Иногда выбор делаешь ты, а иногда выбор делает тебя.
Гейл Форман. «Если я останусь»
Пустынная, холодная зала, казалось, сейчас была самым мрачным местом на планете. По крайней мере, в этом замке уж точно. Сквозь цветные витражи неохотно просачивался голубой лунный свет, став единственным источником освещения в этой комнате. Каменные стены, точно покрытые тонкой ледяной коркой, понижали температуру на несколько градусов положенной. Звенящая, оглушительная тишина стала тем самым наказанием, к которому прибегают не так часто, но зато оно очень эффективно. Здесь была слышна собственная кровь, которая будто уподобилась часам, застыв в жилах. Сердце, словно танцор, отбивало чёткий ритм, приглушённо отзывающийся в голове. Ощущалось, что это слышит не только девушка, чьё дыхание стало прерывисто-рваным, лишённым спокойствия и размеренности. Её взгляд не бегал по пустому помещению в попытках зацепиться за что-либо, урвать какую-нибудь яркую деталь и рассмотреть поближе. Всё стало невзрачным, чёрно-белым кино. Стены сливались с расписными окнами, а окна с сочащимся светом, который безмолвно утопал в гнетущей темноте. Лишь мужской силуэт оставался зримым среди всего этого замыленного балагана. Каждый тяжёлый вздох Влада отзывался в женской груди протяжным воем, разрывающим сердце и ломающим кости. Его молчание убивало, и чем дольше оно стояло, тем туже затягивалась невидимая верёвка на шее, заставляя неметь всё тело. Лучше бы он говорил. — Мы это уже обсуждали, Лайя. И я думал, мы больше не вернёмся к этому разговору… В горле пересохло, а в лёгких предательски закончился воздух. На душе бушевало, там развязалась целая война. Хотелось кричать, бунтовать против его хладного спокойствия и стальной выдержки. Его голос, такой же металлический, словно клинок, разрезал слух, заставляя осечься. Его глаза, манящие своей глубиной, пьянящие рассудок и сводящие с ума, хранили в себе больше, чем могли видеть. Его обжигающие руки, которые касались нежной кожи так желанно и так боязливо, сейчас были самой недосягаемой вещью в мире. Страх всегда был ведущим в паре с чувствами. И даже сейчас он не старался уступить партнёру, вовсе нет. Лишь прижал посильнее и закружил в вихре страстного, смертельного танца, которым восхищались окружающие. Только страх привлекал к себе внимание, только он был на площадке, а всё остальное осталось незамеченным. Именно так и должно быть. Именно так и считал Влад. — Почему? Надтреснутый голосок ударился о стены и звонким бумерангом вернулся обратно. Вопрос так и растворился в воздухе неосязаемой дымкой, остался нетронутым, незамеченным. Хоть Бёрнелл и прекрасно знала, что это не так, не настаивала на скором ответе, только очень надеялась, что он всё-таки будет. Хотя бы в этот раз. — Лайя… — хриплым, грудным голосом начал мужчина, — Ты же всё прекрасно знаешь. — Если бы знала, то не задавала вопросов. — Согласен. Моя вина. Только сейчас он обернулся, признав свою оплошность. На секунду даже показалось, что лёгкий сквозняк мимолётно прошёлся по плечам девушки, вынудив её чуть поёжиться. Но физические ощущения были лишь никчёмной молекулой в сравнении с тем, какая Вселенная эмоций была у неё внутри. — Влад, прошу… Хоть раз объясни, почему ты не можешь этого сделать? Неужели ты сам не хочешь? — Обрекать тебя на вечные страдания? Нет, не хочу. Словно выкинув последний козырь в колоде, моментально выдал Цепеш. Его охватила полная уверенность, что суровая, но реальная правда спустит его любимую с небес на землю. Что, наконец, её инстинкт самосохранения окажется сильнее любви. Разумом он думал именно так, а вот сердце вело его мысли совсем в противоположном направлении. Искреннее желание довести этот разговор до конца было бессильно перед страхом, который, как всю жизнь думал Влад, был обоснован. Карие глаза с каждой секундой наполнялись горячими слезами, которые вот-вот рисковали упасть прямо на пол, разбившись о безжизненный камень. Щёки полыхали незримым пламенем, а со рта срывались едва слышные, пропитанные отчаяньем слова: — Разве вечность — это страдания? — Да, Лайя, страдания. На то она и вечность, что мукам её нет конца. Ещё одна попытка утихомирить жаркий пыл Лайи. Каждый аргумент был жёстким, строгим и, самое главное, действительным. Но это, казалось, девушку никак не пугало, а лишь добавляло ей решительности и разогревало внутри всё большее желание к получению недостижимого. — Не ты ли говорил мне про риск? — нет, козыри не закончились, — Ведь именно ты меня уверял про жизнь ради риска и риска ради жизни, не так? — Всё так. Но когда разговор заходит про вечность, ни о какой жизни и речи идти не может, потому что это превращается в существование, Лайя. В пустое, бессмысленное существование. — А чем лучше жизнь, если в ней не будет тебя? Влада загнали в угол в помещении, где их априори нет. Где-то на подсознании всё же он держал тот вариант, что Бёрнелл осмелится заявить такое, но всем живым, что осталось у него, не хотел, чтобы она произнесла эти слова вслух. Ответ был готов, но вот смелости озвучить его едва хватало, чтобы всё-таки это сделать. Снова правда, нести которую тяжело, но так необходимо. — Всем. Ты не представляешь, что значит существование, которому нет конца. Девушка сделала неуверенный шаг вперёд, сократив расстояние между ними на несколько десятков сантиметров, которые сейчас были похожи на сотни километров. Возможно, именно столько им и оставалось для принятия общего решения, которое устраивало бы обе стороны. Если оно, конечно, существует. Лайя заглянула в голубые, наполненные проникновенным чувством тревоги и беспокойства глаза. Выцепив в них призрачный луч надежды, девушка заговорила ещё тише, словно боялась, что своими словами может перейти ту тонкую грань, которую неосознанно сама себе выстроила. — Так почему ты отказываешься сделать это жизнью? Что она для тебя, Влад? — Точно не тот случай, когда придётся отнять её у тебя. — Влад! Прекрати, прошу! Не выдержав очередного увиливания от конкретного ответа, из женских глаз полились слёзы. Лайя сделала ещё один порывистый шаг к мужчине, судорожно взяв его за руки. Её голос дрожал, а мысли путались в огромный ком. Держа в руках сухие, грубые ладони, она находила в них успокоение. Но сейчас даже они не могли унять бешенное сердце, которое вот-вот вырвется из груди, словно птица. — Почему ты так говоришь… Пожалуйста, перестань… Прикрыв глаза, чтобы избавиться от напора карих глаз, Влад тяжело вздохнул, но руку не выпустил. Чувства, которые поддерживали его существование все эти годы, разрывали изнутри, тоскливо отзывались в сердце, которое не бьётся уже несколько веков. — Я не могу так поступить с твоей жизнью, Лайя… — Вот именно, Влад, с моей жизнью, — проникновенно, уже практически без сил ответила девушка, — Оставь за мной право выбора. Свет и тьма. Добро и зло. Жизнь и смерть. Да и нет. В этом мире всегда ведётся война, и всегда приходится делать выбор, как бы тяжело это не было. Ещё сложнее было встать на ту или иную сторону: послушать разум, или подчиниться сердцу. «Ты её угробишь!» — кричала голова.«Вместе навсегда!» — отвечали чувства.
— Ты же сам этого хочешь, Влад? Почему боишься признаться? Как догадалась, от внутреннего диалога вновь отвлекла Лайя. Она так делала часто, потому что знала, чем заканчиваются подобные споры на распутье. Когда дело заходит о выборе, лучше долго не рассуждать над ним, а то можно ещё чего лишнего додумать. Своевременная остановка — это то, чего многим не хватает, но если человек этим обладает, можно сказать, он переиграл себя. Из неоднозначного поединка вышел и Влад, выдав мысли, которые последними засели у него в голове: — Я не признаний боюсь… Боюсь, что ты будешь об этом жалеть. — Правильно, я буду жалеть о своём выборе… Но моё желание быть с тобой сильнее всяких размышлений о будущем. Бёрнелл сделала ещё шаг вперёд, сократив расстояние до минимума. Теперь пара чётко ощущала близость друг друга, опаляя партнёра горячим воздухом. Её глаза — текучее золото, искали в лице мужчины хоть малейший намёк на согласие. Его глаза — морозный иней на стёклах, пытались ухватиться за крошечную каплю рассудка и здравого смысла. Ни того, ни другого, к сожалению, Басараб разглядеть не сумел. Точнее, это был не тот смысл, который он считал здравым. Девушка была настроена решительно и, казалось, говорила на полном серьёзе; по-другому здесь и нельзя было. — Это всё, что я у тебя прошу. Пожалуйста, позволь мне быть с тобой вечность. При одной только мысли, что Лайя больше никогда не вернётся к прежней жизни, спирало дыхание. Мужчина не осмеливался даже по-настоящему думать о том, чтобы забрать у возлюбленной самое ценное, что у неё есть — её человеческую жизнь. Но больше он сопротивляться не мог, от этого становилось ещё хуже. Взглянув на девушку ещё раз, Влад понял: она не отступится. Решительность, непоколебимость и смелость были её главными спутниками в принятии этого решения, но ничего бы этого не было, если бы однажды внутри не зародилось одно чувство, ставшее основоположником для всех её дальнейших действий — любовь. Словно компас, она указывала Лайе верную дорогу. И всегда без погрешностей. Именно поэтому Цепеш сейчас и отбросил все сомнения, когда увидел, кто стоял за штурвалом этого корабля. Он медленно, осторожно наклонился к женским губам, точно спрашивал последнего согласия. Километры сократились до нескольких реальных миллиметров. Влад и Лайя были сейчас так близки, как не были никогда. Не говоря ни слова, Бёрнелл решительно подалась вперёд, обхватив лицо мужчины дрожащими ладонями. Его небрежная щетина слегка колола, царапала чуть вспотевшие от волнения руки. Их поцелуй был наполнен нежностью, страстью, чуткостью. Это был последний раз, когда они могли вот так касаться друг друга, как человек и вампир. Этот миг должен был запечатлеться в памяти у обоих как исключительный; больше наслаждаться друг другом в статусе человек и вампир они не смогут. Их будет ждать вечность, наполненная нескончаемым упоением друг в друге. Они были рождены для того, чтобы никогда не умирать. Влад неохотно отстранился, всё ещё опалённый жаром губ возлюбленной. Ещё раз взглянув в шоколадные глаза, убедился, что всё делает правильно. Поднёс холодные пальцы к изящному, светящемуся изнутри лицу. Очертил линию скул, едва касаясь перешёл к подбородку. Обжигаясь горячей, пылающей кожи, лишь на секунду прервав контакт, дотронулся до тонкой шеи. Девушка запрокинула голову, выставляя на свет желанный участок тела. Мышцы, словно струна, покорно натянулись, а сердце замерло в сладостном предвкушении. Лайя прикрыла глаза, представляя, как острые клыки вонзаются в её бледную кожу. Как под его губами разливаются тонкими дорожками алая кровь. Как сейчас миг превратится в бесконечность. Мужчина убрал пряди каштановых, а в темноте и вовсе чёрных волос. Оголил два клыка, которые ярко сверкнули на лунном, проходящем через призму витражей, свете. Неуверенное, робкое касание шеи, и вот он уже ощущает её кровь: тягучую, тёплую, живую. Как Бёрнелл себе и представляла, под местом укуса выступили слабые кровяные капли, постепенно стекающие вниз к тяжело вздымающейся груди. Контроль был превыше всего. Хотелось раствориться, забыться в этом распаляющем моменте, но Влад не позволял себе лишнего, и каждый последующий глоток для него уже казался пределом. Под его руками девушка слабела, теряла сознание, но всё равно отчаянно старалась выстоять, пройти всё вместе, до конца. В тисках рук Цепеша тело Лайи совсем обмякло, как бы сильно она этому не противилась. Мужчина аккуратно, бережно коснулся хрупкой спины, укладывая вниз, к себе на колени. В томительном ожидании он обнял её, вереницей прогоняя в голове все те моменты, когда она ещё гордо могла назвать себя человеком. Теперь Бёрнелл никогда не услышит стук своего сердца. Но зато теперь она будет наслаждаться одним лишь нахождением рядом с тем, на кого променяла свою людскую жизнь. Теперь она такая же, как и он — бессмертная. — Теперь мы будем с тобой вечность, любовь моя…