Приди к своему создателю

Мир рушился на глазах. Реальность дала трещину, позволяя прорваться наружу сокрытым в самых дальних глубинах ужасам. Сама ткань мироздания не была более первозданно единой, а разваливалась на части, удерживаемая лишь искренней волей к жизни тех, у кого она ещё осталась. Даже само время не было больше властно над происходящим. Прошлое смешалось с будущим, а настоящее более нельзя было выделить из всех этой мешанины событий и образов. Где-то на краю этого кошмара, на плоской крыше каким-то чудом уцелевшего здания, находились две фигуры, две последние сущности, не поддавшиеся разрушениям. Один из них был невообразимо стар, его память хранила в себе напоминания о стольких событиях, что страшно было даже думать об этом, на его глазах создавались и разрушались целые империи, начинались и заканчивались жизни порою одних и тех же людей, и сам мир, казалось бы, мерк по сравнению с его возрастом. Второй же был весьма молод, его длинные волосы едва ли успела затронуть седина, и столько ещё всего было впереди, во всяком случае, должно быть. Однако в душе он чувствовал себя так, будто бы за свои два десятка лет успел увидеть куда больше, чем его собрат по несчастью. Старший из них стоял на самом краю здания, на бетонном парапете, пустым взглядом давно ослепших глаз всматривался в бесконечную пустоту разрушающегося пространства. А тот же, что был моложе, сидел на том же парапете рядом с ним, смотря совсем в другую сторону, но при этом, по сути, туда же – в никуда. Их окружала почти что звенящая тишина. Впрочем, это было и не удивительно, учитывая положение, в котором они оказались. Первым тишину нарушил старший, проводя пальцами когтистой лапы по своему покрытому белоснежной шерстью подбородку. – Как ты думаешь… – задумчиво обратился он к другому присутствующему. – А есть ли на Марсе камни в форме пирамиды? Молодой медленно перевёл на него взгляд бледно-зелёных глаз, слегка нахмурившись. Подобный вопрос слегка удивил его, впрочем, ненадолго. Удивительно, как столь внезапный и неуместный вопрос вдруг показался ему вполне справедливым и логичным. – Ну… – протянул он. – Марс ведь огромен. Полагаю, где-то на нём точно есть камень в форме пирамиды, даже если совсем небольшой. Старик кивнул, удовлетворённый таким ответом, и слегка поправил давно уже побелевшие длинные волосы. – А вот тогда такой вопрос, – снова подал он голос. – Мне всегда было интересно. В какой именно момент камушек превращается в камень? Какого размера он должен быть? Высокий лис медленно повернулся к своему собеседнику, едва слышно отстучав металлическими подошвами своих сапог. Даже во время конца света он всё равно их не снял. Молодой же чуть поднял брови, раздумывая над ответом, и поднялся на ноги, принимаясь расхаживать из стороны в сторону по крыше. Ветер, их последний спутник в запустевшем мире, заставлял его неизменное, латанное-перелатанное чёрное пальто едва заметно развиваться. – Я так думаю, что всё дело в значимости, – наконец ответил он. – Что ты имеешь в виду? – с едва заметным, но искренним интересом спросил старик. – Ну, вот сам посуди, – продолжал свою мысль молодой, уже сам подойдя к краю и тоже обращая свой взор в бесконечность. – Не так страшно, если тебе в голову прилетит камушек, как если тебе в голову прилетит камень. Но этот же камушек можно назвать камнем, если он окажется у тебя в ботинке. Старый ещё пару секунд смотрел на своего соседа, а затем тоже посмотрел вперёд, будто бы он мог там что-то увидеть, даже если бы был зрячим. Ещё пару секунд он обдумывал услышанное. – Значит, всё дело в том, настолько велико твоё влияние в данной ситуации? – подытожил он. – Только если оно достаточно значительное, тебя будут воспринимать всерьёз, верно? – Да, примерно так, – ответил второй, снова засунув руки в карманы. – Взять ту же гору Эверест. В масштабах вселенной, она даже не камешек, а просто пылинка, неспособная что-либо изменить глобально, неспособная повлиять хоть на что-то. Но для нас, ма-а-аленьких существ из плоти и крови, это не просто камень, это огромная каменная глыба, столь значительная, что некоторые с чувством великого достижения покоряют её, другие умирают, пытаясь, а иные и вовсе лишь мечтают о том, чтобы попытаться. Старый лис выслушал всё сказанное, не перебивая, а затем вдруг едва заметно улыбнулся, и повернул голову к своему собеседнику. – А ты сам-то из которых? – спросил он всё с той же призрачной улыбкой. – Пфф, ну конечно же из вторых, – ответил тот, улыбнувшись куда более заметно. – Неужели не видно, что я давно уже умер, пытаясь? После этих слов и без того едва заметная улыбка и вовсе исчезла с уст седовласого. – А ты всё так же продолжаешь говорить метафорами, Джозеф? – уже без тени шутки спросил он. – О чём ты? – не совсем поняв, о чём идёт речь, спросил молодой. – Ты ведь не шутил. – объяснил старик. – Вот только, имел ты в виду совсем не настоящую гору. Да и не настоящую смерть, если уж на то пошло. На лице парня снова появилась успевшая исчезнуть улыбка, вот только на сей раз она более не несла в себе ни капли искреннего смеха, а скорее пыталась за собой что-то скрыть. – Видимо, я уже настолько сильно углубился в это, что говорю загадками и символами, которые и сам не могу разгадать. – Не можешь? – многозначительно спросил седовласый, снова поворачиваясь к собеседнику. – Или же просто не хочешь? – Что ты имеешь в виду? – настороженно спросил молодой парень. – Я имею в виду то, дорогуша, – в своей фирменной манере старого учителя продолжил мысль тот. – Что ты и сам знаешь, что все эти загадки и метафоры порождает твоё подсознание, твоя настоящая сущность, твоё истинное «Я». Но ты не пытаешься их разгадывать, нет. – тот сделал шаг к парню, почти что нависая над ним из-за разницы в росте. – Потому что ты боишься того, что можешь там увидеть. Уголки губ парня дрогнули, и тот отошёл на пол шага назад, вздрагивая. Ему явно было некомфортно. Вот только, от того ли, что старик вторгся в его личное пространство, или же от того, что тот попал точно в цель? – З-заткнись… – слегка севшим голосом пробормотал тот, пряча взгляд от своего собеседника. – Я-то заткнусь. – ответил ему лис, спускаясь с парапета, и отходя чуть дальше от края здания. – Я вскоре навсегда заткнусь. Повелеваясь воле неведомой силы, молодой тоже сошёл с места, следуя за своим собратом по несчастью, сам не понимая, зачем и почему, пока тот вдруг снова не повернулся к молодому. – А вот ты – останешься. – вдруг выдал он. – Вот только с кем? Такой вопрос выбил молодого из равновесия. Он не знал, что на это ответить, и стоит ли вообще отвечать. Но это и не потребовалось, так как старый лис сам продолжил. – С этой твоей компанией алконавтов? При которых ты весь такой весёлый и радостный, а после, когда вы расходитесь, остаётся одна лишь пустота? – начал он перечислять возможные варианты. – Или, быть может, с той девушкой, которую ты будешь симпить до тех пор, пока наконец не наложишь на себя руки в приступе отчаяния? Или с этой твоей кипой знакомых, с которыми вы даже ни разу в жизни не виделись, и которые даже не узнают, что ты склеил ласты? По выражению лица молодого парня было видно, что его задели эти слова. Уголки его губ дрожали, а брови надвинулись на глаза, инстинктивно переводя обиду в агрессию. Но лису было плевать. Он отлично знал, что обидно бывает лишь тогда, когда говорят правду. Так что, ничего страшного, переживёт. – Ну, учитывая обстоятельства, – всё-таки решился ответить молодой. – Я, видимо, останусь один. Не дожидаясь более продолжения беседы, он снова развернулся, и вновь подошёл к самому краю, смотря вниз, на непроглядную пустоту Забвения. – Ну, ты же знаешь, что так будет не всегда, – не сдавался старый, спустя лишь секунду снова оказываясь рядом с парнем. – Всё ведь вернётся на круги своя, когда мы наконец решим нашу… Последнюю проблему. – Да… Последнюю проблему… – протянул парень, всё ещё разглядывая внизу что-то, чего там точно не могло быть. Он тяжело вздохнул. Они оба понимали, к чему это всё ведёт. Едва они оказались здесь, они уже знали, чем это должно закончиться. И каждый из них по-своему готовился к подобному исходу. – Живым отсюда уйдёт только один, не так ли? – уточнил парень, снова обращая на лиса взгляд, в котором больше не было ни злобы, ни обиды. – Да… Только один из нас, – подтвердил седовласый. – А другому придётся навсегда кануть в Забвение. И осталось лишь решить, кому из нас выпадет такая участь. – И как будем решать? – голосом смирившегося с судьбой человека спросил молодой. – Быть может… – начал старик. – Быть может, стоит позволить Госпоже Фортуне в последний раз разрешить наш спор? Он запустил лапу в карман, и вытащил оттуда самую обыкновенную колоду игральных карт. Быстро перетасовав её, он протянул её своему соседу. – Выбери цвет, и вытяни карту. – Как ты можешь быть уверен, что я не обману тебя? – вдруг спросил молодой. В ответ на это старик лишь горько улыбнулся. – Поверь, я знаю, что ты не станешь этого делать. Если бы хотел, давно бы уже сделал. Парень едва слышно вздохнул, разглядывая рубашку верхней карты. Странно, но он никогда не видел именно эту колоду. Рисунок весов, на одной чаше которых находился череп, а на второй – сердце. Как символично… Могло даже показаться, что лис специально держал именно эту колоду до самого конца. – Хорошо. Я согласен. – на удивление решительно произнёс парень. Старик лишь едва улыбнулся такому его решению. Он понимал, что сейчас всё решится, и каким бы не был итог, это всяко будет лучше, чем сидеть здесь, вне пространства и времени, среди разрушающейся реальности. И вот, момент истины. Парень протягивает руку, и аккуратно вытягивает верхнюю карту. Оба присутствующих видят её, и по выражению лица парня старик понимает, что их судьба решена. Кусок прессованной бумаги, решивший, кто из них уйдёт отсюда на своих двоих, аккуратно отпущен из руки и, подхватываемый ветром, летит куда-то далеко-далеко. Но он недолго был одинок, ведь за ним вслед пустились так же пущенные по ветру из белоснежной лапы и остальные карты колоды. Вот и всё. Приговор ясен, и осталось лишь привести его в исполнение. И вот так, посреди разрушающейся материи вселенной, одна из сошедшихся на горизонте мира фигур отправляется в своё последнее падение, и лишь сейчас, за мгновенье до полной и безоговорочной гибели, впервые за долгое время, чувствует себя по-настоящему свободной. А вторая же, стоя на краю чудом сохранившегося здания, смотрит вслед уходящему гостю с тоской во взгляде, ощущая, что только что потеряла важную часть себя самой.