Не то, чем кажется

      — Ричард, ты меня уважаешь?       Этот вопрос звучал уже третий раз за вечер, и всякий раз Сапогов кивал, утвердительно потряхивая своей фешенебельной шевелюрой:       — Of course, жуrналюженька. Ты самый lovely и обворожабельный из всех директоров Девятого канала. После меня, rазумеется.       Грачевич озарялся улыбкой и подливал Ричарду еще стопку.       — За наш, за Девятый канал!       — Юрик, вы за это уже пили. — Деликатно напомнила Таня. Дэниэл, за которым они зашли по пути домой, тявкнул в подтверждение.       Но Журналист не смутился.       — Тогда за всю нашу честную-расчестную журналистику! Пили?       — Пили.       — Тогда за тебя, Татьяночка! За тебя, моя несравненная человеческая женщина!       — Yes, yes, Танюшечка, за тебя, за твою потрясабельную память!       Таня хотела сказать, что за нее они выпивают уже в пятый раз, но махнула рукой. Ричард и Юра уже надрались до зеленых грачей, еще одна порция ликера картину особо не поменяет. Тем более, что их примирение стоило и недельного загула. Таня уже видела обоих мужчин в состоянии алкогольного подпития и знала, что никто из них не становится диким, навроде Катамаранова. Наоборот, оба бывших директора сейчас сидели в обнимку, трогательно поправляя друг на друге очки и клетчатые покрывалки. Любо-дорого смотреть.       — Юrий, Юrий… — Ричард положил обе руки на костлявые плечи Грачевича. — Пrости меня, мой поrосяч… точнее, мой пеrнабельный friend! Ты хоть и не rоскошный, и совсем даже не кrасивый как я, но зато как человек! Oh God, сколько же ума в твоих хилых костяшных сухожилиях, сколько честности внутrи твоего кишковаrительного тrакта. Пока я тrатил своё time на дешевые rекламешеньки, ты бескоrыстно и безмозгло rисковал своей life во имя нашей, советской правдабельности!       Растроганный Юра утирал слезы поверх очков, сморкаясь в покрывало.       — Нет-нет, Ричард, это я должен выпрашивать у тебя снисхождение! Это я тебе завидовал, это я украл у тебя работу, канал, женщину…       — Женщина сама ушла! — Тут же влезла Таня.       Юра обратил на Таню захмелевший взор и покаянно обратился уже к ней.       — Да и кстати, Танюююшенька, ты же чуть… *ик* — Алкоголь все-таки стал сказываться на дикции. — Чуть опять не ушла из-за меня, презреннейшего наиничтожнейшего *ик* людишечки-грачишечки! Прости и ты меня *ик-ик*!       Таня прикрылась Дэниэлом, чтобы не спалить то, как ей хочется засмеяться в голос.       — Прощаю, Юрочка. Особенно если ты будешь закусывать.       — Don`t worrrry, Татьяночка, я прослежу за этим. — Сапогов нанизал на вилку кусок колбасы и поднес Юре. — А ты, не смей опять огоrчабиливать такую женщину! Иначе «паrу» поставлю. В жуrнал.       Подумав еще секунду, дополнил:       — И паrу rебер пеrеломаю. На лице.       Но угрозы Сапогова больше не будили в Журналисте злость и жажду мести. Наоборот, он истово перекрестился микрофоном и на нем же торжественно поклялся более никогда не обижать, не притеснять и не затыкать свою Таню-Танюшку-Татьяночку, а иначе «пусть меня растворят в кислоте таксисты-сатанисты!»       Ричард в ответ клялся на бутылке с ликером никогда более не мешать отношениям своих бывших коллег, обещал устроить их чилдреныша в свою школу сразу после рождения, и каждый год вручать золотую медаль. Порывался вновь обещать никогда не видеть Таню, и уже надвинул покрывало на глаза, но сам Журналист благородно отвел от недавнего соперника столь жестокую кару. А Таня осторожно убрала все ножи, когда после очередной стопки, Юра и Ричард стали задумываться о клятве на крови. В итоге ограничились тем, что выпили на брудершафт и закусили из одной тарелки.       Последнее, что Юра помнит это свое бахвальство игры на гармошке, а также желание Ричарда спеть «The Show Must Go On»* под неё. На моменте поисков гармони на балконе мысли окончательно заволоклись туманом и свет померк.       Юре очень хорошо и спокойно. Он еще спит, но сквозь сон уже ощущает неудобство позы, тепло покрывала и лежащего рядом тела. Его голова лежит в изгибе чужой шеи, и чувствуя, как затекла его собственная, Журналист немного двигает ей, смещается ближе, на плечо. Чувствует тихое дыхание еще спящего человека.       Танина кожа неизменно гладкая и шелковистая. Легкие, пушистые прядки касаются его носа, вредно щекочут. От волос Тани чем-то сладким и кофейным, приятным. Юрка вдыхает этот чарующий запах, тонет в нем.       — Танечка… — В состоянии приятной полу-разбуженности трется носом о её шею, туда же целует. Глаза не открывает, нежась в этой расслабленной утренней неги. Не желая окончательно просыпаться, но желая, чтобы Таня проснулась поскорей и поцеловала его в ответ. Желая накопить побольше сил, чтоб развернуться и прижать обожаемое тело своей любимой женщины.       Губами Юра поднимается выше, к уху. Зарывается в копну спутанных белокурых кудрей. Еще один поцелуй нежно-нежно.       — Darling…       На Журналиста будто разом выливается ушат холодной кислоты, а все затекшие конечности обретают прыть гепарда. Секунда — и он уже на отпрыгнул на противоположный конец дивана, на котором, похоже, безмятежно проспал всю ночь, в обнимку со своим бывшим врагом.       — РИЧАРД ТЫ СОВСЕМ СБРЕНДИЛ?       Разбуженный Сапогов тоже кажется сконфуженным, но более невозмутимым. С хрустом потягивается, ищет свои очки.       — Какого чеrта, Жуrналюженька, you не мог бы speak чуть потише? И без тебя голова rаскалывается.       — Она у тебя не раскалывается, она у тебя совсем похоже обесстыдилась!       Ричард метко бросает в Журналиста подушку, точно в лоб.       — На себя посмотrи, поrосёночек. Или хочешь speak, это я тебе five minutes ago всю шею обсювявибегел?..       Вышеупомянутая шея вызывающе краснеет над воротом рубашки. Но не ярче, чем сам Юрий Грачевич.       — Я просто перепутался, пока во сне пребывал! Да, и кстати, ты сам ко мне прижимался и дышал прямо в ухо.       — Okay, в next rаз ты мне пrосто скажи, куда тебе можно дышать, а куда — no. Да, и кстати, — Ричард смеряет Журналиста горделивым взглядом и ослепительно улыбается. — My erogenous зона не шея, а то, что ты мне ниже наглаживал головкой своего microphone.       Казалось, еще немного и Юра на этом самом микрофоне повесится от стыда. Или сделает попытку удушить Сапогова, позабыв их вчерашнее примирение, скрепленное бутылками ликера и перепевкой Queen на смеси английского и муравьиного языка.       На счастье, хлопнула входная дверь.       — Ой, ребят, вы уже встали? — Весело спросила Таня.       Юра галантно поспешил ей помочь снять пальто. Заодно и получив возможность удрать как можно дальше от дивана, на котором чуть было не произошло его грехопадение.       — А мы тут с Дэниэлом погулять ходили. И я свежих булочек купила, на завтрак.       — Булочки это звучит обворожабельно и нааппетитнейше, Татьяночка. — Ричард вновь сверкнул фарфоровым оскалом. — Let`s go to завтrак.       Юра угрюмо ретировался в ванную, сунув свою трещащую головушку под ледяной душ. Из слива ему на миг будто привиделась оранжевая каска Катамаранова, но сегодня Юра уже зарекся доверять своей осязательности.       Завтракали в такой же ледяной тишине и напряженном молчании. Журналист чуть ли не с носом зарылся в тарелку, жалея, что похмелье поубавило в нем ловкости и он не может закрыться в кастрюле с кашей. Ричард держался относительно спокойно, царственно елозя ножом по тосту с маслом, олицетворяя символ оскорбленной добродетели.       Подперев щеку рукой, Таня хмуро переводила взгляд со своего бывшего на нынешнего. Дэниэл повторял за ней, для верности еще и тихонько порыкивая.       — Мальчики, ну что у вас произошло, а? Вчера же вы так душевно посидели, попили, попели… И заснули вместе, ты, Юр, сам кричал, что не можешь бросить своего друга на одиноком диване.       — Realy? Oh, Юrий, ты был великолепен. Куда лучше, чем today утrом.       Журналист сравнялся по цвету с Таниным пиджаком. Сапогов засмеялся, и Юра, только что кипевший от негодования, неожиданно для себя подхватил его смех. Уж больно идиотская была ситуация. И Тане особо не покаешься. Что тут скажешь? «Татьяночка, прости, но я спросонья перепутал тебя с твоим бывшим и полез к нему целоваться?» Ерундистика какая-то.       — Нет, ну я вообще уже ничего не понимаю! — Надулась Таня. — То все утро сидите и молчите, то смеетесь! И ничего не объясняете. Может мне уйти, раз я вам совсем не нужна?       — Нужна! — Воскликнули оба хором. Оба схватили Таню за руки, не давая ей встать.       — Танюш…       — Татьяночка…       — Ты у меня самая любимая, незаменимая и непревзойденная женщина! — Юра подсел ближе и поцеловал Таню в щеку. Ричард незлобиво хмыкнул, и забрал к себе Дэниэла.       — Oh yes, Татьяночка. Все-таки ты у нас одна такая, уникальная. Надеюсь, Юrий теперь это окончательно усвоит. — Не отказал себе в удовольствии пихнуть Журналиста ногой под столом. Глянул на часы.       — Трабл, трабл… Мне скоrо надо быть в школе, на педсовете.       — Ой да и мне уже пора соб… — Юра осекся и вновь опустился на стул. — А мне-то никуда не надо теперь.       Поник. Журналист привык быть в движении, привык вечно что-то расследовать, рассказывать и доказывать, особо не гоняясь за гонорарами и признанием. Ему просто нравилось приносить пользу обществу. Вчерашний поджог телецентра больно ударил осознанием того, что он лишился работы и любимого занятия.       Таня обняла своего мужчину, поцеловала в лоб. Она понимала, что для Юры потеря канала была огромным ударом, и не знала, как еще ей выразить свою поддержку. Она могла просто быть рядом. И она была.       Допивая свой кофе, Ричард о чем-то задумался. Поколебавшись еще минуту, всё-таки решил рискнуть.       — Юrий… А ты не хочешь уйти ко мне?       Глазёшки Юры опять полезли на лоб. Ричард поправился.       — I mean… Уйти поrаботать в мою school? Вести пrограмму у тебя же получалось very good, может и уrоки получится?       — Получится, у Юрочки что угодно получится! — Таня сейчас поддержала любую идею, лишь бы увлечь и отвлечь Журналиста от хандры. Сам же он заметно растерялся.       — Ричард, я правда не знаю… Я в школе последний раз бывал по работе, когда мы дело расследовали о столовских вампирах, что кровошку в борщ подмешивали. А какой предмет мне вести?       Сапогов задумался.       — А по каким subjectу тебя были самые фешенебельные оценки?       — По музыке и муравьиному языку. — Юра даже приосанился.       — Okay, тогда беrи истоrию. У тебя их наверняка absolutely множество, да?       Журналист радостно закивал.       — Это уж конечно же да, вы уж да! Я такого рассказать могу, ой-ой-ой. И про Сталинские катакомбы под летними дачами, и про золотой прииск Хрущева, который скрывается на глубине цистерны молочного завода в Харькове! Эти твои детишечки такое ни в одном учебнике не вычтут!       Ричард хмыкнул. В сущности, учитывая что ОБЖ у них уже преподавал бывший ведущий программы «Сдохни или умри», а ИЗО Гвидон Вишневский (и только Ричард знал, что для прохода в школу он использует картину, висевшую в учительской), идея взять Журналиста на должность историка уже не казалась такой безумной. Сработаемся как-нибудь.       — Когда приступать можно будет? — Похоже Юра намеревался быстрее Сапогова бежать в школу и с ходу оттарабанить девять уроков за раз.       Ричард поймал Танин взгляд, в котором промелькнула тень тоски, и поразмыслив предложил:       — Давай с нового month? Мои childrёныши как rаз после каникул возвrатяться. А ты пока побольше интеrесной information заготовибилишь…       Журналист согласно кивнул. Таня тоже была рада. Хоть на пару недель, но Юра не будет никуда спешить и они наконец-то побудут вдвоем. В благодарность упаковала Ричарду полноценный обед и бутыль с кефиром. Юра же, преисполненный самыми светлыми и окрыленными чувствами, на прощание вновь пожал Сапогову обе руки, а Дэниэлу все четыре лапы. Объятия инициировал и перетерпел стоически и почти не вспоминал свой утренний позор.       Закрыв за Ричардом дверь, Юра вернулся на кухню. Таня сидела за столом. Улыбнувшись, опустился вниз, положив голову ей на колени.       — Юр, стулья же есть.       — А мне так удобней. — Довольно сощурился, ощутив тонкие пальчики Тани в своих волосах.       — Ох ну и ночка у нас выдалась, Юрочка!       «Ты еще об утре не знаешь, родная». Юра поймал Танины ладони и покаянно их поцеловал. От рук Тани пахло ромашковым кремом, а сама она, круглый год, пахла яблоками. Должно быть, только с алкогольного просонья Журналиста подвел его хваленый нюх, и он перепутал аромат своей женщины с заграничными парфюмерностями Ричарда.       — Ничего-ничего, Татьяночка, будем как-то дальше жить. Потихонечку, помл… поглб… поглевгонечку. Хорошо еще, что мы для малыша нашего всё-всё закупить успели, ему всех этих одежек и игрушек лет до двухста хватит!       Вспомнив о сгоревших кассетах, все-таки не удержался от грустного вздоха.       — А вот сюжетики мои жаль, я ж их тоже снимал побольше, про запас. Я ж их для тебя, Танюшка, снимал и для нашего малыша, разумеется. Чтобы он уже с самых родильных процессов мог «Загадочку дырки» посмотреть и послушать. А теперь у меня и камеры нет, и моей монтажной.       Таня опять принялась наглаживать Юру по встрепанным перышкам.       — Ну что ты, что ты грачонок мой… Ты лучше почаще будь со мной и ребеночком, и сказки свои нам сам рассказывай, без передачи.       Столь простое решение, казалось, Юре ранее даже в голову не приходило.       — А он услышит? — С волнением покосился на Танин живот. Но она была невозмутима и уверена.       — Конечно, услышит. Просто ответить пока не может. Но я его слышу и знаю, что он очень хочет узнать ту историю про Царевну Несмеяну и почему она теперь всё время смеётся.       Журналист засмеялся сам, вновь покрыл поцелуями Танины ладони и живот. Даже отбросил многострадальный микрофон, чтобы было удобней целовать и обнимать свою Танечку. А Таня снова и снова гладила Юру по голове и плечам, и все-таки уговорила переместиться на диван, где им всем было бы удобней сидеть и слушать его сказки. И целоваться.