Fortis fortuna adiuvat (Латинская пословица) Но, как известно, именно в минуту отчаянья и начинает дуть попутный ветер. (Иосиф Бродский «Дидона и Эней»)
Первой я почувствовала сырость. Потом холод. Эти два ощущения сплелись. После я вдруг поняла, что могу двигать пальцами на своих руках. Их касалось что-то тонкое, склизкое и очень холодное. Но я не могла шевелиться - просто не ощущала своего тела. Однако это не мешало мне чувствовать сырость, и кажется, я слегка дрожала от каждой мысли о ней. Или это был холод? Темно. Глаза обжигало, они, слипшись, не хотели открываться, а приказывать им я боялась. Только руки, только их я чувствовала. Пусть они и замерзли от колющей влаги, которая не жалела моих израненных ладоней. Пусть они изнывали от боли, но я рада, что чувствую свои пальцы, с хрустом сжимающиеся в кулак. Очень рада… Склизкое нечто вдруг коснулось моей щеки, заставив меня вздрогнуть. И тут мои ноги, совершенно онемев от холода, электрическим разрядом дали о себе знать. Мне не снится? Кажется, глупо, но я даже смогла пошевелить пальцами на ногах, которые жгло от этой сырости. Очень-очень холодно. И тихо. Я не слышала своего дыхания или биение сердца. Может быть, я уже не живу? Где-то в районе груди что-то кольнуло. Сердце? И тут я услышала ритмичное постукивание. Нет, стучало не сердце. Звук был неприятно цокающим. Дотошно цокающим. Почему так сыро? Все мое тело пропустило еще один электрический разряд. Что-то заурчало. Я жива. Глаза болели, но чувство жжения, которое ежесекундно усиливалось по всей площади моего тела, заставляло меня пытаться им приказывать. Они намертво слиплись. А может, я просто не умею видеть? С хрустом я смогла согнуть ногу в колене, тут же почувствовав, как на меня скатывается новая волна разъедающей влаги. Это невыносимо. Больно. Я хотела есть. Как я это поняла? Не знаю. Цоканье продолжалось, ни на мгновение не затихая. Сердце, дремавшее все это время, бешено заколотилось, когда я вдруг почувствовала, что могу открыть глаза. Бесчисленные попытки разлепить веки привели к какому-то результату. Светло. Очень ярко. Но я ничего, совершенно ничего не вижу кроме этого света. Запах…запах…запах… Я что-то чувствую, какой-то тонкий, едва уловимый аромат. Холодной свежести? Мокрой ткани? Травы? Снова холод. А разве трава чем-то пахнет? В глазах темнеет. Цоканье раздражает. Какие-то блики… И все же что это за запах? Я разжала кулак, попробовав схватить склизкое нечто, но оно тонкое и совершенно неуловимое выскользнуло из моей руки. Мерзко. Ну почему так холодно? Цокали мои зубы. Я это поняла после того, как вдруг почувствовала, как на меня сверху что-то упало. Глухо ударилось о мою спину. Неприятно. Очень. Я совершенно ничего не видела, хотя меня не покидало стойкое ощущение, что зрение возвращается: на бликующем пустотно черном фоне прорезаются светлые образы, какие-то грязно-серые контуры. Очевидность неочевидности моего местопребывания сейчас была главной загадкой, которую разгадать я была не в силах. От холодной сырости у меня начало ломить кости, кажется, что цоканье усилилось. Или только кажется? Все постепенно в своей медлительности… За возвращением зрения последовало понимание. Грязно серый контур, который я увидела, когда ко мне возвращалось зрение, оказался не более чем земляным скатом. А потому мое собственное местоположение я определила как лужу на дне какого-то оврага или ямы. Лужа. Слой воды на все дно ямы кроме одного маленького выступа – земляного камня. Именно на нем и расположилась моя голова, он был мне как подушка и вероятно спас меня от смерти, ведь я могла задохнуться. «Склизким нечто», потревожившим мой «покой», оказалась сырая трава какого-то неживого синевато-зеленого цвета на поверхности камня. Все края оврага были глинистыми с редкой проседью в виде растительности и все очень высокие. Все, кроме одного. Тот самый земляной скат, удачно расположившийся не более чем в метре от меня, позволял подняться по его не столь крутому склону. Но и злосчастный метр сейчас выглядел непреодолимым расстоянием. Мысли потихоньку собирались. Осознавая свое плачевное положение, ценой титанических усилий я согнула руки в локте, заставив свои маленькие мертвенно бледные ладони коснуться дна в луже оврага. Страшно мерзкое ощущение холода, сырости и мягкой в своей пластичности глинистой земли. Пальцы впивались в эту затягивающую взвесь, не давая мне никакой опоры. Когда земля почти полностью поглотила мои ладони, я отчаялась. Видимо моя судьба – смерть в сырой яме. Страх – лучший мотивация, а потому что-то внутри с силой ударилось в грудь, учащая биение сердца и ускоряя глухое дыхание. Прокашлявшись после всплеска внутренних сил, я с новой фанатичной энергией продолжила опускать руки в пустоту ямы. Опоры удалось добиться только когда руки зашли в жижу чуть выше запястья. Я совсем не ощущала своих ладоней от этого холодного жжения. А еще я почувствовала, что меня начинает тошнить. Это вполне закономерно. Я смогла приподнять верхнюю часть моего тела, опершись на вытянутые руки. Было очень тяжело, но, несмотря на все страдания моего тела, мысль о возможности моего скорого освобождения из оков сырого ада согревала меня изнутри. Наверно она и подтолкнула меня согнуть колени, при малейшем движении которых я почувствовала боль. Мои ноги одеревенели и сгибались с ужасным хрустом. По ним бегали маленькие разряды тока, от которых мои локти невольно дрожали. Но я продолжала, нельзя сдаваться на половине пути. Мне всего-то, всего-то нужно согнуть колени, несмотря на сырость, холод и боль. Я справлюсь. И справилась. Стоя на вытянутых руках и согнутых коленях я впервые почувствовала, что я способна передвигаться. А потому я сделала первый свой шажок, вытащив правую руку из слизи. Она вышла из нее с характерным хлюпающим звуком, от которого я почувствовала подступающее изнутри давление. Поборов желание очистить свой желудок, я вдруг поняла, что еще чуть-чуть и я упаду. Левая рука жутко дрожала. Потеряв одну из точек своей опоры, я рисковала лишиться всего прогресса, который стал результатом вложения всех моих сил и единственной возможностью выжить. А потому, не думая, я выбросила вперед правую руку максимально далеко от положения левой. С хлопком и залпом грязных брызг рука вошла в жижу, непроизвольно, по инерции, погружаясь на самое дно. Но усилия приложить все же пришлось: глина не хотела затягивать мою руку, а потому пришлось вдавливать свою ладонь, чтоб, наконец, достичь твердого дна. Так я делала несколько раз. Поднимала одну руку - переставляла, а затем подползала на коленях. Когда я достигла земляного ската, сил уже не было. Липкие грязные волосы прилипли к моему лицу. Я устала, очень устала. Я коснулась лбом земли, чтоб перевести дыхание. Глаза невольно закрылись, но перед этим я увидела мутную воду, которой было не так много: она едва скрывала глинистое дно, и грязный рваный кусок, бывший некогда частью одежды, который касался какой-то разросшейся травинки, поднимавшейся со дна оврага. Я умру? Это была первая мысль, которая посетила меня после того, как я закрыла глаза. Наверное. Холода я больше не чувствовала, как и сырости. Только жжение и тяжесть. Тошнота тоже пропала… Умерла? Нет, жива. Электрическим разрядом по моему телу снова прошла волна. Как же удивительна эта тяга к жизни…Выжить. Выжить. Выжить… Я хочу выжить…
Глаза открылись. Перед лицом все так же серел скат. Рука невольно поднялась и впилась в сырую землю. Следом другая рука. Буквально вгрызаясь в скат, я, тяжело дыша, начала подниматься. Ног я больше не чувствовала. Они просто волоклись за мной. Лишний груз. Они тянули меня вниз, заставляя и без того уставшие руки ожесточенно цепляться за землю, ведь одно неверное движение и тогда… Из простой ямы овраг превратиться в могильную. От этой мысли у меня перехватило дыхание. С трудом сглотнув накопившуюся вязкую слюну, кажется мое горло тоже болит… Почему? Правая. Левая. Подтянуться. Правая. Левая. Подтянуться. Больно и тяжело. Тошнота вернулась. От сырости у меня начала болеть голова, но я продолжала подниматься вверх по скату, потому что видела, как ярким пятном на серо-голубом лоскуте неба желтело солнце. Желтело. Оно не было желтым, скорее бледным и очень тусклым. Голова кружится. Я держусь… На вершине ската, склонившись над ямой, растет маленький белесый цветок. Его тоненький бледно-зеленый стебелек согнулся под весом его кружевной шапочки, но он держится, хоть и стоит на вершине ближе к провалу. Интересно выживет ли он? Маленький-маленький. Хрупкий-хрупкий. Кажется, хватит и одного только дуновения озорника ветерка, чтоб сломать его пополам… Зачем он только вырос тут? А был ли у него выбор? Не знаю. Я все ближе, ближе… Осталось чуть-чуть. Голова раскалывается от солнечного света… Чуть-чуть. Я смогу. Все получится. Когда я достигла вершины, увидев опушку редкого леска, то невольно мое губы сложились в некое подобие улыбки, безмятежной, но какой-то неудобно неестественной. Я понимала, что улыбаться я не могу, просто не в состоянии. Мое зрение тухло: лесок то темнел, то светлел. На последнем издыхании я чувствовала, что я не смогу ничего сделать, совсем ничего. Но я выжила. Справилась. С такой глупостью, как обычный овраг… Солнце пекло – я зажмурила глаза. Пахло сырой свежестью… Или травой. А есть ли у травы запах? Не знаю. Я устала. Мне надо отдохнуть. Маленькая травка приятно щекотала мои опухшие, серовато-грязные от глины руки, а так же мое лицо, которое, наверное, выглядит не лучше, уверена, что оно совершенно точно испачкано-перепачкано, расцарапано и изранено. Но это не важно… Я уже не чувствовала ни запахов, ни холода, ни сырости, ни боли. Сознание покидало мое тело, и я надеялась, что не навсегда.***
Жужжание. Стрекотание. Покалывание и щекотание. Спектр пренеприятнейших ощущений. Это уже не говоря о том, что все тело ныло, и солировал среди всего оркестра - желудок. Он гнусаво урчал, требуя чего-то, что я не могла ему дать. Глупый. Проснувшись от жуткой духоты и жуткого шума, я вдруг поняла, что мне совершенно не нравится, что я лежу в траве, которая кишит кучей насекомых. И не то что я их боялась, но… опасалась точно. Мало ли всяких насекомых, способных пролезть куда угодно, да и не все они безвредны. Потому от этих опасений я инстинктивно начала паниковать, потому что мне показалось, что по мне что-то бегает, хотя это, скорее всего, не так. Но, тем не менее, я совершенно ничего не могла противопоставить этим маленьким существам, реальность пребывания которых на моем теле может быть не более чем плодом моей не на шутку разыгравшейся после сна фантазии. Почему? Я просто не могла двигаться, все, чем я могла пошевелить или подвигать – болело, стоило мне предпринять хоть какое-то действие, а остальное в автономном режиме ныло. В общем ситуация совершенно безнадежная. Кроме неба я не видела ничего. Оно в свою очередь было слишком серым, как будто искусственным, а солнце слишком бледным, но почему-то было невероятно жарко. Моя сырая одежда высохла, чему я была несказанно рада, но меня знобило и без нее. А еще першило в горле – все это результат пребывания на дне сырой ямы. Хочется верить, что я не заболею… Слишком оптимистичная вера. Сражаться с болью сложно, но приходиться. Больше всего меня радовало, что мои ноги, еще недавно бывшие лишним грузом, почти не болели, а точнее просто немного онемели, и их слегка покалывало, но я была твердо уверена в том, что они пригодны для использования, чего нельзя сказать о руках. Грязные темно-серые ладони в маленьких порезах, кажется, достигли своего предела. Но мне они нужны, на последний, как я надеюсь, рывок. Я хочу встать. Если моя цель выжить, то мне обязательно надо найти в себе силы двигаться. Несмотря ни на боль, ни на страдания. Двигаться… Думать то просто, но действовать… Согнув руки в локте (даже без хруста, что не могло не вызывать какой-то искренней радости балансирующей на грани эйфории), я положила ладони на рыхлую и чуть влажную землю, опершись и предприняв первый шаг к подъему. Дальше все зависело только от того насколько мне хватит физической силы. Я знаю, что совершенно не готова физически, я слабая и на спасение из ямы у меня ушел весь запас моей энергии, меня не покидало стойкое ощущение, что на один сильный рывок мне хватит. Но только один, а если не получится, то значит: мне придется провести еще очень много времени в компании моих друзей насекомых, от мысли о которых по всему телу пробежали «мурашки». Я сконцентрировалась, чувствуя, как горит кожа на ладонях. Одна попытка. Еще чуть-чуть согнув руки в локте, я подобрала их почти впритык к своей талии. Так должно точно получиться. А гибкости мне не занимать… На счет «раз».«Три»
Дышать-дышать полной грудью. Пусть трудно, но надо. Все получится. Обязательно получится.
«Два»
Я должна встать. Обязательно должна. Иначе все тщетно. Соберись. Вдох – выдох – вдох.
«Раз»
И я со всей силы вдавила ладони в землю, а плечи с головой направила прямо к солнцу. Из моей груди невольно вырвался какой-то глухой стон, а я уже сидела на земле. Не лежала, а сидела! Если это не победа, то я не знаю, что такое победа. И тут же мне по спине ударилось что-то тонкое и сухое, похожее на тонкие прутья или высушенные колосья. Неприятно. Это немного испортило медовый вкус победы, добавив в него капельку дегтя, потому что я к своему разочарованию поняла, что это такое. Волосы. Жутко длинные, иссохшие, грязные волосы. Сейчас они вполне могли сойти за веник или метлу. Но с ними, как и с грязью на ладонях, а возможно и на лице я не могла сделать ничего. Зато мне открылся прекрасный вид не только на опушку маленького леса, который отливал приятной зеленовато-голубым блеском в лучах солнца, но и на мою грязную, изорванную, превратившуюся в лохмотья одежду. Маленькая коричневато-оранжевая накидка, кажется, именно этот предмет гардероба был на мне, сейчас не более чем простая рваная тряпка. Серые на ощупь шершавые и очень плотные штаны из какого-то сукна или другой крепкой ткани, суженные к низу. Как и накидка, они сильно пострадали, но если не обращать внимания на их рваный вид, можно сказать, что их даже можно носить, если чуть-чуть подправить, чего не скажешь о плащике. Ниже штанов были только маленькие красноватые сапожки, которые я, к сожалению, не могу потрогать. Они пострадали от влаги, но я думаю, что они, пожалуй, понесли самый минимальный ущерб. На них не было никаких видимых повреждений, кроме странной формы, приобретенной от воздействия влаги и грязи. Отдернув накидку, я обнаружила под ней вполне целенькую и очень мягкую нательную рубашку. Ткань прочная, но не жесткая, что делало этот предмет гардероба таким же ценным, как и сапожки. Оглядев свою одежку, я подумала, что мне даже повезло. На мне есть пусть и рваная, но одежда, которая меня согревает и немного защищает. Чувствую я себя пусть и скверно, но я не на дне ямы и не совсем беспомощна. Чуть-чуть и я смогу встать. Подобрав под себя ноги, которые нехотя, но без сильной боли выполняли мои приказы, я вполне удобно села и еще раз осмотрела местность. По левое плечо от меня расположился один из краев ямы, которая оказалась в разы больше, чем я думала. Там же был и цветочек, замеченный мной при подъеме, который, к моему сожалению, сейчас оказался сломанным. Стебель не выдержал, и цветочек висел прямо над пропастью. Боюсь его уже не спасти… Но я не в том положении, чтоб думать о цветках, даже если я… Нельзя. Моя жизнь в приоритете. Окружающая природа была несколько странной, точнее непривычно странной… Хотя откуда мне знать какая она должна быть? Лесок был очень редким: между двумя деревьями было с десяток шагов пустого пространства, не говоря уже о том, что сами деревья были довольно низкими, а потому свободно пропускал солнечные лучи. Правда, дальше за опушкой что-то чернело, возможно, там лес более частый и глухой, но узнать этого я пока не могу. Но больше волновал меня цвет. Листва на деревьях была зеленовато-синего оттенка, да и трава, на которой я удобно расположилась, имела синеватый цвет. Общий синеватый тон придавал окружающей растительности какого-то неживого колорита, пугающего. Однако его разбавляли цветы, не то что их было в изобилии, но их яркие шапочки выглядывали из невысокой травы. Удивительно красиво, несмотря на блеклое солнце, кажется, что я сейчас на огромном зеленовато-синем ковре с яркими цветочными крапинками. А запах! Какой чистый и яркий аромат: тонкий-тонкий едва уловимый, но очень нежный, как прикосновение к мягкой травяной подушке, он заставлял меня ощущать неподдельную радость от пребывания в этом месте. Цветы… Взгляд невольно вернулся к сгорбленному цветку над пропастью. Он не заслужил такой участи. Природа слишком жестоко обошлась с ним. Но я ничего не могла… Совсем ничего не могла сделать… Надеюсь он меня простит… Простит. Живот заурчал, в очередной раз напоминая о том, что он требует хоть маленький кусочек чего-нибудь съестного. Сама я не имела ни малейшего желания что-либо есть: меня подташнивало, хотя не исключаю, что виной тому был как раз таки голод. Но чувствовала, что если не поем, то это может стать причиной моего скорого конца. Собственно это и стало второй причиной моего скорого подъема с травяного покрывала, первой все еще оставалась нерешенная проблема с насекомыми. Окончательно отбросив все посторонние мысли, я предприняла попытку к подъему: оперлась на руки, слегка приподнялась и, согнув правую ногу в колене, попутно пропахав в земле борозду, перенесла всю тяжесть на колено. Так я оказалась еще ближе к тому, чтоб оказаться на двух ногах, а для этого всего-то управиться с левой. Отпустив левую руку, я осталась держаться только на правом колене и правой руке, тем самым слегка склонившись набок, дав возможность манипуляциям с левой ногой. Именно этого я и хотела. Подобрав под себя левую ногу, я с трудом, но смогла в согнутом положении поставить ее на землю, а это значит, что сейчас… Я сделала еще один сильный рывок, толкнувшись коленом и уже ослабшей правой рукой. В ту же секунду я начала выпрямлять левую ногу. Мгновение – и я на ногах. На ногах! Моей радости не было предела. Я была до безумия счастлива, просто удивительно счастлива. Но эйфория длилась не долго – до первого шага. Все же усталость, а вместе с ней и слабость не могли мне позволить своевольничать. Так первый шаг человека по земле чуть не закончился падением: у меня жутко закружилась голова и начали подгибаться колени. Мир расплылся, и я почувствовала - падаю. Но не упала. Удержалась, буквально в последнюю секунду меня охватила жуткая паника: сердцебиение участилось, а мир обрел привычные черты. «Не падать. Слышишь? Не смей падать!» - прозвучал голос в моей голове. От чего я невольно вздрогнула. Это явно сказал мой внутренний голос, но почему-то он прозвучал так неестественно звонко, от чего я смутилась. Однако, он совершенно точно прав. Падать я не имела права. Никакого. Держаться на ногах и точка. Если упаду – не встану. А я должна выжить. Странно я даже не знала для чего или почему я должна двигаться? Просто должна, потому что могу. Наверное. Я не помню ни кто я такая, ни почему я здесь нахожусь. Почему я оказалась в яме? Или почему я чувствую, будто все понимаю? Это странно, очень. Но я не способна ответить ни на одни из своих вопросов, по крайней мере, сейчас не способна. Единственное, что я могу сделать, - отправиться вглубь леса в поисках чего-то съестного. Это самый правильный вектор, если я хочу двигаться дальше, пусть и, не зная, что это за «дальше». Покачиваясь на дрожащих ногах, я двинулась в сторону опушки леса. В сторону этого редкого синеватого леска, который сейчас показался мне еще страшнее, хоть я и не могла понять почему. Просто какое-то внутреннее волнение зажглось и все сильнее разгоралось где-то в груди.***
У дерева, однако, очень твердая кора, а еще очень шершавая – к ней неприятно прикасаться. А еще жутко сухая, если бы не сочная зеленовато-синяя листва, то можно было бы с уверенностью сказать: это дерево умирает. А весь лес словно и был больным. Он мертвенно-бледный медленно иссыхал в своей иссиня-зеленой мрачной пустоте. А я стояла, опершись на одно из деревьев, которое возможно прямо сейчас в своей истлевшей сердцевине молило меня о спасительной смерти. Но я сама чувствовала себя не лучше. Перед глазами уже долгое время кружатся «белые мурашки». На ногах я еле держусь, а ладони болят, но выбирать не приходится: я либо держусь за ствол дерева, либо я смело падаю и жду своей смерти под ним. Я устала, очень сильно устала. Мне бы отдохнуть, хоть на чуть-чуть прикрыть глаза и забыть обо всем на свете. Просто не боясь ничего, раскинуться на траве и, не чувствуя ни тяжести, ни боли, смотреть на серовато-голубое небо с блеклым солнцем. Ничего более… Живот заунывно заурчал, а ладони словно обожгло - боль вошла в кожу тысячей маленьких иголочек... На глазах выступили крупные слезы, а из груди вырвался хриплый и немного надрывный всхлип. Почему я все это испытываю? Мне хотелось расплакаться от боли: кажется, я даже готова была умереть… Я бы и сдалась, если бы не услышала какой-то шорох в кустах, расположившихся чуть глубже в лесу. От меня до них был всего с десяток шагов, но просто так это расстояние я не смогла бы преодолеть, вдобавок к тому меня охватил по-настоящему животный страх. Я совершенно не знала, что (или кто) издало этот шорох, да, возможно, я просто себя накручивала, но я оказалась на грани эмоционального срыва. Кусты шевелились, шуршали, шипели, шелестели, а еще хрустели. Я неотрывно, чувствуя, как по телу бегают мурашки, смотрела на куст. Мой слух стал невероятно тонким. Улавливая каждый, даже самый тихий звук, я в панике дрожала от каждого шебуршания и каждого поскребывания, сокрытого пушисто-сероватым кустом. Надо уходить, обязательно... Чем тише - тем лучше. Единственный способ избегать встречи с призрачной угрозой - до конца не попадаться той на глаза, конечно, если она имеет глаза... Но мне не хотелось знать. Хотелось бежать. Но не могла – не было сил. Я прошла всего-то ничего, но уже совершенно отчаялась... Я сдалась, да? Почти победив смерть, я сдалась. Вот такая вот я трусиха. Ничего из себя не представляю: глупая и более того слабая, просто ничтожество. Куст двигался, тело болело, мысли путались, а страх владел мной полностью. Но я почему-то шла, передвигая деревянным ногами, которых уже совсем не чувствовала. Кровь билась в висках, так что я уже и не слышала шебуршания в постепенно исчезающим из поля зрения кусте. И шла, шла, шла, шла… Пока не упала… Запнувшись о сухой валежный ствол дерева, я просто грохнулась лицом в грязь, с хрустом ломавшихся под моим весом (хоть я уже, наверное, ничего и не весила) таких же сухих веток. Мир перед глазами пропал… Меня лихорадило. Хватит. Попыталась и хватит… Я правда самая настоящая трусиха… Нет ничего, что сейчас бы заставило меня встать. Ни чудовище в кустах, ни опасение насекомых, ни холод и даже не сырость. Я пыталась, да? Старалась. Я молодец…«Не упала. Ты, дура, не упала», - снова зазвучал голос в моей голове, - «Все, что ты делаешь, имеет смысл, даже если ты того не замечаешь. А ты много чего не видишь, идиотка»
Меня как будто здорово с головой окатили из огромной бочки с ледяной водой. Если раньше я дрожала от лихорадки (кажется, я все же заболела в той яме), то сейчас дрожь не имела ни какого логического объяснения, кроме как гипотетически возможного открытия так называемого «второго дыхания», а вместе с ним, придатком, и прочих «второстепенных» функций моего тела. В ушах что-то не переставая звенело, задавая такой же дребезжащий тон видимо и остальным органам восприятия. Потому что в глазах под этот «звон» хаотично бегали «белые мушки», а кожа на пальцах словно наэлектризовалась, и я чувствовала все в десять раз четче, чем обычно. Под этот звон утих даже солирующий желудок. Я снова поверила в то, что я на что-то способна, тем уж более, раз я могу… Я выберусь и из этого капкана. Яму – преодолела. От чудовища – сбежала. А сейчас... Сейчас мне просто надо… Взгляд сфокусировался. Травка. Примятая. Слегка зеленоватая. Чуть более синяя, чем раньше. Валежные грязно-серые палки выглядывали сквозь травяную шапку, а значит где-то рядом должно быть само упавшее дерево. Оглянувшись, я вдруг поняла, где находиться само дерево, а так же поняла, почему голос в голове сказала, что я «не упала». Не упала я, потому что навалилась на упавшее дерево, а потому сейчас я почти стояла, просто чуть под наклоном. Мои ноги все еще на земле, тело лежит на дереве, а руки всего лишь касаются мха на поверхности уже порядком гнилого бревна. Так и получается, что я и правда не упала. Просто, споткнувшись, налетела на валежник. Но если так подумать, то еще чуть-чуть и я бы перелетела его, а тогда… Но не стоит думать что было бы тогда. Слегка оттолкнувшись руками (они все так же жутко болели) я оказалась на ногах. Как ни странно, но никакой усталости я не чувствовала, а еще пропала эта тошнота. Подняв голову, я с ужасом обнаружила, что солнца в небе нет, точнее неба нет в принципе: над головой был потолок из темно-синих веток. И ничего больше. Но свет был… Сквозь густой слой древесных крон просачивались лучики света. Как так получилось? Я совершенно не помнила, как забрела в эту глушь... Я просто шла и шла. И вот… Я в самой чаще. Как в клетке из деревьев. Только сейчас я вдруг осознала всю опасность пребывания в лесу. Звери. Если то существо в недрах куста не единственное ( а оно точно не единственное), то я в большой опасности. Но если я не найду хоть кусочек чего-то съестного, то меня все равно ждет верная смерть, только не от когтей или клыков, а от голода… Почему у чудовища обязательно должны быть когти или клыки? Отбросив глупые мысли, я, подавляя панику внутри, покачиваясь, пошагала в ту сторону, которая, по моему мнению, должна была меня куда-то привести. В голове не было ни одной дельной мысли, зато роились совершенно глупо-абсурдные, которым я старалась не давать развиваться. Мне сейчас нужно найти что-то из еды… Ягоды, может грибы… От мысли о грибах меня чуть не вывернуло наизнанку. Я не большая любительница, но сейчас, кажется, и от них не отказалась бы. Во рту пересохло и почему-то горло жгло… Вода. Она бы тоже не помешала. В том овраге была вода, но перспектива пить из ямы – казалась несколько дикой. Я пока… Хотя кому я вру? Если бы мне встретилась на пути лужа, то без всякого зазрения совести я бы выпила из нее, наверное… Все же от грязной воды я тоже могу погибнуть. Хотя в данный момент смерть – самый вероятный исход. Но вероятный не значит, что он точно должен наступить, да? Я хочу бороться до конца… А потому я продолжаю идти, изредка припадая к стволам деревьев, чтоб передохнуть… Идти…***
Слишком ярко, - первое, о чем я подумала, - слишком ярко после почти полусумрака лесной гущи. Впереди сквозь крепкий слой коричневатых стволов и будто бы более зеленой, более сочной листвы виднелся кусочек голубого неба. И листва, изумрудной россыпью, удивительно блестела, почти что искрилась в свежих солнечных лучах. Как же я соскучилась по этому свету! И, несмотря на жуткую усталость и почти полное отсутствие всяких сил, я устремилась на встречу с этим светом. Мрачная голубизна густого леса настолько опротивела, что променять ее на голубизну неба – было высшим наслаждением. Оказавшись на открытом пространстве, я вдруг с ужасом поняла, что время неумолимо движется к ночи. Небо, казавшееся таким голубым еще мгновение назад, - посерело, а солнце с удовольствием расположилось на подушке крон синеватых деревьев вдалеке. Я шла несколько часов… А ведь с ночью шансы на выживание упадут до абсолютного нуля. Меня начинала одолевать паника, безжалостно поглощая всю меня, настолько, что я вдруг почувствовала, как мои руки, мои ноги начали тяжелеть. Упаду. Как то не хотелось, кажется, что я правда слабая, да? Я начала размахивать головой и руками, силясь привести себя в чувство.«У тебя еще пара часов, дурочка! Пара часов. За них можно мир и перевернуть»
Я точно слабачка, если позволяю себе раскисать от столь мизерной неудачи. А чего я собственно хотела? Бесконечного дня? Такого не бывает. А потому я должна просто постараться сейчас найти или укрытие, или еду - что-то способное хоть на толику увеличить шансы на спасение, на жизнь… Хватит самокопания! Пора действовать! Осмотревшись, я словно увидела мир иначе: в совершенно неожиданном ракурсе. Место, в котором я оказалась, представляло собой довольно крупную полянку, окруженную со всех сторон зеленовато-синими стенами леса, покрытую мелкими пушистыми, будто взъерошенными, кустиками, а так же песчаный спуск куда-то вниз… Это спуск вызывал у меня неподдельный интерес. В голове, словно по наитию, появилась надежда, что это мог бы быть спуск к воде, к лесному озеру или пруду. Вот бы это было правдой! Пока не проверишь - не узнаешь. Потому я, заряженная немалой долей оптимизма от открывшихся мне перспектив, покачиваясь, направилась прямиком к гипотетическому водоему. Он обязан там быть… Только сейчас… Удача, пожалуйста, будь на моей стороне… Каждый шаг размеренный, приносящий боль, приближал меня к заветной неизвестности. Я шла мимо рядка растрепанных аквамариновых кустов, мимо цветков-шариков белоснежно-пушистых как облачка, расположившиеся на пухлых синеватых стебельках, мимо чернеющих стволов деревьев, ведущих хоровод вокруг полянки. И с каждым шагом душа все дальше и дальше забивалась в укромный уголок, мне было очень страшно. Очень. Я боялась, что ошибаюсь. Там нет воды… Просто очередной овраг, яма или проклятый котлован. Я не выдержу, просто упаду в него и умру. Больше нет сил сопротивляться. Хватит. Я ведь просто глупышка, которая почему-то искренне верит в то, что способна сама определять свою судьбу. Никто ведь не умеет, а я вдруг возомнила себе, что могу… А я не могу. Ничего не могу… Даже воду найти. И еду не могу найти. Я прошла пол леса, но не отыскала ничего съестного… Разве так бывает? Ни ягодки, ни грибочка… Ничего. Почему? Наверное, это все моя удача и только. Пожалуйста, Бог если ты есть… Пусть там будет вода. Пожалуйста… Пожалуйста… Я прошу. Только это… Сердце замерло, и на мгновение я прекратила дышать, да и уже не могла от нарастающего волнения. Подойдя к песчаному откосу, я вдруг увидела яркий отсвет… Блики… Блики на воде. Глядя на горящее белизной пятно, выделяющееся среди всего синевато-зеленого многообразия местной природы, я вдруг почувствовала, как мои глаза защипало от набегающих слез. Я была счастлива, по-настоящему счастлива, ощущая переполнявшую меня надежду. У меня все получится… Поверхность озера, а это было именно озеро, светилась в лучах уходящего солнца. Оно было крупным и очень крупным и все, покрытое мелкой рябью, манило меня к себе. И я торопилась, спускаясь по песчаному бережку. Торопилась к нему, будто могла опоздать, а я, наверное, и могла. Чистая кристально-светлая вода ждала меня внизу и казалась такой неестественной красивой, словно все это был один большой мираж. Каждая секунда была на счету, и сердце слишком часто стучало. Я неуклюже, перебирая ножками, шла настолько быстро, насколько могла. И верила, что так я смогу остановить мираж, если он начнет растворяться. Нужно только прикоснуться к воде, только ощутить ее прохладу… И тогда… Тогда все будет… Я остановилась. Вода на озере мелко рябила. До нее оставалось совсем ничего. Но я, совершенно не ожидая, увидела легкий дымок, вьющийся по левую руку от меня из маленького лагеря, представлявшего из себя небольшой костер, с разложенной по кругу галькой, и палатку из зеленовато-серой ткани. Лагерь! Значит, есть другие люди. Я не одна! Но эти люди… Отбросив пугающие мысли, я решилась проверить это странное место. Угли в костре тлели, палатка была открыта, вещи внутри разбросаны – все говорило о том, что место покинуто. Я боялась подходить ближе. В воздухе витал странный сладковато-гнилой запах. Рядом с кострищем лежали палочки. Чуть склонившись, я взяла одну и пошевелила угли – они зашипели. Значит костер пусть и старый, но обитатели покинули лагерь не так давно. Может быть пару часов назад. Но почему тогда они не потушили угли? Откуда я вообще все это знаю? Не помню, чтоб нас в школе учили этому… Людей в лагере явно не было, раз костер почти прогорел, а дров для поддержания огня рядом не было, за исключением тонких палочек, значит, люди покинули его навсегда. Эти мысли дали мне остаток смелости, которой мне так не хватало. Я подошла к палатке и тут же почувствовала, как внутри меня все сжалось. Внутри палатки в разбросанных вещах лежал мертвый человек. Истерзанный, окровавленный, он, вжавшись в угол, искал спасения. По его затекшим синевой, пустым глазами я прочитала животный ужас. Смерть - вот что отпугивало меня от лагеря. Этот сладковатый запах – трупный. Все здесь дышало только смертью. У меня закружилась голова, но я удержалась на ногах. Я не хочу умирать… В противоположном от трупа углу лежали вещи: какие-то тряпки, инструменты и еда… Я чувствовала себя очень ужасно, когда потянулась к этой кучке в углу. Накидка. Совершенно новая, разве только чуть потертая в плечах, такого красноватого цвета. Она мне пригодится… Я чувствовала себя вором. Но мне нужней, она мне нужна… Единственное, что мне не нравилось в накидке – цвет. Я боялась, что буду слишком заметной в этом плащике. А еще… Взгляд, осуждающий ледяной взгляд мертвого из другого угла. Я не просто крала, я позволяла себе думать о том, что украденная вещь недостаточно хороша… От этого сладковатого запаха меня мутило, вещи перед глазами раскрывались. Схватив наплечный мешочек и коричневатый пояс, что так же лежали в груде вещей, я вылетела прочь из палатки. На свежем воздухе меня вырвало прямо на песок какой-то бесцветной жидкостью похожей на воду. И тут же последние силы покинули меня. Я сомневаюсь, что они у меня вообще были, но теперь я, согнувшись пополам, схватившись за живот, не чувствовала ничего. Там в палатке мертвый человек. Я украла у него вещи. Забрала, воспользовавшись тем, что он не может ничего мне сделать. А зачем? Я сама скоро… Нет… Я не могу, нет… Я не хочу…***
Все пахло смертью. От меня пахло смертью. Вечерело… Я не знала, что мне делать дальше, ведь солнце уже скрылось за верхушками деревьев и с озера пропал тот яркий, удивительно красивый блеск, а с ним ушла и надежда. Я чувствовала слабость, жуткую слабость. Я напилась вдоволь воды, а в лагере нашла какие-то травы, ягоды и что-то напоминающее хлеб. Я перестала бояться трупа в палатке. Он умер. Я скоро тоже. Ничего страшного в этом нет. Просто тяжело. На мне теперь была новая накидка, а так же пояс с кармашками, куда я разложила всякую всячину, хоть это уже было совершенно бесполезно. Мои ноги грел костерок, который я разожгла из сухих палочек, что нашла в лагере… Из леса ветер доносил какие-то звуки, то ли вой, то ли скрип деревьев. В общем-то и на это мне было уже тоже все равно, разве только чуть-чуть страшно… А смерть… Смерть она все равно придет, сколько от нее не убегай, да и все равно когда: через год, через десяток или в следующую минуту. Только немого грустно, что так получилось. Я, наверное, молодец. Я… Я почувствовала, как по щеке тонкой струйкой течет слеза, затем другая… Я снова плакала. Это входит в привычку, да? Но сейчас я хотела плакать, только так я чувствовала себя еще живой. Эти мгновения в слезах… Я по-настоящему живая, да? Вот плачу… Слезы капают на накидку, на песок. Мне жарко от пламени костра, да и ноги так жутко ноют. Я все еще живая, да? Слабая, глупая воровка… но живая… Только вот ночь мне не пережить. Это точно вой. Волки, а может что хуже. То существо в кустах… Интересно как умер тот человек в палатке? Он мучился? А может, умер быстро без всякой боли… Шорох. Я услышала, как кто-то зашевелился. Меня тут же охватил панический ужас, и я вскочила, но, не успев взмахнуть руками, потеряла равновесие. Пока я находилась в «фазе полета», то неожиданно увидела тень, которая жутко напоминала человеческую, хотя мне могло показаться. Левитация оборвалась неожиданно. Я не упала на песок, остановившись где-то на половине пути. Костер трещал, ветер свистел, а я висела прямо в воздухе. - Как ты сюда попала? – раздался удивленный, надрывисто-звонкий голос. – И почему ты так безрассудно разжигаешь на ночь костер? Я совершенно не поняла вопроса, настолько он был для меня неожиданным. Но с ужасом я обнаружила, что мое сердце начало бешено стучать в груди. Это человеческий голос. Голос живого человека. Настоящего. Не мертвого… Я не знала кто он: друг или враг, но почему-то была уверена, что он не причинит мне вреда… И, удерживаемая его руками, я почувствовала, как сознание покидает меня. - Эй, не умирай, пожалуйста, - беспокойно продолжил голос, - я не хотел тебя напугать… Не умирай, прошу… Сознание покидало меня под взволнованные выкрики мальчика. Я только видела небо. Оно было таким красивым в своем малиново-темном зареве, таким удивительным… На мгновение мне даже показалось, что я все сделала правильно, что все так и должно быть… Небо… Такое красивое. Закат красный, как моя накидка… Нет, это же чужая накидка… Все темнеет… Мир исчезает... Интересно кто этот человек? Надеюсь, что он мне поможет… Поможет…