Без тебя догорел мой рай

            Юнги сидит в кресле и бессмысленно пялится на сложенные в замок руки. Ему всё равно на то, что сейчас происходит в кабинете, впрочем, как и последние полгода.       Да и особо ничего не происходит: отец привозит его сюда каждый четверг, и он просто молча сидит весь час, который ему выделен на сеанс с психологом.       Тот уже тоже давно перестал пытаться вытащить из Мина хоть слово и теперь попросту в это время подписывал свои какие-то бумаги и читал книги. Он честно старался, используя разные методики и способы, но тут был единственный вариант — ждать.       Ждать, когда плотина, которой отгородился от всего мира Юнги, треснет и скорлупка его эмоций и переживаний хотя бы немного приоткроется.       Намджун откладывает в сторону книгу, которую листал, и переводит взгляд на своего пациента.       Тот всё такой же безжизненный, словно полая фарфоровая кукла. Даже глаза потускнели, а кости выпирают так, что мешковатая одежда этого не может скрыть.       Ким вздыхает — по-хорошему этим человеком должен заниматься уже психиатр, но отец Юнги так кричал на него, когда он это сказал, что Джун попросту перестал даже заикаться об этом. Да и чревато такое говорить окружному прокурору про его сына.       Намджун тяжело вздыхает и откидывается в кресле, потирая переносицу.       — Он тоже так всегда делает, — раздаётся вдруг скрипучий хриплый голос напротив, будто человек очень давно не разговаривал. Но так оно и есть — Намджун едва не подскакивает на месте.       Мин замолкает. Ощущение, что это просто галлюцинация и только что разговаривал не он.       Но вот, он переводит взгляд на окно и, пересиливая себя, произносит:       — Его можно описать одним словом — железо. Раскаленный, прочный, пламенный. Человек с грубыми руками, живой душой и острым умом. Он покоряет не ловким маневром и лукавством, но только лишь собственной гордостью, неуязвимостью и особым взглядом. Он никогда не сдаётся, не отступает, не пасует перед жизненными трудностями. Его уверенность будоражит. Очень силён, пахнет костром и дальними звёздами. Вечно в пути, строит империи, водит машину и стремится к истине. Он принял мою дикость и странность, он нашёл меня, чья душа непостижима, а космическая сила не испугает. Какая-то его часть затрагивает мои лучшие глубины. С ним я люблю себя. Ярый собственник, что мне пришелся по вкусу.       Намджун в замешательстве, потому что не понимает. Не знает, о ком идёт речь и не понимает, почему же тогда этот молодой мужчина выглядит таким несчастным и потухшим, если он встретил человека, которого так ярко описывает, как свою любовь.       Но он продолжает молчать, слушая то, что непослушными потрескавшимися губами рассказывает Юнги.       А тот словно не может остановиться. Из него льются и льются слова. Он себя не контролирует. Выплёскивает всё на того, кто наконец слушает. Кто не пытается выдернуть его из мира, в который он сам себя запихнул полгода назад.       — Мы познакомились ещё, когда я учился в университете. Он не был моей первой любовью, да и я его первой любовью тоже не был. Но меня накрыло им сразу. Целиком и полностью. Я не знаю… — Юнги нервно проводит ногтем по пальцу, не замечая, что на ладонях уже нет живого места от многочисленных царапин:       — Я был этаким золотым мальчиком. Место для поступления отец купил заранее, со всеми договорился. Я входил в местную элиту и не утруждался тем, чтобы обращать внимание на окружающих. Жил в своем мирке, полном денег и быстрых удовольствий. А он вообще не такой. У него на тот момент был первый год аспирантуры. Уже взрослый. Старше меня, но я его не знал, потому что я практически не ходил на занятия…       Юнги кривит губы в усмешке, а взгляд его стекленеет, будто он мыслями уже не здесь.       Но речь его не прекращается:       — Людей больше не интересует, кто ты или что ты любишь есть на завтрак. Их интересует то, насколько обширны твои связи, интересует, достаточно ли престижно то учреждение, в котором ты учишься и какой марки у тебя машина. Можете сотни раз говорить себе: «я не такой», но, очередной раз обманывая себя, вспомни, о чём ты думаешь, когда знакомишься с людьми. Однажды я имел счастье познакомиться с человеком, что рассказывал мне об узорах, которые он видел на дверях в парке. Спрашивал у меня, какие книги я люблю и нравятся ли мне персидские коты. А ещё, он, спустя много времени, не знает, где я живу, и ему даже неинтересно. Он не знает, кем работает мой папа и не знает, насколько дорогой у меня телефон. А зачем? Зачем ему такая «ценная» информация, когда у него целый мир, звёзды и галактики внутри? К чему всё это?.. В общем, Вы вообще понимаете, о чём я? Нет, Вы, наверное, не понимаете. И не поймете. А вот он да. Это он. Один такой.       Намджун сначала хочет сказать, что да, понимает, но всё равно молчит. Молчит, наблюдает и, отложив в сторону весь свой профессиональный навык и предчувствие, попросту надеется, что эта история имеет счастливый конец. Надеется вопреки всем признакам.       Юнги замолкает.       Взгляд у него снова осмысленный и настолько дикий, будто у волка, который уже попался в капкан и сейчас медленно истекает кровью, загнанный в угол, затравленный кольями.       — Я не хочу верить, что его больше нет. Это ведь невозможно, ведь так? Как у меня его можно было отнять, правда? Он не такой, как все, он не может умереть. Он моя планета, моя вселенная, Он — мой дом. Мой дом, понимаете? Тот, в чьём сердце я готов жить.       Мин прячет ладони в рукавах толстовки и забирается с коленями в кресло. Но нет, слёз нет. Уже выплакано. Выстрадано.       — Я поставил на этого мужчину всё. На кону — вера в людей, вера в любовь, сама любовь и жизненный сценарий, от которого веет счастьем. Я не подготовился. Я — тот, кто громче всех кричал, что нельзя во все тяжкие без страховки, что омут не щадит головы. Моя неотвратимость. Он — надвигающийся девятый вал. Ни обойти, ни объехать, да я и не хочу. Я не смогу не делать этого. Я не смогу не любить. Я не так силен, как думал до этого.       Намджун непроизвольно переводит взгляд на фотографию на столе — оттуда ему улыбается молодая женщина и ребенок 3-4 лет.       Свой девятый вал он тоже нашёл и счастлив утонуть в нём уже седьмой год.       Юнги больше ничего не говорит. Просто сидит, словно памятник самому себе, словно глиняная фигура — притронься и расколется.       Ну или уже раскололась, не выдержав внутреннего напряжения.       Намджун тоже молчит. Он попросту не знает, что сказать. Нет, он, конечно, мог бы попробовать утешить, сказать, что жизнь продолжается. Но это было бы с его стороны лицемерием. А он никогда не считал себя таким. Именно для этого молодого человека его любовь оказалась не просто девятым валом. Это оказалась встреча «Титаника» и айсберга, и Юнги в нём отнюдь не один из выживших.       Он позволяет себе один только вопрос, который не сразу осмеливается задать:       — Как… Как он умер? То есть как ушёл?       Юнги хмурится, будто сейчас закричит, но спустя мгновение его плечи проникают и сам он скукоживается будто изнутри, становится ещё меньше в этом кресле.       А голос звучит бесцветно и едва слышно:       — Авария.       — Мне жаль, — смаргивая набежавшую влагу, искренне говорит Ким и не отводит взгляд.       Юнги лишь кивает и отворачивается.       Они оба молчат до конца сеанса, пока дверь не открывается и не заходит старший Мин.       — Пойдём, — коротко бросает он сыну и поднимает его из кресла.       Тот послушно поднимается и уже на выходе оборачивается к Намджуну, который встал из-за стола.       «Я больше не приду», — шепчет он одними губами ему, глядя в глаза и тут же перешагивает порог, подталкиваемый отцом.       Проходит месяц, прежде чем к Намджуну приходит старший Мин с конвертом в руках. Чёрный костюм, чёрная рубашка и прочнее запутавшаяся в волосах седина говорят ему всё без слов.       — Мой сын хотел, чтобы я отдал это Вам, — не поднимая головы, говорит отец Юнги и выходит.       Джун долго сидит перед конвертом, не решаясь его вскрыть. Не хочется оскорблять своими прикосновениями вещи и память человека, который настолько сильно любил.       Но он всё же решается.       Внутри лишь сложенный пополам листок, на котором мелким, но разборчивым почерком всего несколько строк:       «Счастлив тот, кто сумел испепелить своё сердце в поисках того самого единственного человека: спотыкаясь, ошибаясь, обманывая самого себя, даря надежды, мечтая и страдая от неутолимой боли одиночества.       …и «фениксом» возродятся сердца людей, что нашли друг у друга приют.       Я нашел свой приют и следую за ним. Не жалея.             Спасибо.»