, ты поймёшь. — Думаю, что уже понимаю, — на грани слышимости ответила Шиён. // Ветер, наполняя паруса, нёс корабль по лазури. Море вело себя покладисто, «Ласточка» шла резво, и работала небольшая команда влёгкую. Шиён ожидаемо всё схватывала на лету, пускай не без труда. Телу, не привыкшему к таким нагрузкам, ещё не доставало гибкости и силы, и боль в мышцах давала о себе знать. Минджи сочувственно хлопала Шиён по плечу, видя, как та морщится и шипит, но заставляла выполнять всю работу от и до. Шиён и не отлынивала, исполняла всё, что поручали, и вскоре команда стала относиться к ней теплее, даже Намджун подобрел и начал давать советы. Для Минджи всё было как отдых. Покинуть остров было равносильно тому, чтобы вырваться из темницы — на солнце, свежий воздух и свободу. Стоя на палубе, продуваемой попутными ветрами и ласкаемой солнцем, Минджи ощущала, как жизнь, настоящая жизнь, бьётся в груди, течёт по венам и попадает в лёгкие с кислородом. Теперь Минджи могла отдаться этому ощущению без остатка. Шиён здесь, рядом, и нет больше ни единой причины тосковать по родным берегам. Шиён… Она казалась опьянённой новыми чувствами и расцветала час за часом; её кожа засияла мёдом и бронзой, смех звучал беззаботно, угольно-чёрные глаза задорно сверкали, почти счастливо. В свободные минуты Минджи наблюдала за Шиён, и у неё захватывало дух — Шиён была попросту прекрасна, и этому невозможно было сопротивляться. Ужинать повелось на палубе, сидя на чуть влажных досках, скрестив или подогнув ноги. Грубо вырезанные деревянные ложки глухо стукались о посуду, черпая похлебку. Минджи обошла Намджуна и Юбин, аккуратно неся наполненную миску, и опустилась рядом с Шиён, у мачты. — Слушайте, может, это, припрячем часть выручки, а? — уперев руки в колени и подавшись вперёд, сказал Чонин, понизив тон, будто кто-то мог его подслушать. — Чего, на виселицу захотел? — Юбин насмешливо фыркнула. — И нас за компанию взять? — Эти шавки золото чуют за лигу, — подхватила Хандон. Она сидела, согнув одну ногу в колене и опустив другую. — Ты их в море сбрось с завязанными глазами, так они тебе клад найдут и обложат его налогом. — У меня сосед как-то пару серебряных припрятал, — сказал Намджун, — об этом чёрт знает как прознали и отняли у него палец большой на правой руке да ещё плетей всыпали. В назидание, мол. Так что брось, Чонин, не то расплачиваться придётся нам всем — головами. Чонин скривился, встал и смачно сплюнул за борт. — Вот суки. Дерут деньги так, будто у нас тут целая империя, а не грёбаная яма на отшибе мира, куда вываливают отходы. — Вы ведь тут все местные, да? — спросила Хандон, оставляя пустую миску в сторону. — Знаете, люди думают, что у нас тут оплот свободы. Брехня, конечно. Но эта яма для многих последняя надежда. Меня, например, сразу, с пятнадцати лет, занесло к работорговцам. Три года плавала под началом твоего отца. — Взгляд, брошенный на Минджи, неприятно резанул. Хандон провела пальцами по своему шраму. — Когда нас поймали, он мне помог сбежать. Бежали мы туда, куда бежали все, кому некуда идти. Да, оказалось, что одна большая темница посреди моря, но здесь мы смогли начать новую жизнь. Вам этого не понять, и мне жаль, что вы тут заложники. Единицам удаётся вырваться, чаще — только на тот свет. Воздух потяжелел, и некоторое время все молчали, пока медленно не заговорил Намджун. — Я тоже не местный. Беглый раб. — Он оттянул ворот рубахи, демонстрируя рабскую татуировку, набитую на груди. — Честно, разницы мало, но в любом другом месте меня либо закуют в цепи и продадут снова, либо снесут голову за бегство. Выбор очевиден, да? Намджун с горечью посмеялся, а Хандон поднялась на ноги, подхватила миску и повысила голос: — Ну всё, хватит болтать, поели — за работу! Минджи, сходи в трюм. Минджи подскочила и тотчас отправилась выполнять поручение. Не столько тяжела была работа, сколько мысли, грудой камней осевшие в сознании: разговор на палубе поднял с глубин слишком многое, что Минджи отчаянно топила в себе с детства. Для этого она сбежала от отца, связалась с Хандон — да только цепи так и остались на её запястьях. Закончив, Минджи выскользнула обратно на палубу, желая перед сном подышать холодным морским воздухом. Место у штурвала занимал Чонин, а Шиён стояла, наклонившись к бортику и глядя вдаль, где чернели волны и догорало солнце, пуская на прощание алую полосу по рябящей глади. Она распустила волосы, и тёмные пряди спадали на плечи. Минджи пристроилась рядом. — Ты как? — спросила Шиён, заботливо посмотрев на неё. Минджи вопрошающе приподняла брови. — Ну, насчёт твоего отца… Я подумала… Минджи покачала головой, пресекая чужие слова. Нежная, с нотками печали улыбка тронула её губы. — Я знаю об этом. Он рассказывал, считает, что мне нужно учиться на его ошибках. Только с командой своей он обращается едва ли лучше, чем с рабами. Поэтому я сбежала с его корабля, как только смогла. — Поэтому тебя выгнали из дома? — Угу. Оно и к лучшему, хоть не контролирует никто. — Поэтому я ушла сама, — понимающе кивнула Шиён и забарабанила кончиками пальцев по дереву; закат горел в её глазах. Минджи моргнула, осознавая, что засмотрелась; отвела взгляд, выдыхая. — Немного грустно, что теперь не повторишь традиций. — М-м? — Я привыкла первым делом после плавания приходить к тебе. — Мы можем вместе первым делом идти ко мне, — широко улыбнулась Шиен, чуть морща нос в своей неповторимой манере. — Это другое. Я не смогу травить байки, ты же будешь знать, что я всё выдумала. Зазвенел мелодичный смех, и Минджи ощутила, как сводит скулы от собственной улыбки, без её воли просящейся на лицо. — Могу тебе подыграть. С другой стороны, я вижу как минимум одно очень большое достоинство. — И какое? Когда чужой завораживающий взгляд, в котором плескались нежность и привязанность, встретился с её, сердце Минджи ускорило ритм. — Мне не придётся ждать, когда ты вернёшься. И переживать, вернёшься ли вообще. У Минджи в животе волнительно затрепетало. Шиён всегда, с самого детства, с лёгкостью умела заставить задыхаться от чувств. И всегда Минджи будто оказывалась посреди бури — ещё немного и её не станет. — Кстати, мне всегда было интересно. Что вам мешает просто сбежать? Почему вы возвращаетесь? Минджи нахмурилась, облизывая вдруг пересохшие губы. Если бы она знала… — Это… Не так просто… — Но разве не стоит любых усилий? Сглотнув, Минджи опустила взгляд, рассматривая свои руки. Она не знала, что сказать. У неё не было ответа ни для Шиён, ни для самой себя. — Наверно… Несмотря ни на что, у всех есть что-то, что держит. Близкие? Семья? Может, просто — страх? — А тебя что? — Слова сорвались хриплым шёпотом. Шиён не сводила с Минджи глаз, выражение которых у той не выходило прочесть. Сердце гулко ухнуло. Вглядываясь в чужие черты, Минджи чувствовала, что ответ где-то близко, крутится на языке, эхом звучит в голове, но уловить его у неё никак не выходило. И это теснило отчаянием, нестерпимой мукой, разрывающей грудную клетку. Минджи смотрела в чёрные глаза Шиён, и ей казалось, что она погружается глубоко-глубоко в воду, где нет воздуха и сдавливает грудь. Иногда она растворялась в чувствах к Шиён, теряла рассудок, контроль, всю себя. Минджи плавно распрямилась, двигаясь как во сне, оказалась за спиной Шиён, уложив той ладони на плечи. Шиён не напряглась, наоборот — чуть подалась назад, доверчиво окунаясь в тепло Минджи. — Я не знаю, Ши, — прошептала та, опаляя чужое ухо дыханием. — Я поступаю, как велит сердце. Она самозабвенно уткнулась носом в изгиб шеи Шиён, сцепив ладони замком на животе. Шиён пахла цветами. Теми, что дарила при встрече, когда Минджи возвращалась из плавания. Теми, что Минджи всегда ставила в воду у окна, обмотав стебли тонкой лентой. Одна из их традиций, благодаря которой цветочный аромат поселился в её доме и въелся ей в кожу. Быть вот так близко к Шиён — самое страшное искушение. Запретные желания навязчиво лезли в голову, нашёптывая поддаться. Разве будет плохо? Что может случиться, если я просто её поцелую? Разум заволокло дымкой. Интересно, Шиён ощущала, как быстро стучит сердце Минджи, как тяжело той дышать — из-за неё? Догадывалась ли она, что Минджи разбивается на части, как волны о скалы, умирая от сдерживаемых чувств? В забытье Минджи коснулась губами шеи, оставляя медленные, ласковые поцелуи. Шиён дрогнула. Ощущение бархатистой кожи, такой горячей, чуть солоноватой электричеством прошлось по всему телу Минджи. Этого слишком мало и слишком много. С Шиён всегда так. — Минджи… — Дыхание той пресеклось, она вцепилась холодными пальцами в руки Минджи. — Что… Что я творю? Минджи резко отшатнулась, пытаясь устоять на ослабевших ногах. Голова шла кругом, и изображение плыло и рябило перед глазами. Шиён уставилась на неё, и Минджи боялась того — как именно. — Иди отдыхай, я сменю Чонина, — тихо сказала она срывающимся, ломким голосом, сглотнув ком в горле. — Подожди… — Эй, Чонин! — Оставив Шиён позади, Минджи направилась к штурвалу, тщетно пытаясь успокоить безумно разогнавшееся сердце. — Можешь уходить. Ночь, почти до самого рассвета, она провела в тревогах и мечтах, пахнущих цветами, беспрестанно проводя языком по пылающим губам. // Погода оставалась чудесной: на небе не было ни облачка, а свежий ветер дул сильно и стабильно. Скоро они уже должны были добраться до земли. До соседних островов было рукой подать, однако весь архипелаг располагался в опаснейшем морском участке. Эти воды поглотили бессчётное количество кораблей и жизней, и любое плавание по ним легко могло стать последним. Под покровом ночи «Ласточка» должна была остановиться у скал, которые сокроют её от чужих глаз. Этим всегда занималась Хандон как самая опытная и знающая, где слишком мелко и можно осесть на мель, где подводные скалы, способные повредить днище, где лучше сбросить якорь. Для Минджи время тянулось тягуче медленно. Она избегала Шиён. Потому что не знала, как себя вести, что делать, что говорить. Она страшилась смотреть той в глаза, не зная, что увидит в них и что может ненароком показать в своих. Вдруг Шиён испугается? Доверие между ними подорвётся? Или, самое страшное, Шиён всё неправильно поймёт? Неправильно? Нет, Минджи боялась именно того, что Шиён поймёт всё так, как есть. Правда не то, что нужно, чтобы сохранить их многолетнюю дружбу. Этой ночью Юбин встала у штурвала, даря Минджи драгоценную возможность отдохнуть. Однако сон не шёл. Минджи долго ворочалась на узкой, жёсткой койке в бесплодных попытках задремать. Сквозь поскрипывающую обшивку судна слышался тихий шум моря и что-то ещё. Высокое, завлекающее. Ступни опустились на холодный пол, Минджи поднялась на ноги. Краем глаза она заметила, что койка Шиён пустовала. Палубу заливал тусклый свет лампы, а за пределами этого оранжевого островка царила густая тьма. В ней Минджи не увидела Шиён, но услышала: её голос доносился с носа корабля вместе с ветром и гулом воды, как морская колыбельная. Минджи окаменела, чувствуя, что если шевельнётся, издаст какой-то звук, то этот хрупкий, сказочный момент разлетится на осколки. Она бесшумно опустилась на доски и закрыла глаза, отдаваясь пению Шиён под аккомпанемент моря. Глубокий хрипловатый голос сливался с плеском и шелестом волн в одну пронзительную мелодию, на которую сердце Минджи отзывалось ноющей необъяснимой тоской. Слова, чей смысл не улавливал слух, проникали в самую душу, обнажали все сокровенные мысли и желания. Шиён пела, а в Минджи всё трескалось, рассыпалось и склеивалось вновь. Судорожно втягивая воздух, Минджи ощутила, как по её щекам текут слёзы. Когда голос Шиён оборвался и умолк, вместе с ним оборвалось что-то в груди Минджи и она содрогнулась, подавляя рыдания. Она просидела, уткнувшись лицом в колени, пока не высохли щёки и пока Шиён не нашла её, опускаясь рядом. — Ты красиво поёшь, — сказала Минджи сипловато, и сказанное показалось ей почти оскорблением: «красиво» — слишком ничтожное слово. Голос Шиён был чем-то невообразимым, возвышающимся над всем низменным. Шиён слегка улыбнулась и благодарно кивнула, усмехаясь. — Надеюсь, Юбин тоже понравилось. Я тебя разбудила? — Я и так не спала. — Минджи помотала головой. — Заснуть не выходит. — У меня тоже. Потому что я не могу вообще ничего, пока ты меня игнорируешь. — Я не… — Ты да. — Съежившись, Шиён обняла колени, будто пытаясь согреться. — И это особенно обидно и неприятно потому, что я не понимаю, в чём дело? Минджи с трудом удалось скрыть недоверчивость. Не понимает? Она робко взглянула на Шиён и, тяжело выдохнув, помотала головой. — Прости. — Ты не скажешь почему? — Не думаю, что смогу. — Минджи натянуто улыбнулась. Её глаза вдруг зацепились за кулон, поблёскивающий оранжевым в свете лампы. — Не замечала раньше, что ты его носишь… — Я всегда носила с того момента, как ты мне его подарила, — тихонько рассмеялась Шиён и подцепила кулон пальцами. — Он мне как талисман. Минджи протянула руку к серебряному кулону в форме волчьей морды (порой Шиён слишком напоминала Минджи волчонка). Она привезла его из своего первого плавания на отцовском корабле. Осознание того, что все эти годы Шиён носила кулон у сердца, тронуло Минджи так, что ей казалось, она могла вот-вот вновь расплакаться — уже от нежности, пронзившей сильно и насквозь. — И что, он правда приносит удачу? — едва слышно произнесла Минджи, заглянув в завораживающие глаза Шиён, куда затягивало водоворотом. — Хм-м, ну я не уверена до конца, — лукаво улыбаясь, протянула та. — Хочешь проверить? Вдруг сердце заколотилось быстро и мощно, разгоняя закипевшую кровь по жилам. Минджи стало так жарко под обжигающим взглядом Шиён, словно из прохлады морского простора её перенесли в душную пустыню. — И как же?.. — Закрой глаза. — Низкий, хриплый тон заставил Минджи затрепетать, она исполнила просьбу, натягиваясь как струна. — Не бойся… На мгновение кожу Минджи точно обдало ледяной водой, а затем опалило пламенем. Шиён навалилась на неё, отчаянно вцепившись в плечо и затылок, целуя напористо, как в последний раз, как будто вся жизнь зависела от мягких чужих губ. Минджи бессознательно отвечала тем же, притягивая Шиён к себе ближе и ближе, вынудив ту практически оседлать её колени. Под веками плясали пёстрые огни. Шиён губами сбивала сердечный ритм, стирала мысли, воспламеняла чувства, которые вырывались на свободу вместе с рваным дыханием. Минджи дрожала, задыхалась, согласная умереть в сию же секунду, но не лишиться касаний Шиён. Где-то там, в ночном мраке, на корме стояла Юбин, слышала их, если не видела, однако Минджи никогда ещё не ощущала мир вокруг более незначительным, чем сейчас, когда на языке был вкус Шиён. — Проверила? — выдохнула Минджи, утыкаясь носом в изгиб чужой шеи. Лёгкие жгло недостатком воздуха, а губы — прикосновениями Шиён. Тихий хрипловатый смех раздался у самого уха. — Угу, сработало. — Шиён теснее вжалась в Минджи. Запустила пальцы в волосы, заставляя Минджи чуть не мурлыкать, ластясь к ней в просьбе о большем. С просьбой не отпускать. — Если бы ты не сбежала, как ошпаренная, я бы испытала удачу ещё тогда. — Ши, обычно друзья не целуют друг друга в шею, я запаниковала! Шиён фыркнула и, Минджи знала, закатила глаза. — Да я с тобой перехотела дружить лет в двенадцать ещё. — А мне-то откуда было знать? — проворчала Минджи. — Ладно, боги, чувствую себя идиоткой. Больше никогда не буду издеваться над Юхён. Шиён заливисто рассмеялась, путая волнистые каштановые пряди. — Да брось, я не лучше. Скажи спасибо моей смелости. «Спасибо» потонуло в медленном, трепетном поцелуе. В нём было больше чувств, чем люди могли выразить словами, и Минджи чудилось, что её тело обрело невиданную лёгкость, словно окрылённое — счастьем и всепоглощающими чувствами, которые она носила в груди, казалось, сколько себя помнила. В краткий миг, когда они набирали воздух, у Шиён вырвалось на выдохе: — Ты солёная. Минджи улыбнулась, смаргивая влагу. Возможно, любовь к Шиён пришла вместе с первым глотком воздуха, пахнущего солью и свободой. // Подготовка к высадке на берег пошла полным ходом. Хандон раздавала команде чёткие и уверенные приказы, то и дело прикрикивая на матросов. Она становилась всё мрачнее и раздражительнее, как с ней всегда бывало перед самым главным — сбытом груза. — Можете начинать точить клинки, — сказала она команде за ужином. — Надеюсь, в ход пускать не придётся, но кто его знает, лишним не будет. После ужина Минджи спустилась в кубрик. Достав свой мешок, она выудила оттуда обмотанные тряпками ножи, спрятанные в ножнах из добротной кожи, — подарок отца в честь первого настоящего выхода в море. Минджи потянула за шершавую рукоятку; клинок тускло поблёскивал сталью, чистой и без единой царапины: его редко пускали в ход. Услышав мягкие шаги за спиной, Минджи повернулась, сталкиваясь лицом к лицу с Шиён, и невольно улыбаясь. — Почему ты уже встречаешь меня с оружием в руках? — Мне нужно как-то защищаться от твоей красоты. Шиён расхохоталась, от звука её глубокого хрипловатого смеха в груди Минджи потеплело. — Возьми один. — Минджи протянула Шиён нож. — Пользоваться умеешь? — Ага, колоть острым концом. — Усмехнувшись, Шиён весьма ловко перехватила оружие за рукоять, точным броском закинула к себе на койку и подошла к Минджи вплотную, одной рукой переплетая с ней пальцы. — Мы можем побыть вдвоём до прибытия? Ладони Минджи оказались на чужой талии, бережно сжимая и притягивая ещё ближе. Приятные мурашки расползлись по всему телу. — Не ручаюсь, что никто не войдёт, но мы же и не будем делать ничего такого… — Минджи, — со смехом оборвала её Шиён, ткнув в плечо, — лучше заткнись и поцелуй меня. Минджи на мгновение состроила обиженное лицо, но больше медлить не стала. Она не знала, было ли это какой-то магией, но вкус губ Шиён стирал из головы все мысли и желания, кроме неутолимой жажды ощущать его больше и больше, упиваясь и отдаваясь во власть растущей зависимости. И то, что Шиён была такой же жадной и нетерпеливой до неё, лишь сильнее сводило с ума. Шиён сделала шаг вперёд, давя ладонями Минджи на грудь, и они вместе опустились на койку. Шиён нависла сверху, большим пальцем прочертила ласковую линию по ключицам, обвела ямочку меж ними и задержалась на шее, царапая чувствительную кожу короткими ногтями. Низкий, негромкий полустон сорвался с губ Минджи в поцелуй. Приятная тяжесть осела на бедрах, когда Шиён, положив одну руку на живот Минджи, а другой упёршись куда-то рядом с подушкой, распрямилась, насколько позволяла верхняя койка. Тёмные прядки, выбившиеся из пучка, спадали на бронзовую кожу, и Минджи не смогла удержаться от того, чтоб заправить их за ухо, щекоча кончиками пальцев чужое ухо. Взгляд Шиён застыл заворожённостью, от которой ныло и покалывало сердце. Шиён смотрела на Минджи, как смотрят моряки на беснующееся море — с трепетным покорством перед мощью, столь же прекрасной, сколь сокрушительной. Шиён смотрела на Минджи, и в её глазах были буря и шторм. — Ты прекрасна… — Её голос оборвался, словно не находилось сил на слова. И Шиён не произнесла больше ничего, но Минджи услышала всё, что та хотела сказать. Ухватившись за ворот рубахи, она потянула Шиён обратно на себя, вынуждая ту опереться на локти. Их тела тесно прижались друг другу, что было неясно, отчего так трудно дышать: от тяжести Шиён на себе или от её спирающей дыхание близости. — Знаешь, — вдруг прошептала она, разрывая поцелуй, — я всегда мечтала жить где-нибудь, тоже у моря, в небольшом доме с собственным садом. Где будет спокойно и хорошо. Ещё хочу щенка, как у Юхён. Шиён любила говорить о своих мечтах, а Минджи — слушать с самой ласковой улыбкой на свете и желать только того, чтобы исполнить всё, чего захочет Шиён. — И возвращаться не хочу. Совсем. — Я… — Минджи закусила губу; пальцы пробежались по чужим волосам. — Ты уверена? А близкие? Бора? Юхён? — Я люблю их, очень, но я не хочу так жить. В отличие от многих других я не выбирала это место своим домом. Это сделали мои родители, и после их смерти терпеть уже не получается. — Ты готова пойти на жертвы? На риск, самое главное? Если нас не убьёт шторм, то может убить голод, болезни, нас даже могут взять в рабство, если удача совсем отвернётся, — всё что угодно. — Всё то же самое может произойти и сейчас. Только этот риск впустую. — Так ты готова?.. Взгляд Шиён вдруг оробел, сделался уязвимым, а вся она — хрупкой и такой, какой Минджи помнила в детстве, когда Шиён не отходила от неё ни на шаг, во всём полагаясь, всегда доверяясь без сомнений. — С тобой — да. — Ши… — Не подумай, я не принуждаю тебя. Ради тебя я бы всегда возвращалась хоть в ад, — сердце Минджи пропустило удар, — но ты ведь хочешь того же, я уверена. Минджи прикрыла глаза не в силах более выносить взгляд Шиён на себе. Чего она хотела? В детстве Минджи мечтала быть, как отец: недели и месяца проводить в море, видеть другие земли, полные, как ей тогда казалось, чудес (на деле ближайшие острова жили не лучше, а до большой земли плавать не рисковал никто). Став постарше, она мечтала о… О мягких ладонях Шиён, её чистом глубоком смехе и неповторимой очаровательной улыбке, с морщинкой на носу. Уходя в море она всегда грезила о возвращении домой — к Шиён. Минджи выдохнула, вновь встречаясь с Шиён глазами. Она нашла ответ. — Я всегда и возвращалась в этот ад на земле ради тебя. — Минджи любовно коснулась чужой щеки. — Мой дом рядом с тобой. Шиён шмыгнула носом, доверчиво утыкаясь лицом в одежду Минджи, дыша шумно, тяжело и неровно. Когда она подняла голову, опершись подбородком о грудь Минджи, та увидела в покрасневших влажных глазах весь мир, кроме которого ничего более не имело значения. — Я так люблю тебя, что плакать хочется, — проговорила Шиён, чересчур походя на жалобного волчонка. Минджи не удержалась от смеха и потянулась за поцелуем. А дальше несколько часов слились в один миг, в который они были слишком счастливы, чтобы о чём-то тревожиться. // Тёмная небесная синева почти перешла в ночной мрак, окутывающий «Ласточку» плотным покровом. Море слегка волновалось. Несильный ветер пробирался под одежду, неприятно холодя кожу до мурашек; и чернеющая муть воды казалась зловещей. Минджи поёжилась. Всё тело уже ломило от холода и напряжения. Хотелось обратно в объятия Шиён. Берег приближался медленно, чересчур медленно для натянувшихся струной нервов Минджи. Хандон вела «Ласточку» почти вслепую. И хотя в ней не приходилось сомневаться, Минджи всё равно мысленно молилась всем морским богам, чтобы никакая глыба, скрытая водой, не поцарапала днища, а скалы, острые, как копья, не пробили брешь. — Хорошо, самое опасное позади, — разнёсся низкий, успокаивающий голос Юбин. — Ну это зависит от порядочности наших заказчиков, — с мрачным весельем заметила Хандон. — Вполне возможно, что самое опасное у нас только впереди. Эй, Минджи, можно сбрасывать якорь. Минджи кивнула, сглатывая. Волнение так сильно не пробирало её даже в первый раз. Противное предчувствие, более тонкое, чем дорогой парфюм, ощущалось на языке приторной сладостью. Наверно, она слишком беспокоилась о Шиён. Минджи старалась гнать непрошеные мысли прочь. Рассудок должен оставаться холодным, а воля — твёрдой и непоколебимой. Паруса убрали, сбросили якорь, груз вынесли из трюма. Минджи оказалась в шлюпке с Шиён и Намджуном. В лодке холод стал почти нестерпимым. Вёсла с тихим плеском погружались в воду, ледяные брызги то и дело попадали на лицо и одежду, и Минджи вздрагивала; её била крупная дрожь. Лицо Шиён было бледно, совершенно непроницаемо. Она блуждала взглядом по сторонам, нервно пощипывая ладонь Минджи. Намджун умело грёб, и лодка стремительно скользила к берегу, подгоняемая волнами. В животе всё сжималось до тошнотворного тянущего ощущения. Днище с шорохом врезалось в песок. Намджун выпустил вёсла из рук и поднялся, жестом веля Минджи и Шиён вылезать. Вода морозом обожгла ступни, и это отрезвляюще подействовало на разум. Выдохнув, Минджи зашагала туда, где ожидала группа людей, освещённая единственным факелом в руках одного из них. Шлюпка Хандон, Чонина и Юбин тоже села на мель, Минджи краем глаза видела, как те двигаются им наперерез. — Держите оружие наготове, — сказала Хандон, поравнявшись с Минджи. Они остановились в десяти шагах от группы людей. Их было пятеро, все выглядели как типичные обыватели портовых кабаков и борделей. От внимания Минджи не укрылось, что у каждого на поясе висело оружие: от простого ножа до длинного меча. — А Джинён чего, спился окончательно? — Хандон окинула оценивающим взглядом мужчин. Она стояла расслабленно, чуть ссутулившись. — Типа того, я тут теперь за главного. — Невысокий крепкий мужчина вразвалку вышел вперёд. Даже в полутьме Минджи заметила, как его взгляд прилип к ней. — Мы сработаемся и без него, верно? — Да уж навряд ли. Ладно, Ёджун, мы не болтать пришли. Груз доставлен. Выгружайте, платите и прощаемся. Ёджун подошёл ещё ближе, разнося вонь дешёвого пойла и чего-то сладковатого. — Ладно-ладно, какие мы торопливые, — хмыкнул Ёджун. Он махнул рукой. — Идите, разгружайте, парни. Все, кроме Ёджуна, трусцой побежали в сторону шлюпок, передав тому факел. В напряжённом молчании они прождали до тех пор, пока вся контрабанда не оказалась выгружена на берег. Те четверо шагом направились обратно. На губах Ёджуна играла улыбка. Какое-то склизкое, противное чувство застряло в горле Минджи, она невольно положила ладонь поверх рукояти ножа. — Очень рады иметь с вами дело. — Широкая улыбка Ёджуна выглядела жуткой гримасой в тени, отбрасываемой факелом. Вдруг он поднял руку и сделал жест ладонью. — Спасибо. Блеснула сталь. Из тьмы вышло ещё несколько фигур, обступая их группу угрожающим кольцом. Они быстро выстроились спина к спине. Намджун, разразившись проклятиями, выхватил саблю, Хандон обнажила меч, Минджи вытащила нож, лихорадочно осматриваясь, цепляя глазами Шиён. Та стояла, согнув ноги в коленях, сжимая нож обратным хватом. — Вот мрази, — цокнула языком Хандон. — Какого хера? — Ну, я нашёл дело поприбыльней, — весело ответил Ёджун, неспешно отходя в сторону. — Парни, этих двоих можете прикончить, а девок убивать не смейте. За них много дадут… — Нет, ну мы давно на такое нарывались. — Чонин смачно сплюнул, хищным взором впиваясь в противников. — Потанцуем, девочки. Он напал первым, за ним рванул в бой Намджун. Металлический скрежет разрезал воздух, а затем его перекрыл вскрик. Сабля Намджуна потемнела, с лезвия закапала чёрная кровь. Минджи крепче сжала рукоятку ножа, борясь со слабостью в коленях. В солёный воздух вклинился запах смерти. Звон стали, натужное свирепое дыхание, вскрики боли и кровь, кровь, кровь. Тела падали одно за другим, и всякий раз в голове Минджи пульсировала одна мысль. Только не Шиён. Только не Шиён. Только не Шиён. Минджи уклонялась, парировала, рубила; не понимая, что делает, потерявшись в пространстве и времени. Просто в какой-то момент всё прекратилось. Замерло. И Минджи застыла тоже. По левой руке текли склизкие, горячие струйки; боль, наверно, была, но Минджи её не чувствовала. На ногах осталась только Хандон, обессиленно опустив кончик меча в землю. В ушах стоял звон, заглушая даже сердце; Минджи медленно повернулась, задерживая мимолётные испуганные взгляды на неподвижных телах, лежащих на песке, заляпанном пугающе тёмными пятнами. Насчитав девятерых — люди Ёджуна, самого Ёджуна след простыл, — Минджи, закусив губу, продолжила «подсчёты». Раз. Чонин лежал навзничь, и его скрюченные пальцы сжимали мертвенной хваткой рукоять проткнувшего грудь оружия. Боги… Два. Намджуну перерезали горло. Смилостивьтесь… Три. Юбин держалась за бок, согнувшись пополам, кровь сочилась сквозь пальцы. Но она была ещё жива. Пожалуйста… Четыре… Минджи в два шага оказалась рядом с Шиён, падая подле неё на колени. — Шиён… — Дрожащей свободной рукой, выпустив нож из пальцев, Минджи потрясла Шиён за плечо, чувствуя, как глаза обжигают слёзы. — Ши… Нож валялся в футе от Шиён, поблескивающий влагой на клинке. Волосы липли к мокрому лбу, веки были сомкнуты, а лицо — мертвенно бледным. Но её грудь тяжело вздымалась, Шиён с хрипом втягивала воздух. — Жива я, — выдавила она; Минджи пробила дрожь, она закусила губу, чтобы не разрыдаться. — Только ходить не смогу. Шиён ослабевшей рукой указала на правую ногу, туда, где штанина была пропитана кровью. Рана глубокая, но не смертельная, хвала всем богам. — Остальные?.. — Помутневшие глаза Шиён слепо воззрились на Минджи. Влажные дорожки прочертили путь по щекам Минджи. — Намджун и Чонин… — Мертвы. Её голос сорвался. Не нашлось сил произнести это вслух. — Юбин вроде жива, Дон в порядке… Шиён поджала губы, устремив взгляд в ночное небо, её глаза заблестели, подобно печальным звёздам. Минджи большим пальцем ласково стерла слёзы с чужих щёк. Слабость пронзила каждую частичку её тела, и она тяжко опустилась на песок рядом с Шиён, нащупывая её ледяную ладонь. — Скоро гроза, — сказала Хандон, сидевшая возле Юбин. — И шторм. Минджи повернула голову, глядя в сторону горизонта. Небо затянуло устрашающими чёрными тучами, а волны росли и крепли, нападая гребнями на берег, отвоевывая всё больше суши. Будь они сейчас в море, стихия бы поглотила их без остатка. — Что теперь? — спросила Шиён. У Минджи не было ответа. — Теперь мы в заднице, — отозвалась Хандон мрачно. — Мы тут застряли, как минимум до того, пока не кончится шторм. Не знаю, когда сможем вернуться. А сможем ли вернуться? Губы Минджи искривились в язвительной улыбке. А главное, надо ли нам возвращаться? Когда она безмолвно закрыла глаза, небо разразилось дождём. Холодные капли разбивались о лицо, мочили липшую к телу одежду и песок, смывали кровь. В ушах смешались стук сердца, шум дождя и прибоя. Минджи думала: а за что погибли Намджун и Чонин? Ни за что. Но мог ли у них быть другой конец? Нет. И Минджи ждёт то же самое: другого окончания бессмысленной жизни быть не может. Однажды её лёгкие наполнятся водой и морское дно станет её могилой; либо чей-то меч оборвёт её существование. Тебя это устраивает, Минджи? Отпусти. К чёрту всё. В воздухе, сквозь запах дождя, моря и смерти, пробивалось что-то цветочно-солнечное. И глубоко вдохнув, неожиданно Минджи осознала, что это. Её горькая мечта. Пахло свободой. С дождевой водой обрушились легкость и умиротворение, пропитанные печалью. Искренняя улыбка тронула губы. Минджи сжала ладонь Шиён и села, обращая взор на Хандон и Юбин. Они измождённо держались за руки, голова Юбин покоилась на коленях Хандон. — Мы не вернёмся. — сказала Минджи, сама поражаясь тому, как спокойно и просто прозвучали слова. — Намджун и Чонин заплатили своими жизнями за нашу свободу. — Что? — изумлённо переспросила Шиён. Минджи наклонилась к ней, целуя трепетно, проходясь языком по губам и пробуя с них свободу с привкусом соли. — Я сказала, мы не вернёмся, — выдохнула Минджи, отстранившись. Шиён выглядела такой чудесной, даже взлохмаченная, помятая и в крови. Выглядела, как всё, что нужно Минджи; как та, ради кого она готова осушить моря, если это заставит Шиён улыбнуться. Минджи ласково убрала влажные угольные пряди с чужого лба; внутри всё сжалось узлом от того, как Шиён была прекрасна. — Я люблю тебя, Ши. Как насчёт дома у моря с садом и парой щенков? Улыбка Шиён стала солнцем в ночи.