она намного лучше

я заперлась в своей комнате и обхватила руками подушку, когда отчаяние вновь настигло меня. так странно, что они считают меня веселой, даже, быть может, самой веселой из всей их компании. никто из них даже не пытался интересоваться, кем я являюсь на самом деле. достаточно было вечно смеющийся дурочки, переживающей проблемы самостоятельно. который час? но что есть время, когда ты не ждешь ничего? она не напишет и не позвонит, ведь у нее есть Маркус. и как они могли так долго утаивать это? и как они могли утаить это, когда я была ее лучшей подругой? и почему он не сказал мне ничего? ведь мы с ним были так близки. я даже не могу представить, что станет с человеком, который посмеет войти в эту комнату. конечно, я никого не предупреждала о том, что мне нужно побыть в одиночестве, но неужели им будет трудно самим понять это? после того, как Джинни и Маркус со мной поступили... мне нужно много времени, но вот что странно: я вовсе не ощущаю, как оно проходит... нет, даже пробегает! да, оно точно пробегает мимо меня. слезы катились по моим щекам, я предпринимала отчаянные попытки зажимать рот рукой, чтобы никому не были слышны столь отчаянные всхлипы. постепенно начиная приходить в себя и возвращаться в реальность, я поднялась с пола и посмотрела в окно: на улице уже были сумерки. и лишь одна мысль появилась в моей голове: "сколько часов я пробыла тут? наверное, мама волнуется..." миновало почти два месяца с момента, как Джинни уехала. конечно, я скучала по ней, но вспоминать то, что мы пережили, равносильно тому, чтобы бить по тому месту, где у тебя уже есть синяк: тогда было больно, сейчас же будет больно вдвойне. довольно часто я также задумывалась: "ведь все получиться иначе". но я отгоняла все размышления, утешая себя тем, что, если так произошло, значит, так было действительно необходимо. "я должна была целовать ее, а не ты!" - вот, что я сказала ему, когда расстояние между нами не было столь велико. зачем скрывать это, ведь он, наверное, и так обо всем догадался. однако больше всего меня мучило отнюдь не осознание того, что любовь моя невзаимна, а то, что мне бы хотелось сказать ей так много всего, но говорить мне совершенно нечего - одновременно с этим. противно сосало под ложечкой, головные боли не покидали вот уже несколько дней - всему виной поистине непреодолимое желание есть. и все же несмотря на голод, я не могла заставить себя покинуть стены комнаты, ставшей похожей на тюрьму, ведь это означало, что мне придется снова увидеть его. стук в дверь прервал поток бессмысленных раздумий. пусть я услышала его совсем не сразу, тот, кто пытался войти, никак не унимался. удары становились все сильнее, мне пришлось спросить: - кто это? - удивившись собственному голосу, который охрип от бесконечных рыданий и стал таким тихим, что мне казалось, гость попросту ничего не расслышал, промямлила я. - максин, это мама. могу я войти? изначально нежелание кого-либо видеть было настолько сильно, что я понадеялась на ее благоразумие и то, что она уйдет после нескольких минут напряженной, практически осязаемой тишины. но когда ручка двери повернулась, я поняла: разговор неизбежен. - максин, детка, я принесла тебе печенье, твое любимое, кажется, - сказала она неуверенно, словно боявшись, что, стоит ей взболтнуть лишнего, и я брошусь на нее с кулаками. - спасибо, - оглядев лакомство, я слегка оживилась, ведь оно действительно обладало целебными свойствами, от него мне всегда становилось лучше. конечно, я была благодарна матери за заботу, но каждая секунда, проведенная с ней в одной комнате, изматывала и медленно меня уничтожала. - я... то есть, мы, - исправившись, продолжила она, - волнуемся за тебя, Макс. ответа не последует - вероятно, для нее это было уже очевидно, поэтому все, что мне было нужно, это выслушать то, что она говорит, и снова захлопнуть дверь - вот и все, разумеется, справлюсь. - ты пропускаешь занятия, не контактируешь ни с кем. в конце-то концов, ты не ешь! - на последнем пункте она немного повысила голос. заметив мою реакцию и то, как я избегаю смотреть ей в глаза, мама взяла себя в руки и продолжила уже более спокойно, чем раньше: - твой брат так же, как я, обеспокоен твоим поведением. я не вдавалась в подробности и, может, это действительно, не мое дело, однако ваша ссора его тяготит. не знаю, что за кошка пробежала между вами, но не думаешь ли ты, что настала пора примирения? - нет. черт, мне казалось, это прозвучало исключительно в моей голове. - нет? - не знаю, чему она была больше удивлена: тому, что я вновь говорю, или же моему ответу. в комнате снова повисло молчание: мы обе не видели смысла говорить более. спустя минуту или около того, послышался звук шагов - она уходила. "какое облегчение" - подумала я. чувств не осталось. они покинули меня в одночасье, словно я родилась такой - с холодным, покрытым ледяной коркой, сердцем. и так я жила уже довольно долго. с тех пор, как возлюбленная уехала из этого города, ничто и никто не способно меня впечатлить. краем глаза мне удалось заметить почти захлопнувшуюся дверь. а подтверждением того, что я снова осталась наедине с собой, должен был стать характерный звук, которого, впрочем, не было слишком долго. и тут я поняла: мама хочет сказать мне что-то, но что? почему она так не уверена? - ах да, Джинни вернулась утром.