За кулисами

      Издевательски мелодичный нежный звонок раздался за массивной дверью. Этот звук пробрал меня до тошнотворности, заставляя спешно шептать отрепетированную речь и нервно шоркать по белоснежному полу лестничной клетки. Было важно каждое слово, их правильная последовательность. Я опустила голову, борясь с подступившим головокружением, и прислушалась к размеренным сначала, а затем всё более настороженным шагам. Он, видимо, замер, оценивая припозднившегося гостя в глазок и открыл дверь с уже полностью смятенным, подозревающим выражением лица, словно я всё угробила, испортила, не успев открыть рот. ― Мишель! Завтра - премьера! ― в домашнем облачении Макарти, за спиной которого простиралась чистая, вкусно пахнущая домашней едой квартира, выглядел не менее внушительно, чем с пачкой напечатанного сценария, угрожающе летевшей в нашу сторону на генпрогоне. Без пяти минут расслабляющийся в кровати, он вынужден был продолжать мотивационные работы на пороге собственного дома: это неохотное желание неконтролируемо промелькнуло на его лице кислым раздражением. ― Что ты здесь делаешь? ― Нужно поговорить, ― скривившись от моего просипевшего голоса, мужчина напряженно сглотнул и нехотя отошёл в сторону, пропуская внутрь. ― Только не говори, что вы с Фордом снова поругались... Не накануне же! ― будучи максимально холодным и сдержанным за полгода совместной работы, наставник оказался едва ли не в истерике от моего внепланового визита. От этого стало ещё более страшно, на ладонях выступил холодный пот. Крэг с грохотом закрыл входную дверь. ― Не ругались, ― мы никогда не ругались. Наоборот, подолгу отмалчивались. И это было далеко не одно и то же. ― Но у меня есть важные новости. ― Боже... ― кажется, он уже устал вздыхать, но любезно указал в сторону коридора, справа по которому оказалась кухня. Сбросив на тумбу куртку, на ватных ногах я проследовала к круглому, натёртому до блеска столу и медленно опустилась на мягкий табурет.       Не знаю, жил ли Макарти один или был в отношениях, но от его апартаментов создавалось ощущение уюта и умиротворения, до которого сейчас эмоционально мне было далеко. Мужчина молча заварил нам горячий, дымящийся чай. Я с опаской наблюдала за его разрастающимся беспокойством, и когда он уселся напротив, тут же отставила кружку в сторону, чуть обжигая пальцы. Расслабляться за беседами на кухне не представлялось возможным: я была взвинчена, напугана, и не могла отделаться от растрачивающих мои последние силы беспокойных мыслей о будущем. Возмутительная, волнующая новость только начала терзать мою грудь каких-то несколько часов назад, и стоило мне прочистить желудок, как я отправилась искать наставника. Крэг терроризировал взглядом мое горящее стыдом лицо, поочередно поглядывая на настенные часы. Неловко обернувшись, я заметила, что стрелки бегут за двенадцатью. ― Мы не ругались, но он в этом... Замешан, ― прочистив горло, я боязливо покосилась на насупившегося мужчину. ― Конфликта нет. А если он и был когда-то, то давно исчерпан. Но без веской причины я бы не стала… ― Уходить за сутки до премьеры? Ты хочешь это сказать? ― его челюсти сомкнулись в решительности, а брови вопросительно взлетели вверх, пока Макарти облокотился об стол, угрожающе пододвигаясь ближе. Хотела бы я возразить, но нещадно разоблаченная без предварительных объяснений, только лишь грузно, судорожно выдохнула. ― Поверить не могу…       По щекам хлынули жгучие слёзы, смывая с лица маску непоколебимости. До конца и я не могла смириться с этим решением, но иначе поступать было нельзя. Бегающим взглядом столкнувшись с моими попытками укротить эмоции, мужчина откинулся на спинку стула и задумчиво отвернулся, давая мне время. Я торопливо растёрла влажные дорожки, с трудом удерживая вырывающиеся всхлипы. ― Это правда, без причины люди не уходят в последний момент... ― глаза Крэга остекленели, выдавая в шокированном мужчине попытки догадаться о моих мотивах. Я искренне надеялась, что не наврежу его творчеству, ведь у режиссёра был запасной план, как мне говорил Орландо. Наверняка именно об этом наставник сейчас и размышлял, стараясь обезопасить постановку и свои пошатнувшиеся нервы. ― Ты готова так просто уйти, несмотря на проделанную работу, потраченные силы? Ладно, мои, но твои силы, Мишель... Я думал, по характеру ты боец...       Заготовленная речь куда-то предательски испарилась. Противостоять его аргументам оказалось сложнее, чем я представляла себе в такси, и невольно моя душа откликалась на них: внутренний голос тут же жалостливо нашептал о возможности поддаться на начавшиеся уговоры и остаться. Пока ещё не поздно. Напрягая ноющую от слёз голову, я старалась вытряхнуть из неё те самые нужные объяснения, а пока просто была вынуждена отвечать на вопросы, которые могли бы помочь наставнику разобраться. ― Да, работа ушла на второй план, ― голос прозвучал слишком сокрушенно, надломлено, раздразнивая интерес Крэга, хоть я уже и не была уверена до конца, что смогу назвать истинную причину вслух. ― Я хочу оплатить неустойку и вернуться домой как можно скорее... Мне очень, очень жаль, но это решение обдуманное.       Казалось, я вру самой себе. Макарти начал нервно кусать губы, не сводя с меня пристального, опустошенного взгляда. Замена может и была, но он явно не планировал пускать её в ход без боя. Игнорируя извинения и просьбу отпустить, он пока что пребывал в трансе, и от меня не укрылось, как ему хотелось разобраться в этом неожиданном и, похоже, предательском поступке, чтобы суметь отговорить меня от ухода. Мне было страшно до озноба, потому что я прислушивалась к каждому слову... ― Как думаешь, Мишель, я имею право знать, что между вами стряслось? Мне казалось, сегодняшняя репетиция эмоционально не отличалась от предыдущих за последние несколько месяцев... Ты просто завела меня в тупик, это большая неожиданность, ― растерянно пожав плечами, мужчина словно усомнился в своих проницательных способностях. Но он оставался хорошим психологом: дело было действительно не в репетициях. Вдруг он настороженно продолжил сбивчиво искать ответ. ― Вы встречались сегодня после работы?.. Если сейчас в тебе говорит мандраж, то поверь, ты не первая и не последняя, кто с этим сталкивается. Ещё при первой нашей встрече я увидел, что тебя ждёт большое будущее: неспроста именно ты находишься в главной роли, и раз безукоризненно пережила невыносимые полгода моего наставничества, то сможешь перешагнуть и через личные обиды, связанные с Фордом. Завтра тебе суждено стать звездой...       Я горько усмехнулась, пряча раскрасневшиеся глаза, снова наполняющиеся слезами. Целый ворох до сих пор терзающих меня поступков Брэндона оказался не так страшен, как его непредвиденное последствие. ― Через обиды я давно перешагнула. И сегодня после репетиции мы не виделись. Никаких разговоров, выяснений отношений, ― ничего личного с тех пор, как я попросила его уйти из моего номера. Но хоть я и готовилась к скорому расставанию, искренне не ожидала, что это случится быстрее, чем мы отправимся на гастроли... Это стало сокрушительным ударом. Тяжелый раздражённый вздох Крэга увенчал мой короткий подытог, поэтому я поспешила добавить. ― Моё решение никак не изменить, Брэндон тут ни при чём. ― Ох, Мишель... Ты можешь довериться своему наставнику... ― долго что-то обдумывая, Макарти словно не решался озвучить новую порцию утешений. И несмотря на мой окончательный выбор уйти, глаза его бесхитростно блестели новым планом, а ещё, кажется, лёгким опасением ошибиться. Взвесив все за и против, наконец, наставник решился продолжить, не скрывая в голосе нотки скептицизма. ― Я могу понять, что такое быть использованным и обманутым, но поверь, Брэндон сделал это не со зла. Так бы повёл себя любой закоренелый одиночка, потерпевший неудачу. Форд и есть одиночка, несмотря на то, что к тебе он относится по-особенному... Тяжело заставить единоличника играть по командным правилам, хоть команда из вас что надо... Не держи на него зла... В этом поступке было слишком мало осознанности. Может, ты задумаешься об этом в последний раз перед премьерой... ― В каком именно поступке? ― вдруг прекрасно понимая, что режиссёр намекает на измену, о которой он откуда-то был осведомлён, я со злобой сжала холодные пальцы в кулак. Неприкрытые намеки не могли пройти мимо моей в миг обострившегося предчувствия. В том, что Брэндон, убитый своим собственным поведением, не станет болтать, я была убеждена. Не трепалась и я. И это значило лишь то, что наставник действительно был поразительно проницателен. ― В каком - догадаться несложно, ― в подтверждение моих закравшихся опасений Крэг продолжил. ― Он был так потрясен увольнением, что наверняка захотел напиться и наделал глупостей. После такого тяжело наладить контакт, но вас всё же тянет к друг другу, это заметно.       Больше ухудшегося состояния здоровья меня вдруг взволновала страшная тайна, неосторожно всплывшая в разговоре с Макарти. Мы были как на ладони... Догадка, слишком сильно походившая на правду, заставила меня вскочить из-за стола. Губы раскрылись, пытаясь вымолвить подходящие выводы, пока мужчина испуганно замер, глядя на мою непредсказуемую реакцию. ― Боже, этого не может быть, ― на мгновение я закрыла лицо ладонями и тут же вернулась на кухню наставника, где он медленно поднялся на ноги следом за мной. Пазл мгновенно сложился, и я увидела то, что оставалось прежде скрыто от моего увлечённого Брэндоном внимания. ― Тебе несложно догадаться... Что он захочет напиться? Ты специально его уволил! Я поняла это только сейчас... Ты с самого начала знал, как он себя поведёт...       Знал, что он переспит с любой подвернувшейся жертвой, и толкнул его на это... "Только зачем..." Я застыла в ужасе, пытаясь продолжить мысль, и вдруг увидела на лице напротив восторженный отклик со смесью уважения, теряя последние крупицы уверенности. ― Не стоило мне лезть к тебе в душу... Я перегнул, извини, ― Крэг оборонительно выставил руки перед собой, но почему-то загадочная одобрительная улыбка не угасала. Чувствуя, как подступает тошнота при виде его неуместной радости, я скривилась. ― Поверь, Мишель, это то, что было нужно для постановки, и в этом нет ничего предосудительного. Первый блок, завязка и влюбленность - пройденный этап, который вы усвоили на отлично. Но чтобы зрителей ждали красивые кульминация, финал, нам была нужна драма. Если бы не произошла встряска в вашем общении вне работы, мы бы остались без этой экспрессии... И я, хоть и догадываюсь, но точно до сих пор не знаю, что в тот момент произошло между вами, почему Брэндон проигнорировал репетицию. Зато повод подвернулся замечательный! Я с самого начала предостерег вас: либо карьера, либо личная жизнь. И мы оба знаем, что вы, два амбициозных танцора, выбрали...       Нас выводили на эмоции! За нами наблюдали, как за подопытными кроликами, позволяли переходить черту. Мельком переосмыслив каждое всплывшее воспоминание вплоть до дружеской просьбы Макарти, уготовленной Брэндону, забрать меня в первый день из аэропорта, вдруг пришло осознание, что и наедине нас оставляли не случайно... Крэг контролировал атмосферу наших с блондином тесных отношений: когда нужно было добиться глубоких переживаний, применял "шоковую терапию", когда наладить общение ― невзначай сообщал мой новый адрес. Я всё это замечала словно краем глаза, но списывала на доброжелательную участливость наставника в личной жизни подопечных... Гадкий осадок тяжестью улёгся в груди: это было неожиданное предательство, в которое я бы не хотела оказаться посвященной. Но насколько бы мерзко это не было, эффект был достигнут феноменальный. И вот, я, в слезах и необратимых последствиях столкнулась с тем, что на самом деле называют "шоу-бизнес"... Только, кажется, одного Крэг не предусмотрел. ― Мишель, оставайся. Давай доведём дело до конца, ― впервые за весь срок работы я ощутила связь с присвоенной мне героиней слишком остро, явно. В душе я знала, что это сторона зла: здесь не гнушались психологических игр и растоптанных человеческих чувств, танцевали слишком искренне, оголяли своё содержимое до неприглядных подробностей, не страшась выгореть, потерять личность. И если бы не причина, по которой я пришла сюда, даже зная то, как поступил с нами Макарти, я ни за что бы не бросила роль и смогла собраться. Но, приехав в отель после финальной репетиции, я узнала то, что заставило мои колени подкоситься... Крэг пользовался нашей с блондином привязанностью, а я собиралась уйти в последний момент. Мы были квиты. ― Извини меня! Я не могу, ― оставляя мужчину в немом недоумении, я рьяно кинулась в сторону коридора. Мне нужно было бежать, искать одиночества, как можно быстрее собирать сумки, чтобы больше не видеть этот чёртов город. Но вдруг я притормозила, напоследок тяжко сглотнув и обернувшись. Наставник казался совершенно разбитым, уставшим, негодующим. Я подписала контракт с режиссёром известнейших танцевальных постановок, который на небольшой кухонке провожал меня напуганным взглядом до выхода. Этот человек заслуживал узнать... ― Обещай, что не станешь ему рассказывать! Он совсем ветреный, да и просто не поймет. Такого ему не нужно, ― Крэг оторопело кивнул и взволнованно замер. Меня и саму одолела невозможная дрожь. ― Сегодня вечером я узнала, что беременна.

Эпилог

      Театральный сезон был в самом разгаре, когда на Манхэттене состоялась премьера "Чёрного принца". Мишель смотрела её в зале ожидания аэропорта, с замиранием сердца наблюдая, как крохотные фигурки на телефоне в прямом эфире выписывают па. Очаровательная изящная злодейка, имени которой она не знала, заняла её место. Извивалась в родных, всё время холодных руках, обвивающих девушку в совсем ещё свежих воспоминаниях. Слёзы сожаления без спроса нарушали её шаткий покой перед скорым незапланированным вылетом, вынуждая прятать лицо от чужих любопытствующих глаз за прядями волос и безответно растворяться мыслями в его крохотном движущемся изображении.       Брэндон же столкнулся с отсутствием Мишель ещё ранним утром, на генеральном прогоне: танцовщица даже не попрощалась, лишив его в этот важный день остатка уверенности и хладнокровия. Её нигде не было: просто не было... Однажды, он сам так поступил со своей командой, а сейчас бумеранг вернулся к его теперь растоптанному обладателю. Билеты раскуплены, последняя репетиция и муторные сборы были пройдены, а его грудь нещадно раздирало от поднывающего, пронзительного разочарования. Он чувствовал, что исчезнувшая Мишель взволновала в нём каторжную душевную агонию, оставив на последнем издыхании наедине с аншлагом Бродвейской сцены. Но Брэндон не мог этому противиться, потому что последнее время только и жил с мыслью о том, как жестоко обходился с Мишель. Как это ни было больно и невозможно принять, он понимал, что другого не заслужил. Всё, что ему оставалось ― первый раз в жизни стиснуть зубы и довести дело до конца.       Его лицо выражало весь спектр чувств, которым Макарти дрессировал танцовщиков с первого дня. Мишель никак не удалось бы разглядеть с экрана в светлых мерцающих глазах правду: она была слишком умело затаена за выразительной мимикой. Поэтому ей оставалось давиться плачем и даже не догадываться, что в эту же минуту, танцуя перед тысячами зрителей, блондин с удовольствием разделил бы с ней это несладкое занятие.       Возможно, она поступала с ним нечестно, увозя с собой в Сан-Франциско маленькую чудесную тайну. Несмотря на страх одиночества, непоправимый душевный ущерб после хронический неудач в отношениях с этим безответственным мужчиной, танцовщица была счастлива, но это состояние было так легко нарушить, если бы только блондин, узнав про их будущего ребёнка, повторил Мишель в лицо давно известную ей истину: "я не готов к отношениям". Тогда бы её крохотное, томившееся в груди счастье разбилось в дребезги: уж лучше было терпеть гнетущую неизвестность, которая, наверняка вскоре уступит место смирению, чем узнать один из очевидных сценариев завершения их отношений. Нужно оставить их в прошлом без излишних признаний.       Об этом со дня увольнения бредил и Брэндон. Доверяться кому-то, кроме себя, ему приходилось обременительно трудно, но пустив в свою постель очередную незнакомую девушку, он понял, что его сердце давно было вверено Мишель. Мужчина шёл к принятию этого странного чувства слишком медленно, чтобы его поведение успевало за душевными переменами. Но с того момента смириться с её отсутствием стало приравниваться к смертельной безнадежной болезни также, как и умалчивать об этом мерзком поступке. Блондин был бы счастлив только лишь получив прощение танцовщицы, но она тогда лишь сокрушенно улыбнулась и попросила его уйти. Даже зная, что именно в тот момент они зачали ребёнка, Мишель не изменила бы своего решения.       Через шесть часов самолёт приземлился в Калифорнии, а танцевальный дебют в Нью-Йорке увенчался сладкими брызгами шампанского. Он принялся искать её едва забежав за кулисы: звонил на отключенный телефон, молил наставника рассказать её домашний адрес, выпытывал у хореографов и других артистов хоть какие-то урывки информации, которые могли бы помочь найти исчезнувшую танцовщицу. Бился в тревоге, пока не услышал от Крэга, наконец, соболезнующее и многозначительное: "Мишель не хочет тебя видеть". И тогда желание бороться за последний шанс с хрустом уступило место смиренной покорности.       А в Сан-Франциско с непомерным ужасом и стыдом Молли уже встречала свою сестру на пороге их дома. Похоже, неразборчивость в людях и тяга к плохим парням была свойственна обеим девушкам, потому что им двоим предстояло рассказать друг другу нечто слишком важное. За тот период, что сёстры оказались в разлуке, младшая успела покаяться перед небесами за свою ребячливую ошибку, пожалеть о том, что заручилась поддержкой у легкомысленной Джорджи, которая, видимо, и не так много смыслила в жизни. Молли на порядок повзрослела, хотя от этого было не легче искать оправдания, и все же, так рано Мишель она не ждала, заикаясь при виде заплаканной сестры.       Рабочий график, учебное расписание с тех пор претерпели изменения; в апартаментах стали копиться кипы распашонок и детских пелёнок, вытесняя из комодов платья, коротенькие юбки и откровенные бра. В Калифорнии неторопливо наступил тёплый апрель, выманивая на улицы прохожих, наслаждающихся солнечным сезоном. Танцевальные группы пополнялись детьми и взрослыми, а Мишель брала все меньше часов в студии, проводя большую часть времени дома, неподалёку от ванной комнаты и наблюдая с раннего утра за городской суетой.       Переполненные трамвайчики взбирались по холмистым заасфальтированным переулкам, колонны такси следовали мимо ее окон, увозя пассажиров в строгих костюмах на работу. Мишель часто фантазировала о том, чтобы перекроить свою судьбу, глядя на размеренную жизнь, мелькающую прямо у ее носа: бумажная волокита, график от звонка до звонка и натянутое общение с посторонними ради галочки, которое не предусматривало актерской игры за исключением фальшивых вежливых улыбок. Все могло бы сложиться иначе, вплоть до удачного замужества и семейной жизни, как в рекламе зубной пасты. Но вместо этого Мишель наблюдала, как ее крохотный мир, вертевшийся вокруг одних лишь изнурительных физических тренировок, терял равновесие. Беременность отняла у неё возможность забываться в работе, а от этого танцовщица слишком усердно и надрывно вспоминала о Брэндоне.       Она вспоминала всё, не обходя стороной ни единой фразы и прикосновения, пока блондин вдруг из похотливого равнодушного бабника не представал перед ней запутавшимся, извиняющимся за мимолетный секс с незнакомкой. Отравляющие слова умерщвляли в Мишель желание перешагнуть через прошлое: "Я очень хочу быть вместе. Не знаю, захочешь ли ты..." Просто винить в поступке блондина их наставника со временем оказалось глупостью. Макарти всё же был не виноват, что предугадал такого простого и безнравственного Брэндона, а жизнь в безызвестности о нём излечила и эту женскую обиду. Очередную обиду. И теперь, вынашивая их общего ребёнка, Мишель изнывала и тосковала по Форду, с дрожащим подбородком представляя, каким бы хорошим он мог оказаться папой и даже мужем.       Не так давно на соседнем доме появился рекламный банер, не дающий девушке покоя: «Чёрный принц» приезжает на сцену Сан-Франциско. И ей было странно чувствовать, что сбежав с премьеры и прожив в разлуке несколько словно напрасных месяцев, она была готова броситься за треклятым билетом. Лишь бы еще один раз увидеть отца ее ребёнка. Вот только с многометрового изображения напротив в ее окна заглядывали хоть и знакомые, но совсем не родные томные глаза: на постере красовался Орландо.       Мишель еще долго гадала, чем руководствовался Брэндон, отдав свою роль конкуренту: устал ли от ответственности, наигравшись на театральном поприще, нашёл ли проект получше или же… Действительно не смог танцевать без нее… Последняя версия истязала женское сердце до ноющей тупой боли. Ведь и без него оказалось труднее, чем Мишель себе представляла. Каждый последующий вечер становился все более продолжительным и бессмысленным: стоило подкрасться полночи, как на душе начинало скрестись жалобное, непреодолимом отчаяние. Чем больше пролетало дней, тем больше становилось ясно, что девушка истомно скучает по тому, кто, похоже, послушно оставил ее позади. И это значило лишь то, что Мишель не ошиблась — он ни за что не захотел бы ее отыскать и тем более обременять себя незапланированным отцовством.       Но однажды одним таким депрессивным вечером в квартире раздался оглушительный, назойливый звонок.       Вздрогнув от не то раздражения, не то от лихорадочного волнения, разнесшегося по комнатам с чередой звенящих звуков, Мишель торопливо поднялась из-за кухонного стола и почему-то нервно поправила волосы, а затем дрожащей рукой огладила округлившийся живот. Ни она, ни, наконец, уснувшая Молли не ждали гостей, особенно в такой поздний час, а совершенно неукротимые привычные перед сном мысли о его косых пристальных взглядах заставили ее руки заметно трястись. Если бы только Бог существовал и слышал ее немые слезные просьбы увидеть Брэндона снова, Мишель всерьёз бы начала считаться с религией. Но пока что неизвестный гость нетерпеливо ждал за дверью, продолжая издеваться над звонком.       Девушка грузно выдохнула, приводя участившееся дыхание в норму, и проследовала в холл. Будь то соседи или их балующиеся дети, танцовщица не станет и включать свет. Ей лишь стоило убедиться в дверной глазок в том, кто разбудил ее плохо спящую в последнее время сестру, зашоркавшую по ламинату в дальней комнате. — Мишель… — на лестничной клетке послышался глухой умоляющий голос, который не был похож ни на один, что девушка прежде слышала. Ощущая, как мандраж овладевает её телом, танцовщица наша опору в двери, что разделяла её с гостем, и не сразу разглядела осунувшегося мужчину в глазок, борясь с навязчивым головокружением.       Мишель не узнавала его. Кажется, Брэндон настолько изменился за то продолжительное время, которое они были в разлуке, что девушка ещё с минуту уговаривала себя очнуться от полуночной меланхолии. Теперь он стоял прямо здесь, в шаге от неё, истерично кусая нижнюю губу и с надеждой всматриваясь в крохотное мутное стекло. Наверное, мужчина мог услышать, как гулко застучало сердце танцовщицы даже через дверь, настороженно сглотнув ком в горле. Её адрес Брэндон с трудом узнал у подруги Мишель, Клэр, которая жила на Манхеттене и помогала купить девушке билеты на тот самый злополучный мастер-класс. Сомнений не было — танцовщица смотрит на него сейчас. Только захочет ли открыть... — Я искал тебя, — он со слабым стуком соприкоснулся лбом с холодной створкой, едва успевая спрятать скривившееся лицо от её незримого, но внимательного взгляда.       Из глаз Мишель хлынули слёзы, а из груди вырвался жалобный писк. То, что она считала невозможным, неосуществимым чудом, происходило наяву: дрожащие руки лихорадочно потянулись к замку, громко лязгнувшему в тёмной прихожей, и дверь отварилась прежде, чем девушка сумела предугадать реакцию блондина. Впрочем, она поторопилась...       Недоуменно и торопливо забегав тяжелым взглядом по её силуэту, Брэндон ошеломленно раскрыл рот. Беременность для него стала сюрпризом... Значит, наставник ничего не рассказал, как Мишель и хотела. И теперь она не знала: радоваться исполненной просьбе или продолжить плакать прямо под его изумлённым полупрозрачным взглядом. — А... — мужчина отрезвлённо и сокрушенно ахнул, стремительно меняясь в лице и вынуждая танцовщицу уложить ладони на живот, чтобы зачем-то спрятать его от слишком бестактного внимания. Их встречу он представлял далеко не так, а Мишель, невовремя сбежав, будто догадывалась о том, как глубоко он ещё сможет её обидеть. — Ты беременна...       Не зная, можно ли себе позволить заглянуть в его бледные голубые глаза, Мишель осторожно кивнула, чувствуя, как к горлу подступает тошнота с удушливыми солёными слезами. Его приезд теперь казался одновременно и сказочным волшебством, и гадким издевательством. — От кого? — Брэндон будто не дышал, жадно вылавливая каждый беглый взгляд танцовщицы. В этот момент его грудь словно принялись терзать дикие голодные звери: он оказался загнан в угол неожиданными событиями, и без этого трепетно переживая за их встречу. Не сразу поняв наивный тревожный вопрос, Мишель слегка опешила, ведь не предупредила мужчину своевременно, а теперь... Неужели он подумал, что она могла быть с кем-то, кроме него... Или упорно не допускал мысли, что может стать отцом, ведя разгульный образ жизни... — Боже... Брэндон... — из неё вырвался истеричный, болезненный смешок, потому что танцовщица до сих пор и сама не верила. — От тебя...       Девушка уже не могла не смотреть в его удивленные блестящие глаза, попросту не понимая, какие чувства испытывает блондин. Услышав то, что заставило его заметно вздрогнуть, мужчина остолбенел, какое-то время даже не пытаясь ответить и избежать звенящей многозначительной тишины.       Они стояли друг напротив друга, страшась подойти ближе, и на секунду Мишель показалось, что сбылся её самый чудовищный кошмар: Брэндон разыскал её в другом штате, постучался в дверь, но, узнав о ребенке, вот-вот развернется в сторону выхода. На ладонях выступил холодный пот, живот скрутило от разрастающейся тревоги, в ребрах закололо от разбивающейся последней надежды. Она так полюбила его... — Брэндон, если ты не готов... Разговаривать, то, пожалуйста, не мучай нас...       Но он больше не собирался тратить время на разговоры. Мужчина перешагнул порог квартиры и боязно приобнял захлебывающуюся слезами Мишель, словно редкую хрупкую ценность. Руки затряслись мелкой дрожью, а сердце гулко вырывалось из груди от захлестнувшего его обожания: Брэндон не знал, как прикоснуться ещё нежнее, как объяснить ей сбивчивыми поцелуями, которые угождали в лицо, шею, ладони, насколько его жизнь теперь станет счастливой. Насколько он не ожидал, что Мишель простит его и хотя бы захочет взглянуть в его сторону... — Пожалуйста, прости меня. Я так тебя люблю... Не представляю, как прожил бы ещё хоть день вдали от тебя, — искусанные задрожавшие губы потянулись за трепетным солёным поцелуем и сорвали взволнованный вздох. — Ты правда говоришь это... — слышать для Мишель такие вещи было дико невообразимо. Наверное, ей казалось, что Брэндон вовсе не знал нежных слов, и даже в своих сокровенных мечтах она не решалась себе их представить. — Я тоже люблю тебя, Брэндон... Мне кажется, что ты снишься мне...       Блондин завороженно склонился над лицом Мишель, внимательно заглядывая в наполненные мерцающими слезами серые глаза, и повержено замер: он допустил столько несправедливых, незаслуженно гадких поступков по отношению к матери их будущего ребёнка, что теперь планировал вымаливать прощение на протяжении всей оставшейся жизни. Вдали от неё его дни были подчинены лишь тоске и усердным поискам — весь смысл заключался в том, чтобы найти и увидеть её хотя бы ещё один раз. А о том, что будет ждать его после, Брэндон ни разу не позволил себе думать. Стоило девушке только захлопнуть дверь, и он бы остался бесцельно стоять в подъезде. На этом его существование словно подошло бы к концу.       Задевая мягкими поцелуями её приоткрытые губы, Брэндон прильнул к заплаканному личику. Языки соприкоснулись сквозь жаркое сбитое дыхание, а тела заныли от наконец настигшего их удовольствия, всё больше распаляясь несдержанными ласками. Сквозь тягучий долгожданный поцелуй, мужчина завороженно зашептал. — Я стану отцом... — Эй, — из-за приоткрытой двери в глубине квартиры вышла юная кудрявая девушка. Молли лениво прошоркала тапочками по ламинату, приближаясь к тёмной прихожей и вдруг осторожно включила яркий свет, застав заплаканную сестру в объятиях светловолосого расчувствовавшегося мужчины. Мишель была всецело увлечена приездом Брэндона, а он - обрушившейся на него радостной ответственностью, но при виде её младшей сестры оба сощурились, утратив возможность изъясняться. По разным причинам. Меньше всего танцовщица хотела бы напугать блондина до заикания...       Подслушивая в коридоре, Молли уже успела понять, кто их неожиданный гость: его ждала чудесная расплата за распутный образ жизни. Ведь им с Мишель совершенно точно было нужно мужское плечо, когда как две беременные девушки остались одни на попечении друг друга без отцов их будущих детей. Но успев оценить шокированное выражение лица блондина при виде её большущего живота, Молли зачем-то снова потянулась к выключателю и оставила пару без света. — Придется стать ещё и дядей.