Любовь к человеку

С некоторых пор находиться рядом с Рин стало сложнее, чем раньше. Сещёмару сам не заметил, как она выросла, из колченогой девочки превратившись в темноволосую красавицу. Люди менялись слишком быстро, век их был короток, а Сещёмару давно разучился замечать течение времени. Рин изменилась как-то внезапно для него. Еще прошлой весной она встречала его визиты озорной улыбкой, и это было мило, но не более. Точно так же она когда-то неслась ему навстречу, чтобы показать найденный цветок или интересный гриб, а он следил, чтобы она не запуталась в полах кимоно и своих собственных неуклюжих ногах. Но этим летом он смотрел на ее плавные, спокойные жесты, на выбившуюся из прически прядь волос, и словно видел впервые. За одну зиму Рин стала гораздо старше и сдержаннее. Исчезла ее вечная угловатость, фигура округлилась и стала женственной, а на щеках появились аккуратные ямочки. От желания прикоснуться к ним сводило пальцы. Сещёмару не мог позволить себе такой вольности, не с той, что доверила ему свою жизнь, и потому он все чаще уходил, едва поздоровавшись и спросив, как дела. Кажется, Рин это не нравилось, хотя она ничего не говорила. Но Сещёмару видел, как она хмурилась, как закусывала губу и сводила тонкие брови. Сердитая Рин была еще красивее. С каждым днем это все больше напоминало наваждение. Когда-то его мать говорила, что демоны-псы влюбляются крепко и надолго, и предостерегала его не отдавать свое сердце первой встречной. Сещёмару и не отдавал — Рин забрала его сама, и теперь он не знал, что делать с этим. Рин решила за него. В один из жарких летних дней, когда он прилетел, чтобы проведать ее, Рин поймала его за рукав и не позволила уйти. — Я хочу показать вам кое-что, — улыбнулась она, и Сещёмару не смог ей отказать. "Кое-что" оказалось укромной поляной, заросшей луговыми цветами. Сещёмару недоуменно огляделся — это было красиво, конечно, но такие же цветы росли рядом с деревней, стоило ли ради них уходить далеко в лес? Рин звонко рассмеялась: — Так и знала, что вы не поймете. Сещёмару действительно не понимал — здесь, на поляне, не было ничего примечательного, разве что они были наедине. Сещёмару замер и внимательно посмотрел на Рин. Она ответила таким же взглядом. — Вам когда-нибудь хотелось поцеловать меня? — Рин слегка покраснела, говоря это, но глаз не отвела. На такой вопрос надо было отвечать прямо, но Сещёмару все еще не мог решиться. Если он скажет правду, пути назад не будет. Он свяжет свою жизнь с человеческой девушкой, которая когда-нибудь неизбежно исчезнет из его жизни. Это будет больно — потерять Рин. Это будет больно в любом случае, даже если он промолчит сейчас, осознал Сещёмару. Он любил стоящего перед ним человека, и было уже слишком поздно пытаться изменить это. — Хотелось, — признался он. — Вы могли сказать об этом раньше, — шутливо надулась Рин, но Сещёмару отлично видел, как напряжены ее плечи. Ей тоже нелегко давался этот разговор. — Ты не обязана, — напомнил он. Рин ничего не была ему должна, Сещёмару давно разрешил ей самой выбирать свою судьбу, ради этого он и вернул ее людям. — Но я хочу, — улыбнулась Рин, не отводя взгляда, — я правда хочу этого. Она собралась шагнуть вперед, но Сещёмару опередил ее — протянул руку и наконец-то погладил ямочку на правой щеке. Провел пальцем по нежной коже до уголка губ, осторожно очертил их контур. И когда Рин немного приоткрыла рот — наклонился и поцеловал ее, едва касаясь ее губ своими, чувствуя, как она замирает от этого прикосновения. Рин тихо выдохнула и обняла его за шею, потянула к себе, вынуждая наклониться сильнее. Это было неудобно, и Сещёмару обхватил ее за талию и опустился вместе с ней на землю, прямо посреди душистых цветов. Рин оказалась на его коленях, совсем как бывало, когда она маленькая играла возле него, только сейчас они все еще целовались, и его нагрудник наверняка больно упирался ей в плечо. Сещёмару оторвался от мягких, сладких губ и молча ссадил Рин на траву. Встал и одним движением сбросил с плеч свой меховой плащ — тот лег на землю мягкой подстилкой. Следом Сещёмару снял и отложил в сторону броню и меч. Лишь оставшись в одном кимоно, он сел на самый край плаща, привычно держа спину прямо. — Вы такой красивый, — сказала Рин. Она все еще сидела в траве, и разноцветные венчики цветов качались возле ее плеч. Вот это было по-настоящему красиво. — Ты тоже. Рин улыбнулась и придвинулась ближе, игриво заглянула в его лицо: — Вы ведь правда так думаете? Вместо ответа он обнял ее за плечи, привлек к себе, прижал к груди — тесно-тесно, так, чтобы она почувствовала, как бьется его сердце. Рин как-то разом затихла, замерла в его объятии, только смотрела снизу огромными, ясными глазами. Сещёмару погладил ее по виску, отвел со щеки прядь волос, легко очертил пальцами маленькое ухо. Рин тихо вздохнула, шевельнулась едва заметно и быстро облизала губы. Сещёмару поцеловал ее снова, позволив ей почувствовать чуть больше своего желания. Рин отвечала на его поцелуй неумело, но искренне, и Сещёмару все крепче прижимал ее к себе, загораясь от тепла и запаха ее тела. Оторвавшись от нее, он увидел мягкий, рассеянный взгляд и покрасневшие щеки. Рин протянула руку, провела ладонью, пропуская меж пальцев пряди его волос. В глазах ее плескалось искренне восхищение: — Я так давно хотела сделать это… Сещёмару тоже давно хотел многого, и если уж они решили идти в своих желаниях до конца, он не собирался сдерживаться. Не сейчас, когда сердце заходилось в груди и дышать становилось все тяжелее. Сещёмару дернул заколку, распуская ее волосы, зарылся пальцами в мягкие темные пряди, погладил по голове, всей ладонью впитывая это прикосновение. Спустился по затылку к шее, провел по полоске теплой кожи над воротом кимоно. Рин улыбалась и по-прежнему перебирала его волосы. Сещёмару подхватил ее и опустил на свой плащ, наклонился над ней, тряхнул головой, перекидывая большую часть своих волос на одну сторону, прямо в ее руки. Рин рассмеялась, подхватила легкие пряди, поднесла к губам. Смотреть на то, как она их целует, было почти невыносимо, и Сещёмару прикрыл глаза, унимая свое нетерпение. Рин выглядела такой счастливой сейчас, что он заставлял себя сдерживаться и оставаться неподвижным. Наконец она, похоже, наигралась — отпустила его волосы, провела ладонями по груди, забираясь пальцами за отвороты кимоно, погладила шею. Сещёмару расценил это как разрешение и развязал ее пояс, выдернул из-под нее одним движением и развел в стороны полы кимоно. Наклонился и поцеловал ее нежную кожу, облизал тонкие ключицы, ткнулся носом в ложбинку меж грудей, вдыхая запах ее тела. Рин осторожно сжала его уши, пропустила кончики меж пальцев. Это прикосновение отозвалось в его теле новой волной желания, слишком острого и яркого, почти неудержимого. Сещёмару дернул головой, уходя из ее рук, и погладил ее по животу. Рин громко вздохнула. Она была у него первой — Сещёмару никогда ранее никого не желал. Он лишь примерно знал, что нужно делать, и каждый миг боялся сорваться, позволить себе лишнего. Рин была такой хрупкой и открытой, кожа ее так нежно дрожала под его ладонями, что Сещёмару пытался быть как можно осторожнее. Поэтому он едва касался ее — самыми кончиками пальцев, самым краем острых когтей. Кажется, Рин это нравилось — когда он добрался до темных завитков в низу ее живота, она тихо выдохнула его имя. А потом дернула его за плечи, заставив наклониться к своему лицу, и попросила: — Разденьтесь уже наконец. Сещёмару послушно отстранился от нее и медленно снял все свои одежды, сложил в стороне аккуратной стопкой. Пока он делал это, Рин выпуталась из рукавов своего кимоно и теперь лежала, прикрыв ладонью грудь, и смотрела на него с напряженным вниманием. — Вы все-таки и правда хотите меня, — сказала она довольно, увидев, как он возбужден. Сещёмару промолчал. — Ну так идите ко мне, — позвала его Рин и протянула руки зазывным жестом, — идите и не осторожничайте больше. Рин была ослепительно красива в своем неприкрытом бесстыдстве. Такую Рин хотелось сразу же взять, чтобы она почувствовала, как сильно он желает ее, как трудно ему держать себя в руках. Чтобы поняла, кого она призывает так дерзко. Сещёмару вздохнул и опустился прямо в складки ее кимоно, накрыл ее белое тело собой, вжался в горячую кожу. Рин обхватила его бедра ногами, прижала, не давая отстраниться, потерлась об его член. Все это время она обнимала его за шею, а он упирался локтями в землю, чтобы не придавить ее окончательно, но сейчас у него задрожали руки. — Давайте же, — прошептала Рин. И он вошел в нее — получилось не сразу, она была слишком тесная и напряженная, и Сещёмару проникал в ее плоть короткими толчками, упершись лбом в ее плечо и жмуря глаза от напряжения. Рин перебирала его волосы, гладила уши и повторяла его имя тихим, прерывистым шепотом. Когда он вошел почти до конца, она вскрикнула, выгнулась под ним, замерла, сжимая его шею. Сещёмару замер тоже — он видел, как сведены ее брови, как напряжены скулы. Рин было больно, он делал ей больно, и теперь не знал, что лучше — двинуться дальше или выйти из нее. Сещёмару хотел ее, хотел так, что его сводила с ума одна только мысль отпустить ее сейчас, но если Рин это не нравится… Рин шумно сглотнула, немного расслабилась и сама качнула бедрами. Сещёмару закрыл глаза и позволил себе двигаться. Он брал ее медленно и нежно, и его потряхивало от этой вынужденной сдержанности. А Рин гладила его по спине и тихонько звала по имени. Под конец он все-таки сорвался в быстрые, резкие толчки, но, кажется, это было нормально — Рин зажмурилась, вцепилась пальцами в его плечи, откинула голову, обнажив тонкую белую шею. Сещёмару впился в нее жадным поцелуем, едва не прокусив клыками, и провалился в блаженную темноту. Открыв глаза, он наткнулся на взгляд Рин — она смотрела с незнакомой прежде нежностью и ласково гладила его по голове. Сещёмару не знал, понравилось ли ей, но он чувствовал, что она спокойна и расслаблена, так что, наверное, все было правильно. Он вышел из нее и лег рядом, обнял, прижимая к себе и вдыхая ее неуловимо изменившийся запах. Стоило бы омыться и привести себя в порядок, но Рин доверчиво прижалась к его груди, и он решил немного обождать. Ветер шелестел травой, качал цветы над их головами, обдавал запахом близкого леса. Ладонь Рин лежала как раз напротив его сердца, и Сещёмару знал — она чувствует его стук. Сещёмару это не смущало — он любил Рин, и Рин должна была об этом знать. Поэтому он наконец-то признался ей в этом.