Дом, потерявший значение

      Рут поднял тяжелый взгляд на сына, сидевшего напротив в заметном напряжении. Мужчина чувствовал себя очень уставшим. Он хотел выпить горячий чай с молоком, принять ванну и лечь спать, но вместо этого сидел в своем кабинете и разбирался с бумагами. Алексис должен был ему помогать… Но, видимо, этот ребенок был недостаточно подготовлен к таким вещам, как домашняя бухгалтерия. Он ни о чем не спрашивал, но не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: числа — не его сильная сторона.       Рут не хотел винить его, но время шло, а количество необработанных документов не уменьшалось. В какой-то момент Алексис стал совсем уж жалким, и герцог просто решил сдаться.       — Уже поздно, — сказал он, поправляя очки. — Иди спать. Я сам закончу здесь.       — Да, отец, — послышался тихий ответ. — Тогда я прощаюсь.       Алексис поднялся, поклонился главе семьи и быстро вышел. Рут не разглядел выражения его лица, впрочем, прямо сейчас это заботило его меньше всего.       Откинувшись на спинку стула, герцог Верита потер переносицу, крепко зажмуривая глаза. С недавних пор его преследовали головные боли, и это не придавало ему хорошего настроения. Раньше вся эта работа не казалась ему тяжелой. Еще бы! Ведь Аллендис разделял его с ней. Домашние заботы, в том числе и счета этот ребенок вел самостоятельно. Он сам попросил об этом, и Рут не стал ему отказывать. Однако теперь Аллендиса не было в герцогстве. Он уехал… И все стало слишком сложным.       Преданно служить своей стране и при этом быть хорошим герцогом для людей и надежным мужчиной для семьи было тягостно. И сейчас Рут ощущал это как никогда.       Сделав наследником Алексиса, он не ожидал от него многого, но надеялся, что тот хотя бы сможет стать ему опорой. Мальчик всегда был слабым и болезненным, многие подвергали его критике из-за того, что он не был таким же гениальным, как его младший брат, и Рут подсознательно сочувствовал ему. Он старался всегда быть рядом и проявлял к старшему сыну больше мягкости, к тому же ему нравился его характер и то, каким простым и легким мальчик был в общении. Алексис открыто стремился во всем подражать отцу, в нем не было даже тени бунта. Что бы ему ни говорили, о чем бы ни попросили, он беспрекословно, не рассуждая, исполнял любые требования старших, какими бы абсурдными они не были. Но теперь его незнания выходили им боком. Тот, кого он назвал наследником, даже не мог вести бухгалтерию! От разочарования у герцога сжалось сердце.       Аллендис — полная противоположность брата. Он был свободным, властолюбивым, сильным, целеустремленным и скрытным, как если бы в этом мире не было никого, кому он мог доверять. Юноша никогда не бросал работу на полпути, всегда стремился быть лучше, ярче других и прилагал для этого большие усилия. Ни голод, ни усталость не могли остановить его, когда он чего-то желал.       У него был плохой характер, он часто раздражался, спорил и кричал. В особенно плохом настроении мог и начать крушить вещи вокруг себя. У него были проблемы, о которых он никогда и никому не рассказывал… И если сначала Рут пытался биться о стену его нелюдимости, то очень скоро устал.       Думая об этом сейчас, Верита не мог не сожалеть о том, что позволил ему уехать. Да и что бы он сделал, даже если бы был против? Аллендис больше не маленький мальчик, чье передвижение должно было контролироваться. Он мог делать, что хотел, не ставя главу семьи в известность. Впрочем, так он и поступил. Все, что Рут нашел, когда вернулся вечером — это распечатанное письмо, которое его жена прижимала к груди с лицом, полным отчаяния. Перед отъездом этот мальчишка даже не повидался с семьей, прислав вместо себя исписанный сухими объяснениями лист бумаги.       С его уходом в поместье стало тихо. Рут редко возвращался домой из-за большого объема работы, что свалился на него, как снежный шар. Сербиана, которая ранее так любила организовывать чаепития, была вынуждена отказаться от этого, так как выяснилось, что это занимало много сил и времени. Из-за этого она ослабла и почти не покидала дом без необходимости. Алексис пытался помочь им. И Рут ценил его порыв. Но юноша был просто не способен на это. С ним было весело проводить время, но он не был надежным, когда дело касалось работы с документами. Любая, даже мелкая ошибка могла привести к большим проблемам. Тем не менее чтобы не обидеть сына, герцог Верита позволял ему время от времени просматривать бумаги. От этого было хотя бы меньше вреда.       Чувствуя, что сегодня он просто не сможет справиться со всеми делами, Рут поднялся, снимая со своей шеи платок и раздраженно кидая его на стол. Неожиданно его голову посетила мысль о найме помощника… Но как к этому отнесутся домашние? Не будут ли они слишком разочарованы в нем? И как он объяснит Алексису, что его «помощь» только усложняет ему работу? Он был наследником, разве мог отец быть таким прямолинейным с ним?       Решив оставить этот вопрос до лучших дней, герцог вышел из кабинета, намереваясь пойти в спальню и хотя бы лечь спать рядом с женой. Но вместо этого ноги понесли его куда-то в другом направлении. Когда Рут, наконец, сообразил, что дверь перед ним не является той, которую он привык видеть, его губы сжались в тонкую линию, а брови свелись вместе.       Он пришел к комнате Аллендиса. Как и всегда, тяжелые двери были закрыты перед ним, но Рут знал, что стоит их только толкнуть, как они тут же отворятся, впуская его в обширную комнату. Сын не запер свою спальню на ключ, поэтому служанки могли приходить и убирать ее, но сам Рут еще ни разу не заглянул сюда с того самого дня, как она опустела. Да и зачем?       Герцог Верита, так и не получив ответа на свой вопрос, развернулся, чтобы уйти. Вот только его ноги словно приросли к полу, отказываясь двигаться.       — Ха…       Рут тяжело вздохнул, вновь возвращаясь к двери и глядя на нее так, словно это она была виновата во всех его проблемах. Дверь, что и стоило ожидать, осталась к нему хладна.       Не зная, зачем он это делает, Верита все-таки толкнул ее, проходя в спальню своего сына. Все здесь было элегантно и аккуратно, как если бы ее хозяин никуда и не уезжал. Целые стеллажи с книгами занимали всю стену. Их разделял разве что камин. Рут знал, что каждая книга на этих полках была расставлена в определенном порядке. И этот порядок был известен только Аллендису. Все здесь было очень чистым, казалось, что слуги вычищали это место даже тщательнее, чем хозяйскую спальню. Они даже подсыпали углей в камин, видимо думая, что молодой господин может вернуться в любой момент. Слабый кофейный запах наполнял это место. Аллендис не любил, когда его одежда пахла стариной, поэтому слуги ставили устойчивый флакон с подходящей смесью в углу платяного шкафа, который теперь был открыт. Это было сделано для того, чтобы вещи «дышали». А пока дорогие, красивые наряды с разной вышивкой и оригинальным дизайном являли себя миру на вешалке.       Рут не смог сдержать нервную улыбку, вспомнив, сколько денег уходило всего лишь за один приезд портного императорской семьи. Да, Аллендис одевался только у лучших и не считал это проблемой. От его заказов стол портного буквально трещал и валился. Несколько месяцев бедолага мог быть занят лишь пошивом одежды для его сына, из-за чего заказы из дворца либо опаздывали, либо просто игнорировались. Аллендис не считал деньги, когда дело касалось его внешнего вида. Он также был тем, кто получал самое большое содержание в чете Верита. И он имел на это право.       Чувствуя, как начинает болеть его голова, Рут сел в одно из кресел у холодного камина и закрыл глаза. Он не хотел думать об этом, но все вокруг здесь было пропитано Аллендисом. Точнее, воспоминаниями о нем. Что было логично, ведь эта спальня была той, где он проводил большую часть своего времени.       Впервые его сын проявил заботу, когда герцог перенес работу на дом. Он плохо спал по ночам, и тогда Аллендис заварил ему кофе. Сначала в кабинет попал аромат: сильный, насыщенный и немного терпкий запах. Затем вошел сам подросток и в руках держал серебряный поднос. Малоприятная горько-кислая жидкость не понравилась Руту, но когда Аллендис добавил в нее немного молока и принес шоколад, то все стало совершенно иначе. После этого он ушел, и герцог не придал этому случаю большого значения. Позже уже слуги будут приносить ему этот напиток. Он бодрит и приятен на вкус, но в нем всегда чего-то не хватает. Рут понял это, когда Аллендис пришел к нему снова, со все тем же подносом. В этот раз у его прихода была причина, но это было не важно. Просто сидя и говоря с сыном, герцог уже чувствовал себя иначе. Напиток становился особенным, его хотелось пить медленно, растягивая удовольствие. Может, он просто тянул время, чтобы побыть подольше с Аллендисом… Кофе, который готовил его сын, и кофе, который приносили слуги, отличался компанией.       Рут тяжело вздохнул, сжимая подлокотники кресла. Он хотел вернуть то время, когда он и его сын были близки. Возможно, если бы тогда герцог не отстранился от него, их отношения сейчас не были бы такими холодными. Как отец, он должен был проявить к Аллендису больше внимания… И настойчивости. Но в конечном счете все случилось так, как случилось.       Губ герцога коснулась горькая улыбка. С Карсейном, тем, кто, казалось, раздражал его сына одним своим существованием, Аллендис попрощался лично. Он даже сделал ему подарок. Разве это не показывало его привязанность к нему? Насколько же плохо его ребенок думал о своей семье, что не пришел к ним?       У герцога было много вопросов. И на большинство из них он боялся получить ответ. Рут знал, что уже поздно сожалеть и жаловаться. Та пропасть, что разделяла их с Аллендисом, уже никогда не исчезнет, даже если они захотят начать все сначала. Потому что речь идет не только об отношениях, но и о душе. Душа его сына была искалечена. И герцог боялся, что, совершив одно неверное действие, он разрушит его окончательно. Страх — сильное и сковывающее чувство.       Из тяжелых мыслей мужчину вывел звук открывающейся двери. Удивившись тому, что он здесь больше не один, Рут поднялся… Каково же было его удивление, когда в комнату вошел Алексис. На его памяти старший сын никогда не заходил в комнату брата. По крайней мере, пока тот жил здесь.       — Что тебе здесь нужно? — голос герцога прозвучал немного раздраженно. Заметив это, он попытался смягчить тон. — Кажется, ты уже должен спать?       Алексис неловко застыл на месте. Он растянул губы в улыбке, но выглядел при этом очень неестественно.       — Простите, отец, — отозвался юноша преувеличенно бодро. — Сон не шел ко мне, и я решил немного позаниматься. Только в библиотеке брата есть необходимые книги. Я решил взять их ненадолго, чтобы…       — Исключено, — тут же отрезал Рут, удивившись тому, как эти слова разозлили его. — Ты прекрасно знаешь, что Аллендис никогда и ничем не стал бы делиться.       Улыбка Алексиса дрогнула. Еще никогда отец не смотрел на него так холодно и властно. Обычно этот взгляд был направлен только на его младшего брата…       Почувствовав странное волнение, юноша сжал ладони. Его ладони вспотели от стресса. Он не привык, что отец отказывает ему. На самом деле это был первый раз, когда герцог был таким резким с ним.       — Да, конечно, Вы правы, отец, — с трудом выдавил из себя Алексис, делая неуверенный шаг назад. — Тогда я пойду к себе.       — Подожди.       Юноша замер. Разве они уже не все оговорили?       — Составь список книг, которые тебе нужны, — вдруг сказал Рут, при этом не глядя на сына. — Я куплю их завтра, когда буду в городе.       Алексис согласно закивал, но лишь оказавшись за запертой дверью, он смог облегченно вздохнуть, как если бы с трудом избежал бури. Юноша считал, что ему очень повезло не заикнуться о своем желании переехать в комнату брата. Он хотел использовать книги как предлог, но его отец был категорически против отдать даже самую маленькую вещь, которая принадлежала Аллендису. Рут, оказывается, очень уважал границы своего второго сына…       Прижав ладонь к сердцу, Алексис сжал ее в кулак, чувствуя, как бешено бьется его сердце. Он, наследник, никогда не пользовался таким уважением. Люди относились к нему с любовью, но по-настоящему признавали лишь его брата. Алексис думал, что это было неправильно, ведь он был послушным сыном и хорошим господином. В то время как он всегда улыбался и относился ко всем, как к друзьям, его брат, напротив, никогда не растрачивал свое дружелюбие зазря. Он был добр к тем, кто мог быть ему полезен, и игнорировал тех, от кого не было никакого толка. Его не любили даже вполовину так сильно, как Алексиса, но никто не смел относиться к нему без почтительности. Алексис завидовал… Даже теперь, когда брата не было рядом, люди продолжали со всем вниманием относиться к его вещам. Словно то, к чему когда-то прикасался Аллендис, было священным.       — Молодой господин?       Юноша повернул голову, недоуменно уставившись на служанку, державшую в руках букет свежих белых роз. От нелепости этой картины он не сразу вспомнил, что все еще стоит рядом с комнатой брата.       — Ты что-то хотела? — Алексис привычно улыбнулся. — Что ты делаешь здесь?       — Я принесла цветы, — горничная говорила это как само собой разумеющееся. — Молодой господин Аллендис любил засыпать под их вид. Утром мы меняем их на зеленые пионы.       — Но Аллендиса нет в доме, — чувствуя, как зацикленность людей на привычках его брата уже доходит до абсурда, с нажимом проговорил Алексис. — Зачем вы продолжаете это делать?       Горничная ничего не ответила. Вместо этого она поклонилась, глядя куда-то за спину юноши. Алексис вздрогнул всем телом, когда его плече ощутимо сжали. Это было герцог, который вышел на шум. По его лицу нельзя было сказать ничего. Оно словно стало маской…       — Не стоит мешать слугам делать их работу, — сказал Рут. — Алексис, в который раз ты уже идешь к себе?       Горничная благодарно вздохнула. Она всего лишь выполняла обязанности, но столкнулась с молодым господином, который вдруг начал задавать вопросы. Благо герцог также оказался здесь.       В этот раз убедившись, что сын действительно нашел свою спальню, Рут отошел в сторону, позволяя горничной войти в комнату Аллендиса. Он ничего не сказал, лишь подумал, что знал об Аллендисе не так уж и много. Например, он не имел ни малейшего понятия, что его сын любит зеленые пионы. В саду он всегда задерживался около куста желтых цветов…       В очередной раз смерив тяжелую дверь взглядом, герцог все-таки повернулся к ней спиной и зашагал в сторону хозяйской спальни. Он действительно очень устал.