Конфликтоген

      Над сваленными в кучу телами — остатками верных королевству солдат, — с неестественной, противоречащей природе быстротой собирались жадные вороньи облака. Как будто те же ошмётки сажи, только гораздо больше, алчные и ненасытные. Впрочем, неудивительно, что они появлялись так молниеносно — если верить словам перебежчиков и гордым заявлениям самих восставших (настолько самодовольных, будто они лично приложили к этому руку), их главарь был не простым человеком, а ведьмаком, так что вполне объяснимо, что эти мерзкие мусорщики человеческого и птичьего миров преследовали его по пятам и подчинялись каждому его слову. И сейчас голодно набросились на ещё даже не замершие тела, принявшись рвать их клювами и когтями.       Среди воинов, не согласившихся примкнуть к восстанию и отвернуться от королевских знамён Грозового перевала, всё ещё был жив один, последний, но то, что сейчас с ним собирались сделать, можно было бы назвать поистине ужасающим намерением.       Топор опускался с тихим шелестом, так стремительно, но вместе с тем так медленно, что это завораживало. Дирэн почти видел расходящиеся от острого лезвия волны воздуха. Хотя, немудрено было увидеть — Грозовой город ярко пылал на другом конце ущелья, и пепла в воздухе хватало. Но Дирэну сейчас было не до этого: последние несколько минут он безрезультатно бился и извивался в руках державших его гвардейцев, но, услышав этот зловещий шелест, замер и вместо этого закричал. Не надо!       Лин Су стоял на коленях, так же, как и его подопечный, всего-то в каких-то нескольких футах — специально лицом к лицу поставили, вот ведь ублюдки, — только удерживали его не двое солдат, а целых пятеро. Боясь, что тот начнёт вырываться, и, как Дирэн знал, боясь не безосновательно. Более того, нестерпимо хотелось заорать на него, чтобы тот наконец вспомнил, кем он является, расправил свои гигантские крылья и по обыкновению легко разметал противников в разные стороны, как опавшую листву. Он же, мать его, телохранитель Его Высочества, на эту должность не берут кого попало, ты… но крики застревали в горле, потому что никакого Его Высочества больше быть не может. Без королевства-то? Ха, выдумаете тоже. Не надо, стойте!       Лин Су, видимо, помнил об этом каждую секунду, поэтому даже не пытался сопротивляться (хотя эти трусливые сукины дети всё равно всадили в него десяток мечей, пригвоздив его ноги, крылья, руки к земле, оросив небесные скалы кровью их последнего защитника). — Пожалуйста, не надо! — у него не было сил складывать вопли в слова, но смысл и так был бы ясен любому: «Пощадите, постойте, остановитесь, лучше просто убейте!»       Дирэн всё ещё кричал, когда топор с глухим всплеском опустился на левое крыло его телохранителя. Тот не издал ни звука, даже не вздохнул, только пошатнулся, а у Дирэна потемнело в глазах, и через секунду его стошнило кровью вперемешку с грязью, которой он наглотался, пока их волокли сюда. Даже тогда он не перестал умолять этих уродов о милосердии, полузадушенным шепотом, выступавшим на губах кровавыми пузырями, но, разумеется, его никто не слушал. Стоявший поблизости солдат брезгливо ткнул его в лицо сапогом, отталкивая от себя.       С сочным отвратительным звуком топор вытащили у Лин Су из спины, и Дирэна снова едва не вывернуло: лезвие засело так плотно, что в первое мгновение всё тело Лин Су потянуло вслед за топором, и замечать такое было безумно страшно и отвратительно, и, о, боги, как же тяжело было испытывать такие чувства по отношению к Лин Су. Потом крыло до жути отчетливо хрустнуло и плавно отпало от фигуры своего хозяина, на прощание ласково огладив его перьями по подбородку. С тихим шелковистым звуком раскрылось на земле большим безжизненным серым цветком.       Перед глазами принца всё поплыло, и второй замах и второй удар он уже почти не разглядел — всё заслонили хлынувшие из глаз слёзы. Лин Су всё так же молчал, замерев перед ним в каких-то нескольких футах, и теперь, вдруг оказавшись без крыльев, казался таким неправильно маленьким и хрупким, что на мгновение Дирэну померещилось, что тот продолжил уменьшаться и сейчас исчезнет полностью. Впитается в облака у них под ногами.       Дальше держать его уже не было смысла, и довольные гвардейцы повытаскивали из Лин Су свои мечи. Его исколотая надломленная фигура повалилась на землю, и никто не стремился его поднимать, Дирэн же, снова рванувшийся к нему, получил древком копья в шею и закашлялся. — Что скажешь, разве не лучше ему без крыльев? — кто-то запустил ему в волосы тонкие пальцы — до странности неторопливым, почти нежным жестом, — и рванул его голову назад, заставляя отвернуться от Лин Су. — Так он хотя бы на человека похож.       Дирэн его не услышал. Сорванное сиплое дыхание, шум крови в ушах заглушали всё остальное. Почти как слабоумный, способный только повторять одно и то же действие, он попытался скосить глаза вниз, опустить голову обратно, чтобы не оставлять фигуру Лин Су ни на мгновение, и даже приставленный к горлу клинок не смог бы ему в этом помешать, но державший его человек не стал этому препятствовать, даже наоборот.       Подтолкнул вниз, с силой насадил его лицо на своё колено, затем снова запрокинул его голову к себе. — А давай ещё разок, а?       Онемевшие губы принца дрогнули и расползлись, и собеседник отпрянул, наверное, ожидая, что тот плюнет в него или что-то подобное, но — порой Дирэну не верилось, что он действительно это делает, — из него по-прежнему вырывались только жалкие мольбы о милосердии.       Немыслимо. Принц Грозового Перевала не может умолять, это вопиющее нарушение правил и несмываемый позор, осквернение титула и оскорбление предков, и… Но на данный момент по его вине произошло уже столько вопиющего и позорного, что какая-то там мольба уже не казалась чем-то выбивающимся. К тому же, Грозовой Перевал ведь сожжён, так что его больше нельзя считать принцем. И поэтому он будет умолять, пока у него есть язык и губы, уже не ради Грозового Перевала, а ради вон того человека, кровавым пятном замершего на земле. Даже если это уже бесполезно.       Державший его человек подался обратно к Дирэну, заслонив Лин Су, и расплылся в удовлетворённой улыбке. — Надо же, сам Его Высочество изволил заговорить с нами, — он насмешливо воздел одну руку к небу, и гвардейцы вокруг него разразились громогласным хохотом. А Лин Су так и лежал на земле, не шевелясь. — Выходит, Вам знакомо слово «милосердие», — значительно протянул человек перед ним. — Да, сейчас к Вам сложно не проникнуться состраданием, Ваше Высочество.       И сказано это было таким проникновенным тоном, что Дирэн почти против воли почти ему поверил. Так нельзя, не получится говорить, если по-настоящему не сочувствуешь, и, хоть это было почти невозможно, Дирэн поверил, с усилием проморгался и наконец поднял глаза.       И когда он встретился с говорившим взглядом, надежда, и так безумная изначально, разлетелась вдребезги. Колдун, колдун, говорили же о нём, что он колдун, выходит, правда…       Генерал Хуа. Собственной персоной. В горле резко пересохло, не помогала даже без остановки бежавшая по губам и языку кровь. С этим человеком о спасении можно забыть. И поэтому вместе со слезами в этот момент из принца вытекли и последние следы страха. Он разлепил окровавленные губы снова и, запинаясь, проговорил: — Надо же, сам генерал Хуа изволил заговорить со мн… — его снова заткнули зуботычиной, но насмешку с лица Дирэна уже невозможно было стереть — губы были разбиты, будто размазаны у него по зубам, и сами собой складывались в щербатую издевательскую улыбку.       Кто-то сбоку сплюнул и выругался: «Вот гнилое королевское отродье, юлит даже сейчас, подмазаться пытается», но генерал прервал его одним взглядом. Затем снова взглянул на Дирэна и отбросил его голову в сторону от себя, будто заскучавший ребёнок — надоевшую игрушку. — Ваше Высочество по-прежнему надменен и бесстрашен, — раздалось над ним, но тот почти не слушал — даже не поднимаясь с земли, подполз к Лин Су и зарылся пальцами ему в волосы, пытаясь повернуть голову. Лин Су под его руками дрогнул, сипло вдохнул и заворочался — запах крови усилился, — с трудом повернулся на бок, и Дирэн наконец поймал его пустой серый взгляд. От этого зрелища у принца снова покатились слёзы, он осторожно заскользил пальцами по его замаранным кровью щекам — на удивление нетронутым, без единой царапины. Руки принца помнили, каково было прикасаться к этим щекам раньше, поэтому они и сейчас, сквозь слой крови и грязи, казались нежными и гладкими. Над ними грохотали голоса, хохот, ругательства, пронзительно кричали вороны, но Дирэну было наплевать на этих ублюдков — он отодвинул в сторону липкие грязные волосы и прижался лбом к любимому лицу. — Ваше Высочество, прости меня, — тихо отозвался Лин Су ему в закрытые глаза, но тот протестующе замычал, прижимаясь к нему ещё сильнее. — Я не смог… — захлёбывающийся свист, — …я не смог…       Их снова оттащили друг от друга, и только через пару секунд Дирэн понял, что его не просто отбросили в сторону, а куда-то целенаправленно волокут, но ему было всё равно. Он бы и не заинтересовался этим, если бы не увидел, как лицо Лин Су, и так обескровленное, резко посерело. Его телохранитель попытался приподняться, но его со смехом ткнули обратно в землю. Только тогда Дирэн решил оглядеться, и в следующую секунду его прошило ледяной молнией животного страха. Тело моментально задеревенело и онемело, кровь отхлынула от лица и сердца, ухнув сгустком ужаса куда-то вниз.       Генерал Хуа собственноручно притащил его на край пропасти, вздёрнул на ноги и попытался заставить принца посмотреть на пылающий прямо перед ними Грозовой Перевал. На другом конце ущелья. Такой далёкий и такой неузнаваемый. Гарь, пламя, дым штормовыми волнами вздымались над островерхими крышами, горящие люди, лошади, куски стен и целые здания одно за другим беззвучно рушились в пропасть. Но как бы Хуа ни старался заставить его смотреть на пламенеющий город, сама бездна притягивала взгляд гораздо сильнее. Дирэн съёжился и зажмурился, по всему телу волна за волной прокатывались такие острые и болезненные мурашки, что казалось, будто с него сдирают кожу. Он с детства боялся высоты, даром что возглавлял горное королевство. — Посмотрите на плоды трудов своих, Ваше Высочество, — Хуа тряхнул его над пропастью, и Лин Су у них за спиной слабо крикнул. — Скажете ещё, что ваше правление принесло людям покой и процветание?       Пустота жадно засасывала Дирэна, пыталась ветром сдёрнуть его с края обрыва, и он едва сдерживался от того, чтобы в панике схватиться за твёрдую, закованную в наруч руку генерала, чтобы сделать хоть что-то, во что бы то ни стало удержаться на краю. — Что, до сих пор думаете, что люди были счастливы вам подчиняться? — проигнорировав его еле слышное хрипящее «Вы сами сожгли…», Хуа развернул его обратно к толпе у них за спиной. — Тогда взгляните, во что превратился тот, кто был верен вам телом, сердцем и душой. Лин Су. Это я должен попросить у тебя прощения.       А ведь Хуа прав, ох, как же он прав. Но Дирэн не мог сейчас думать ни о своей вине, ни о прощении — он впился глазами в Лин Су, и в его взгляде застыли лишь безвольная мольба и иссушающий страх. Спаси меня! Не слушай его, я не виноват, спаси меня, пожалуйста, я не виноват, я… Но в ответном взгляде его телохранителя не было ни ненависти, ни злости, которые он так боялся увидеть. Лин Су следил за ним, не отрываясь, и в его глазах не было ничего — ни прощения, ни отрицания, — кроме страха. Страха за его, Дирэна, жалкую жизнь. — Давайте же искупим Вашу вину перед невинными, — проникновенно продолжал Хуа, — а чтобы до вашего покорного пса дошло, как же сильно он заблуждался, не дадим ему в этот раз последовать за вами. Пусть каждый из вас почувствует, что значит быть бессильным что-либо изменить. До этого момента Вашему Высочеству было неведомо это чувство, и это дурно сказалось на вашем воспитании.       Ужасное осознание пронзило принца резкой судорогой, за какое-то мгновение до необратимого. Он вскинул глаза на Хуа и вздрогнул, встретившись с его холодным, всепоглощающе-жестоким острым взглядом. Инстинктивно отшатнулся, и, по несчастливой случайности — в неправильную сторону.       Попытался схватиться за только что отпустившую его руку, но его с нескрываемым отвращением оттолкнули.       Хуа швырнул его с обрыва. Так вот зачем они отрубили ему крылья.       Последнее, что Дирэн успел увидеть на утёсе — помертвевший взгляд Лин Су. Успел увидеть, как тот попытался по привычке расправить уже умершие крылья, а затем перед глазами у принца замелькали чёрно-серые скалы.       Паника мгновенно затопила его полностью, взвилась смерчем во всём его существе, и он кричал, даже не будучи в состоянии раскрыть рта — от всепоглощающего ужаса сотрясалось всё его тело, каждая клетка исходила животным предсмертным воплем.              Кто-то схватил его за руку. Дирэн не смог бы крикнуть от набивающегося в рот воздуха, душившего слова, но почти сразу желание кричать отпало — он разглядел поймавшего его человека и едва не разрыдался от счастья. Спасён, о, боги, Лин Су снова здесь, с ним! — Лин Су! Лин Су, ты!.. ты… — слова, уже почти вылетевшие у него из рта, застряли в глотке, будто их ему туда затолкали. Бывшие когда-то крепкими и несокрушимыми, знакомые руки обнимали его также нежно и надёжно, как тысячи раз до этого, но крылья вокруг не шелестели и не хлопали оглушительными взмахами, падение не прекращалось. — Зачем же ты… — Ваше Высочество, — горячие мокрые слова на ухо. Лин Су стискивал его всё крепче, прижимал к своей груди, будто пытался спрятать внутри своего тела. — Ваше Высочество… — Не зови меня так, — Дирэн помнил об ужасных ранах у Лин Су на спине, но не мог остановить тянущиеся за спасением и защитой руки, так что все сильнее и сильнее обнимал его в ответ. Собирающиеся в уголках глаз слёзы тут же уносило хрустальными дорожками вверх, по лбу, волосам и дальше в небеса, в которые никому из них не доведётся больше подняться. — Не надо, не зови так, я…       Лин Су прижался губами к его виску. Их переплетенные фигуры швыряло в разные стороны, переворачивало в воздухе, и от скорости, страха, паники кружилась голова. В какой-то момент Дирэн перестал ощущать притягивающую их землю — только обвивающие его такие надёжные руки и ноги. Если бы не хлестало по лицу ослепительным ветром, он даже мог бы представить, что сейчас они лежат в его покоях, разморенные, насытившиеся друг другом, уставшие и полные тянущей истомы, и делят на двоих чудесное розовое утро. Если бы не этот обжигающий воздух. — Дирэн, — снова с трудом выдохнул Лин Су ему на ухо, — мой маленький Дирэн…       При этих словах сердце принца дрогнуло и раскололось. Душераздирающе больно и леденяще-страшно. И так меня тоже не зови, мне слишком больно…       Как же громко свистит ветер. Рвёт их друг у друга из рук, но они никогда больше их не разожмут. — Закрой глаза.       Дирэн послушно зажмурился.       С огромной высоты ликующие мятежники наблюдали падение двух стремительно удаляющихся фигурок, и только во взгляде генерала Хуа ликование омрачалось лёгкой досадой. Солдаты — все с отличным острым зрением, лучники, копьеносцы, — с азартом провожали глазами и выкриками своих поверженных противников. Через целых две тягучих минуты слившиеся в одно пятно низложенный принц и его верный боевой петух врезались в выбивающуюся из общего массива скалу, их отшвырнуло друг от друга, и дальше под довольное улюлюканье каждая изломанная фигурка падала по отдельности. Вот замерла, расплывшись, одна. Вторая всё падала и падала, переворачиваясь и врезаясь в скалы на своём пути, пока тоже не рассыпалась и не остановилась навеки. Солдаты на утёсе разразились новой волной радостной брани, по мановению пальцев генерала Хуа из складок его плаща в пропасть хлынула волна оглушительного воронья.       Они могли сделать всё, что угодно (они и сделали), они уничтожили его королевство, его народ, его гордость и достоинство, они забрали даже их жизни, но разлучить не смогли. Потому что даже в тот самый последний момент, когда пустота под ними наконец кончилась, в последнюю секунду они всё равно не отпустили друг друга. А что там дальше – какая в таком случае разница?