***
Кто-то, чьё авторство давно утеряно, сказал: «Если ты не можешь объяснить свою теорию ребёнку или солдату, значит ты сам не очень её понимаешь». Кто-то, чьё авторство не подтверждено, ответил: «Если бы мою теорию можно было объяснить каждому встречному, я бы не получил Нобелевскую премию». Колкая и немногословная, Ада — паршивый рассказчик. И сколько бы в её голове не взрывались сверхновые звёзды, на предполётном интервью она сухо повторяет отрепетированные истины. Энцелад — четырнадцатый спутник Сатурна с органикой в подлёдном океане. «Афина» — корабль, построенный на околоземной орбите и первая миссия по поиску внеземной жизни с надеждой на успех, которая отправит так далеко человеческий экипаж. Двигатель «Афины» — камера термоядерного реактора и генераторы магнитного поля для удержания плазмы, маленькое строптивое солнце, пойманное в ловушку. Её, Ады, солнце. Вместе к международной командой они — для камер — посещают макет пилотной рубки «Афины», и, наконец оказавшись внутри, Ада встаёт на цыпочки и представляет, как отрывается от Земли, как парит, по-детски счастливо раскинув руки на фоне звёзд, на фоне штормов водородной громады и тени его колец. Когда вежливый оклик репортёра возвращает Аду на Землю, встрепенувшись испуганной птицей, она неловко роняет свою дурацкую трость. Возможно, Энцелад — это она сама. Пульсирующий источник жара под вековыми толщами вечного льда. Айзек Гордон, американец и инженер миссии, напоминает капитана бейсбольной команды из приснопамятных подростковых романтических комедий начала XXI века. Плечистый, светловолосый и лучезарный, он похож на тех, кто в школьные годы закидывал таким, как Ада — нескладным, субтильным и взъерошенным — жвачку за воротник. Такие-то созданы, чтобы красиво смотреться на фото с надписью «космический первопроходец». Однако вместо рукопожатия, он легонько хлопает Аду по плечу, и в глазах его не жалость, но уважительное, чуть виноватое сочувствие.***
За восемь часов до отправки экипажа на орбиту на космодроме уже царит суета. Рабочие со стульями, ленточки и шарики. За восемь часов до отправки Ада долго смотрит на стартовую площадку, пока ветер треплет её короткие волосы, и думает о том, когда в последний раз полёт в небеса значил так много. Распорядитель съёмок иронично похож на антихаризматичную версию Дэвида Боуи. — Ваше место будет здесь, в первом ряду — рассеянно информирует Боуи, постукивая по пластику кресла с соответствующей табличкой. «Хорошо» — утвердительно кивает Ада. В назначенное время она не приходит. Арендованная машина с автопилотом шуршит шинами по безлюдной дороге. Трость Ада решает не брать — сломанная голень почти зажила, а к хрупкости костей и лёгкой хромоте за всю жизнь она уже привыкла. С её типом несовершенного остеогенеза не нужно сидеть в комнате с мягкими стенами, но к звёздам путь заказан. Ада знает это. Ада проходит пять стадий принятия уже много лет, но там, рядом с лестницей в космос, рядом с мечтой, которую она строит для других, ей дышится легче — и в то же время сложнее. Августовское поле шумит волнами травы, а белые метёлки столистника становятся путеводными звёздами в темноте, когда Ада неловко взбирается на холм и опускается в чистых джинсах на нагретую за день пыль. Звёзды там, наверху, сегодня тоже сияют особенно ярко. Здесь, за городом, без засветки, небо наконец-то перестаёт казаться Аде дном непрозрачного блюдца, опрокинутого на мир. Во встроенных наушниках она выбирает трансляцию запуска без комментариев. «Минутная готовность» — звучит голос в её ушах. «Ключ на старт» — стрекочут сверчки в гуще овсяницы. На бумажном фото в кабинете Ады долговязая девочка с рукой в гипсе придерживает пальцами другой нахлобученный набекрень огромный пластиковый астрошлем. «Десять» — начинает обратный отсчёт оператор. На бумажном фото в кабинете Ады девочка улыбается счастливой беззубой улыбкой и не знает, что приручит силу солнц, но никогда не станет к ним ближе. «Пять» — эхо в голове раздаётся сильнее с каждой секундой. За один взмах ресниц Вселенная становится больше на 527 тысяч 250 километров, миллиарды галактик — дальше и тысячи — ближе. Поэтому Ада закрывает глаза. Три. Два. Один. Когда ракета отрывается от земли, звёзды под её веками, наконец, замирают, позволяя коснуться себя рукой.