***
Яркое майское солнце. Я смотрю на неё. В стороне что-то лопочет Забини об очередном игнорировании его Дафной Гринграсс. Свет ложится на её волосы, аккуратно обрамляющие лицо. Они кажутся золотистыми. Солнечный зайчик прыгает по ней и её остолопам, которые стоят под ветвями дерева с самым виноватым видом. Придурки. А она вновь отчитывает их. Уизли с Поттером вновь проигнорировали её наставления и призывы готовиться к СОВ. Она рассказывала мне. Она теперь мне многое рассказывает. И я жду не дождусь, когда чёртовы идиоты уйдут на квиддичное поле, чтобы вновь услышать её голос. От неё я готов слушать даже о Хагриде и соплохвостах. Я выбираюсь из тени, а Забини смотрит на меня непонимающе, прищурившись. Мои губы растягиваются в ухмылке. Блейз, прости, друг, но это невозможно сдерживать. Грейнджер видит меня и прикрывает глаза, казалось, моля самого Мерлина, чтобы я остановился. Но моя походка становится более расслабленной, а ухмылка более широкой. Я игнорирую её немое «пожалуйста». Её чёртовы друзья оглядываются на меня и лица их вмиг становятся суровыми. Как же страшно! – Чего тебе, Малфой? – Уизел, кажется, я даже не смотрел на тебя, – говорю я ему, не сводя взгляда с Грейнджер и её медовых глаз. Она смотрит с укором, и я нахожу в себе сил не язвить и дальше этим придуркам. В очередной раз из-за неё. – Грейнджер, нужно поговорить. – Какие у неё могут быть разговоры с тобой? – подал голос Поттер. Его брови были нахмурены. Я перевёл взгляд на него, замечая, каким уставшим он выглядит. Его крёстный погиб в Министерстве, и я слышал об этом. Хочется игнорировать тот факт, что он был моим родственником. – Поттер, если ты не знаешь, то мы оба старосты, – отвечаю равнодушно, мысленно надеясь, что они оставят нас с Грейнджер наедине да поскорее. Поттер ощетинился и бросил на подругу укоряющий взгляд. Он знает. Она, наверное, видит блеск в моих глазах, потому пресекает на корню попытки рыжего возразить: – Ребята, нам правда нужно обсудить график дежурств на оставшийся месяц, – она неловко проводит рукой по волосам и бросает быстрый взгляд на меня. Не вмешивайся. Меня лишь забавляет, как Поттер, задев меня плечом, тянет Уизли за рукав, бормоча под нос что-то вроде «убью», «слизеринский хорёк» и «невыносимо». И даже всякое желание проклясть его пропадает, потому что моей ладони касаются её мягкие пальчики. – Драко, зачем ты их провоцируешь? – её голос уставший, будто до этого она не спала сутками. – Ты рассказала Поттеру? – игнорирую я её вопрос, заглядывая в глаза. Меня не беспокоит знание очкастого. Это даже забавно. – Он видел нас на Астрономической башне в прошлое дежурство, – её обреченный тон заставляет меня звереть. Я убью его, если он оскорбил её. Мои руки невольно сжимаются и захватывают в плен её пальцы, крепко сжимая. Я бросаю резкий разъярённый взгляд на неё. – Драко, всё нормально. Он просто…в шоке. Её свободная рука теребит застёжку на мантии. Она всегда так делает, когда волнуется. Отношения Малфоя и Грейнджер. Это казалось нереальным, пока нам не пришлось сталкиваться вместе на дежурствах. Искра вспыхнула сама собой. Это было бы сказкой с прекрасным концом, если бы не надвигающаяся война. Нам придётся находиться по разные стороны баррикад, ведь моя семья – сторонники идей Тёмного Лорда. И я сделаю всё, что потребуется, чтобы мать и отец, которого уже не уберёг от Азкабана, оставались в безопасности, несмотря на то, что они находятся в руках умелого кукловода. Гермиона не бросит своих друзей. Их привязанность – это почти та же семья, что есть у меня, а потому я не могу осуждать её. Она не может осуждать меня. Я пытался насладиться крайними майскими днями, ведь никто не знал, что будет завтра. И я каждый раз с упоением рассматривал россыпь едва заметных веснушек на её носу, касался её тёплой кожи и вдыхал этот вкуснейший запах фиалок, что следовал за ней повсюду. Я обнял её, укрывая от тягот, свалившихся на нас, на своей груди. Её маленькие руки обняли меня. Эти моменты стоили всего. – Пойдём на наше место, – шепчу я, наполняя приятным цветочным запахом свои лёгкие, утыкаясь носом в её волосы. Медленно размыкаю объятия и, хватая её за руку, несусь в дальний закуток территории Хогвартса вблизи Чёрного Озера. Наша ива, земля под которой усыпана фиалками. Однажды я застал Грейнджер здесь, накладывавшую заклинания на это место. Была зима. Но фиалки цвели. Мы тогда повздорили. Но я приходил туда часто, наблюдал за тем, как она управляет невероятно сложной магией. Магией, неподвластной законам природы. Я смотрел на нее, а потом восхищался красотой расцветающих благодаря ей растений. Там я впервые поцеловал её, учуяв тот самый запах фиалок. А потом они обходились без магии. Мы часами лежали на той полянке. Делали уроки, целовались и проводили выходные. Удивительно, но никто нас так ни разу там и не заметил. Гермиона читала книгу, а я устроился на её коленях, наблюдая за её такими сверкающими глазами. Короткими ноготками она почёсывала мой затылок, и я едва ли не урчал. – Почему фиалки? – Потому что это мои любимые цветы, – она легко пожала плечами, не отрывая глаз от учебника, но рука её застыла в моих волосах. – Неужели? – Да, – она закусила губу, будто решая, сказать ли что-то, или промолчать. – Есть легенда. Легенда о трагичной любви,связанной с ними. Знаешь её? – Нет. – Когда-то Октавиус Блэк, может быть, твой предок, растил здесь, на этом самом месте, фиалки. Это были любимые цветы Флоры Пруэтт. Он был влюблён в неё и со всей своей любовью выращивал для девушки каждый из цветков, – она улыбнулась, а я даже не заметил, как затаил дыхание, слушая её. – Но когда она повенчалась с Маркусом Розье, Октавиус сорвал и растоптал все выращенные цветы. Через год он трагически погиб. А Флора до конца своих дней ходила на его могилу и проклинала тот день, когда не смогла признаться ему в чувствах и обвенчалась с Маркусом, следуя воле родителей. Говорят, что, уничтожив фиалки, он растоптал свою любовь, ведь они – символ смерти и печали. По легенде именно поэтому он погиб, ведь цветы хранят в себе множество загадок. А эти наложили на него проклятие. Я был шокирован услышанным, потому что прежде не знал этой легенды. – Так почему же ты растишь их? – спросил я, смотря на неё снизу вверх. – Потому что это символ хоть и трагичной, но истинной любви, – ответила она, прикрыв глаза. – Если ты будешь любить, то фиалка никогда не умрёт. Внутри меня что-то шевельнулось. Я приподнялся, смотря на неё. – Грейнджер, пообещай мне, что наши фиалки будут цвести вечно. Гермиона оторопела. Раскрыв глаза, она уставилась на меня. Лучистые крапинки весело суетились в её радужках, а розоватые губы были приоткрыты. Я приподнялся на локтях и глубоко её поцеловал, прикусив нижнюю губу. – Так обещаешь? – Обещаю, Драко, – прошептала она, касаясь моих губ.***
Волдеморта нет. Только что Поттер убил его на наших глазах. Мать стоит рядом и крепко держит меня за руку, а я через секунды вырываюсь из хватки её рук и бегу к очкарику. Сношу всех подряд с ног. Рядом с ним я вижу Уизли, но кудрявой головы Грейнджер не замечаю. В последний раз я видел её в Выручай-Комнате. Сердце волнительно сжимается, но я отмахиваюсь от этого ощущения, пытаясь жестом подозвать к себе новоиспечённого героя магического мира. Поттер замечает это и, незаметно пробираясь через кучку радостных подростков, направляется ко мне. Рыжий вслед за ним. Где же Гермиона? – Малфой где… – Поттер, ты не видел… – начинаем мы одновременно и застываем в двух метрах друг от друга. – Ты не знаешь, где она? – волнение поднимается во мне с новой силой. Куда она могла подеваться? Я осматриваюсь вокруг себя, поворачиваясь всем телом, вижу десятки прибывающих в Большой Зал студентов, но гриффиндорка не появляется в кругу моего обзора. – Я думал, она уже с тобой, – Поттер лихорадочно оглядывает пространство вокруг меня, будто Грейнджер стоит рядом под дезиллюминационными чарами. – Гермиона пошла искать тебя. – Что?! – взревел я. Какого чёрта? Где она может быть? Жар поднялся где-то в районе желудка, опаляя внутренности. Я растолкал руками Уизли и Поттера, пробивая себе дорогу на выход из Большого Зала. Грейнджер наверняка всё ещё ищет нас. – Малфой, мы поищем наверху, – слышу я приглушённый крик Поттера, но ноги уже несут меня на улицу. Я лихорадочно вглядываюсь в лица людей, проходящих мимо, боясь опустить взгляд и посмотреть на лежащих на обломках замка погибших. Эту ночь не пережили многие. В паре метров от себя я вижу смоляные волосы Пэнси, и к горлу подступает комок тошноты. Я подбегаю к ней и вижу её разбитую о каменную глыбу голову. Волосы смешаны с кровью, а в грязных от копоти пальцах зажата палочка. Её глаза открыты. На моих же проступает влага. Паркинсон всегда была мне подругой. Она должна была быть моей невестой. И я всегда знал о её чувствах ко мне. Однако, кроме дружбы, не смог бы подарить ей ничего нежного. Только боль и разочарование. Всегда только этот набор. Я закрываю её глаза ладонью, сильно зажмуриваясь. – Прости, Пэнси, но я должен уйти, – бросая последний взгляд на посеревшее лицо, я убегаю, справляясь с рвотным позывом. Укол где-то в районе рёбер был острым. Но мне сейчас не до него. Вокруг незыблемая куча тел, и мой взгляд рассеивается. Но я не зацепился им за золотистые кудри, а это значит, что Грейнджер не здесь. Не могу сдержать вздоха облегчения, ведь большинство людей погибло, судя по всему, на первом этаже и на улице. Я решаюсь побежать наверх и помочь в поисках Уизли и Поттеру, но сталкиваюсь в дверях с младшей Гринграсс. Астория, кажется… – Пожалуйста, позови Забини и Нотта. Я нашёл Пэнси и … – вскрик вырвался от девушки, стоящей напротив меня, и я посмотрел в её глаза. Её светлые кудри были смешаны с грязью, руки плотно прижаты к губам, а в глазах стоял ужас. Ещё слишком юна для таких картин. Хотелось бы утешить её, но тупая боль в сердце не даёт стоять на месте. Я кладу руку на её плечо и сжимаю, но через секунду убираю и уже несусь в сторону лестниц на второй этаж. Поттера и Уизли нигде нет. На третьем этаже в меня врезается младшая сестра рыжего. – Уизли, где очкарик? – Гарри? Зачем он тебе? – спрашивает она на ходу, шествуя за мной. – Мы ищем Грейнджер. – О, а я тоже ищу этих троих, – разгневанная рыжая фурия пролетает мимо меня, и уже я иду по её пятам. Мы слоняемся так ещё пару минут, пока не натыкаемся на полуразрушенную стену рядом с туалетом Плаксы Миртл, на одном из обломков которой сидит Поттер, понуро опустив голову. Рядом стоит Уизли, крепко сжимающий кулаки. Кажется, моё сердце рухнуло в живот, и я срываюсь на бег, спотыкаясь о камни. – Поттер! – он оборачивается, и я вижу, какие красные у него глаза. Нет… Я опускаю взгляд и вижу золотисто-багровые кудри и участок светлой кожи. Кажется, мир взрывается в секунду. Я нахожу себя на коленях возле её тела. Вокруг неё кружит запах фиалок. Я его чувствую, не иначе. Я хватаю Грейнджер за плечи. – Эй, вставай, – говорить больно, слова даются так тяжело, будто горло пронзает тысяча игл одновременно. – Поттер, что с ней? – Она… – Вставай, Грейнджер! – я трясу её тело, и её голова безвольно запрокидывается назад. Я прижимаю её бездыханное тело к груди так крепко, что, кажется, мы срастаемся друг с другом. Сзади я слышу всхлипывания и чьи-то сильные руки пытаются оттащить меня от неё. Моё сердце обливается кровью с каждой секундой всё больше и больше. Её кожа бледнее моей, и я прыскаю, вспоминая, как она сетовала на то, что я слишком бледен. Я начинаю хохотать. Грейнджер ведь шутит, верно? Сейчас она резко раскроет глаза, а Поттер и Уизли начнут заливаться смехом. Но её руки так холодны… Я оборачиваюсь к ним, наверное, с безумной улыбкой. – Поттер, вы такие смешные! – я смотрю на него, не мигая, и вижу, как он не сводит с меня такого же обезумевшего взгляда, прижимая к груди мелкую Уизли. Я судорожно сжимаю хрупкое тельце в своих руках, пытаясь привести Гермиону в чувство. И вмиг вся спесь веселья смывается с моего лица. Она мертва. Она погибла. Грейнджер нет. Её глаза больше не будут блестеть медовым отливом, а бледноватые губы не улыбнутся мне тепло. Она не заправит за ухо прядку непослушных волос и не спрячет свою маленькую ладошку в моей. Она не будет ссориться со своими придурками и страстно целовать меня на Астрономической Башне. Её фиалки завянут. И я вместе с ними. Я опускаю её голову на свои колени, а сам запускаю пальцы в свои волосы. Это невыносимая боль. Сквозь шум в ушах я слышу отчаянный крик. Непрекращающийся. Он давит на перепонки, едва ли не лопая их, а грудину будто продавливает арматурой. И только закашлявшись, я ощущаю, как охрипли мои связки. Я чувствую, как земля начинает трястись под моими коленями, и пытаюсь подняться и потянуть за собой Грейнджер, но лишь спотыкаюсь. Падаю рядом с ней. Невыносимая боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Боль. Камни сотрясаются вокруг нас и взмывают в воздух. Краем глаза я вижу поднятую палочку Поттера, кончик которой смотрит прямо на меня. Я делаю резкий взмах рукой, и его палочка отлетает куда-то в сторону. Мои руки обдуваются ветром, и кажется, что мы в Арктике, не иначе. Ведь в Шотландии не бывает таких морозов. Я приподнимаюсь, встаю на колени, но тут тяжёлая туша прибивает меня к полу. Кто-то скручивает руки за моей спиной. А я поворачиваю голову и смотрю на то, как незримая чернота плаща Смерти окутывает тело девушки, которую я люблю.***
Шорохи одежды и перешептывания. Запах стерильных бинтов. – Это был выброс стихийной магии. Колоссальной силы. Я пытаюсь пробраться сквозь тьму, закрывающую мне обзор, но она не отпускает. – Но Минерва, разве это возможно? – Он любит её. У него был шок, – я слышу приглушённый, понурый мужской голос. Поттер. Сознание вновь дарит мне такое спасительное падение в забытье.***
На рождественских каникулах я застал сына в библиотеке. Я не удивлён. Он всегда тяготел больше к книгам, чем к мётлам, и иногда я задаюсь абсурдным вопросом, кто подарил мне его. – Высшая Магия Травологии? – спросил я, увидев корешок книги. Скорпиус вздрогнул, явно не услышав, как я вошёл, и кивнул, вновь опуская глаза в книгу. – Папа, может быть, ты знаешь, как заколдовать цветы, чтобы те росли даже зимой? – весьма обыденный вопрос сына крюком вытащил меня из реальности и выбросил в май тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Вся краска сошла с лица, в горле встал ком. – Зачем тебе, Скорпи? – голос дрогнул, поднявшись на октаву, но сын не обратил внимания. – Я нашёл поляну с фиалками на территории школы прямо перед каникулами, представляешь?! Они всё ещё живые и цветут! Зимой! – слова набатом стучали в моей голове. Меня будто вновь обдало запахом таких любимых и ненавистных цветов. Дышать стало сложнее, и я присел. Скорпиус подбежал ко мне, присаживаясь на подлокотник кресла, весело качая ногой из стороны в сторону. – Мне так интересно, как это работает! Какое-то заклинание? Зелье? – он смотрит на меня, а я смотрю на свои руки, будто впервые их вижу. Перед глазами так явно возникает силуэт девушки с непослушными волосами. Вот она, в шаге от меня. Но как только я потянул руку к ней, она растворилась в затхлом воздухе библиотечных полок. Наваждение спало. – Нет, сынок. Мне кажется, они живы благодаря любви, – я посмотрел на него, а он нахмурил брови. – Опять любовь, – сын закатил глаза, вновь подбегая к столу и взбираясь на стул, а я лишь приподнял уголки губ.***
– Грейнджер, а он похож на тебя. Странно, ведь он не наш с тобой сын. Иногда мне даже кажется, что это и есть ты. Что ты живёшь в нём. Он тоже любит книги и ненавидит мётлы. Уизлетта постоянно смеётся над этим,– усмехаюсь, пальцами касаясь тёмного камня надгробия. – А его любимый преподаватель – профессор Лонгботтом, представляешь? – я прыскаю, качая головой, и приятный свист ветра отвечает мне. Она тоже смеётся. – Хорошо, что он попал в Слизерин, иначе Люциус бы не пережил этого удара, а Поттер затравил бы меня шутками, – я присаживаюсь на скамью напротив, бросая взгляд на землю у могильной плиты, где высажены яркие, душистые фиалки. Внезапно моё левое плечо нагревается теплом, и я тотчас хватаю его правой рукой, в надежде хотя бы на мгновенье ощутить тепло её руки. Но это лишь солнечный луч. – Сегодня мы похоронили Асторию, но Скорпиус держится молодцом, – я невесело хмыкаю, смотря на бездушный камень перед собой. – Грейнджер, ты же обещала не оставлять меня. Зачем ты так поступила? В ответ тихий шелест зелёных листьев на ветках дуба. – Я не могу заглушить эту боль. Ты породила её и бросила меня, посчитав, что я в состоянии вытерпеть её один? Тишина. – Молчишь? Может, ты теперь считаешь, что я предал тебя? Женившись на Астории, предал? – мои губы дрожали, и я не моргал, боясь выпустить припекающую глаза влагу наружу. – Это было бы глупо. Ты же наверняка хотела, чтобы я забыл тебя и жил дальше, но я не смог. И знаешь, фиалки на полянке всё ещё цветут. Ты разбила моё сердце раньше, чем я нашёл супругу, и только Скорпиус подлатал его. Лёгкое дуновение ветра. Я подставляю лицо под этот порыв, а он касается моей щеки нежным поцелуем, вгоняя в мои лёгкие запах таких любимых и ненавистных мне фиалок.