Поговори со мной

      Раздался тихий и словно осторожный стук в дверь. Бёрн вздрогнул и обернулся, мельком взглянув на удивлённого соседа по комнате — тот явно никого не ждал. Да и, видимо, считал, что только дурак может заявиться так поздно. Впрочем, и капитан «Prominence» считал так же. Однако он знал, кто мог прийти. Знал и ждал прихода, но не в такой час. Да и не в то время, когда Неппер тоже в комнате.       Дрогнула дверная ручка, дверь медленно и бесшумно приоткрылась, и на пороге показался силуэт, узнаваемый даже в полумраке: небольшую комнату освещали, вырывая из темноты лишь близстоящие предметы, две настольные лампы. Неппер выпрямился, сидя на кровати, и недоумевающе посмотрел на ночного гостя, а после перевёл взгляд на Бёрна. Тот лишь прищурился, растягивая губы в коронной наглой усмешке, а после небрежно, даже словно издеваясь, бросил:       — Надо же, какие люди! Комнатой ошибся, а, Газель?       Неппер же сказать что-либо не решился, лишь, тихо хмыкнув, кивнул, а после поднял книгу, снова утыкаясь в неё носом и делая вид, что присутствие капитана «Diamond dust» его совершенно не интересует. Хотя как такое может не интересовать? Всё же с ребятами из других команд мало кто поддерживал тесную связь: все они были соперниками, — так что само появление игрока из другой команды было странным. А тут сам капитан явился, так ещё и после отбоя. Что ему вообще понадобилось здесь, к тому же в такое время?       — Нет, не ошибся. Поговорить нужно.       Газель уверенно даже как-то по-хозяйски переступил порог и прикрыл за собой дверь, отрезая ею небольшую комнату от остальной Академии.       — Проходи, — скрывая за широкой улыбкой удивление, произнёс Бёрн и поудобнее устроился на стуле.       — Наедине.       Газель бросил холодный взгляд в сторону Неппера. Он бы и сам мог выставить парня из комнаты, но при капитане команды лучше не помыкать его игроками, особенно при взрывном Бёрне. Хотя и его сосед спокойным нравом не отличался. А ссориться и спорить с кем-то не хотелось — признаться честно, у Газеля просто не было на это сил. Да и куда Неппер пойдёт? Будет слоняться по Академии, пока парни будут говорить? Это вряд ли — ему явно интересно узнать причину ночного визита капитана «Diamond dust». Плюс, его могут заметить. В общем, не вариант.       — А чтоб наедине, — Бёрн демонстративно посмотрел на часы, — нужно было приходить раньше.       Он развёл руками и пожал плечами, изображая крайнее пренебрежение к ночному гостю, а после пристально посмотрел на неподвижную фигуру. Он не видел лица парня, но чувствовал, как тот сверлил его взглядом — ждал, когда Бёрну надоест ломать комедию. Что-что, а ждать и терпеть Газель умел. И об этом знали все. Сидящий за столом парень медленно перевёл взгляд на соседа и, наигранно вздохнув, лениво поднялся, всем своим видом стараясь продемонстрировать, насколько ему не хочется говорить с этим нарушителем спокойствия, и какое одолжение он ему делает, уделяя несколько минут своего драгоценного времени на разговор. Бёрн снова украдкой взглянул на Неппера, желая убедиться, что тот видел его реакцию. Было бы жаль, если бы такой спектакль остался без зрителей, тем более разыгрывался он только ради одного человека — Неппера. Газеля и Бёрна же эта сцена раздражала, но каждого по-своему. Первому просто не нравилось, что парень, к которому он пришёл по делу, так затянул всё это действо. Его даже подмывало развернуться и уйти, но он ждал: всё же уйти сейчас было равносильно поражению, да и он и так долго откладывал этот разговор. А второму же просто уже несколько приелась эта напускная вражда, учитывая то, что с нелюдимым Газелем он давно нашёл общий язык.       — Что ж, пойдём поговорим. — парень, заложив руки за голову, лениво подошёл к собеседнику, но у двери замер. — Эй, Неппер, скажешь кому-то — закопаю.       Увидев кивок соседа по комнате, он еле заметно ухмыльнулся и вышел следом за Газелем, тихо закрыв за собой дверь. Парень огляделся — мало ли есть ещё такие, кто гуляет после отбоя. Но в коридоре больше никого не было — повезло. Бёрн сорвался с места, быстрым шагом удаляясь от жилых комнат. Краем глаза он поглядывал на идущего рядом парня. В голове роилось огромное множество вопросов, но, чтобы их задать, нужно было оказаться там, где никто их не застанет и не сможет подслушать, и сделать это хотелось поскорее.       — В записке ты указал другое время. — хмуро буркнул парень вместо вертящегося на языке: «Я ждал тебя раньше и забеспокоился, когда ты не пришёл до возвращения Неппера».       — Я знаю. Прости, что задержался.       — И что же тебя так задержало? Может, это был Гран? — ядовито огрызнулся Бёрн, в упор посмотрев на собеседника.       — Перестань. Это даже не смешно.       Газель по привычке потянулся к светлой чёлке и, уже сжав её, практически сразу отдёрнул руку, будто волосы обожгли бледную кожу. Он резко схватил парня за запястье, останавливаясь у очередной железной двери.       — Я хочу серьёзно поговорить с тобой…       — О чём же? — несколько раздражённо и в то же время обеспокоенно спросил Бёрн, уперевшись свободной рукой в бок. Газель огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, толкнул дверь. Утягивая за собой собеседника, он вышел на лестничную клетку — одно из самых спокойных и пустынных мест в Академии. Всё же в здании был лифт, так что в жилом корпусе лестницей почти не пользовались.       — Нагумо, — тихо позвал он, отпустив чужую руку и сев на ступеньки.       Их настоящие имена исчезли после появления «Элии», уступая место именам пришельцев. И появилось требование об использовании исключительно новых имён: теперь все дети «Сада» в пределах Академии и во время исполнения своих ролей были обязаны пользоваться только данными «Элией» именами. И Газель следовал этому правилу, приняв его без оговорок. Ну, почти всегда следовал. Клички пришельцев в стенах Академии исчезали только в одном случае, в присутствии только одного человека — Нагумо. И всё же Бёрна он звал настоящим именем не так часто, пользовался им только в крайних случаях, только когда хотел сделать акцент на происходящем и показать его важность. И того просил произносить его имя тоже только в таких ситуациях, правда, Бёрн всё равно звал Газеля настоящим именем при любой возможности, привычно наплевав на его просьбы и правила Академии.       — Мне нужна твоя помощь. Я могу рассчитывать на тебя? — Совсем тихо спросил он, наклонившись вперёд и уперевшись локтями в колени.       — Помощь? Тебе? — удивлённо усмехнулся Нагумо, подходя ближе и опираясь на перила.       За всё время, что они провели в «Солнечном саду», он ни разу не слышал, чтобы Сузуно просил кого-либо о помощи. Не просил, как бы тяжело не было. Слишком самостоятельный, слишком необщительный, слишком гордый. В последнее время он, казалось, и в самом деле стал утрированной версией самого себя, тем самым Газелем, тем самым придуманным и навязанным «Элией» хладнокровным и расчётливым капитаном «Diamond dust». И все верили исполняемой Сузуно роли, слишком уж натурально выглядело. Даже он сам верил. Возможно именно поэтому выглядело настолько реалистично. Сузуно оказался слишком хорошим актёром, что стало удивлением в первую очередь для него самого. Пусть он и выбрал не самую сложную роль: всего-то с присущим ему старанием преувеличивал те черты собственного характера, за которые ещё с первых дней в приюте на него сыпались детские, но всё же обидные шутки и издевательства, за которые ему дали ни одно прозвище, которые практически заменили его собственное имя, — но он заигрался. В детстве Сузуно из-за своей флегматичности казался потешным, ведь отличался от остальных детей «Солнечного сада», а сейчас скорее пугал. Но уже не только окружающих, но и самого себя. Раньше-то все шутили, что его сердце пронзили осколки льда Снежной королевы, сейчас же это походило на правду.       Нагумо медленно опустился рядом и коснулся плеча поникшего парня.       — Конечно, я тебе помогу. Что за дурной вопрос? — он взглянул на собеседника: странный какой-то, даже для себя. — На тебе лица нет. В чём дело, Сузуно?       Блондин глубоко вздохнул и потянулся к чёлке, не спеша начиная расчёсывать её пальцами.       — Сузуно, перестань, — Нагумо перехватил руку парня и несильно сжал его ладонь. Он взглянул на светлые волоски, зажатые в тонких пальцах. На самом деле он давно замечал за другом привычку расчёсывать пальцами волосы — это словно помогало ему справляться с эмоциями, явное проявление которых не соответствовало имиджу ледышки. Но в последнее время Сузуно всё чаще касался чёлки, и та, как казалось Нагумо, несколько поредела.       — Эй, посмотри на меня.       Сузуно медленно поднял голову и устало посмотрел на собеседника.       — Зачем ты это делаешь?       — Ты о чём?       — Не прикидывайся придурком. — раздражённо прошипел Нагумо, сверля собеседника взглядом. — Я про волосы. Ты так без них останешься.       — А… Я уже на пути к этому, — нервно усмехнулся Сузуно, отводя взгляд. Ему это вовсе не казалось забавным, наоборот, это беспокоило его. Нельзя сказать, что его пугали именно проплешины — внешне их ещё пока не было заметно, но парень был уверен, что с такими темпами те скоро появятся, если учитывать сколько раз на дню он тянется к волосам. Скорее уж пугало состояние, которое и приведёт к появлению залысин. Сузуно неосознанно дёрнул рукой, снова в задумчивости собираясь запустить её в волосы, но Нагумо лишь сильнее сжал чужую ладонь и поспешно перехватил вторую.       — Я серьёзно, прекрати.       Он хотел добавить, что это действие его раздражает, но промолчал, решив, что это спугнёт разговор, ради которого Сузуно нарушил правило — что было не в стиле чересчур правильного блондина — и заявился к нему в столь поздний час. Да и это, возможно, даже заденет его, в чём тот никогда, конечно же, не признается. Это даже не отразится в его голубых глазах. Он скорее привычно уйдёт от изначально выбранной темы и скроется за ледяной маской. Всё же даже если и сам Сузуно считал себя Газелем, даже если и окончательно вжился в эту роль, тот был живым человеком. И Нагумо был убеждён, что и у Газеля есть чувства. Пусть скрытые ото всех, загнанные поглубже, чтоб спрятать прежде всего от самого себя, но они были. Иначе они бы здесь сейчас не сидели.       — Руки сами тянутся.       — Нервное?       — Не знаю. — Сузуно пожал плечами и тихо выпустил ртом возлух, прикрыв глаза. — Я понимаю, что пользы в этом действии никакой нет, вред один, но не могу остановиться. У тебя бывало такое?       — Нет. — На мгновение задумавшись, отозвался Нагумо. — Ты же об этом хотел поговорить, да?       Сузуно сдержанно кивнул в ответ.       — Просто я не знаю, что мне делать. А ты единственный человек в этой чёртовой «Элии», которому я могу довериться. Поэтому я и решил посоветоваться именно с тобой.       Нагумо хотел спросить про его команду, но тут же осёкся, прикусив язык. С «Diamond dust» он был Газелем, их капитаном, только от взгляда которого становилось холодно и неуютно. Нагумо даже ни разу не видел блондина вместе с его командой вне тренировочного процесса, хотя сам с его ребятами нередко пересекался в Академии.       Он кивнул, как бы давая знак, что готов слушать, однако Сузуно молчал. Но, к сожалению, у них не было на это столько времени — кто знает, вдруг кто-то заглянет. Правда, это маловероятно, но всё же. Тогда Нагумо сам решил подтолкнуть парня к беседе, ведь отвечать на вопросы проще, чем рассказывать, особенно, когда не знаешь, с чего начать.       — Знаешь, Сузуно, мне всегда казалось, что те шутки про тебя — это правда, что тебя действительно это всё совершенно не волнует и не тревожит. Я так думал даже после того, как мы сблизились. Ты ведь никогда не говорил о каких-то трудностях, терпел всё, показывая стойкость и равнодушие ко всему и ко всем. Я думаю, что проблема именно в этом.       — В том, что я не говорю, что меня что-то задевает?       — Да, ещё отчасти в замкнутости и отрешённости. Это сильно отдалило тебя от остальных, сам знаешь. И ты остался один на один с тем, с чем справиться в одиночку довольно сложно. Ты же всё держишь в себе.       — Так все делают. Все ограничивают себя в проявлении эмоций. Особенно на людях, особенно после объявления нас пришельцами, ведь с нашими образами, так сказать, человеческие чувства и эмоции никак не вяжутся. На Рейзе вон посмотри, он вообще на себя не похож стал.       — Да, но…       Нагумо опустил голову и задумался. Сузуно был прав: они все скрывали свои истинные эмоции и чувства — да что там, они скрывают даже свои имена, превратившись в чёрт знает кого, — разница была лишь в том, в какой степени это проявлялось.       — Послушай, все скрывают от других свои переживания, это нормально, но ты всех превзошёл в этом плане, причём ещё давно. Но, как по мне, ты не скрываешь чувства, ты вообще запрещаешь себе что-либо чувствовать, спрятавшись ото всех за глухой и толстой стеной изо льда.       — Это защитная реакция.       — Она не защищает, а ещё больше изматывает тебя. Разве нет?       Сузуно нечего было возразить, потому он лишь молча поджал губы и опустил голову. Он снова нервно дёрнул руками в попытке высвободиться, но Нагумо только сильнее сжал его ладони, явно давая понять, что не намерен отпускать парня.       — Ты же сам хотел поговорить, разве нет?       — Хотел. Но это сложно.       — Ха, а ты думал, высказываться просто?       — Думал, будет проще. — Выдохнув, честно, но явно неохотно признался Сузуно. Он чуть ссутулился и боковым зрением посмотрел на собеседника, но тут же перевёл взгляд на пустую лестничную клетку. — Но я даже сформулировать мысль не могу. Не могу подобрать слова. Не понимаю, как это выразить. И даже уже не понимаю, что именно хотел сказать.       Нагумо впервые видел парня таким: неуверенным, беззащитным, каким-то растерянным и даже словно напуганным. Он был рад, что таким его видел только он. Ведь для многих это было бы проявлением слабости — что-то новенькое от ледяного парня, — на этом некоторые могли сыграть, размазывая и без того разбитого Сузуно. А в своей команде, хотя, по правде говоря, не только в ней, он просто мог потерять авторитет, развеять весь тот леденящий душу ужас, наведённый Газелем. А для Нагумо же это означало, что Сузуно всё-таки решился подпустить его немного ближе. И это было даже трогательно. В попытке приободрить собеседника он практически невесомо провёл большими пальцами по его холодным рукам. Нагумо прекрасно понимал, что открыть кому-то свои переживания непросто, особенно если до этого никогда подобного не делал, и знал, что после этого станет несколько проще или хотя бы понятнее, что делать с тем, что так сильно тревожит.       — Это абсолютно нормально. Давай начнём с самого начала: расскажи, что ты чувствуешь.       — Что? Зачем это?       — Поиздеваться, блин. Мне же нечем больше заняться! — Закатив глаза, с сарказмом бросил Нагумо. Он выпустил чужую ладонь и уверенно положил освободившуюся руку на светлый затылок, силой поворачивая собеседника к себе лицом и самостоятельно подаваясь навстречу.       — Я не смогу тебе ничем помочь, если ты будешь и дальше молчать. Поговори со мной.       Нагумо зарылся пальцами в чужие волосы и пристально посмотрел в печальные и будто бы удивлённые глаза. Сузуно едва заметно кивнул, однако продолжил молчать, опуская взгляд, не выдерживая напора собеседника. Вздохнув, Нагумо медленно разжал пальцы обеих рук. Однако ту, что покоилась на ладони блондина, он не сдвинул с места, в отличии от той, которой удерживал голову собеседника — её он поспешно отдёрул и положил на собственное колено. Нетерпеливо постучав по ноге пальцами, он встал.       Сузуно подался вперёд и сжал чужое запястье, но тут же отпустил горячую руку, сцепляя свои в замок и виновато опуская голову.       — Не уходи.       — Почему это? Помолчать ты и один можешь. Или тебе компания для нарушения правил нужна?       — Не оставляй меня с этим… То есть с собой наедине. Пожалуйста.       Парень покачнулся, словно собираясь встать, а после поднял голову и приоткрыл рот. Однако он не встал, да и не проронил ни звука. Сузуно поджал губы и закрыл лицо руками, словно намереваясь спрятаться. Но на этот раз это не вызвало раздражение, скорее чувство вины и желание хоть как-то исправить ситуацию.       — Хей, ну ты чего?       В этой фразе не звучала ненавистная Сузуно жалость и снисходительность. Она скорее прозвучало даже ласково, с трогательной нежностью и обеспокоенностью. Подобное нечасто удавалось услышать. Этот голос словно отрезвил своей непривычностью. Сузуно тихо вздохнул и поджал губы, сдерживая улыбку. Всё же не один он сейчас позволил себе некую слабость: Нагумо тоже обнажился перед ним. И парень был рад, что таким своего собеседника видел только он, ведь только он знал, что Нагумо тоже на самом деле не такой, каким его привыкли видеть окружающие. Что там скрывать, Сузуно было приятно осознавать, что он может видеть его другим: более искренним и заботливым. Он снова вздохнул, собираясь с силами, чтобы быть с ним столь же честным.       — Это довольно сложно объяснить, потому что я сам толком не понимаю. Возможно, именно потому, что я привык душить в себе все свои чувства. — Сузуно медленно опустил голову, зарываясь пальцами в волосы и сжимая их. — Прикосновение к волосам не успокаивает. Иногда я даже не замечаю, как руки оказываются в волосах, а порой наоборот, делаю это специально, хоть и не понимаю в этом смысла. Но точно знаю, что это отвлекает на время от мыслей и всего происходящего. Как бы ритуал, помогающий переключить внимание. Какое-то время я могу быть крайне сосредоточен на этом занятии, а потом до меня доходит, что снова не удержался. Но остановиться очень сложно.       — И ты продолжаешь уже с полным осознанием того, что то, что ты делаешь, бесполезно?       Сузуно молчаливо кивнул.       — Ты винишь себя, осознав, что, эм… Что сорвался?       — В начале нет. Только, когда начинаю об этом думать. И после, когда вижу последствия.       — Видишь? Брось, я уверен, ты преувеличиваешь.       Нагумо неуверенно улыбнулся и, снова сев, коснулся плеча собеседника, но тот вырвался и резко обернулся. Он сильнее стиснул волосы и, вновь опустив голову, зажмурился. Его кисти, скрытые словно под пеленой снега, дрогнули, и парень чуть ослабил хватку, медленно выпутываясь из всё ещё уложенных в причёску волос.       — Я не преувеличиваю. — На выдохе прошептал он и стряхнул с ладоней длинные волоски, кивнув в их сторону. — И не только это. Но ты прав, пока ещё не сильно заметно, но это пока.       — А что ещё?       — Если чего-то не видно окружающим, не значит, что этого вовсе нет… — Сузуно поджал губы и, вновь уперевшись локтями в колени, перевёл взгляд на ступеньки. — Действия связаны с реакцией на происходящее: будь то мысли или эмоции. Они на время отгоняют беспокойство, и в мозгу закрепляется такая связь, основанная на удовольствии. И с этим бороться у меня не получается.       — Подожди, подожди… Удовольствие?       В другой ситуации или хотя бы с другим человеком, парень бы вряд ли удержался от колкости про мазохизм, но слова Сузуно и его нервные и зажатые движения пугали. Даже так: его пугал сам собеседник.       — Не от боли, если ты об этом. Удовольствие от того, что ты можешь на что-то переключиться. Даже если по началу ты вполне можешь думать о том, что причиняет дискомфорт, то со временем это уходит. Ты не чувствуешь и не думаешь, просто повторяешь механическое действие. Это успокаивает, а само спокойствие приносит то самое удовольствие. Думаешь, это странно?       — На самом деле вполне логично. А под «бороться» ты что имеешь ввиду? Игнорирование и избегание проблемы? — Нагумо опёрся о выставленные назад руки и мельком посмотрел на собеседника. — Не удивительно, что не получается. Я в принципе не уверен, что такой подход — хороший вариант.       — В последнее время мне тоже так кажется.       — Тогда почему?..       — Почему продолжаю? — Выждав пару секунд, словно давая собеседнику время на то, чтобы дать согласие или кивнуть, Сузуно подпёр кулаком щёку и тихо продолжил:       — Всё просто. Если от большинства эмоций я могу абстрагироваться, то тревога мне не поддаётся. Мысли, связанные с ней, не зависят от меня. И я бы с радостью от них отказался. Но они есть. Как комары летом. Их не видно, но я чувствую их вечное присутствие. Они где-то в дальнем уголке сознания. А наличие этих мыслей, как я уже говорил, запускает знакомую психике модель поведения и преодоления, кхм… Стресса что ли. Если поддаться этим мыслям, поддерживать их, размышлять, то они становятся болотом, они затягивают. А если игнорировать, они становятся комарами.       — Возможно, с мыслями не стоит бороться. Да и мусолить тоже. Чёрт…       Сузуно вопросительно взглянул на Нагумо и усмехнулся.       — Сложная ситуация?       — Но не безвыходная. Совсем безвыходных не бывает.       — Ага, нет ничего невозможного… — Хмуро заметил Сузуно, медленно накручиваю тонкую прядь на указательный палец. Нагумо глубоко вздохнул, удерживаясь от колкости, а после аккуратно коснулся руки собеседника и чуть сжал её.       — Я думаю, что эти мысли нужно просто принимать. Не закапываться в них, пытаясь разбираться в причинах их появления. Не прокручивать в голове ситуацию десятки и сотни раз, доводя себя до, так скажем, истерики. Принять, как факт, что они есть. Всё же мысли — это просто мысли. Они не определяют тебя. Ты же говорил, что их появление от тебя не зависит, так?       — Да, но…       — Ты сам убеждаешь себя в реальности всех этих мыслей, сам наделяешь их возможностью характеризовать себя. Ты сам запугиваешь себя ими, придавая им слишком большое значение.       — Даже если и так, то я всё равно не понимаю, что с этим делать. Запретить себе думать о чём-то, значит, избегать темы. И это возвращает нас в начало.       — Думаю, такое необходимо просто проговаривать. Обычно это помогает понять абсурдность мысли.       — Считаешь, что абсурд пугает меньше?       — Ну зависит, конечно, от контекста, но я не про то. Я о том, что, проговаривая волнующие ситуации проще найти выход, так как работает другой канал восприятия информации. Если ты захочешь что-то обсудить, то я готов тебе помочь, готов выслушать и поддержать. Ну или хотя бы наедине с самим собой проговаривай это всё. Или хотя бы на бумаге напиши. В красках опиши ситуацию, которая тебя тревожит, а потом сожги это лист вместе со всеми тревогами!       — Не знаю, Нагумо… Главная проблема в том, что головой я понимаю, что у меня нет толком причин для тревог.       — А как же тревога, про которую ты только что говорил? Ты сейчас отрицаешь её существование и противоречишь сам себе! — вспылил Нагумо, снова подскочив на ноги и встав перед Сузуно, который вскинул голову, строго посмотрев на собеседника, явно собираясь ответить на его выпад, но замер, а после чересчур размеренно продолжил.       — Во-первых, не ори, а то все сбегутся, а во-вт…       — Боже, Сузуно, ты невыносим. — перебил его Нагумо, шумно выпуская воздух ртом в попытке выдохнуть пар. — Скажи мне честно, ты издеваешься надо мной? Я хочу тебе помочь. Но я не умею читать мысли. Помоги мне помочь тебе. Чёрт подери, поговори со мной!       — Я и говорю. — Сузуно обнял одно колено, ставя на него подбородок.       — Нет, ты издеваешься надо мной и, главное, над собой.       — Я вовсе не… — пробормотал Сузуно, украдкой проводя костяшками пальцев по скуле. — А, впрочем, возможно, ты прав. Мне, наверное, проще спрятаться и не признаваться, что даже мелочи могут меня волновать.       Парень вздохнул и встал. Голос предательски дрогнул, и Сузуно поспешил отвернуться. Он уверенно коснулся дверной ручки, но замер, на мгновение повернув голову к Нагумо и замечая, как тот только успел открыть рот, явно собираясь сказать что-то в роде: «Поэтому ты и сейчас хочешь сбежать?».       — Знаешь, Нагумо, может быть ты это не осознаёшь, но ты помог мне. Ты натолкнул меня на мысль, которую я так долго избегал. И я подумаю об этом.       Сузуно повернулся к собеседнику и, тихо произнеся слова благодарности, толкнул дверь, покидая лестничную клетку и облегчённо выдыхая.