***
двумя часами раньше
Тренировка, обычный будний день, как и все из тех прожитых дней, что так и не наполнились смыслом.Муж?
Дети?
Нет.
Первая любовь и спорт. Зато в волейболе я отличный тренер. Деспот по словам моей команды, но это приносит им много побед. Это главное, наверное. Я тяжело вздохнула и продолжила смотреть новости в телефоне. — Сердце ноет опять. Надо бы кофе бросить. — Зачем я обманываюсь? — шепчу я — Ну правда. Люблю его, но сама всё разрушила в средней школе. Мы так сильно любили друг друга, он был готов мне сделать предложение, а я его бросила, хотя никого так и не смогла полюбить. Я знала, что он останется рядом со мной, а я не могла уехать, Ойкава уже получил приглашение из другой страны и должен был решать: Япония и Я или его мечта. До последнего бы не знала, если не Ивадзуми, который знал, как трепетно я отношусь к мечтам Тоору. Рассказав мне всё, он переложил ответственность за будущее нашего общего друга на меня, а я поняла, что ничего не изменить. Я помню его боль, я помню его крики и ненависть к себе, истерики и изнуряющие тренировки, он боролся даже тогда, когда падал замертво. Мы просто смотрели и пообещали друг другу с Ивайзуми, что никому не дадим разрушить жизнь нашему Дурокаве… — Я… будь это кто-то другой, то я сам бы правильно мозги ему, но это ты. Вы сильно любите друг друга и он хочет сделать тебе предложение, но… Быстро перебиваю его и слезы налипают на ресницы, ведь это мечта любой, а тут тот, кого ты так сильно бережешь и любишь, — Прости, Т/И-чан, я не должен говорить, но ему надо решать в течении недели, всё зависит от тебя, и это вызывает во мне диссонанс. — Его удар о стену даже оставил след, я мысленно порадовалась, что это не цемент или камень, взяв его за руку, смотрела на собирающаюся кровь. — Почему всё так? Он сползал по стене, а я искала пинцет, после чего пыталась вытащить какие-то камешки или даже не знаю, что это, но я что-то делала, глотая слёзы — Судьба это, Хаджиме, судьба. Выбор был принят, рана обработана. Так все кит и рухнуло. Тоору уехал и больше пяти раз в год мы не общались, и то, праздники и исчезновения Ива-чана, потому что Дуракава его достал. Бегу из спортивного зала, бегу и вылетаю на улицу, где стоит Ивадзуми у моей машины. Мы даже не говорили, наверное, телефон ему и нужен был для того, чтобы набрать меня. — В больницу? — в голос заговорили и кивнув друг другу, я открыла свою машину и мы поехали в госпиталь. Нам повезло, живём рядом, работаем очень близко к друг другу, то, что надо. Да и его девушке тоже близко, а мне дополнительные деньги на бензин.***
прямо сейчас
— Ваш друг просто спит, как сообщалось им ранее, он будет проходить реабилитацию в Токио. Мы ничего не общаемся ни вам, ни ему, в первую очередь. Большая вероятность, что ему нельзя будет играть… На этой ноте нас троих оставили, Ивадзуми сел на стул около кровати, а я села на кровать, взяв за руку спящего. — Почему всё так, Ива-чан. — Судьба, Т/И-чан. Время поклоняться. Я сидела, сидел и Ивайзуми, Ойкава мирно спал. Смотря на его мирно вздымающуюся грудь, слезы капали, на наши сжатые мною ладони. — Ладно. — тяжело вздыхаю, а Ива-чан протягивает мне стакан, который я принимаю — Это и наша беда. Я помогу ему во время реабилитации. Я тренер, да и стаж хороший. Лишь бы он не выделывался. — Не будет, или я его хорошенько встряхну. Я смеюсь, но боль усиливается. — Вечно ты его бил, может, поэтому он Дуракава? — Это мне говорит человек, который его тоже вечно бил. Мы молчим, и не решаем двигаться, я смотрю на Иву-чана, а он пристально на Ойкаву. Набираю воздуха в грудь побольше и начинаю говорю, мне даже не важно, слушает он меня или нет, я устала. —Знаешь, Ивадзуми, я дружу с вами с самого детства и единственное, что я понимаю, что люблю его, хотя он настоящий придурок во многом. Да и я не краше. — Нам уже давно за двадцать, ты его бросила его ещё в старшей школе. Ему было так больно, ты помнишь. Он даже не играл в волейбол. — Ты же знаешь, что останься он тут — не смог получить того, что он имеет сейчас. Его колено может восстановиться. Он будет снова в сборной и счастлив, не нужно ему быть тут. — Правда любишь его до сегодняшнего дня? Прошло больше семи лет, а ты всё о нём. — И правда. Это уже навсегда. Болезнь. — Глупая, что с тебя взять. — я слышу этот хриплый голос, который так и не изменился, остался все кит тем же, который я слушала часами напролёт, во времена, когда была счастливее всей своей жизни вместе взятой. Не могу повернуться, не могу говорить, ничего. А Хаджиме быстро поднимается и сбегает. Давно понял, что Дуракава нас слушал. Боже, как я зла. — Прости, Тоору. Я пытаюсь отпустить его ладонь, а он всё сильнее сжимает. « — Хочу в глаза ей поглядеть Взглянуть в глаза и разрыдаться И никогда не умереть.» Он проговорил эти слова, а я не понимала, почему. — Мы мертвы оба, ты все разрушила не спрашивая меня. Чего я хотел? Я выбрал тебя, а ты мою мечту. Посмотри мне хотя бы в глаза, Т/И. Чувствую себя такой сентиментальной, ведь снова плачу, его голос дрожит, а могу срывается на рыдания. Вырываю свою руку, и тру глаза, как ребёнок, пытаясь втереть глаза, после чего смотрю на любовь всей своей жизни. Он ничего не говорит, лишь тянется ко мне и валит на себя, обнимая, я чувствую макушкой его слезы, а он ощущает на своей шее капли солёной воды.— Давай так, чтобы навсегда? Ты и Я.
— Мы сможем?— Мы обязаны.