нимфетамин

Сколько ангелов помещается на кончике пустотелой иглы шприца с разбавленным обезболивающим героином, только что кипевшим в ложке? Салли не считает. У духов не бывает ломки — Салли расчесывает проколы, ласкает сиренью расцветающие синяки, шатается на высоченных платформах туфель и закатывает блаженно глаза. Это внутривенная Салли, у нее не бывает ломки, но не колоться она не может. Осознав, что она мертва, Салли долго ничего не делает — года два точно. Изредка меняет местоположение, чередуя этажи и номера, отличается только высота прыжка с подоконника, в остальном они невозможно тоскливо одинаковые — пыльные занавески, обоссанные ковры, липкие продранные матрасы, впивающиеся пружинами в спину, мыльный кафель и волосы в сливном отверстии ванны. — Знаешь, какой самый большой плюс в смерти? — Салли бросает до фильтра сожженную сигарету в недопитый мартини, вызвав на лице Лиз Тейлор что-то среднее между удивлением и отвращением. — Нет месячных. Тебе не понять, Клеопатра. — Ещё бы. Надеюсь, пить больше не будешь. — С чего бы. Первым в ночь дьявола появляется Джеффри Дамер, вечно неловко поправляющий мутные очки и начинающий заикаться через раз. Салли тащит его за рукав простенького тренча к Марчу, толкает дверь в 64 номер и Дамера толкает туда же, сразу стараясь слиться со стенами и исчезнуть из поля зрения хозяина отеля, несмотря на то, что это никак невозможно. После Дамера приходит Гейси — он такой тучный, смешливый и даже ласковый, Салли всегда рядом с ним чувствует себя эдакой шкодливой школьницей, решившей всё-таки пойти посмотреть на котят милого незнакомца взамен на леденец-вертушку. Салли, Салли, он убил столько людей, Салли. — Ой, Салли, совсем забыл, это тебе, — Гейси подмигивает ей и достает из широкого кармана джинсов жестяную коробочку со стертым с крышки рисунком. Внутри жестянки гремят цветные неровные конфетки с темными вкраплениями. — Джон, блин, что это. — Они с марихуаной, ты же уже взрослая, тебе можно, да? Салли хихикает, страшно довольная мелкой выходкой большого серийника.

***

В 2002-м приходит Уорнос. Салли наслышана, но в основе своей плевать — она передознула столько человек, Уорнос такая гора трупов и не снилась. — Есть в этом какая-то несправедливость, нет? Да? — В чем, красотка? Уорнос вздергивает бесцветные брови. Салли бессильно наклоняет голову к худому плечу, теплый отцветший пепел с сигареты зажатой меж хрупких пальцев падает прямо в кружевную манжету рукава. — Пиздец, какая разговорчивая. Эй, Лиз, Лиз, — Эйлин нетерпеливо ерзает на барном стуле, ударяет ладонями по краю стойки, — подгони ещё пива, умру, если не выпью. — Платить чем будешь, дорогуша? — Натурой могу, — Эйлин делает вид, что плюет в руку, проводит ею по иссушенным солнцем волосам назад и смеётся птичьим клекотом, — ну чего выдумываешь, пива дай. — Давай я заплачу, Лиз, — подаёт осипший голос Салли сквозь пепельный мартини, сглатывает скрошенные в пыль зубы. Лиз закатывает глаза — подведенные, как под лезвие ножа, так идеально, аж завидно (Салли обычно мажет по векам пальцем, мешая в тени безвкусные слёзы). Эйлин по-ребячески радуется, утробно смеясь. — А я тебя видела, да, точно видела. В прошлую ночь? Позапрошлую? — Эйлин поворачивается к Салли уже заинтересованной. — Ты ещё додумалась выебываться перед Джеймсом, такая храбрая бравая долбоебка. — Я сейчас откажусь платить. — Всё-всё, — Эйлин поднимает руки вверх, будто сдаваясь. Салли фыркает, доставая сигарету из пачки, лениво шарит по бессчетным карманам своей пятнистой подделки под леопарда, на что фыркает уже Эйлин и, вытащив извечную zippo с нечитаемой надписью поперёк, великодушно чиркает на ней колёсиком. Салли, зажав сигарету губами, склоняется к огоньку — он взивается вверх, едва не опаляя взбитые в гофре волосы у щеки. — Хочешь конфету? — Не-а, — Эйлин взбивает бутылку и переворачивает ее вверх дном, тем самым выпивая все за считанные секунды. Лиз жалостливо заламывает брови и поджимает тонкие губы, глядя с Эйлин на Салли. — А амфетамин?.. — А вот это уже другой разговор и именно с этого надо было начинать, красотка, — Эйлин наклоняется через стойку и хватает ещё две бутылки, а метнувшейся было к ним Лиз показывает географично изрезанный белый язык. Миновав рассекщую пространство одним своим присутствием кровавую графиню, оставляющую после себя воздух, медью оседающий под языком, такое сплюнуть не получается — парочка обросших плотью духов запирается в ползущем со скоростью ахатины лифте. Эйлин слизывает растолченный в порошок амфетамин с костяшек пальцев Салли и откидывает голову. Кольца Венеры на ее шее растягиваются, обгоревшая в аду кожа становится ярче. — Ты в этом платье, красотка, как нимфа. — Ты хоть имя мое помнишь, ангелок? — Сэнди? — Эйлин незадачливо перебирает меж пальцев свободной от бутылок руки у нее под низко опущенной грудью мягкий бархат, переливающий унылым свадебным шампанским. — Почти, — хихикает Салли, втирая вещества в верхние десны. Эйлин перехватывает ее руку, хватая накрепко за запястье, берет в рот ее пальцы, не моргая глядя глазами с такими большими зрачками, что ободка радужки не различить, а выпустив пальцы, ржёт, момент испортив. Салли брезгливо вытирает влагу о полу ее потертой жилетки.

***

В две тысячи недосчитанном году на Хэллоуин в отеле чересчур много народу. Салли, испортив себе отношения с Марчем, праздно шарахается по коридорам, оставляя после себя кровавые лужи на до нитей исхоженных ковровых дорожках. Не сказать, что она привыкла, но хлюпанье в туфлях уже не напрягает, да и духи же не чувствуют боль, как надо бы. — А я тебя искала, эй. Салли останавливается, Эйлин перегоняет ее и идёт спиной в направлении окна. — Чё, опять Марч этого со сверлом спустил? Пиздец тебе. — Какое утешение, — Салли придерживается стены, из вагины снова выплескивается коктейль выкрученных внутренностей. — Я сраный Прометей, знаешь такого, только у того печень выклевывали, а меня дрелью ебут. — Хей, девочки, не хотите повеселиться? Салли предобморочно клонится вниз, Эйлин злобно оскаливается на заезжих шкафообразных футболистов — попозже, красавчик, я из тебе всю душу вытрясу причиндалы с корнем вырву. — О нет, ты меня никуда не затащишь, мне нельзя останавливаться. — Как угрожаешь страшно, щаз обделаюсь, — Эйлин заталкивает ее в необжитый номер и запирает дверь. — Сядь, блядь. — Нет. — Сядь. Салли аккуратно ложится на самый край застеленной кровати, Эйлин заботливо сдергивает с ее ног туфли, бросает их в угол, стягивает испорченные колготки и, оценив глубину повреждения, тяжело вздыхает. — Затянется, куда оно денется, — Эйлин садится рядом, матрас больно пружинит. Салли кладет голову ей на бедро, ощущая скулой впивающуюся кнопку на джинсах. Эйлин закуривает и убирает руку подальше от волос Салли, выразительно молчит, даже когда джинса пропитывается ледяными слезами, и пятно ползет дальше. — Мужчины. — Мужчины, — выдыхает Салли. — Как там в аду? — Нормально. Как на очень жарком курорте. Не сказала бы, что я бывала на таких, но по условиям — вполне, — Эйлин вминает окурок в потресканный лак деревянного изголовья. — Хоть где-то мне дали отдохнуть, ага. Побуду с тобой, пока ночь не кончится, ты как? — Как смузи. Уходи, я свое получила по заслугам, у тебя одна ночь в году отпускная. — Красотка, у меня вся смерть отпускная. Салли шмыгает растроганно носом, на что Эйлин отзывается почти материнским «ну-ну». Утром она оставляет после себя только промятое место и кучку окурков, подпаливших покрывало. Салли расправляет платье по ногам и, здорово и безболезненно выпрямившись, зашагивает в туфли, не удосуживаясь их застегнуть.

***

— Одна моя бывшая кололась в ноги, между пальцев, чтоб не палиться. Салли смеётся и откидывается в кресло, блаженно вытягивая расслабленные ноги поверх плеч сидящей к ней спиной на полу Уорнос и тут же их опуская. Номер ещё девственно пустует, даже удушливый одеколон вездесущего Лоу выветривается, дождь накрапывает громко, словно бы с неба сыпется щебень. Салли знакома лично с ангелом смерти чёртову дюжину лет со своей стороны, но навряд ли Эйлин её имя вспомнит, даже если Салли из нее щипцами la petite mort вытащит. — Я так накачалась, что ты мне кажешься красивой, ангелок. Эйлин ржёт, после прикладываясь щекой к ее исцелованному колену.