Прекрасная пора любви

      Нежась в золотистых лучах солнца, Римус завороженно наблюдал за изящными тонкими пальцами, что умело перебирали струны гитары. Наигрываемые мотивы эхом разлетались по пустынному берегу Черного озера. Изначально Лунатик пришел сюда с целью в уединении проработать непонятные темы и подготовиться к СОВ, которые были уже на носу — любимая им библиотека в последнее время была переполнена. Однако Бродяга, увязавшийся за ним и захвативший с собой гитару, своей незамысловатой музыкой заставил Римуса на какое-то время позабыть об учебе и лишь внимательно вслушиваться в мелодию.       Верх мастерства любого творца заключается в том, чтобы через слово, холст или наигрыш передать чувства человека, его отношение к миру и обратить внимание на то прекрасное, что таится в любой, казалось бы, незначительной мелочи — передать жизнь. Таковой для Римуса и являлась музыка Бродяги. Конечно, как кто-то, никогда не касавшийся музыкальных инструментов, Лунатик не мог судить, насколько хорошо Сириус попадал в ноты, однако для него мотив мелодии так и кричал о весне, восхваляя зеленую траву под ногами, оттаявшее кристально чистое озеро, легкий ветерок, что трепал волосы и заставлял кожу покрыться мурашками, не так давно распустившиеся первые цветы… Прекрасную пору любви.              Глаза, отражавшие медленно затягивавшееся тучами небо над головой, блестели — игра на гитаре была одной из тех вещей, что приносили Сириусу наибольшее удовольствие, и в то же время была самым безобидным его увлечением. Ветер, подувший с новой силой, растрепал иссиня-черные волосы — укороченные передние пряди спали на лицо Бродяги, и тот издал едва слышный недовольный стон. Вынужденный прервать мелодию, он отложил гитару в сторону и выудил из бездонного кармана брюк волшебную палочку. Собрав кудри, за год отросшие аж до лопаток, в пучок, Сириус ловко закрепил его палочкой. Римус посчитал подобное ее применение довольно необычным и в сотый раз удивился, как, обращаясь с палочкой так халатно, Бродяга за пять лет обучения в Хогвартсе ни разу ее не поломал.       Лунатик невольно поймал себя на мысли о том, как же хорошо Сириус выглядел с собранными волосами. Не то, чтобы он в принципе когда-либо выглядел плохо, но прически, открывавшие лицо Бродяги, лишь подчеркивали острые аристократические черты. Никогда ранее Римус не замечал, насколько симметричными были миндалевидные серые глаза. А взглянув на тонкие потрескавшиеся губы, он почувствовал, как в груди растеклось неведомое им ранее, но почему-то до безумия приятное тепло. Все это смутило Лунатика, и он тряхнул головой, стараясь отбросить непривычные мысли, казавшиеся стыдными и глупыми.       Бросив на него мимолетный взгляд, Бродяга вновь взял в руки инструмент. Римус не мог сказать конкретно, но что-то в выражении лица Сириуса изменилось — словно тот сумел прочитать его мысли. Но это, хвала Мерлину, было очень маловероятно. Прислонившись спиной к толстому стволу старого дуба, он вновь постарался сфокусироваться на музыке. Однако то ли мотив ее изменился, то ли влияние оказали навязчивые мысли самого Римуса, но если ранее для него мелодия Сириуса будто описывала окружавшие их пейзажи, то теперь Лунатик отчетливо слышал некоторые романтические нотки. И если еще с десять минут назад его внимание приковывали к себе исключительно виртуозная, как ему казалось, игра на гитаре и вытекавшая из нее приятная слуху музыка, то теперь, сам того поначалу не заметив, он глядел непосредственно на Сириуса: на точеный аристократический профиль, на растрепанный пучок, из которого уже выбилась пара прядей, на то, как время от времени Бродяга непроизвольно прикусывал нижнюю губу…       Неожиданно для Лунатика в его голове мелькнула мысль о том, что, будь он музыкантом, писателем, художником или скульптором, то с огромной вероятностью муза его была бы похожа на Сириуса.              Нахмурившись, Римус решил отвести взгляд и, не зная, зачем, принялся без раздумий срывать попадавшиеся под руку одуванчики, параллельно пытаясь разобраться в нахлынувшем потоке собственных мыслей. — Неужто у тебя пассия появилась? — с некоторой издевкой в голосе спросил Сириус, продолжая перебирать струны. — Кто она?       Лунатик, все еще находившийся в плену омута беспорядочных мыслей, не сумел вникнуть в суть вопроса. Подняв взгляд на Бродягу, он словно безмолвно попросил того повторить сказанное. — Ну, для кого цветочки собираешь? — пояснил Сириус, и его губы дрогнули в фирменной ухмылке. — Ни для кого, — буркнул Римус, отложив довольно объемную охапку цветов в сторону. — Такой букет пропадет, — Бродяга драматично вздохнул. — Всучи его кому-нибудь, что ли. Приятное сделай.       Пожав плечами, Лунатик не придумал ничего лучше, чем протянуть букет из полевых цветов, состоявший, как оказалось, не только из одуванчиков, но также из нескольких ромашек, Сириусу. Тот, хлопая длиннющими ресницами, вопросительно глядел на него. — Ты меня, наверное, не понял, — наконец, с усмешкой сказал он и положил руку на плечо Римуса. — Я имел в виду девушке. — Я знаю. Я не идиот, — сухо ответил Лунатик, сжимая цветы крепче и чувствуя, как сердцебиение его участилось. — Но я же с ними даже не общаюсь. А цветы, вроде, жалко было тебе — так что, если хочешь, возьми и просто считай, что это подарок тебе за сольный концерт. — Ну, спасибо, — Сириус добродушно улыбнулся другу, приняв подарок.       Прикосновение к вечно ледяным пальцам, длившееся какую-то долю секунды, заставило Римуса вздрогнуть. — Что, током бьюсь? — спросил Бродяга и принялся разглядывать цветы. — Похвастаюсь букетом Сохатому, — шутливо добавил он. — Типа того. А еще ты холодный как труп, — Римус вновь прислонился спиной к старому дереву. — Уж извиняй. Ты, кстати, вроде пришел сюда книжки читать. Как прогресс? — насмешливо поинтересовался Сириус.       Ничего не ответив, Лунатик взял в руки учебник по астрономии, что лежал нетронутым с того самого момента, как Римус пришел на озеро. Открыв справочный материал в самом конце, он попытался сконцентрироваться на заучивании терминов. Однако, время от времени, он все-таки искоса поглядывал на Сириуса, который, распустив длинные кудри, принялся собирать их в небрежную косичку с вплетением особо крупных цветов из букета, полученного от Лунатика. — А у тебя, — робко начал Римус, прочистив горло, — есть, как ты выразился… «пассия»? — он практически моментально пожалел, что решил задать столь откровенный вопрос. — Ну, знаешь… Просто интересно стало. Давненько ты никого в общежитие не приводил и давненько ни о чьей крутости и красоте не говорил — что-то непохоже на тебя, — начал оправдываться Лунатик, слегка потупив взгляд в сторону и взлохматив копну русых волос. — Есть, — ответил Бродяга с неоднозначной ухмылкой, и в светлых глазах отразился солнечный круг, вышедший из-за туч. — Хочешь узнать об этом подробнее? — изогнутая бровь вопросительно приподнялась.       Посчитавший подобные обсуждения чересчур личными и не уверенный, что он смог бы искренне порадоваться за друга, Римус покачал головой. Вернувшись к учебнику, он сделал вид, будто его содержимое было до ужаса интересным.       Пожав плечами, Сириус, пальцы которого от долгого перебирания струн уже наверняка покрылись мозолями, вновь принялся наигрывать все ту же мелодию, восхвалявшую зеленую траву под ногами, оттаявшее кристально чистое озеро, легкий ветерок, что трепал волосы и заставлял кожу покрыться мурашками, не так давно распустившиеся первые цветы… Прекрасную пору любви.