Зачем мне сигареты, если я люблю тебя,
Просто мне нужен ты и дождь.
Знаешь, как сложно жить с тобой рядом,
Но без тебя — ты не поймешь.
Этот июль был слишком дождливым даже для Москвы. Хмурая серость за окном не вызывала ничего, кроме желания днями напролёт пялиться в потолок и курить, не покидая пределов квартиры. И в глубине души Денис Титов был даже рад: погода избавляла его от ненавистных разговоров и лишних вопросов. Хоть в офисе «TrueTalk» и шептались, мол, опять он заперся дома и не выходит на связь, его по большей части это мало волновало. Апатию Титова связывали со всем подряд: со внезапно ухудшившимся состоянием здоровья, с не пойми откуда взявшейся любовной драмой, с разладом в семье, и эти сплетни раздражали до зубовного скрежета. Да сейчас у всех настроение такое, выглянь в окно — поймёшь почему. В действительности Дениса давно не заботило ничего, кроме счётчика отведённых ему дней, что бесконечно бил набатом в голове. А теперь к его и без того слишком громким мыслям добавились чёртовы Топи. Он каждый день вспоминает то странное ощущение, когда тело вроде бы всё ещё твоё, но разум не подчиняется, и ты можешь только молча сходить с ума, не различая галлюцинации и реальный мир. Лежать на выцветшем от времени диване и спрашивать у голосов в голове, сколько ещё осталось. Неужели он так и умрёт с непрекращающейся дрожью в пальцах и поставленными на повтор душевными терзаниями? Выдохнув облачко сизого дыма в распахнутое окно, мужчина в очередной раз проходится взглядом по дождливой московской панораме. Горько усмехается, потому что внутри себя чувствует то же самое. Серо. Дождливо. Промозгло. А что, если бы так? Что, если бы эдак? Тысячи возможных сценариев, вот только сам Титов — не грёбаный Доктор Стрендж, исход у всех его сценариев всегда один. Он виноват. И хотя телом Денис находился в Москве, мысли и разум его раз и навсегда застряли в проклятой деревне, несясь по кругу, как поезд по рельсам. — Блять, — громко выругался, не заметив, как сигарета полностью истлела, сильно обжигая пальцы. Вспышки воспоминаний о Кате, Соне и Эле ухудшали не только моральное состояние Дениса, но и его медицинские показатели, усиливая режущую боль в висках. Теперь после очередного приступа он бессильно валился на пол, хотелось рвать на себе волосы и молиться, чтобы всё закончилось, но из раза в раз тёплые, чуть шершавые руки Максима Кольцова поднимали его с холодного паркета, прижимая к себе, и давали еще хоть немного почувствовать себя живым. Вот и сейчас, стоя у большого панорамного окна, Денис чувствует, что голову будто вскрывают ржавым консервным ножом. Резко темнеет в глазах, Титов зажмуривается и крепко стискивает зубы, пытаясь хоть на секунду унять агонию. Дальше — громкий крик, и кружка с остывшим чаем, до этого мирно стоявшая на подоконнике, летит в стену, оставляя на ней отвратительные коричнево-рыжие подтёки. Плевать. Трясущимися руками он находит в кармане пузырёк с таблетками, глотает две штуки и оседает на пол, заводя в голове обратный отсчёт. Через пятнадцать минут станет легче. Четырнадцать минут пятьдесят шесть секунд. Пятьдесят пять, пятьдесят четыре... Сосредоточенный на боли, он не слышит, как тяжело открывается входная дверь, не слышит торопливых шагов и даже не чувствует холодные после улицы руки на своём лице, которые ласково убирают с него пряди волос. — Твою мать, Денис, — напуганным голосом произносит Кольцов, прижимая его ближе к себе, — где таблетки? Вызвать скорую? Голова гудит, а сил хватает только на то, чтобы отрицательно покачать головой и тихо ответить: — Принял уже, сейчас отпустит, — старается смотреть в глаза и давит из себя подобие улыбки. — Не переживай. Денис чувствует, как сухие губы Максима прижимаются к виску, а затем чертят дорожку из поцелуев через скулы, не доходя до губ. Понимает, что сколько бы не пытался отгородиться от внешнего мира, Кольцов не тот, кого можно просто оставить в стороне. Так же, как и нельзя отказаться от этих его успокаивающих объятий, в которых он ненадолго может забыть обо всём. Макс всегда рядом. Хотя бы потому, что теперь у них одна судьба на двоих. Горько только от того, что они нашли друг друга не на тусовке, где им впервые случилось пересечься, а после того, как оба выжили, чудом выбравшись из «святого места». Кольцов хоть и прикидывается весельчаком и делает вид, что его не терзают воспоминания, сам хреново спит по ночам. Стоит только закрыть глаза, как всё возвращается, даже металлический запах крови в носу. Таблетки без острой необходимости не признаёт, и теперь бессонница играет ему на руку, ведь ночи он проводит за гудящим от перегрузки ноутбуком, складывая кусочки сложного пазла под названием «Топи» воедино. — Перестань издеваться над собой, — просит Денис, проснувшись однажды посреди ночи. — Идём спать. — Блять, да не могу я спать, — психует Кольцов, тут же жалея о собственной грубости. — Извини, просто хочу привести эту херню в нормальный вид и, может, в «Медузу» отправить, не знаю. Высплюсь потом, сейчас не время. Макс искренне верит в то, что его карьера еще может быть реабилитирована, стучится со своим репортажем во все знакомые ему издания, но тщетно. В редакциях откровенно насмехаются, припоминая прямой эфир на «Радио Свобода», где вместо него дебютировал Алябьев, лишив парня всех шансов на работу в Москве. Из-за насмешек Кольцову хочется съездить по морде кому-нибудь из бывших коллег, но позволить себе ещё одно несмываемое пятно на репутации он не может, а потому молча покидает вылизанные офисы, прихватив потрёпанный рабочий ноутбук. После очередной эмоциональной встряски он возвращается домой к Титову и сильно надеется, что единственный его близкий человек сейчас не корчится от боли на полу и находится в хорошем расположении духа. Кольцов рассчитывает, что сможет стойко терпеть всё, включая приступы Дениса, но с каждым разом пережить это всё сложнее. У него ведь тоже есть душа, эмоции, мечты и стремления, которые хоть и застряли в Топях, но всё ещё имеют шанс на спасение. Он качает кудрявой головой, отгоняя непрошеный негатив, и уже не в первый раз ловит себя на мысли, что плохого в жизни и так достаточно, а вот Титова он любит всем сердцем. Любит и сделает всё, чтобы Денис чувствовал себя счастливым, сколько бы им не осталось. — Макс, — Титов чуть хрипит после долгого молчания, — отпустило вроде. — Встать сможешь? — утвердительный кивок в ответ. Кольцов помогает парню подняться с пола и, убедившись, что тот может идти самостоятельно, плетется за ним в спальню. Денис усаживается на кровать и виновато смотрит прямо в глаза, но по-прежнему молчит. Приступы случаются всё чаще, и ему пиздец как осточертело едкое чувство вины за то, что не справляется сам и позволяет кому-то заботиться о еле живом себе. Он знает, что должен переживать это в одиночку, но у него сердце разрывается, стоит лишь взглянуть в светлые глаза стоящего напротив Кольцова. И отнюдь не от боли, от любви. — Сейчас воды принесу, — Макс разворачивается, направляясь к двери. — Ты прости меня, — Титов останавливает его и опускает глаза в пол, — я тебя так люблю. Ты не заслужил вытаскивать меня из этой хуйни, и я пойму, если ты... Максим не глупый и хорошо знает продолжение фразы, поэтому резко срывается с места, опускаясь перед ним на колени. Пронзительно смотрит в самую душу, а в глазах горит недобрый огонь. Он порывисто обхватывает Дениса за острые скулы, вовлекая в поцелуй, и вкладывает в него всю боль и любовь, что находит внутри себя. Они целуются до головокружения, полностью отрезав себя от внешнего мира. Кольцов ненадолго отстраняется, но, видя вопрос в глазах чуть растрёпанного Титова, тут же без слов даёт ответ, касаясь губами его запястья. Почти невинным жестом показывает ему всю свою преданность, а затем вновь возвращается к губам, ласково сминая их своими. Сейчас в их спальне абсолютная тишина, нарушаемая лишь влажным звуком тягучих поцелуев. Неизвестно, сколько времени проходит, пока они согреваются в объятиях друг друга, но когда за окном начинает краснеть закат, Денис ласково напоминает Кольцову, что пора возвращаться в реальность. Они долго обсуждают что-то, глядя, как на Москву опускается ночь, пока обоих не начинает клонить в сон. Обнимая Титова со спины, Макс еще долго наслаждается запахом его обнажённой кожи, а потом, наконец, решается сказать: — Ты полный кретин, если до сих пор не понял, что никуда я от тебя не денусь, — произносит на выдохе Макс. — Потому что люблю тебя, придурка. Денис даже не пытается отрицать этот факт, лишь сильнее прижимаясь спиной к его груди, и глупо улыбается, понимая, что даже у такого кретина есть тот, ради кого всё ещё хочется просыпаться по утрам. Несмотря ни на что.