О пеших прогулках и весеннем дожде

Дима нервно проверяет телефон в пятый раз за последние полчаса. Арсений обещался быть еще час назад, а на улице как назло зарядил по-весеннему внезапный ливень, не жадный, однако, до того, чтобы заполонить всё небо серыми тучами: солнечный свет спокойно пробивал завесу дождя. Наверняка, такое соседство привело к образованию радуги, но с кресла её не было видно, а прерывать сеанс тревожного накручивания себя не хотелось. Очередная попытка сосредоточиться на статье из футбольного журнала успехом также не увенчалась: невольно одолевала мысль, мол, простудится же, идиот. Зная упрямство Арсения и его любовь к пешим прогулкам, наивно было бы полагать, что он додумается вызвать такси: скорее упрямо почешет в промокших насквозь кроссовках, чтобы потом рассказывать, что так вообще-то и было задумано, и прогулка под дождем изначально входила в планы, просто кое-чей приземленный ум не способен понять всей прелести подобного времяпрепровождения. А Диме потом лечить этого капризного графа под предлогом “тыжврач”, ведь аргумент про то, что он, конечно врач, но стоматолог, Арсений повадился стабильно пропускать мимо ушей. Мысли прерывает мелодия телефонного звонка, и Дима на автомате жмет на “принять вызов”. — Поз! — раздается из трубки неприлично счастливый голос Арсения, — тут на улице такая погодка, закачаешься! Спускайся вниз, посидим немного, свежим воздухом подышим! И, конечно же, он шмыгает носом через каждое слово! Голос разума твердит, что надо бы погнать Арса домой, скорее отогреваться… Но, видимо, безбашенность Попова передается воздушно-капельным путем, потому что вместо этого Дима бросает короткое “скоро буду”, перед тем как повесить трубку, и идет ставить чайник. За три минуты кипячения можно многое успеть: например, покопаться на кухонных полках в поисках термоса, тихо ругаясь под нос, найти этот несчастный термос в голубой горошек в самом дальнем углу, рядом с полупустой пачкой Несквика, и подумав немного, взять какао вместо чая. Позов заливает порошок кипятком и добавляет немного молока, потому что один взбалмошный переросток и на четвертом десятке жизни не научился проверять температуру напитка перед тем, как пить. Еще две минуты уходит на то, чтобы натянуть кофту с рукавом и перекинуть через руку теплый плед, и вот, захватив термос и чашку, мужчина спешно покидает квартиру. Дима не готов признаться в этом даже самому себе, но на лестнице он невольно ускоряет шаг. Пиликает железная дверь подъезда, и Позов щурится, ослепленный на пару мгновений солнечным светом, заливающим московский двор, обильно засаженный зеленью. Картина, которая перед ним разворачивается, вполне достойна кисти какого-нибудь современного художника: за пять минут ожидания Арсений уже успел с комфортом расположиться на обшарпанной лавочке, скинуть промокшие насквозь кеды и, совершенно не смущаясь, развесить сохнуть разноцветные носки на деревянную спинку позади себя. Волосы, отросшие за зиму, от влаги неожиданно завиваются колечками, и Дима с сожалением гасит в себе желание зарыться в них всей ладонью: на улице нельзя. И только когда мужчина подходит ближе, закрывая собой теплое солнце, Арсений замечает наконец его присутствие. Он приоткрывает глаз и тут же расплывается в теплой улыбке, от которой расходятся в стороны морщинки-лучики, и сердце от нежности невольно пропускает удар. С добрый десяток секунд они как дураки молчат, пока Позов не разрушает атмосферу, сбрасывая на мокрую макушку плед. И, пока Арс выпутывается из мягкой шерсти, Дима устраивается на скамейке рядом, с другой стороны от висящих носков. — Волновался? — хитро смотрит Арсений, закутавшись по-нормальному в плед, и совершенно не покупается на саркастично приподнятую в ответ бровь. Его проницательность так легко не обманешь, но Дима продолжает эту игру по обоюдной привычке. — За тебя-то? Ты ж после своих фотосессий к водичке должен быть привычный, — а сам, в противовес к подкалывающим словам, раскручивает крышку термоса, и зажав чашку между коленей, наливает в нее горячий напиток. Арсений пропускает подкол мимо ушей и с благодарным кивком принимает из теплых рук чашку, ненамеренно задевая своими ледяными пальцами чужие. Дима вздрагивает от контраста температур и смотрит укоризненно: ну вот надо было этому упрямцу продрогнуть до костей, и зачем только, спрашивается? — Мне пару часов назад менеджер звонил, — внезапно начинает Арсений точно в ответ на невысказанный вопрос, — сказал, что меня утвердили на роль в том комедийном фильме, про гаражи который, помнишь, я рассказывал? Дима кивает, потому что действительно помнит всё, что Арс рассказывает про свои начинания в актерской карьере. — И ты решил отпраздновать это тем, чтобы слечь с простудой? Тот пожимает плечами, мол, понимай как знаешь, и Диме кажется, что он действительно что-то понимает, и потому позволяет себе обнять своего актера со спины, запустив-таки руку в потемневшие от дождя пряди. Арсений тут же расслабляется и опускает голову на чужое плечо, щекоча шею мокрыми волосами. Им бы посмотреть на то, как садится солнце, окрашивая золотом молодую листву деревьев во дворе, но вместо этого они не сговариваясь прикрывают глаза, увлеченные скорее теплом друг друга. — Всегда хотел посмотреть на закат с тобой, — бормочет Арсений и греет шмыгающий нос о горячую шею. — Хорошо, что ты для этого не стал заманивать меня на какую-нибудь питерскую крышу, — откликается Дима, ласково поглаживая вихрастую макушку в ответ. — Я бы не стал — голос Арсения звучит неожиданно серьезно, но интонация тут же меняется на смешливую — кроме того, по-настоящему красивый закат красив и снизу. Дима не успевает придумать остроумный ответ, когда замечает мелкую дрожь чужого тела — с заходом солнца резко похолодало. Приходится с неохотой отстраниться и встать с лавочки. И только сейчас приходит осознание того, что вся задница у него мокрая: сам не заметил как сел на мокрую после дождя скамейку. — Пойдем, пока ты себе самое важное не отморозил. Как врач говорю, что последствия такого тебе совершенно не понравятся. — Ну раз “как врач”, — довольно тянет Арсений, обувая босые ноги — носки он уже успел небрежно запихнуть себе в карман — то в таком случае вам, Дмитрий Темурович, придется заняться моим здоровьем по приходе домой. Позов устало вздыхает, и это означает, что в целом он полностью за любой кипиш, особенно если генератор этих самых идей поторопится зайти в по-джентельменски открытую для него дверь. Тот понятливо юркает было в темный проход, когда загорелая рука быстро, но аккуратно хватает его за шею и тянет вниз. Дима выдыхает в удивленно раскрытые губы тихое “поздравляю” и на пару мгновений крепко прижимается своим ртом к чужому. Оглушительно громко захлопывается дверь подъезда, и одновременно с ней зажигаются уличные фонари, а через пару минут к ним присоединятся окна в квартире на третьем этаже. В Москве вовсю гуляла весна.